Яна
— Ты одна у парадной?! — я изумилась и возмутилась. Как Николь там оказалась? А вдруг что-то произойдет? Ребенок без взрослых! Стоп. Вдохнула и вспомнила, что ей не пять лет, у нас хороший район, а двор закрытый: она как-то попала внутрь, значит, можно волноваться чуть меньше. Чужих у нас не бывает, кроме курьеров.
Бросила взгляд на часы — Аня только забрала Рому из сада, сейчас дома никого.
— А твоей папа где? Я позвоню ему.
— Не нужно, — поспешно воскликнула Николь. — Я хотела с тобой поговорить, а потом уже с папой…
— Ладно, — схватила сумку, — я еду, но раньше чем через полчаса не доберусь. Жди на лавочке во дворе, никуда не уходи. Если увидишь Аню с Ромой, поднимайся с ними, — проинструктировала. Они должны приехать раньше. — Но с твоим отцом свяжусь, — предупредила. — Я обязана.
Мирославу позвонила уже из машины. Вроде пробок не особо, доеду быстро. Аня вообще уже практически на районе — их тоже предупредила.
— Яна? — голос отрывистый и взволнованный. — Извини, сейчас, черт… Ники пропала и отключила геолокацию…
— Она звонила, — осторожно перебила. — Хочет со мной поговорить. Я ему домой. Приезжай.
— Спасибо, еду. Спасибо, Яна.
Через десять минут мне отзвонилась няня и сказала, что забрала Николь и щенка. Рома рассказал, что у них с сестрой теперь есть мальчик мальтипу по имени Губик. Сын был очень счастлив, но хотел, чтобы щенок жил с нами. Я отказалась от такого счастья.
Во-первых, у меня аллергия на шерсть; во-вторых, кто гулять с ним будет? Слишком много забот, я не готова. У Мирослава большой дом и двор — там Губику будет лучше, а Рома сейчас проводил с отцом достаточно времени. Порой даже больше, чем со мной. Мы с Мирославом не обостряли больше: он предупреждал, когда планировал оставить Рому с ночевкой, а я не препятствовала. Сын тянулся туда, домой, а теперь еще и собачка у папы.
— Я дома! — крикнула, влетев в квартиру и сразу услышала лай. Очень тоненький голосок.
— Мама, смотри! — Рома нес в руках милейшее создание. Щенок совсем кроха, на моих ладонях помещался. — Это Губик! Он наш, — и я увидела Николь, несмело показавшуюся в коридоре. Она ведь ко мне пришла…
— Здравствуй, Ники, — произнесла и погладила Губика. — Очаровательный малыш и ты тоже, — чмокнула сына. — Голодные?
Я сбросила верхнюю одежду и прошла на кухню. Сначала покормить детей, затем уже поговорим.
— Ань, привет, — няня уже разогревала ужин. Я готовила примерно на два дня, иногда заказывала доставку. Свеженьким у нас был только салатик, а сейчас суп с фрикадельками и печеный картофель с куриным шницелем — вкусно и просто. — Чем щенка кормить, не знаешь?
— Яна Николаевна, таких только специальным кормом, иначе… — показала, что может произойти каюк. — Нам этого не простят.
Мы посмеялись, хотя это, конечно, не смешно. Губик очень миленький, а Рома его полюбил. Не дай бог с ним что-то произойдет!
— Яна, можно с тобой поговорить? — услышала робкое.
Я повернулась: Николь была смущена, но в глазах решимость. Если честно, я вообще не понимала, чего ждать от этого разговора. После выходки в школе сложно было ей доверять: разные мысли в голову лезли — может, это снова какая-то провокация? Ничего дурного больше не повторялось, и Рома про сестру плохого не говорил, но доверие — штука хрупкая: потерять легко, вернуть крайне сложно.
— Поужинаем для начала? — предложила ей.
— Папа наверняка будет скоро…
Это верно. Если это что-то конфиденциальное, то лучше поторопиться. Может, это только между нами, девочками?
Я взглядом попросила нашу няню выйти и проследить, чтобы нас не беспокоили. Затем присела за стол и пригласила Ники сделать то же самое. По-взрослому, на равных. Я ей не мать, не мачеха и даже не подружка ее отца. Но я мама ее родного брата: когда-то мне казалось это важным, сейчас сложно сказать. Но что это значит для самой Николь?
