(Не)Мой (Не)Моя (СИ)

Глава 36

Мирослав

— Привет, — ее голос был еще слабым. Яна потеряла прилично крови: не столько, чтобы переливать, но за ночь во сне ей ставили несколько восстанавливающих капельниц. Я не спал, следил. Только перед рассветом сморило.

— С днем рождения, Яна, — пытался улыбнуться, только совсем невесело. У меня даже цветов не было: не подумал сгонять в ночной цветочный, не о том мысли были.

— Что случилось? — спросила, в секунду меняясь в лице, словно осенило тревогой: — Где Рома? С ним все в порядке? Мне плохо стало…

— Спокойно, — поднялся, спину потянул, разминаясь, как старый тридцативосьмилетний пес. — Ромчик с моей мамой. Он такой молодец, — гордость взяла за сына, — мне позвонил, тебя охранял.

— Да, — глаза Яны засияли и даже румянец проступил. — Он у нас настоящий герой. Маленький мужчина.

Я взял обычный стул и устроился рядом с ней: не касался и не давил присутствием, впереди и так сложный разговор.

— Яна, ты беременна. Ты знаешь? — очевидно, срок небольшой. Возможно, она и сама не в курсе.

Длинные, кокетливо загнутые ресницы задрожали, но взгляд не отвела. Яна знала о своем деликатном положении, но мне не сказала, значит… Я ведь ни разу за эту бешеную ночь не задался вопросом «чей это ребенок?». Он мог быть и моим, один раз у нас было. Но в глазах Яны что-то промелькнуло, странное, молчаливое и горькое. Отец не я. Отец он. Внутренности обожгло отчаянием, на языке разливался противный привкус горечи. Я не муж, и Яне не нужно передо мной оправдываться и извиняться. Мое мнение относительно прерывания не изменилось бы, если отцом был бы я, но мне больно, что у нас так вышло, что Яна вынуждена проходить через это, что будь все иначе между нами и порядок с ее здоровьем… Я хотел бы, чтобы она родила мне еще одного ребенка. Яна мечтала о мальчике и девочке.

— Была угроза выкидыша и обильное кровотечение, — ровно произнес.

— И? — она даже поддалась ко мне.

— Ты все еще беременна.

Буквально за миг на ее лице пронеслось множество эмоций, и ни одну из них я не смог идентифицировать как истинную реакцию. Яна пока ни в чем не уверена.

— Тебе нельзя рожать, — произнес честно и твердо. Имел ли я право на подобное заявление? Да, черт возьми! Мы слишком долго были вместе, чтобы жизнь и здоровье этой женщины, матери моего сына, жене, пусть и бывшей, меня совсем не касались. И это только доводы рассудка и мое моральное право на беспокойство! Но были еще чувства. Яна нужна мне! Она должна быть на этом свете! Она сказала мне, что я любил ее не так, как она хотела бы, и я признал это. Перед самим собой признал. Но я любил ее! И Яна любила меня. Все еще можно изменить, исправить, попробовать, главное, чтобы она дышала, улыбалась, жила! — Ты ведь понимаешь, Яна?

Она не ответила. Просто смотрела своими огромными, серыми, прозрачными глазами на бледном, но прекрасном лице. Яна всегда была красивой женщиной, но сейчас ее окружал не видимый ореол хрупкости и женственности. Так было тогда, когда в ней зародилась жизнь в первый раз. Так случилось и сейчас. Это подкупало своим светлым предназначением продолжения рода, но не в этом случае. Женщина должна давать жизнь, но не в замен своей! Это слишком дорогая цена. Я не готов ее платить. Да, я. Потому что мне не все равно! Мне не все равно за нас обоих!

— Мирослав, его спасли. Значит, это кому-то нужно, понимаешь? Я думала над прерыванием, но… Может, это знак? Я испугалась по-настоящему. Испугалась, что потеряю его, — дотронулась до живота. Это рвало мне сердце. Долбанный материнский инстинкт! У кого-то вообще нет, а кому-то отсылал вопреки здравому смыслу!

