(Не)Мой (Не)Моя (СИ)

Глава 37

Яна

Из больницы меня забирал сын с Мирославом. Это было очень странное ощущение: снова возвращаться в дом на Финском, только абсолютно не ясно в качестве кого. Между нами все максимально зыбко и на грани. Как вести себя? Как взаимодействовать друг с другом? Что говорить детям? Мирослав на эмоциях бросился в бой, но когда они схлынут, что будет? Мне сложно верить, что можно любит и хотеть женщину, которая носит чужого ребенка. Поэтому не разрешила ему произнести заветное «я тебя люблю», но сообщение прочитала: оно было отправлено до того, как Мир узнал, почему мне стало плохо. Он очень ответственный, а я не желала ему отвечать за слова, о которых он мог пожалеть позже. Я по себе знала, как непросто воспитывать чужого ребенка, как по минному полю ходить. Это сложно. Иногда проще отказаться от любви, чем нести ее как крест всю жизнь.

— Мама, мы снова будем жить дома! — Ромка просто счастлив. Да, он привык к нашей квартире на Петровском, но не считал ее настоящим домом. Дом — это там, где мы были семьей. Как бы я не относилась к этому возвращению, именно в это место для моего сына являлось настоящим дом. Губик вон тоже вилял хвостом у сына на руках. Николь пока отсутствовала и как раз у нее точно появятся достаточно взрослые вопросы. Ответов не было даже у меня. А у ее отца? Что он ей скажет?

Мирослав сказал, что никто не должен знать, от кого я беременна. Это только между нами. Остальные пусть довольствуются скупой информацией: мы живем вместе. Все.

Что скажут родители, родня, друзья? Пресса, наверняка, будет смаковать подробности нашего воссоединения. Я всего это не хотела. Не хотела именно для Мирослава. Ведь он делал все это ради меня.

— Здравствуйте, Яна Николаевна, Яночка, — мы с Мартой даже обнялись. — Для вас праздничный обед готовлю. Очень рада… — и сжала мне руку.

— Спасибо, Марта. Я очень рада, что снова буду есть вашу чудесную выпечку, — в нос резко ударил запах жареного мяса. Вроде соблазнительный, но мне по дурнело. — Мне нужно чуть отдохнуть.

— Я помогу, — Мирослав тут же оказался рядом и взял меня под руку, деликатно и осторожно. — Сынок, помогите с Губиком Марте, а я маму провожу.

— Хорошо, — Рома легко согласился. — Мам, а потом пойдем к воде? Хочу ножки помочить и Губик тоже.

— Конечно, пойдем, — улыбнулась и отправилась наверх, в свою комнату. Какая из них теперь моя?

Я шла и непроизвольно осматривалась: нельзя сказать, что гостиная, кухня, столовая неузнаваемы, но определенно косметический ремонт и дизайн интерьера изменились. Лика постаралась, когда жила здесь? Я могла бы так подумать, если бы… Слишком сильно обстановка напоминала ту, которую когда-то давно я лично создавала в программе по дизайну.

Просто блажь, ничего серьезного, всего несколько комнат от абсолютного дилетанта: мне захотелось самой создать атмосферу в нашем доме к рождению общего сына. Помню, скинула Миру на ноутбук, стеснялась жутко: мой вкус разительно не совпадал с представленным роскошным дизайн-проектом именитого агентства. Мужу понравились наработки: очень сырые, поэтому мне казалось, что он льстит так. Потом меня положили в больницу на сохранение, и я не успела доделать проект, ремонт встал. Пришлось в темпе работать профессиональному дизайнеру. Мы не могли ждать, чтобы потом не привозить новорожденного в пыль и грязь. Получилось круто, лучше, чем у меня. А сейчас… Я смотрела на свежие мятные оттенки в когда-то нашей с Мирославом спальне… На кровать с изящным бирюзовым изголовьем и таким же бархатным покрывалом. Стеклянные двери на террасу распахнуты, впуская свежий бриз с залива, а на стене картина «Влюбленные», мой Шагал.

— Я решил, что она нравится тебе, — услышала Мирослава.

— Нравится… — проговорила. — Очень нравится, — обернулась. — Ты сделал ремонт?

— Так, по мелочи. Сейчас лучше, правда? — улыбнулся одними уголками губ. — Это дизайн одной очень важной для меня женщины.

