(Не)Мой (Не)Моя (СИ)

Глава 35

Мирослав

Я медленно, с каким-то сиплым свистом выдохнул и отложил телефон, сдерживая желание шваркнуть его о стену. Это ничего не даст и ничего не изменит, кроме краткого мига удовлетворения собственной бессильно ярости.

Мы просто родители…

Яна снова напомнила мне об этом. Она держала свое слово: когда мы расставались так и сказала — мы родители Ромы навсегда, но наше время ушло… Это было неприятно слышать тогда, но как же невыносимо больно осознавать сейчас!

Почему, разводясь, подписывая официальную бумагу, мне свято казалось, что это все понарошку, дурацкая шутка, баловство. Думал, что можно будет отыграть назад. Что Яна никогда не исчезнет из моей жизни, как женщина. Она самая постоянная величина, неизменная и точная.

Да, я всегда был уверен, что Яна — моя и навсегда останется таковой. Я был единственным мужчиной, которого она любила той самой женской любовью. Поэтому верил, что она всегда будет любить только меня.

Нет, не будет. Уже не любит. ЯНА МЕНЯ НЕ ЛЮБИТ.

Я понимал почему и дело не в Лике и ситуации, которую создал из-за нее в собственной семье. Уж точно не только в ней. Просто я трус. Ссыкливый мужичок. Я боялся, реально боялся услышать от Яны, так, чтобы глаза в глаза, что она, женщина, единственно любившая меня просто за то, что я есть, больше не любит и не нуждается во мне. Пришел другой, Каминский, блядь, (пусть он усрется навсегда!), и, пока я сиськи мял, забрал ее себе. Правильно. Ибо нехер яйца в кулачке держать! Ну зачем я Яне весь такой страдающий, рефлексирующий, сомневающийся?! Гребаный идальго Дон Кихот, рыцарь, бля, печального образа! Я и себе опротивел за эти четыре недели, что уж о ней говорить. Яна — умница, научилась избавляться от не нужного, безжалостно и беспощадно. Тот, другой, научил. Бывшие привязанности должны оставаться в прошлом. В этом ведь суть пресловутых гештальтов?

А я… А я сейчас сидел в своем роскошном кабинете, у меня не было проблем в бизнесе и нужды в деньгах, но были дети, дом и даже собака, а еще много-много деревьев — весь Петербург засадить хватит! Вроде как заповедь настоящего мужчины «построить дом, посадить дерево и родить сына» выполнил, но мне было одиноко. Совсем. Дом полон призраков прошлого, Ромка и Николь любимы, но это другая любовь, работать круглые сутки нереально, хотя иногда приходилось, чтобы занять голову и не вспоминать. Мне даже секса не хотелось. Вообще. Даже тупо в душе передернуть. Полный ахтунг, апатия восьмидесятого уровня, лежачий полицейский. Губику только вот спасибо: он выбрал меня главной мамкой и ночевал исключительно у меня на подушке. Это заставляло улыбаться.

Я тебя люблю…

— Я тоже тебя люблю, — открыл мессенджер и снова написал. Мы говорили с Яной не больше минуты, и я хотел сказать, потом написать: стирал признание и снова печатал — сколько раз? Кажется тысячу, но… Я снова струсил.

Отбросив телефон, откинулся в кресле. Мне ведь никогда не приходилось чего-то или кого-то добиваться, превозмогая себя, сбивая колени в кровь, отдавая все за вожделенную мечту. Мне везло с рождения: семья обеспеченных и уважаемых в городе людей (с ебанцой, но кто без этого?!), бог не обделил умом и сделал меня чуть краше обезьяны; учеба давалась легко, друзей полно, внимание женской половины хоть отбавляй! У меня был двоюродный брат, с которым мы стали лучшими друзьями, поверенными всех тайн и сильным бизнес-тандемом. У меня не было детских травм, мне никогда не требовалось заслуживать чью-то любовь, все само плыло в руки, без особого напряга. Я никогда не был примажоренным моральным уродом, но и благодарным вселенной за свою сырно-масловую жизнь тоже. Делало ли меня это плохим человеком? Недостойным баловнем судьбы? Наверное, нет. Но урок она мне отвесила знатный… Показала, что размениваясь на пустое, можно оказаться без главного. И это главное больше не окажется у тебя в руках, не приплывет в них на слепой удаче: синица в ладонях оказалась жар-птицей высоко в небе.