— А за себя ты не боишься? Инстинкт самосохранения, нет, не слышала? — не сдержал каплю раздражения. Нельзя, помнил. Никакого стресса, но черт!

— Если я сделаю это, то буду корить себя всю жизнь. Ребенок ведь не виноват…

— Никто не виноват, Яна! Никто! — поднялся, не выдержал сидеть спокойным истуканом. — Я не разрешаю тебе рожать! — заявил безапелляционно.

— А если бы это был твой ребенок? — да, мы все еще понимали друг друга. Я правильно считал правду в ее глазах. Не мой. Но это вообще не имело значения!

— Да какая разница чей?! Мне вообще плевать! Даже если бы был моим! Я не хочу, чтобы ты рожала! Это опасно!

— Мир, это мое решение.

— А обо мне ты подумала?! — взорвался, как чертова граната, даже физического контакта не понадобилось. — О Ромке ты подумала?! О всех кто тебя любит, Яна?! Нашему сыну нужна мама! А мне нужна ты! Делай, что хочешь, но не смей рисковать собой!

— Мир…

— Я не готов тебя потерять, это ясно? — прервал не терпеливо. Просто бил фонтаном эмоций, неподдельных и искренних. — Я не позволю! Просто не дам тебе рисковать собой! — подошел близко и обхватил ее лицо ладонями. — Я не разрешаю, поняла? Просто не разрешаю!

— Мир… — так мягко и так печально. Одно слово, и я понял, что проигрываю. Ну какая упрямая!

— Да ну тебя! — вылетел быстрее пули из палаты. Мне нужно успокоиться и прийти в себя.

Оказавшись в холле, упал на скамейку, схватился за голову: я ведь реально даже не задумывался, от кого у нее ребенок! Это не предложение, чтобы Каминского убрать из ее жизни. Мне нет разницы! Вопрос не в этом! Яне нельзя рожать! У нее уже здоровье захлебывается, а срок маленький. Дальше что? Нахрена собой рисковать?! Я не понимал. Мне это недоступно!

Я вскочил, подошел к аппарату с кофе, сделал самый горький и черный, облился к чертям собачьим, снова упал на скамейку. Да ёб твою мать! Что же делать? Что?!

В палату зашел вчерашний врач и акушер, с которая вела первую беременность Яны. Я ждал, когда они выйдут. Мы с женой не договорили. Если она упрямая ослица, значит, нужно искать какой-то приемлемый выход из ситуации. Я не собирался устраняться и оставлять ее одну. Хотя… Возможно, отец ребенка скоро влетит в эти двери. Права голоса у меня нет, это если по сути. Забылся я. Привык, что Яна — это моя ответственность. Все, что касалось ее и меня касалось. Это правильно, так должно быть в паре! Правда, мы не пара больше, но это детали вполне решаемые.

— Когда ее выписывают? — поймал врачей на выходе.

— Матка в тонусе, показатели крови существенно упали. Неделя, а дальше будем смотреть. Угроза сохраняется, — Маркелова выглядела достаточно спокойной.

— Мы с Натальей Владимировной вместе изучили медицинскую карту Яны Николаевны… — врач, который вчера спас плод, выразительно замолчал. — Риски имеются. Сегодня будет консилиум с кардиологами и аритмологами.

— Ясно… — задумчиво протянул. — Мне нужна эта женщина, — честно и открыто, как мужик мужику. Маркелова это и так знала. — Спасать нужно Яну, понимаете? Я даю этой беременности десять процентов риска, если больше… — покачал головой. — Меня это не устраивает.

Они, кажется, поняли меня. Много ли я брал на себя? Да, черт возьми! Я вообще охуел! Но иначе не мог. Просто не мог. Яна должна жить, и никак иначе.

— Ты до сих пор упрямая баронесса? — вернулся в палату.

— Будет консилиум, — ответила тихо. — Врачи оценят риски и… потом буду решать. Наталья Владимировна сказала, что кровотечение из-за нервов и стресса. Что нужен полный покой.