— Я хочу извиниться перед тобой, — жевала губу. Так всегда делала, когда нервничала. — Прости, Яна, — подняла на меня глаза. — Я думала, папа будет счастлив с… — замялась и плотно сжала губы, — с мамой, — все же выдавила. — Мне казалось, что так правильно. Я глупая. Нет, я тупая! — ломала пальцы.
Я решила прекратить это самобичевание: уже ни к чему.
— Принято, — произнесла честно. — Это все уже в прошлом. Но я рада, что ты осознала это. Между взрослыми всегда все слишком сложно, поэтому пусть они уж сами разбираются, а у детей должны быть детские проблемы.
— Спасибо, — Николь опустила голову, потом подняла и выпалила: — Это я тебя оговорила, меня не заставляла мать. Я так боялась разочаровать папу, что соврала. Прости меня.
Я только вздохнула. Ну я это и так знала. Даже про Лику догадывалась: Николь обманула в моменте, порыв, страх. Смягчающее ли это обстоятельство? Нет. Плохо, когда единственным выходом виделась ложь против другого человека. Против близкого…
— Я тебя простила, — что еще сказать? Поучать или наставлять не моя задача. У нее есть родители. Я изначально слишком много на себя взяла и дорого за это поплатилась. Я была тем самым «злым» полицейским, а нужно было? Не знаю, наверное, наблюдателем, который предлагает, а не заставляет: есть, спать, уроки — не нужно было брать это на себя. Будет мне уроком. — Я тоже должна извиниться, — серьезно произнесла. — Я подумала о тебе плохо, когда у Ромы кровь пошла. Я подозревала и винила тебя в этом. Я ошиблась. Извини меня, Николь. Ты молодец. Ты сориентировалась и помогла брату.
Ники должна увидеть, что даже взрослые могли быть не правы и готовы принести извинения. Это нормально. Это не стыдно.
— Спасибо. Я очень испугалась за Рому, — я верила ей. Я много работала с детьми, а эту девочку знала слишком хорошо. Сейчас она не лгала и не притворялась.
— А ты как вообще одна здесь оказалась? От папы сбежала?
Мирослав вроде как-то так выразился.
— От нее… от мамы… — буквально проталкивала буквы через зубы. — Такси вызвала.
— Одна на такси?!
Николь кивнула. Таксисты реально сажают детей одних?! Я недовольно покачала головой. Раз она здесь, значит, лишних вопросов ей не задавали. Ох, чую, аннулирует Мирослав ее карту с карманными деньгами!
— Они ругались, — тем временем делилась Ники. — Я услышала. Папа высказывал ей, что она не приехала, когда у Ромы кровь пошла. Я ведь ей позвонила, думала… — посмотрела на меня растерянно. — Она сказала, что ей все равно… — сглотнула слишком громко. — Сегодня я услышала, что и на меня все равно. Мама не хотела меня рожать. Ее папа заставил, — делилась со мной откровенно. Я испытала шок от признания. Многое могла подумать, но не это.
— Николь…
Что сказать? Не хотелось выглядеть чересчур правильной, хорошей, положительной на фоне хреновой Лики. Мне это не нужно. Я не собиралась никого тыкать носом в неправильный выбор, тем более Полянская — мать, какая-никакая, но мать. Сегодня они ругаются, а завтра могло произойти что угодно.
— Возможно, ты не так поняла? — я не защищала Лику, но даже мне не хотелось верить, что можно не любить родного ребенка.
— Ты вернешься к нам? — неожиданно сменила тему разговора Ники. — Папа любит тебя. Сейчас я это ясно вижу. Она… Ну… Мама. В общем, она сняла ваши свадебные фотографии, а папа снова повесил на стену, смотрит…
Я снова была поражена. Который раз за последние десять минут? Да и не любит меня ее папа… С чего вообще взяла? Фотографии… Разве это что-то значит…
Я максимально не отреагировала на уверенное заявление Ники. Оно взволновало меня, но не нужно ей снова вмешиваться в дела взрослых.
— Они с ней давно не живут вместе. Он ее не любит. Я сама слышала это, — рассказывала Ники.
— Николь, — начала осторожно, — дело не во мне, просто у твоих родителей уже не получалось. Они разошлись задолго до нашего знакомства с твоим папой. Чувства ко мне здесь абсолютно ни при чем. Если они вообще есть.
— Ты думаешь, нету? — спросила слишком по-взрослому.
— А это уже неважно. У каждого из нас своя жизнь…
В дверь позвонили, и мы обе повернулись к выходу. Наверняка, Мирослав.
— Извини, — поднялась и отправилась встречать.