Я относительно легко завоевал любовь Яны и также просто отказался от нее. Теперь она практически недосягаема для меня. Практически…

— Мирослав Константинович, — робкие стук секретарши, — к вам некий Алексей Боковой. Просит о встречи.

Я нахмурился: в одном предложении Леха и просит стоять не могло, хотя…

— Пусть заходит, — обреченно кивнул. Сейчас начнет прессовать меня насчет пятницы.

— А ничего у тебя секретарша, — посмотрел на дверь, за которой скрылась новенькая. Теперь ясно — симпатичная мордашка заставила быть милым. — Или она секретутка? — подмигнул мне, изображая языком отсос. Придурок.

— Кончай зубоскалить. Почему не позвонил?

— Лично зайти хотел, — улыбнулся, разваливаясь на моем диване и закидывая ноги на деревянный столик.

— Лапы убрал, — сложил руки на груди. И вот это чудо — крестный моей дочери, мда. Нравственный ориентир. — Ты когда заходил ко мне в последний раз, мой секретарь через семь месяцев в декрет ушла, — напомнил этому членистоногому крабу о его похождениях.

— Эта тоже симпатичная, — призывно закусил губу, глядя на дверь. — Воу-воу-воу! — завыл показательно.

— Даже не думай, — показал ему кулак и усмехнулся. Что-что, а рассмешить Леха умел. — Как Таисия? Когда рожаете?

— Она рожает, — возразил отчего-то. — Не я же беременный.

Я нахмурился. Как-то привык говорить именно так.

— Слушай, Мир, не хочу о себе, — реально убрал ноги. — Давай о тебе. Мужики жалуются на тебя, — покачал головой.

— Отъебись, а, — была бы метла, погнал бы Леху ею из кабинета.

— Я тебя понял, когда ты женился рано, — затянул старую песню, — я даже не возражал, когда быстро женился второй раз. Ну там хотя бы понятно, — и показал на себе, насколько хороши у Яны сиськи.

— Заткнись.

Это мои сиськи! Были.

— Извиняй, — поднял вверх руки, — думал, теперь можно Яночку обсудить и ее внешние достоинства.

— Нельзя, — огрызнулся. — Или заткнись или пиздану ботинком.

— Ладно-ладно, — поднялся и сел напротив меня. — Ты почему затворником стал? Самец ты мой, моногамный.

Я только вздохнул тяжело. Да не хочу я! Просто не хочу! Ничего. Ни баб, ни тусовок, ни рок-н-ролла.

— В пятницу у нас покер, ну? — вплеснул руками. — Раз в квартал играем. Я специально в твой Петербург приехал! У нас же клуб страдающих мужиков, одиноких и несчастных.

— Охуевшей бабки внуков у нас клуб, — вяло возразил. Ну да, кругом одни брошенки в брюках. Только этот чего жаловался?! У него молоденькая жена скоро родит. Что за настрой? — Я сегодня улетаю в Москву, и ты к жене проваливай.

Святослав сегодня прилетал туда: у нас сделка с Самойловым при посредничестве больших бюджетных средств. Очень важная история.

— В пятницу вечером будешь? — упоминание дома и жены Леха проигнорировал.

Я нехотя кивнул. Конечно, буду! В субботу у Яны день рождения — тридцать три года.

— Ну вот и хорошо.

Я действительно вернулся в город к вечеру, а в аэропорту меня встретил Рус Загоев. Я не понимал, чего они доколупались: будто бы я суицидник, которого никак нельзя одного оставлять. Рома с матерью всю неделю: Яна разрешила даже взять Губика — меня нет, куда его? Николь в летнем танцевальном лагере — увлеклась хореографией и акробатикой. В детстве на гимнастику ходила, но к девяти годам перегорела, зато навыки не полностью растеряла и сейчас могла колесо без рук делать. Она нашла новое увлечение, появились подруги по секции и желание расти над собой. У нее круто получалось, даже Ромка вместе с ней танцевал. Про Губика вообще молчу: тот за любой кипишь, кроме голодовки.