— Он отец? — мне нужно знать все, чтобы понимать, как действовать. Рома позвонил мне, потому что доверял, но не факт, что сейчас не приедет Каминский и не заявит свои права на Яну и ребенка.

— Да, это Артем, — смотрела прямо, уверенно и гордо, готовая держать ответ, но не передо мной, а перед самой собой.

— Что вы решили? — вероятно, Яна считала мои заявления нелепыми, а требования высшей глупостью и эгоизмом. Бывший муж заявился и права качает, вот придурок!

— Он не знает. У него своя жизнь. У меня своя. Мы никогда не были парой. Все остальное случайность.

Я нахмурился. Это как вообще?

— Ты не будешь рассказывать ему?

Яна вздохнула, прежде чем заговорить:

— Артем не тот человек, с которым я хотела бы растить ребенка. Это может быть… — и так на меня посмотрела. — Опасно. Я этого не хочу. Пусть он будет ветром подальше от нас, — и так по-матерински прикрыла живот, словно реально боялась. Так, мне нужно срочно выяснить про этого человека все. Я не хотел лезть в ее жизнь, поэтому не просил Руслана собрать досье на Каминского. Зря. Очень зря. Вот про его отца знал достаточно, тот еще фрукт, но это даже мне на руку. Всегда полезно иметь компромат, все в жизни могло пригодиться.

— Хорошо, — если честно, выдохнул. Пусть катиться товарищ Артем огородами. Я присел на стул и прямо взглянул на свою бывшую жену. — Я правильно понимаю, что ты собралась рожать и пусть все горит синим пламенем?

— Мир…

— Просто скажи, — нетерпеливо приложил палец к мягким губам. — Да или нет?

— Я не хочу прерывать, только тогда, если риски будут не совместимы с жизнью… Наталья Владимировна сказала, что… — развела руками, а глаза в миг стали стеклянными. — Это моя последняя беременность. Если аборт, то это все. Больше никогда… А может, в принципе больше никогда… Я не знаю! — и закрыла лицо руками. — Я не хотела так… От него… — шептала, а я едва различал слова. — Но не могу убить кроху. Просто не могу!

Я прикрыл обреченно глаза: хоть волосы рви на голове! Цугцванг какой-то. Патовая ситуация. Слишком уж хорошо знал Яну: она не отступит. Это ее решение, и никакой мужчина не способен на него повлиять. В двадцать семь у нее была тяжелая беременность. А в тридцать три… Упрямая!

— Яна, — другого выхода я не видел, — вы с Ромой переезжаете ко мне.

Она только глаза распахнула широко-широко. Это даже не возмущение с удивлением, это чистый шок.

— В смысле?! Это как? Зачем и почему? — нервно сыпала вопросами.

— Я объясню, — старался пояснить позицию логично и рационально. — Если тебе станет плохо ночью? Ты живешь одна с пятилетним ребенком. Это может фигово закончиться для вас обоих. Рома и так на переживался. Я не хочу такого больше для вас обоих. Я и сам с ума сойду. Так будет лучше для нас всех.

— Это невозможно, — смущенно проговорила. — Как ты себе это представляешь? — вопрос явно риторический. — Что сказать детям? Что подумают о нас? О тебе, Мир? Мы в разводе, я беременна, живем вместе, — Яна устало откинулась на подушку.

— Тогда давай мы переедем к тебе, — предложил с самим невинным видом, — квартира приличных размеров, но это все равно табор на колесах. Каждому человеку иногда хотелось полного уединения. В квартире это сложно. Особенно с детьми и собаками. Яна судя по выражению лица была со мной согласна.

— Но ты прав относительно Ромы, — задумчиво проговорила. — Со мной ему может быть небезопасно. Я попрошу маму переехать к нам. Она будет рядом. Но мы можем обсудить его переезд к тебе на время, если буду лежать на сохранении…

— Так пусть твоя мать тоже переезжает ко мне! — я поднялся и сел ближе, прямо на постель. — Будет контролировать обстановку: что я не пристаю, никак тебя не обижаю, спим в разных спальнях. Я хочу держать руку на пульсе, — коснулся запястья, где тонкая нить билась, — чтобы вовремя среагировать.