— Яна, — Николь на секунду схватила меня за руку, — не говори папе про наш разговор. Ему не нравится, что я лезу в дела взрослых. Пожалуйста.
— Конечно, — поспешно кивнула. — Это девочкин секрет.
Рома с щенком, естественно, меня опередили.
— Папа, а у нас Губик и Ники!
Я улыбнулась, наблюдая исподволь, как щенок лизал Миру пальцы, все смеялись. Так по-домашнему. Он стоял у двери, не разувался, не проходил в дом. Теперь практически всегда. Я боялась и хотела, чтобы он вошел. Мир больше не перешагивал черту: ни эмоционально, ни физически.
— Привет, Яна, — заметил меня. — Где она? — совсем негромко.
— Привет. На кухне. Все только пришли, не ужинали… Может, покормить детей?
Можно сказать, что я так завуалированно приглашала и его к столу. Возможно, был смысл всем вместе поговорить? Чтобы Николь увидела, что мы с ее отцом отныне только родители, не больше. Мы действительно сейчас что-то меньшее, чем даже неделю назад.
— Мы поедем, — ответил Мир. — Нам с Ники нужно кое-что обсудить… — он выглядел морально измученным. Не весь, только глаза.
Наверняка, ссору с Ликой. Понятно, что мне об этом знать не положено. Он не будет делиться и просить совета. Ведь Николь не мой ребенок.
— Скоро ты станешь совсем большим, — на Рому посмотрел с улыбкой. — Такой праздник тебе закатим, ух! — и подмигнул мне. Да, мы обсуждали его вместе. Мирослав пусть и по-деловому, но спрашивал моего мнения. На мне была организация праздничного угощения и спокойной развлекательной части; с него картинг, адреналин, веселье. Оплата тоже. Для детей Мирослав и Луну с неба достанет.
— Пап, можно Губик со мной останется?
Мирослав на секунду растерялся и бросил на меня вопросительный взгляд. Но я даже ответить не успела…
— Завтра будешь с Губиком играть. Можешь даже в кровать взять. Пусть мама отдохнет после работы.
— Мам? — Рома повернулся ко мне. — Можно?
— Папа ведь сказал, — оспаривать авторитет друг друга — плохая идея. — Позови Ники, и посадите щенка в переноску.
Мы остались в тишине. Не потому, что были в ссоре или обижены, но, кажется, нам больше не о чем говорить. Вроде бы есть общие темы, но не было острых вопросов, нас связывавших. Я хотела спросить про Николь, но не чувствовала, что вправе лезть к бывшему мужу в душу. Теперь каждый жил своей жизнью. Он своей, я своей. Вроде бы это то, к чему я стремилась. Но почему-то все чаще хотелось сказать «но».
— Как дела? — все же поинтересовалась.
— Нормально. Как видишь… — устало потер переносицу.
— Может, зайдешь? Ты теперь всегда в дверях будешь стоять?
Мирослав перевел на меня стальной, но с нотками удивления взгляд. Вроде как держится в рамках, мной самой оговоренных, а я…
Как странно: я так упорно хотела, чтобы бывший муж отстал, исчез, не отсвечивал, но когда он сделал это максимально — довольна не была. Видимо, связь в девять лет не разорвать так просто. Мне, похоже, тоже не хватало нормального общения с Мирославом. Теплого и человеческого.
— Папа, я готова, — Николь вышла с переноской в руках: голова опущена, в глаза отцу не смотрела, шаг небыстрый. Очевидно, вину, что заставила его поволноваться, чувствовала. — Ой… — скривилась и схватилась за живот.
Игра, чтобы папа не ругал? Это Николь умела хорошо.
— Ты что, описалась? — за ней шел Рома и смотрел на джинсы сзади.
— Можно в туалет? — она резко опустила на пол переноску с Губиком и побежала в гостевую уборную. Кажется, я поняла.
— Будьте здесь, — велела мужчинам. Нечего им в женские дела лезть. — Ники, можно? — постучала и нажала на ручку.
— У меня кровь… — прошептала испуганно, закрываясь полотенцем.
— Это менструация. Ты стала почти взрослой, — вошла и закрыла за собой дверь. Я не лезла к ней в трусики, но если испачкались джинсы, значит, кровотечение обильное. — Так… — открыла шкафчик с гигиеническими средствами и личной аптечкой. Тампоны ей рано, по крайней мере моего размера. Нужно к гинекологу: он подберет подходящую марку для девочек. Прокладки, да, прокладки! — Вот, — подошла к ней. — Нужно на белье прикрепить. Могу помочь.