Я ощутила огонь на щеках.

— Как тебе? — спросил, словно бы это не мой проект.

— Неплохо. Она не совсем бездарность, — поддержала игру.

— Твои вещи в гардеробной, Яна. Если что-то еще нужно, только скажи.

Я прошлась по огромной спальне, рассматривая детали и прикасаясь к жемчужно-мятным стенам. Очень красиво, просто чудо какое-то! Словно шелк. Именно так и представляла, но Мирослав явно добавил глубины в сырой проект. Меня он знал хорошо.

— А ты где… — перевела взгляд на бывшего мужа, который давал мне пространство, но держался рядом: всегда готовый поймать, если вздумаю обмороками баловаться.

— Мы соседи, — кивнул на дверь. — Так что кричи, если что.

Я смущенно фыркнула. Он был серьезен.

— Я не шучу, — засобирался. — Отдохни, потом пообедаем все вместе. Губику корм в красивую тарелку насыплем. Как твоя аллергия, кстати?

— Вроде ничего. У него шерсть как человеческий волос, поэтому… — пожала плечами. Меня снова слегка замутило, только уже от голода. Захотелось яблок с медом. Гречишным почему-то…

— Все хорошо? — Мир моментально оказался рядом и легонько удержал меня за талию. Я повела носом. Карамельку хочу, но не покупную, а настоящую, домашнюю, жженную. Он пах ею… Так все-таки яблок или карамели?

— Да, нормально, — подняла голову и встретилась с его глазами. Мир был выше, но никогда не смотрел на меня свысока. Я не могла ему рассказать, поделиться, пожаловаться. Как?! Это не может быть приятно. Никому не было бы… Только святому, а Мирослав Нагорный не святой. Тем более его реакция на резюме консилиума была слишком красноречива: он не хотел, чтобы я рожала. Не хотел, но смирился.

Мне сделали УЗИ сердца, взяли анализы, поставили холтер. Долго совещались и анализировали, как итог пришли к выводу, что под постоянным контролем, если исключить стресс и нагрузки — шансы доходить срок достаточно высокие. Вторая беременность часто легче первой: организм уже сталкивался с подобным шоком и должен реагировать менее остро. Мой гинеколог сказала, что тонус матки и кровотечение не связано с моим общим здоровьем. Нервы и стрессы — истинная причина. Неудивительно. Но нагрузка на сердце будет серьезной.

— Точно нормально? — погладил мою спину с какой-то удивительной нежностью, а в глазах беспокойство. — Ты ничего не хочешь мне сказать? — намекал на мое молчание в некоторых вопросах.

— Меня подташнивает. Прости, не твоя забота… — попыталась отойти, но он чуть крепче сжал мою талию. Живота пока не было совсем. Я даже схуднула немного.

— Моя забота, — веско заметил, скользя взглядом по моему лицу. — Все, что касается тебя и детей — моя забота. Пообещай мне кое-что.

— Что? — шепотом повторила.

— Если тебе станет плохо или чего-то захочется, к примеру, поесть земли, ты сразу звонишь мне, и я привожу тебе грунт, хороший, качественный, экологически чистый. Окей?

Я тихо рассмеялась. Мне этого не хватало. Вот этих милых шуток. Мир не хохмач и балагур, никогда им не был, но иногда проскальзывало.

— Почему ты это делаешь?

— Что?

— Заботишься обо мне?

Мирослав закатил глаза. Да, я помню наш разговор, его волнение и признания, но время на месте не стояло, мало ли…

— А как ты думаешь? — он буквально гипнотизировал мои губы. Я для него сексуальна и желанна? Мир хотел бы поцеловать меня?

— Из-за Ники? — это важный вопрос. Не нужно быть мне обязанным.

— Подумай еще, — в губы шепнул и отстранился с обреченным стоном. — Я рядом. Если что кричи.

Мирослав оставил меня, задумчиво смотреть в свою спину. Мне так долго казалось, что между нами как парой, мужчиной и женщиной, такая пропасть, а когда между нами реально нарисовалась бездна, оказалось, что ближе него у меня нет человека.