— Мир, — Яна самыми кончиками пальцев погладила мое лицо, с бесконечной нежностью, на которую только она способна. Я интуитивно потянулся за рукой, как верный пес за хозяйкой, хотел поцеловать, но она уронила ее, — не надо. Не нужно, — сжала плечо, затем ласково погладила. — Это ноша даже для твоих плеч слишком тяжелая.

— Яна… — хотел обнять ее, прижать, качать на руках, забрать тревоги, но она не позволила даже коснуться себя.

— Не нужно спасать меня, Мир. Меня уже не спасти… — отвернулась к окну.

— Ты так не хочешь жить со мной? — громко сглотнул, сбиваясь с ритма и глотая пульс. Каминский ей не нужен, но и я, получается, тоже…

— Я не хочу, чтобы ты жил со мной, — снова перевела на меня взгляд. — Я очень хочу, чтобы ты был счастлив, а не бесконечно решал чужие проблемы.

— Чужие? — я поднялся, ощущая, как это слово горчит на языке. — Мы никогда не сможем стать окончательно чужими. Мы никогда и не были чужими, Яна. Остальное, в наших руках. Хочешь, будет в моих? Позволь мне?

Яна никогда не любила, чтобы ее нахрапом. Она личность, а не «тело», с которым можно не церемониться: на плечо и в пещеру.

— Ты нужна мне, — произнес шепотом, снова присев рядом, но не пытаясь коснуться. Яна слишком напугана перспективами и страшно растеряна. — Я столько времени потерял… Четыре недели. Семь месяцев. Тот проклятый год. Яна, я очень лю… — она неожиданно закрыла мне рот ладонью. Это было красноречивей всяких слов.

— Не говори. Подумай. Все слишком круто изменилось.

— Я давно уже подумал, — поднялся, не стоит ее прессовать сейчас. Ей, очевидно, нужно переварить все произошедшее. А мне действовать. — Врач сказал, что ты как минимум неделю здесь пробудешь. Я привезу вещи и Рому. Он очень волнуется.

— Мой маленький спаситель, — улыбнулась. — Спасибо, Мир. Если бы не ты…

— Мы там немного дверь у тебя потрепали, — я хмыкнул, сейчас нужно дело делать, а не благодарности принимать. — Все исправлю, обещаю!

— Хорошо, — настроение явно чуть улучшилось при смене темы. — Ой! — воскликнула испуганно. Да что еще! — А Губик?!

Я выдохнул. Нельзя же так пугать! Хотя… Бляха-муха, Губик!

— Да что ему будет, — пожал плечами. — Максимум нагадит вне положенном месте, — пытался разрядить обстановку.

Если с собакой что-то случится, это будет плохо. Капец, как плохо. Но Яне об этом знать не обязательно.

— Яна, ты подумай над моим предложением. Это вопрос не только твоей жизни и здоровья, но и… — стрельнул взглядом в живот. — А насчет отцовства… Об этом в принципе можно не распространяться. Подумай, — ей нужна безопасность, и я мог закрыть эту потребность. — Кстати, — достал из кармана телефон, — это твой. Там уже много сообщений, поздравляют тебя, — и одно мое… — Подумай, — и все-таки поцеловал в темную макушку.

Остановился на ступенях клиники и размял затекшую шею. Почти всю ночь не спал нормально, но мозг работал четко и ясно, а вот тело подводило. Уже в такси вызвонил Загоева и дал задание собрать всю доступную информацию о Каминском-младшем.

Дома я быстро принял душ и переоделся. У меня была как минимум неделя, чтобы подготовить жилище к ее приезду. Все же надеялся, что Яна примет правильное решение, руководствуясь разумом, а не эмоциями. На кону более важные вещи, чем наше с ней прошлое, обиды, недомолвки. Она не любила перекладывать ответственность, но я любил брать ее на себя, мы прекрасно жили в таком формате много лет. Мужчина равно ответственность. Женщина равно эмоциональная погода в доме.