— Они в крови, — Ники брезгливо сморщилась. — Она долго будет так?
— Несколько дней. У тебя начался менструальный цикл, теперь так будет каждый месяц.
— Живот болит.
— Это нормально. Можно таблетку выпить. Сейчас, — достала обезболивающее и, дождавшись, когда Ники прикрепила прокладку, протянула таблетку и стакан воды. Из-под крана, но у меня везде фильтры. — Пойдем, твоего папу я проинструктирую.
— Что случилось? — Мирослав разулся и стоял вместе с Ромой под дверью. Оба с глазами по пять копеек! Даже щенок притих.
— Дети, займитесь Губиком, — велела, а бывшего поманила за собой в ванную. — У Николь пошли первые месячные.
— Ох… — вздохнул и присел на закрытый унитаз. — Так рано?
— Ей скоро тринадцать. Самое время.
— Ладно, — Мир поднялся, настроение боевое, — нужно что-то купить? Ну… подложить туда, правильно?
— Да, нужно, — я достала из кармана телефон и отправила сообщением несколько марок. — Еще нужно отвезти ее к детскому гинекологу. Проконсультироваться. Ну и, возможно, с близкой женщиной поговорить, — подняла на него глаза. — С матерью… Она должна успокоить, рассказать, объяснить.
— С Ольгой Сергеевной поговорит, — Мирослав сдержанно кивнул.
— Кто это? — не успела прикусить язык. Не мое дело потому что. Николь просвещать — тоже не моя обязанность, но… Меня, собственно, об этом и не просят.
— Ее психотерапевт. Мы сейчас работаем над проведением, — он начал набивать кому-то сообщение. — Внеочередной сеанс… — проговорил тихо вслух, но я услышала. Видимо, у них с психологом доверительные отношения. Что же, у меня с моим сексологом тоже вполне себе… — Спасибо, Яна. Правда, спасибо, — искренне улыбнулся, обжигая кончиками пальцев плечо. Вроде бы случайно и без подтекста, но меня словно током ударило.
Они ушли. Мирослав про Лику ничего не сказал: услышанное Николь не подтвердил, но и не опроверг, ведь не зря говорить с Ники будет психолог. Неужели ее мать реально не хотела рожать? Возможно ли, что совсем не любила дочь? Звучало странно, хотя быть могло всякое. Это жизнь, она похлеще любого фантастического фильма.
Меня всегда удивляло, что Лика выбрала для себя роль «воскресной мамы». У нас в стране это не принято. Да и как матери мне сложно такое понять. Конечно, я спрашивала у Мирослава, почему так. Он сказал, что она тяжело привыкала к материнству; что была холодна с дочерью. Забрал Николь, потому что Лика скинула ее на нянек и свою мать. Но про абсолютное нежелание рожать — не говорил. А про истинные чувства бывшей к их дочери… Думаю, он и сам не знал: Мир слишком любил и оберегал свое потомство, чтобы доверить его кому-то с эмпатией на уровне зубочистки. Как они теперь будут взаимодействовать? Будут ли вообще? Я могла только гадать.
Достав телефон, быстро написала сообщение. Не Мирославу, Николь. Когда-то я сказала, что она может прийти ко мне или позвонить в любой момент. Даже адрес свой закрепила в нашей переписке. После всего мы очень долго не контактировали, но от своих слов я не отказывалась.
Я : Если будут вопросы, любые, мой номер и адрес знаешь)
Вполне вероятно, что это лишнее, но обещания нужно держать.
Николь : Спасибо☺️
Я присела на бархатный пуфик и поймала свое отражение в зеркале: щеки красные, с чего бы это!
Если честно, я была в каком-то диком раздрае. В последнее время с Мирославом только так и было, стоило только появиться на горизонте, даже в виде сухого СМС. С телом я разобралась, а вот чувства в полнейшем смятении.
В субботу мы отпраздновали пятилетие Ромика в большом картинг-центре: май выдался удивительно теплым — семнадцать градусов, просто сказка! Сын пригласил всех друзей из садика, а мы родных и детей, кто принадлежал к клану Нагорных. Получилась маленькая свадьба! Рома был счастлив, но все время посматривал и даже задирал одну девочку. Видимо, это та самая София. Нужно Мирославу сказать, чтобы поговорил с ним: объяснил, как к женщинам подход находить. Нагорный умел быть обходительным.