Время шло, первый триместр перешагнули без госпитализации, второй всегда легче. Должен быть. Но я реально ощущала себя не иначе, чем хрустальная ваза: на работу с водителем, и это с учетом, что мне удалось отстоять свое желание преподавать, а не лежать круглыми сутками. Мы с Миром общались очень осторожно, без резких движений, максимально безопасно, и тем не менее воздух между нами сгущался день ото дня. Флирт, взгляды, улыбки. О нас мы больше не говорили, но постоянно кружили рядом: в проходе отступали в одну и ту же сторону, тянулись одновременно за всем, чем можно; приобнять, сорваться за мной и поддержать волосы, когда завтрак собирался покинуть меня, прийти ночью и проверить, что все нормально, и я дышу…

Я часто мучилась бессонницей, но когда открывалась дверь отчего-то притворялась спящей. Мир садился на кровать, смотрел на меня, его взгляд я чувствовала, и гладил волосы. Мне так хотелось открыть глаза и откинуть одеяло, чтобы рядом лег, обнял, дал свою защиту не только в насущных вопросах, но сердцем и душой; энергией наполнил, мужской, правильной, необходимой женщине. Но я боялась. Боялась, что откажет, что как женщина сейчас я могла быть не привлекательна для него. Мирослав давал мне время снова привыкнуть, двигался навстречу на пресловутые восемьдесят процентов, а оставшиеся двадцать преодолеть должна я. Меня разрывало от желания броситься ему на шею и одновременно спрятаться под одеяло. Может, нужно спрятаться под одеяло вместе?

— Яна Николаевна, я с вами, — Олег непросто открыл дверь, но и собрался идти со мной по магазинам.

— Со мной мама, — в который раз повторила.

— Не положено, Яна Николаевна. Мне Мирослав Константинович голову оторвет, если не дай бог с вами что-то случится.

— Яна, пусть идет, будет кому пакеты носить, — мама явно не против личного носильщика. — Ну куда ему без головы? — выразительно кивнула на молодого и симпатичного водителя. — Ему семью строить, да детей рожать.

— Ну, для этого не голова нужна… — пошутила я. Мама по-матерински наградила строгим учительским взглядом. — Ладно, сдаюсь.

Мирослав уже как неделю в командировке, должен прилететь завтра. Он был далеко: в Новосибирск к Святославу нужно было. Я тоже хотела бы, соскучилась по Ярине, да и в Сибири никогда не была. Но Рома неожиданно схватил где-то кишечку, рвало два дня. Мир собирался все отменить, боялся, что зарожусь, а бросать больного ребенка и лететь нам обоим не хотелось, больше волнения, чем отдыха. В итоге моя мама приехала погостить: и с Ромой помогла и за мной присматривала. Мирослав звонил каждый день, держал руку на моем пульсе круглые сутки.

— Я в примерочную, — выбрала несколько новых повседневных нарядов. Восемнадцать недель, но живот округлился совсем чуть-чуть: при правильном выборе одежды вообще не заметно. В университете пока не знали. Из родни в курсе только мама и свекровь. Они знали, что я беременна и все. Остальное наше с Мирославом дело.

— Ты у нас еще или домой поедешь? — спросила у матери, наблюдая, как Олег сгружал пакеты в багажник.

— Уже выпроваживаешь? — сделала вид, что обиделась.

— Конечно, нет, — поцеловала в щеку, и мы вместе сели на заднее сиденье.

— Тебя доставлю в целости и сохранности домой и поеду, — сказала мама. — Твой благоверный замучает же!

Она была уверена, что мы снова сошлись. Полноценно. Фырчала и подкалывала, но не лезла с советами и не пыталась изменить ситуацию. Мама не знала, что наше сожительство как бы фиктивное, по сути. Мы не муж и жена.

— Привет, — поздоровалась с детьми и подругой Николь по танцам. Девочки пытались научить Губика командам, а он просто мило вилял куцым хвостиком. Рома смотрел на старших и ел позднюю малину. — Аня, — улыбнулась нашей няне. Все дома, все хорошо.

— Здравствуйте, — поздоровалась девочка.

— Эта Даша, моя подруга, — познакомила Ники. — Это Яна, мама Ромы, — представила меня.