Уже в машине позвонил помощнице и дал задание организовать быстрый ремонт в нескольких комнатах, тем более у меня был один дизайн-проект. Интересно, Яна вспомнит о нем? Столько лет прошло, но она и не упоминала его ни разу, маленьким Ромкой занята была. Я перееду в гостевую спальню, чтобы не смущать ее (нас ждал долгий путь, а любовь не всегда предполагала быструю дорогу к человеку). Яна должна отпустить прошлое и не цепляться за него глазами в когда-то нашем доме. Есть мысль вообще продать его и купить что-то принципиально новое: от стиля до воспоминаний. Но это не быстро. Да и найти подходящее не так просто. Вот если построить, нужно призадуматься…

Дверь в квартире на Петровском была в идеальном состоянии: все-таки Загоев умел заметать следы. Только с юной профурсеткой прокололся. Мне было жаль его, ведь неплохой мужик, но работа у него нервная, а что считать изменой — тут у каждого свое. Я судить не брался. Выводы сделал относительно себя; Рус тоже сделает, когда будет готов и так, как ему будет по совести комфортно.

— Губик! — крикнул. — Губик, мальчик, ты где?

Скулеж раздался откуда-то из кухни.

— Все хорошо, — взял на руки. — И с хозяйкой хорошо, и с Ромиком, — насыпал ему корма и подлил водички. — Признавайся, где метил территорию? — шепотом, будто бы нас обоих могли поругать. Губик хоть и мелкий, но умненький, отвел меня в угол коридора: там лужа и куча. Я только вздохнул и пошел за тряпкой. Признался, поэтому ругать не буду. Кто от стресса в штаны не накладывал?

Я достал сумку и в гардеробной прошелся по полкам с повседневной домашней одеждой: взял несколько комплектов на первое время, дальше посмотрим. В ванной собрал необходимое: щетка, паста — что еще нужно?! В спальне открыл комод и взял несколько трусиков с лифчиками, подбирать в цвет старался, но не факт, что попал: все мужчины немного дальтоники и пятьдесят оттенков белого не улавливали. Что-то из косметики и средств гигиены сгреб в несессер. Для Ромы у меня все было, на первое время точно хватит.

Случайно столкнул с прикроватной тумбы симпатичный кожаный блокнот. Он упал плашмя, раскрываясь веером. Я поднял его, узнавая почерк Яны. Дневник?

Глаз зацепился за строчки: они плыли и плясали перед глазами. Нельзя читать! Я захлопнул блокнот с тайными мыслями женщины, хотя руки чесались, я же всего лишь человек. Все это станет правдой, только если она сама скажет… И тем не менее дневник положил в сумку — возможно, ей это нужно, чтобы принять какое-то решение. Яна всегда любила все записывать.

За сыном заехал примерно через два часа. Ромка был взволнован, как и его бабушка.

— Ну что там? — спросила меня мать.

— Пока в больнице, — ответил коротко. — Давай потом, — попросил взглядом. Если будет, что рассказать. — Поехали к маме, — сына подхватил на руки. — Она тебя очень ждет.

— У нее больше не идет кровь из животика? — простодушно воскликнул. Для него все выглядело именно так.

— Нет, все хорошо, — и поймал на себе острый взгляд матери. Она не глупая женщина… Пусть думает, а правду знать никому не обязательно, особенно Каминскому.

Мы с Ромкой заехали в магазин и купили вкусненького, включая симпатичный торт со сливками и яблоками, который Яна любила. День рождения все-таки, нужно отметить.

— Выбирай букет для мамы, — в цветочном бутике тоже задержались.

— Вот этот! — сын выбрал самый большой. Гигантский!

— Вот этот, — отдал продавцу свою карту. Букет жутко дорогой и еще более безвкусный, но дети падки на все яркое. Его матери в любом случае будет приятно, что сын сам выбрал цветы.