Хорошо погуляли: сын доволен, столько подарков! Николь с Илоной вроде бы помирились — тоже хорошая новость. Мы с Мирославом выступили как образцовые родители в разводе. Марина восхищалась нашему единодушию и обходительному общению, ну и самим моим бывшим мужем: галантный учтивый красавец с огромным банковским счетом (она не так чтобы сильно старше Мира, вообще-то); папа поглядывал удивленно. Мама только смотрела остро и настороженно и почему-то на меня…
В понедельник у нас с Артемом назначена последняя консультация. Это значило, что нашему общению тоже придет конец. Каминский предельно ясно выразился, когда мы перешли черту. В чувствах к нему тоже было сложно разобраться. Мне будет не хватать этого мужчины — сейчас думается так, но это может быть всего лишь самообман. Как это будет — можно узнать, только если произойдет. Возможно, сам Артем не сможет разорвать все резко, как собирался.
После пар я освободилась и приехала в ресторан «Русская рыбалка» — у Артема, вероятно, рыбное настроение. В Петербурге открыли сезон корюшки, а в пруду при ресторане можно поймать даже осетра.
— Мы пойдем ловить рыбу? — заказав закуски, Каминский пригласил меня к воде. Я лично соблазнилась раками, копчеными на ольховых опилках. Раньше думала, что их только варить в укропе можно. Еще хотелось попробовать жульен из краба и тигровых креветок. А вот от острых свиных ушей с аджикой лучше воздержаться.
— У меня сегодня меланхоличное настроение, — ответил Артем, когда мы устроились на одной из террас для ловли рыбы. — Мне нужно в Ростов, — взял удочку. — Скоро, — повернулся ко мне. Внутри неприятно сжалась пружина предчувствия неминуемого расставания. Я привыкла к нему. Всего два месяца, и так грустно. Могло бы между нами быть что-то более важное и сильное, чем просто секс, если бы мы позволили? Он позволил бы. В большей степени отчуждение и разделение — это его условие и выбор. Не знаю, вряд ли. Меня пугала его работа и жизнь с мужчиной, который отсутствовал рядом месяцами — нет, не для меня. Но когда Артем рядом, прямо как сейчас — улыбался дерзко, смотрел страстно, — желание попробовать пробивалось через все «но»…
Как мне объяснили, уйти без улова не получится, поэтому я закинула удочку и ждала. У Каминского вообще отлично выходило — видимо, тренировался, чтобы в Дону практиковаться.
Пока ждала улов, смотрела на террасы рядом, на людей, на мужчин и женщин. Нужно будет Мирославу сказать, что рыбалкой можно заняться и здесь, а не ехать в Карелию. Я и сама могла бы, но какой из меня рыбак?! Несколько пап привезли детей и учили удить рыбу. Но в основном публика как и на всем Крестовском — городские чиновники и бизнес-мужики. Думаю, на выходных контингент поприятнее. Сейчас шумно и как-то пьяно. Особенно через два мостика от нас.
— Белуга! — воскликнула я, заметив огромную рыбину. Мы с Каминским вместе наблюдали за ней, пока не заметили на другом мостике его отца, каких-то мужчин и первую жену моего бывшего мужа.
Лика тоже смотрела на меня. Потом на Артема и снова на меня. Его отец даже помахал нам.
— Странный выбор, — усмехнулся Артем. — Обычно его любовницы младше меня вдвое, — и на меня взглянул: — Пошли рыбу коптить.
Я расправилась с потрясающими раками, а скумбрией, только что подкопченной, поделился Артем. Мы ждали форель на гриле, и я делала вид, что не замечала внимательного взгляда Лики.
— Я отойду, — предупредила Каминского. Дела сделала, уже мыла руки, когда в отражении за спиной появилась бывшая Мирослава. Мы с ней всегда без тепла общались, а после сцены в школе она мне на уровне спинных рефлексов стала отвратительна. Если к этому прибавить, что белобрысая актрисуля влезла в мой брак, и недавние откровения Николь… В общем, тварь она.
— А ты не такая уж и святая, — произнесла с неприятной улыбкой. — Быстро нашла Мирику замену.
Я вытерла руки и выпрямилась. Я была выше и стройнее Лики. Еще у меня больше грудь и нет проблем с интеллектом. Правда, для некоторых мужчин последнее качество — вообще не спорное женское достоинство.
— Ты тоже, — повернулась к ней, пройдясь красноречивым взглядом по безвкусно короткому платью. Губернатор — мужчина в возрасте, а у таких уже легко не поднимался, нужны допинг, греховность и порочность. Я видела, где он получал это, и совсем не понимала, зачем ему Лика: если любит невинных девушек, которых можно развращать. — Потянуло на пенсионеров? — вскинула бровь.