Да, я реально один сегодня.

В клубе у Руслана мужики собрались поиграть в покер. Сигары, кальян, коньяк, карты и деньги. Поскольку все свои и никто не ставил цели заработать — выше ста тысяч ставки не поднимались.

— Каре на валетах, — я вскрылся и достал из футляра сигару. Я вообще бросил курить, но иногда хочется: эстетика, тонкий аромат, интересный вкус, не то что обычные сигареты.

— Да что такое! — выругался Эрик. Он так и не женился, увы. Кто-то слил его кутеж в социальные сети: невеста увидела и отменила свадьбу. Ему не везло ни в картах ни в любви. — Непруха, — схватился за голову.

Он хороший юрист, головастый, цепкий, наглый и хитрый, но страсть к женщинам сгубила его. Бывшая невеста дочь одного нашего партнера, и меня просили уволить его: хотели перекрыть кислород мужику по полной. Теперь Эрику несладко, но тем лучше будет стараться для Нагорных: если надумает предать нас или как-то иначе навредить, то ему в этом городе больше руки не подадут. Да, пороки нужно держать в узде, иначе вилы.

— Мужики, я пропущу, — поднялся и забрал со стола телефон, — пойду, подышу, накурили капец.

— Я с тобой, — Руслан поднялся следом за мной.

Было еще не поздно, ночь теплая и светлая. Мы вышли через запасной ход в одну из подворотен старого города: здесь даже пахло иначе, как во времена моей молодости с пацанскими стрелками, с битой в багажнике, с разбитыми кулаками и бесшабашной звенящей юностью. Я не скучал по тому времени, но иногда вспоминал с улыбкой. Много с той поры воды утекло, и ошибок тоже было много. Если бы мог, что изменил бы? Хм… С одной стороны ощущал себя закаленным: удержал бизнес и начал работать на полную легализацию; с Ликой развязался окончательно и бесповоротно. Смог стать отцом своим детям не только в качестве галочки в графе свидетельства о рождении. С другой, все не так радужно. Я вспомнил, что такое ревность: в браке Яна не давала поводов, она была идеальной спутницей, а потом… суп с котом, точнее, со мной. Видел, как моя женщина стала чужой. Пережил боль и потерю, которую осознал далеко не сразу. И все-таки я все еще дышал. Я стал старше на год. Яна тоже завтра станет старше на год.

— О чем задумался? — Рус шутливо хлопнул по плечу.

— Да так… О вечном, — отшутился, и мы принялись боксировать, как во время нашей молодости. Руслан действительно очень долго с нами. Он старше на пять лет и когда-то учил меня драться. Мы не братья, но близко. — У Яны день рождения, — все же поделился, — и я… — развел руками. Именно в ночь меня сильнее всего качало на эмоциональных качелях. За четыре недели нашего скупого общения я прошел все стадии принятия, но торг возвращался постоянно, потом гнев, отрицание, к утро только принятие и пробуждение. Но не сегодня… Я достал телефон и открыл наш диалог: последним было мое сообщение и одно набранное, но не отправленное, только нужно удалить одно слово «тоже».

Я тоже тебя люблю

Я тебя люблю — так нужно. Исправил и, выдохнув, нажал на отправку. Яна должна знать, но это ни к чему ее не обязывало. Она просто должна знать!

— Дядя, тебе тридцать восемь годиков, — попенял Рус. — Бери и делай, а не яйца мни!

— Ты сам-то как? — спросил негромко. Жена и дочь Загоева вернулись из поездки, только не домой. Лали ушла вместе с Соней, сына Руслан не отдал. Ждал, когда женщины его семьи одумаются и вернутся.

— Нормально, — жестко обрубил. — Веду с женой агрессивные переговоры. С Сонькой, правда, некрасиво вышло… — губы в нитку превратились. Дочь его ненавидела. Мне подробностей не докладывали, но что-то там с балериной, которая по-тихому эскортом подрабатывала, да так, что на член Загоева наткнулась. Соня узнала. Причем здесь был я и ее якобы влюбленность? Не понятно, но девочка извинилась передо мной. К другу за разъяснениями я не лез. Он и так весь как провод в грозу: работает, шутит, с мужиками отдыхает, а взгляд всегда где-то там, как та самая пресловутая истина, но, чую, скоро током шарахнет. Причем всех.