Николь из творческого танцевального лагеря вернулась две недели назад. Ее Мирослав встречал. Я не знала, что он конкретно сказал, как объяснил, но никаких вопросов Ники мне не задавала. Мы с ней после ее приезда ко мне, несколько раз созванивались и списывались по женским вопросам. Дома встретились так, словно ничего не было. Прошлое не исправить, но изменилась не только я и Мирослав. Николь тоже резко повзрослела. Она стала более самостоятельной, ушли неуместные капризы, ответственности прибавилось. Ей тринадцать, и она поняла, что достаточно взрослая, чтобы осознавать последствия своих поступков.

— Даша, ты останешься с нами на ужин?

— Мне разрешили с ночевкой… — и девочки переглянулись.

— Я спрашивала. Ты разрешила, — напомнила Николь. Я мысленно хлопнула себе по лбу. Точно! Что-то совсем рассеянная стала.

— Тогда ужин через час, — сделала вид, что я не забывчивая мамочка.

Утренняя тошнота уже отступила, не превратившись в постоянного спутника беременности. Мне снова полюбилось готовить: почему-то именно в положении у меня просыпалась тяга к кулинарным экспериментам. Вот и сегодня я, поставив заготовку с мясной лазаньей в духовой шкаф, решила сделать какой-нибудь хитрый салатик.

— А ты уверена, что красная рыба сочетается с солеными огурцами и ананасами? — мама, кажется, сомневалась.

— Да, — ответила, осматривая набор продуктов. А что? Я туда еще и баклажан отправлю!

Под закатывание глаз и оханье, я воодушевленно готовила салат. Отвлеклась, правда, на сообщение. Мирослав написал, что вернется сегодня, уже взлетают. Я улыбнулась. Соскучилась. А еще с ним спокойнее. Когда он дома, то ничего не страшно.

— Так а жениться вы будете? — вопрос застал врасплох. Мама била не в бровь, а в глаз. Что тут сказать? Я даже не знала, как мы будем жить после рождения ребенка. Мы просто это не обсуждали, хотя детская готовилась.

— Зачем? — пожала плечами. — У нас одна фамилия, в остальном… — сделала вид, что это совсем неважно. Нет, свадьба — это точно лишнее. В приоритете только наши с Нагорным отношения.

— Знаешь, — задумчиво начала мама, — мне не понравился Мирослав, когда узнала, что был женат, да еще и с ребенком. Боялась, что крови тебе попортит его прошлое, а тебе нельзя.

— Я знаю, мам, ты не давала забыть.

— Я тогда на семейном ужине поговорила с ним! — решительно кивнула. Помню был такой: будущего мужа знакомила с родителями. Мирослав предложение сделал, да я и так практически жила у него. — Сказала, чтобы берег как зеница око! Чтобы голоса не повышал, не оскорблял, не обижал, никогда и ни к чему не принуждал.

— Так это ты рассказала про мой диагноз? — я сама сделала это, но все время было ощущение, что Мир уже знал.

— Конечно! — воскликнула мама. — Популярно объяснила, если что-то с тобой произойдет, всю жизнь проклинать его буду. Мирослав твой, конечно, подлец, обманул тебя со своей актрисой, но хоть в разводе не козлил и нервы не делал. А сейчас… Ну раз решили сойтись…

— Мам, — сжала ее руку, — больше ничего не нужно ему говорить, ладно? Поверь, больше чем Мир ни один мужчина не способен заботиться.

Дети легли: Рому с Губиком я уложила, а девчонки надели пижамы и пошли секретничать в спальню Николь. Я устроилась на кухне и обдумывала слова матери. Муж всегда был со мной очень деликатен, заботлив, нежен, а я понимающая, спокойная, удобная. Я считала, что Мирослав меня любил недостаточно, не так сильно, как я его. А может, я тоже любила его не так, как требовалось ему? Я была уверена, что ему нужна жена — элегантная леди, которая всегда достойно держится; она выше капризов и скандалов. А он, получалось, был напуган матерью и боялся любить меня ярче, горячее, жестче. Именно так, как, возможно, необходимо ему. А мне? А мне всегда нужно было, чтобы Мирослав любил меня как самую нужную, единственную, вечную. Не больше и не меньше.

Я поднялась, когда поняла, что хочу есть: достала сгущенку и соленый огурец. Взяла ложку и вернулась за стол: вкус у меня день ото дня все специфичней.