— Мама! — Рома влетел в палату, а я нес сумки, пакеты, цветы, и все практически в зубах.

— Привет, сынок, — крепко обняла, когда он забрался на больничную койку. Движение порывистые, но бережливые. Яна берегла и того, еще не рожденного ребенка.

— Здравствуйте, Елена Ивановна, — приветствовал тещу. — Николай Борисович, — кивнул тестю, который тоже выглядел не совсем здоровым. В палате было уже несколько веников, а на тумбе рядом с койкой лежали карточки дарителей.

— Очень красивый букет, — Яна искренне любовалась, переводя взгляд с меня на Ромку. — Самый лучший! — и пояснила: — Все звонят, поздравляют, узнают, что в больнице и вот… — развела руками.

— Мам, с тобой же ничего не случится? — Рома стал серьезным, подбородок вместе с нижней губой задрожал. — Ты же не умрешь? Ты всегда будешь со мной?

Теща ахнула. Я и сам в шоке стоял. Мне Рома сегодня таких вопросов не задавал. Видимо, ему от мамы нужно это услышать, получить обещание и хранить его в детском сердечке.

— Конечно, я не умру! — Яна гладила его по голове и собирала кончиками пальцев крупные слезы. У самой тоже глаза на мокром месте. — Я никогда-никогда тебя не брошу. Я обещаю, — и перевела взгляд на меня, едва заметно кивнув. Мы пришли к консенсусу: я сделаю все, чтобы не потерять ее; она не будет мне в этом препятствовать. Компромисс!

Через три дня на моем столе лежало досье на Артема Каминского. Секретное. Руслану пришлось поднимать связи в органах, чтобы добыть его.

Занятная информация. Неожиданная. Хотя Каминский-младший всегда казался мне ни от мира сего. Он работал с полицией и генеральной прокуратурой, постоянно в разъездах и сейчас тоже: сложные и страшные дела; несколько серьезных ранений и потерь среди коллег. Раскрытие преступлений стояли в один ряд с похоронными венками. Достойная ли взаимокомпенсация? Мне сложно судить, но этого человека видеть рядом со своей семьей я не хотел бы. Пусть живет свою жизнь, но подальше. Хорошо, что Яна понимала, что для нее опасно выходить с ним на связь и не страдала относительно этого.

Меня самого удивляло, насколько моя голова была холодной. Женщина, которую я люблю и которую безумно боюсь потерять, носила под сердцем ребенка от другого, а меня беспокоило только то, чтобы с ней ничего не произошло и чтобы тот, другой, не предъявил на нее своих прав. Хотя откуда они у него? На малыша возможно, а на Яну точно нет. Она не любит его, но… Любит ли она еще меня? За прошедшие дни она никак не дала понять, что прочитала мое сообщение, а дослушать признание не решилась. Меня это не обижало и даже не удивляло: я должен доказать, что люблю, а она решить, нужна ли ей моя любовь.

Все смешалось. Запуталось. После развода ни один месяц прошел, поздней осенью год будет, но я не мог сказать, что мы расстались или стали чужими. Яна всегда была на периферии моего зрения, в неконтролируемом подсознании жила, приходила во снах и исчезала с рассветом. Ее образ не был чем-то явным. Это не навязчивая идея. Не одержимость в разрушительном смысле. Яна тоньше, а ее сила мягче. Она просто есть в тебе, живет в сердце, греет душу. Яна тепло, а человеку свойственно тянуть озябшие руки к ласковому огню. Ни одна буря и ураган не подарит того, что способно дать пламя женщины. Огонь горит всегда, он вечный, а все остальное картотечно.

Много могло быть определений любви, ее видов и проявлений, но когда только мысль о потере выкручивает внутренности, если сердце не хочет биться, а душа разрывается от боли — значит, все неважно: есть только она. Только моя Яна.

Как сложится наша жизнь с новыми вводными? Мне сложно даже предположить. Но однозначно одно: если Яна будет на этой планете, значит, жизнь не кончена. Остальное решаемо. Все зависит только от нас. Будет сложно, но я не боюсь трудностей, а вместе их легче преодолевать, рука об руку.