— Подарок жене приготовил? — поинтересовался Руслан, меняя тему с себя на меня.

Завтра для Яны должны доставить шикарный, но нежный букет: без намеков и кричащих признаний. Просто внимание и коробочка клубники в шоколаде. Я не знал, как Яна сейчас жила, что с личной жизнью и ее доктором, но цели обосрать ее новую жизнь я не имел. Меня просили не дарить подарков, но как это возможно?! Хоть что-то, хоть как-то…

— Пойдем, — кивнул на вход Руслан, — мне еще отыграться нужно.

— Ты иди, я догоню, — достал телефон, хотел проверить, доставлено ли мое сообщение. Но он неожиданно ожил. Ромчик звонил. Десять вечера, странно… Почему не в постели еще? Я поправил волну волос и, улыбнувшись, принял видео-звонок. — Привет, Ромео! Почему не спишь?!

— Пап!

Я за секунду чуть коней не отдал. Сын не просто плакал, он в истерике!

— Что случилось?!

После кровотечения из носа я дул не только на воду, но и на лед.

— Мама упала! У нее кровь! Я зову, но она не слышит!

У меня сердце ухнуло куда-то вниз и разбилось вдребезги. Яна. Яна моя… Что с ней?! Что, блин, могло произойти?!

— Ромик, все хорошо, — пытался успокоить сына, а сам Русу знаком показал, что нужны колеса. — Я еду. Я скоро буду у вас. Будь рядом с мамой. Я скоро буду! Обещаю!

— Мама умрет? — на высокой ноте, меня до позвоночника холодом пробрало.

— Не говори так. С мамой все будет хорошо! Я клянусь тебе! Все будет хорошо!

Я не позволю ей умереть! Просто не дам! Это невозможно! Это бред. Бред же…

— Еду, — сказал сыну и прыгнул на заднее сиденье. Мы с Русланом оба выпивали, поэтому вез нас дежурный водитель. — Черт, у меня нет ключей от ее квартиры! Будет чем личинку перекусить?

— Вадя, — Рус повернулся к водителю, — у тебя есть инструменты?

— Конечно. Мы люди подготовленные, Мирослав Константинович, — посмотрел на меня в зеркало заднего вида.

Я только кивнул и набрал главврача из «Возрождения». Рабочий день закончился, да и вообще поздно? Плевать! Мне жену нужно спасать! Все отошло на второй план. Такой глупостью показалось. Когда на чаше весов жизнь любимого человека, то ничего, кроме жизни, не имело значение. Пусть живет. Просто будет где-то рядом. Пусть даже не со мной, но дышит тем де воздухом, что и я!

— Станислав Григорьевич, необходима ваша помощь, — сухо и коротко. — Жене стало плохо, нужна немедленно машина с реанимацией. Тридцать три года, она сердечница, упала в обморок, сын сказал, что есть кровь, — последним назвал адрес. — Долго еще! — нервничал на светофоре. Ромка там один, ему страшно, а Яна… Я ведь не знал — может, счет на минуты?! — Давай, давай! — подгонял даже машины в потоке.

Автомобиль еще не остановился толком, а я уже вылетел на улицу. Почему я в запале выложил ключи?! Ведь полгода носил с собой, каждый, блядь, божий день носил! Психанул, что ушла от меня, когда реально поверил, что для нас есть второй шанс. Теперь молился. Господи, как же я молился! Дай мне успеть. Позволь не опоздать. Все сделаю! Приму! Отдам! Пожертвую! Только дай мне не опоздать!

— Извините! — крикнул женщине, гулявшей с собакой во дворе. — Можете открыть, пожалуйста. Ключи забыл.

Хозяйка мелкой тявкалки настороженно, но подошла, бросила в меня короткий, но внимательный взгляд и, очевидно, сочтя меня не бомжом, впустила.

— Благодарю, — и повернулся. — Рус, быстрее! — придерживал дверь. Как раз мигалка скорой помощи послышалась. — Девушка, милая, скажите консьержу, чтобы для скорой ворота открыли?