— Привет, — услышав, вздрогнула и вскинула голову. — Приятного аппетита, — Мирослав улыбался.

— Привет… — сглотнула, удерживаясь от слепого желания броситься навстречу и повиснуть на шее. Я соскучилась. И… Я люблю его. Просто люблю. Сложно люблю. Люблю и все!

— Оригинальное сочетание. Может, что-то купить? Селедку с медом?

— Я вообще-то выбирала между понюхать подвал и сходить к заливу, — улыбнулась, поднимаясь.

— Пойдем, прогуляемся. Вместе.

Я взяла со стула вязаный кардиган и закуталась практически до самых пяток. Август, еще даже не стемнело окончательно, но вечера уже прохладные, а с Финского всегда дуло свежестью.

— Это для тебя, — когда подошла, Мирослав протянул букет ромашек вперемешку с незабудками. Не из цветочного точно: кое-где даже корни остались.

Я понюхала цветы и удивленно спросила:

— Откуда?

— Из Сибири. У Ярины на ферме такая красота. Я боялся, что она тебе расскажет, как я по полям бегал и не получится сюрприз.

— Мы созванивались, но она не говорила… — прошла мимо, носом зарывшись в букет. — Рома спит. С Николь подруга… — обронила я. Мирослав шел за мной.

Во дворе было тихо. Так обычно перед грозой: воздух застыл, птицы летали низко, дышать сложно.

Мы спустились к качелям: летом здесь была оборудована зона отдыха с шезлонгами, навесом и мангалом. На пристани стояла лодка Мирослава: итальянское дерево, острый нос, белоснежная корма. Я тоже умела ходить на ней, муж научил. Когда еще был им.

— Прокатишь? — попросила шепотом. Мне всегда нравилось смотреть, как он спокойно и четко управлял ею. Это будоражило и одновременно успокаивало. Сильный, надежный, красивый. И любимый. Конечно же, любимый. Моя первая настоящая любовь…

— Конечно, она ведь для тебя.

Да, яхта называлась «For you». Мы в Италию летали за ней, а название наносили при нас в Портофино. Тогда это казалось чем-то ошеломляющим для девочки из простой питерской семьи, мы ведь с Мирославом даже женаты еще не были! Сейчас я просто удивлялась, сколько всего мы делали вместе, как были счастливы, как занимались любовью на волнах Итальянской Ривьеры. Почему я это забыла? Ведь было потрясающе! Это реально вместе! Обида. Да, обида. Он соблазнился первой женой. Меня отпустил. Забыл легко. Тогда чувствовала так, теперь мне просто хотелось понять.

— Мир, почему у нас не получилось?

Все намного сложнее между нами, чем виделось на первый взгляд. Ситуацию с Ликой я давно отпустила, это мне больше неинтересно, но были еще мы. Мы двое. Вопрос только о нас.

— Я не знаю, что сказать, Яна, — достал плед и укутал меня. — У меня нет объяснений, которыми можно оправдать мой поступок, — Мир сел рядом, но смотрел на меня. — Все вроде «я не хотел, ошибся, извини, больше никогда» — этого недостаточно, — покачал головой. — Этого мало. Этого всегда будет мало, Яна, — взял мои ладони в свои. — Я просто надеюсь, что ты меня сможешь когда-нибудь простить. Ты сможешь, Яна? — он опустился на деревянный настил лодки, голову мне на колени положил, смотрел неотрывно. — Прости меня, — зарылся лицом в мои руки, громко хватая ртом воздух.

— Я уже простила. Не хочу о ней. Только о нас. Между нами почему-то сломалось, — я смотрела на воду и подстраивалась под легкую качку. — Почему? — погладила русые густые волосы, запуталась пальцами, потерялась в их мягкой жесткости. — Я не понимаю…

— Из-за меня. Тебе было непросто быть женой мужчины с прицепом. Молодая, красивая, веселая. Мое положение и семейность загнали тебя в рамки, а я не помог их снять. Ты так хорошо справлялась сама. Ты была идеальной. Я старался тебе соответствовать.

— Я хотела быть хорошей женой для тебя. Так хотела, что стала удобной, простой, слишком понятной.

Я даже улыбнулась, ощущая абсурдность ситуации: получается, что мы оба слишком старались, а по итогу сломались.