— Слушаю? — звонили с незнакомого номера, но голос я узнал. Лика.

— Здравствуй, Мирослав, — тон высокомерный. Откуда столько напыщенности на пустом месте?! Загадка.

Мы не виделись и не созванивались, после того, как сбежала Ники. Дочь видеть мать не желала, а та только через три дня сбросила сообщение: поинтересовалась, нашлась ли Николь. Мать года! Ну да бог с ней, пусть хоть пропадет с концами. Хорошо, что родители Полянской в начале года уехали на ПМЖ за границу и сильно не настаивали на встречах с внучкой. Может, и дочь с собой заберут?

— Я звоню тебе, чтобы пригласить на свадьбу, — продолжала рассказывать. — За губернатора, между прочим. Так что последний шанс, Мирик.

Что?! Это она меня так простимулировать собиралась? Ничего себе заявочка!

— Да выходи ты хоть за черта лысого! — бросил в сердцах и отключился. У меня тут реально жизнь решалась, а эта! Перекреститься, что ли? Еще бы на Луну и отправить. Хм… Возможно, идея не самая плохая.

Я набрал Святослава: интересы семьи Нагорных теперь распространились и за Уральские горы, в Сибирь, также как и влияние с деньгами. Нужно организовать Полянской вместе с женихом командировку куда-нибудь подальше. Страна у нас большая, губернаторы везде нужны…

Мы с Ромой каждый день навещали Яну, даже Губика взяли с собой, хотя собака в больнице — это по большому блату. Общались осторожно, словно танцевали между разбитых стекол. Заново привыкали друг к другу. Мы уже давно не те люди, что жили вместе девять лет. Это нужно учитывать. Я готов к компромиссам и даже причудам беременных. Яна обязана капризничать и привередничать — ей все можно.

Через неделю мне позвонил губернатор и попросил о встречи. Видимо, ему уже сделали предложение, от которого нельзя отказаться. Я сделаю еще одно.

— Здравствуй, Мирослав Константинович, — мы пожали друг другу руки. Встретились в обеденный перерыв: я сделал заказ всего, что губернаторской душе угодно будет для поддержания внушительного пуза. Плюс дорогой коньяк. — Какой стол! — довольно осмотрелся.

— Вы хотели поговорить, Владимир Сергеевич? — мягко улыбнулся и знаком показал официанту, что гостю нужно подливать чаще.

— Я беспокоился, что мог обидеть тебя отношениями с Ликой Полянской. Все же супругами были…

— Я только рад за вас, — благосклонно кивнул.

— Влюбился как мальчишка, — под коньячок делился подробностями. — Обычно я помоложе… — и показал, каких примерно женщин предпочитал. — Но Лика, — поцеловал пальцы, — звезда! Неплохо по статусу такую жену иметь.

Ага, знаем мы звезда какой породы. Ну дай им бог!

— Владимир Сергеевич, слышал вам предложили новую должность? — подводил ближе к делу.

— Есть такое, — раскраснелся, довольный, — в Екатеринбург предлагают. С приличным финансированием! — хитро взглянул на меня. Интересно, они реально полагали, что могли деньги на тот свет унести?

— Это хорошо. Я рад за вас. Правда, у меня есть просьба. Очень деликатная. — губернатор всем своим видом показал, что готов служить.

За очень хорошие отступные при отъезде из Петербурга Каминский-старший придержит эту информацию от своей невесты: зачем ей знать, что скоро она будет женой губернатора Свердловской области? Королева Урала! Не хотелось бы, чтобы рыбка сорвалась с крючка раньше времени. Каминский-старший заверил, что влюблен и планировал залет, ему сын и наследник нужен, а у нее кровь артистов и родители не с деревенской глубинки, как у прочих его баб. Старший сын у него вроде как непутевый. Вперед и с песней, как говорится! Пусть в моем городе не будет ни Каминских, не Полянских. Теперь все мое внимание будет на моей семье: завтра Яну забираю из больницы…