— Да, конечно, — она ошеломленно смотрела на грозного Загоева, который обладал лощеной, но все же кавказской внешностью.

Я никогда не тяготел к искусству вскрытия замков, но мой безопасник профи во всем: от легальных боевых искусств до нелегальных щипцов для вырывания зубов.

— Ромчик, — набрал сына, когда из лифта вышли, — мы здесь. К двери не подходи. Будь с мамой.

Сейчас начнет орать сигнализация, если быстро не введу код подтверждения, который я, естественно, не знал. Руслан пристроился у двери с плоской отверткой. Я только смотрел: нас разделяло не такое уж большое препятствие, а казалось, что я на другом конце света. Долго. Слишком долго!

— Рус! — подгонял нервно.

— Работаю, — спокойно и четко.

Дверь открылась, и я первым делом рванул к пульту у стены — у меня минута или сюда ввалится охрана. Так день рождения Яны не подошел — она не настолько себялюбива, но кого любила? Ромчика, нашего сына — код сработал. Вот придет в себя и скажу, что пароль прекрасный, но примитивный для воров. Вместе посмеемся.

— Рома! — он сидел в гостиной на полу и гладил маму по густым блестящим волосам.

— Пап! — бросился ко мне.

Я коротко обнял его и побежала к Яне. Бледная, в лице не кровинки, веки дрожали. Живая. Господи, это главное! Один взгляд ниже, и я все понял. Проходил уже, когда Ромку носила, только крови было намного меньше…

— Яна, девочка моя, что же ты удумала… — подхватил на руки. Качал как маленькую, к себе прижимал, в лоб целовал — минута слабости, она мне просто необходима. Затем поднялся — в дом поднялась бригада реаниматологов с носилками.

Я не хотел отдавать, оставлять ее, но мне пришлось довериться врачам. Живая, но не здоровая.

— Яна! — позвал, когда застонала, приходя в себя. Веки затрепетали, глаза приоткрылись, взгляд мутный, абсолютно расфокусированный.

— Мир… — она даже не нашла меня глазами, смотрела куда-то в пустоту, но звала. Меня звала.

— Я здесь, — схватил за руку и приложил к губам. — Все будет хорошо. Я с тобой.

— Рома… Не оставляй его…

Я даже ответить не успел: меня отстранили и начали проводить быстрые манипуляции — что-то вкололи, портативные приборы пищали, отрывистые фразы. Единственное, что понял… Подозрение на выкидыш.

— Ромчик, — обнял сына, — сейчас дядя Руслан отвезет тебя к бабушке.

— А ты? — он уже не плакал, но глаза так опухли, что их не видно.

— Я с мамой.

— Я тоже с вами хочу.

— Мы в больницу, сынок, — погладил по голове. — Я буду звонить, а когда мама проснется, — выбрал самое безобидное определение, — ты тоже приедешь.

— И бабушка?

— Обе бабушки. И дедушка тоже. Все приедут. Рус, — поднялся, — я поехал. Отвези Рому к моей матери.

Скорая меня не ждала, конечно же, но я знал, куда ехать. Клиника у нас многопрофильная с прекрасными врачами, но если выяснится, что дело не только по-женски, то нужен будет хороший хирург-кардиолог.

В приемном покое было много людей. Совсем недавно я договорился с муниципалитетом и открыл фонд больницы: теперь у нас можно было получить помощь не только платно, но и по полису ОМС. Половину таких расходов финансировала семья Нагорных, половину бюджет Петербурга. Отсюда и люди в одиннадцатом часу ночи: травмы конечностей, сломанные носы и разбитые головы.

— Здравствуйте, по скорой привезли женщину с подозрением на выкидыш, — я даже не анализировал эту информацию, сейчас все это неважно.

— Мужчина, у нас очередь, — медсестра была хамовата. Семья сюда столько бабок вложила, а персонал реально по объявлению! Вообще охренели!

— Уважаемая, — обманчиво спокойно, — живо найдите информацию о моей жене Яне Николаевне Нагорной, — а сам главврача набрал. — Станислав Григорьевич…

Через пять минут меня провожал в гинекологию лично главный врач. Умный человек, сразу понял, что ему нужно лично сегодня быть здесь. Яна находилась в палате интенсивной терапии, пока к ней нельзя.