— Ты была лучшей женой. Ты всегда будешь самой лучшей, но удобная мне не нужна, — покачал головой и коснулся моих волос, лаская вместе с ветром. — Ты мне любая нужна: веселая и грустная, капризная и покорная, добрая и злая, страстная и спокойная. Ты главное, просто будь, остальное сделаю сам, исправлю…

— Нет, — погладила его руку и наши пальцы сплелись, — мы будем делать это вместе. Если ты…

Пора произнести вслух, почему наши пальцы переплетены, а взгляды искали друг друга среди тысячи людей и даже в этой зарождающейся грозовой ночи.

— У тебя появились еще варианты?

Выхватил самое главное из моих мыслей.

— Я хочу услышать, — дерзко улыбнулась. Хочу, чтобы мы оба кричали об этом!

— Потому что я тебя люблю, — снова сел рядом. — Все твое — мое, — мягко усадил меня к себе на колени, лицом к лицу. — Но говори со мной, Яна. Если я буду делать что-то не так, скажи мне об этом. Я хочу тебя слышать. Мне это нужно. Ты нужна. На всю жизнь.

— Ты тоже, — погладила его лицо руками, — я не хрустальная ваза. И не хочу быть ею. Забудь все, что тебе сказала моя мама. Я хочу жить с тобой так, как нам нужно, а сколько неважно.

— Нет, — сжал мои плечи, — ты всегда будешь. Я просто не позволю тебе уйти. Больше никогда. Ни в одном из смыслов! — и поцеловал меня так, как мне было необходимо. Напористо, жарко, не давая опомниться, подумать, сделать выбор. Я отвечала тем же, потому что мой выбор это он.

— Я так скучала по тебе, — крепко обняла его за шею. — Всегда скучала без тебя, — губами поймала трепещущую венку на шее: обласкала языком, заводясь от запаха теплой карамели.

— Теперь мы оба дома… — шепнул, ладонями проникая мне под юбку домашнего сарафана, оглаживая бедра и смыкаясь на ягодицах. Я хотела своего Мира, но боялась, что он не ответить из-за моего положения. Бывают люди, кто в принципе секс с беременной женой считал чем-то неправильным, а в нашей ситуации вообще запредельно, за гранью. Но доказательство его желания упиралось в меня… — Тебе можно? — толкнулся, поглаживая лобок через белье.

— Можно и нужно, — шепнула, неспешно целуя губы, щеки, подбородок; нежно царапаясь о щетину, обжигаясь от соленого ветра, холодившего шею. Я не помнила за собой каких-то особых приливов желания в беременность, но сейчас каждое движение сводило с ума. Я хотела. Я очень хотела своего любимого бывшего мужа.

— Ты хочешь меня? — отчаянно заглянула ему в глаза. Я должна знать, что по-настоящему желанна.

Щелкнул ремень, затем рваный писк молнии. Мирослав взял меня за руку и положил ладонь на горячий каменный член.

— Есть еще вопросы, госпожа Нагорная?

Я заскользила пальцами по стволу, не сводя с лица бывшего мужа сумасшедше-страстного взгляда. Его дыхание стало чаще, мое вторило ему. Мир раздвинул полы кардигана и спустил с моих плеч бретельки, обнажая грудь.

— Они стали больше, — обхватил обе и сжал.

Я тихо рассмеялась. Такой довольный. Он целовал груди, вытягивал ареолу, прикусывал соски. Мои пальцы блуждали в его выгоревших волосах, а в набухшие нижние губы упиралась возбужденная голая плоть. Шелк трусиков только подчеркивал остроту и невесомость преграды.

— Хочу тебя, Янка, — сдвинул тонкую полоску, потерся об меня внизу и рванул вперед нетерпеливо, горячий, каменный, наполняющий до хриплого вздоха.

Я простонала в губы, захлебываясь древним чувством единения, первобытным инстинктом, понятным на всех языках. Это между мужчиной и женщиной. Это между нами. Это прекрасно. Прекрасно, потому что это не только тело, это сердце к сердцу.

— Мне… нравится… сверху… — отрывисто, ловя каждое движение, возбужденным клитором встречаясь с его лобком.