— Что с ней? — я дождался врача. Акушер-гинеколог. Пусть лучше так, чем проблемы с сердцем.

— Извините, я должен знать, кем вы приходитесь пациентке, тема деликатная.

— Муж, — коротко и ясно.

Бывший или нынешний это совсем неважно!

Врач выдохнул и даже улыбнулся, устало стащив маску.

— Вовремя успели, удалось спасти плод и остановить кровотечение.

Я не улыбался. Вообще. Этот ребенок ей не нужен. Яне нельзя рожать. Категорически. Это риск. Неоправданный риск.

— Но угроза сохраняется. Матка в тонусе…

— Моя жена рожала здесь пять лет назад, у Маркеловой Натальи. У Яны Николаевны врожденный порок сердца, первая беременность тяжелая, кесарево под контролем кардиологов. Была угроза развития сердечной недостаточности.

Настроение врача стремительно портилось, как и мое собственное. Этот ребенок может убить ее. Нет, многие рожали с подобным диагнозом — мне это говорили, когда началось хождение по врачам. Только Яна не вошла в число счастливчиков, кому беременность далась легко вопреки прогнозам.

— Скажите мне, доктор, — посмотрел прямо ему в глаза, — какова вероятность, что вторая беременность не погубит мать? Что она вообще выносит этого ребенка? А если сердце не выдержит, у нас будут шансы? У матери будут, м?

— Я понимаю ваши страхи. Мы рассмотрим случай вашей супруги на консилиуме, но решение, естественно, за родителями.

Надеюсь, Яна будет благоразумна. Ага, конечно. Если вспомнить как было с Ромой…

— Я могу ее увидеть?

— Ваша жена спит. Утром мы переведем ее в палату и можно будет навещать. Главное, избегать стрессов.

— Спасибо.

Я отошел к окну, достал телефон и позвонил матери. Руслан отписался, что сына доставил. Небо до сих пор было розовым, а облака красивыми перьями стелились по светло-синему полотну. Прекрасная ночь. Прозрачно-белая, теплая, звенящая. Именно в такую должна родиться великолепная женщина: Яна в десять минут первого издала свой первый крик, на самом стыке суток. Это должно быть хорошим знаком. Обязано!

Завтра мы поговорим, обсудим, решим. Да, ее тело, наверное только ее дело. Но у нас сын. Сын, которому нужна мать! И у нас я. Я, которому никак нельзя без нее! Я не позволю ей рисковать, ради… ради… Думать не хочу об этом. Вообще. Я не знал нюансов этой беременности и не хотел знать. Но я осознавал риски с ней связанные. Это тяжелое, даже жестокое решение, но иногда можно только так: зажмуриться, сделать и забыть, а я поддержу.

— Мам, как там Рома?

— Заснул только, — она шептала. — Как Яна? Что вообще случилось?

— Плохо стало, — отделался общими фразами. Никто не должен знать, почему она оказалась в больнице. — Яна сейчас спит. Завтра можно навестить.

— Ты приедешь или домой?

— Я останусь здесь. Завтра заеду.

Следующей позвонил теще. Она боялась ровно того же, что и я. Пришлось долго успокаивать и лукавить о причинах давления. Яна сама с ней поговорит и расскажет, если сочтет нужным.

— Мирослав Константинович, — ко мне подошла старшая медсестра, — мы подготовили для вас палату, чтобы вы отдохнули.

— Я займу кресло рядом с женой.

— Но…

— Отведите меня, я ей не помешаю, просто буду рядом.

Это против правил, но разве я не заслужил чуточку привилегий?!

Яна спала, подключенная к монитору и под капельницей. Уже не такая бледная, но все равно почти с прозрачной кожей; губы порозовели, волосы как всегда роскошны. Я осторожно поцеловал ее в прохладный висок и отошел, устраиваясь в кресле. Не спал долго. Проснулся резко. Яна смотрела, молчала и грустно улыбалась. Она слишком хорошо меня знала. Я слишком хорошо знал ее. Кажется, меня ждали агрессивные переговоры с упрямой госпожой Нагорной…