— Мне тоже нравится, когда ты сверху… — увеличил темп, сжимая мои бедра, впечатывая в себя, чтобы каждый миллиметр вместе. — Посмотри на меня, Яночка… — в голосе мягкое рычание. Он на грани. Я тоже.

Я открыла глаза, встретилась с его, темными, страстными, но на дне острота и внимательность. Мир боялся, что я все еще закрыта и не смогу кончить.

— Я люблю тебя… Люблю, Мир. Я всегда любила только тебя… Только тебя… — упала ему на грудь, сраженная оргазмом. Единственное, что омрачало этот момент… Что его семя не даст во мне росток. Я мечтала подарить именно ему детей. Двух: мальчика и девочку, а сейчас…

— Яна? — почувствовал мое смятение. — Ты напряжена. Плохо? Ян? — сразу в стойку. Все никак не мог небо со своих плеч снять.

— Нет, — оторвала голову от его плеча. — Просто… — в горле запершило, а глаза увлажнились. — Мне плохо, что я… — покачала головой.

— Перестань, — собрал мои слезы и приложил пальцы к своим губам. — Ты знаешь мое мнение на этот счет, — Мир был честен и откровенен. — Я не рискнул бы тобой. Нет, Яна, но раз судьба так распорядилась… — и он коснулся моего живота, едва-едва выпуклого, не сказать, что уже восемнадцать недель, но мы-то знали, что там рос узелок жизни.

Дети — это божий дар. Я женщина и мне сложно решиться на аборт. Я не хотела этой беременности, но не смогла бы пойти на крайний шаг даже ради спасения собственной жизни. Наши дети — будущее, они буду лучше нас, а мы — отражение в их глазах, смехе, счастье.

— Мы вместе. А слезы на твоем лице пусть будут исключительно в виде дождя.

— Ай! — Мир как в воду глядел. В небе сверкнуло, и на нас обрушился дождь. — Побежали!

Мы схватились за руки и бросились к дому. Промокли за пару минут прилично, но смеялись, как дети. Кстати, насчет детей.

В гостиной как раз Николь с подругой крались наверх с коробкой пирожных. Мы с Миром хохотали и не планировали ругаться, что они решили в одиннадцать вечера подкрепиться эклерами. Они переглянулись, оценивая наше веселое настроение, и исчезли на втором этаже.

— В душ, — Мирослав подтолкнул меня к лестнице. — Чтобы не простыла.

Его спальня была первой, поэтому мы заскочили туда: смеялись, дурачились, раздевали друг друга. Как раньше, но по-новому.

— Я присмотрел другой дом, — неожиданно выдал. — Там только коробка. Внутри свободная планировка: можно сделать все по нашему вкусу, — смотрел на меня, ждал ответа.

Я улыбнулась и, обнаженная, поманила Мира за собой. Включила воду и провела ладонями по могучим плечам. Гладила широкую грудь, обмывала своего мужчину. В этом была некая сакральность. Мы не были мужем и женой по документам, мне это и не нужно. Я не лгала матери. Главное, чтобы мы были самыми важными и дорогими друг для друга.

— Выходи за меня, — когда мои ладони оказались на его сердце, прижал их к груди.

— Я и так твоя, — коснулась любимого лица, впитывая в себя каждую черточку, пору, морщинку. Улыбку, полноту губ, колючую щетину. — Я хочу быть для тебя женой и любовницей, — вслед за темной полоской жестких волос скользнула вниз. — Святой и грешницей, — обхватила наливавшийся силой член. — Богиней, которая стоит перед тобой на коленях, — опустилась вниз. — Я твой ад, — сжала мошонку. — Я твой рай… — поцеловала головку, нежно обвела языком уздечку. Мои губы скользили вверх и вниз по стволу. Мне нравилось делать это для него: глухие стоны, мои волосы в мужском кулаке, власть над его блаженством. Мирослав любил оральные ласки, и мы часто занимались этим, но раньше я делала, а он принимал. Сейчас я наслаждалась процессом вместе с ним. Я была оголенным нервом. Я дрожала. Я чувствовала. Я любила. Всемогущая и уязвимая. Заботливая и капризная. Дарящая наслаждение и окутывающая спокойствием. Разная как погода, но постоянная в любви. Единственная пара для своего мужчины.

Больше меня не мучила бессонница, потому что каждую ночь я засыпала в его объятиях…