— Может, я богатой вдовой хочу стать, — вздернула подбородок.
— Да ради бога. Правда, вряд ли дождешься. Выйдешь в тираж быстрее. А в остальном, удачи. После Мирослава быть с мужчиной, который свой член последние лет двадцать видел исключительно в отражении… — нарочито вздохнула. У Каминского-старшего такой живот! Я даже сочувствовала Лике. Не знаю, что ее толкало в объятия явно непривлекательного возрастного мужчины. Неужели деньги? Ее ведь долго Мир обеспечивал, да и при разводе, если судить по нашему с ним брачному договору, она должна была получить столько, сколько мне не потратить лет за двадцать очень достойной жизни! Неужели промотала такие деньги?! Неужели продала себя извращенцу? Сколько нынче стоило женское счастье, гордость, любовь?
Я не хотела больше оставаться в ресторане, тем более у нас с Артемом последний сеанс. Мы приехали к нему в кабинет. Было грустно, но это длилось недолго.
— Что ты чувствуешь к бывшему мужу? — задал вопрос Каминский. С моей сексуальностью мы разобрались: мне действительно больше не нужна помощь. Комплексы остались в прошлом, но причем здесь вообще Мирослав?!
— Не знаю, — пожала плечами. — Мир… Мир мне дорог. У нас сын и много хорошего за плечами, — пыталась отделаться общими фразами.
— Часто о нем думаешь? — ковырял изнутри неудобными вопросами.
— Нет.
— Не лги.
— Часто! — сквозь сжатые зубы.
— Твое последнее задание, Яна: переспать с бывшим мужем.
— Что?! — воскликнула возмущенно. — Ты с ума сошел?!
Мне было сложно словами описать, что творилось внутри от его предложения, звучавшего, как приказ.
— Ты не рассталась с ним ментально, Яна. Тот самый пресловутый гештальт. Это сдерживает тебя. Ты все еще несвободна.
— А что потом? — спросила нетерпеливо, буквально вскочив с шезлонга.
— Потом будет потом, — загадочно ответил.
Я понимала, что все произошедшее между нами — реально просто хороший секс. Но настолько циничного предложения не ожидала. Думала, что Каминский хоть что-то чувствовал ко мне. Нет, он все же больше профессионал, нежели мужчина и любовник. Отправить меня к бывшему — вверх цинизма!
— Да пошел ты! — схватила сумку и бросилась ужаленной к выходу. Переспать с Мирославом! Как вообще можно вот так? Запросто! Это нереально! Не буду этого делать! Это полнейшая глупость. Бред! Да и нет у меня никаких гештальтов!
Я не спала всю ночь. На работе была невнимательна, абсолютно выключена из процесса, а дома… Рома был с отцом, поэтому от своих мыслей и увещевающего тона Артема я никуда не могла спрятаться. Он профи, и его заключение — не глупость с потолка, но признавать это — значит, согласиться. А я не могла! Да сам Мирослав пошлет меня! Мы не в тех отношениях! Это невозможно! Нет!
Я грызла маникюр, сидя в постели часов до трех ночи. Думала. Думала. Думала.
Да, я часто размышляла о бывшем муже. Меня тянуло к нему снова. Чем больше сеансов, тем сильнее я путалась в чувствах. Тут не сексолог, тут психолог нужен! А мне предлагали гештальт закрыть! Секс с Мирославом… Мне сложно даже представить, как я склоняю его к нему.
Я подавилась нервным смехом. Да бывший уже не смотрел на меня, как на сексуальный объект! Как решил, что у меня с Артемом роман — минимально проявлял себя как мужчина. На нервах не в счет. Бред, конечно… Бред…
На следующий день у меня было всего три пары: я успела заехать домой, принять душ и переодеться. Красивое белье с кружевным поясом, короткое платье по фигуре, бархатный чокер с подвеской, волосы небрежно собрала, открывая шею, грудь и плечи. Всю эту красоту спрятала под бежевый тренч. Что я буду делать? Расскажу Миру все, а там уж пусть решает. Мы же честные, взрослые и должны говорить друг с другом. Я должна говорить. Слишком много замалчивала в своей семейной жизни. А дальше… Не знаю. Надеюсь, Мир пошлет меня, и гештальт будет закрыт.
— Мирослав Константинович у себя? — у меня остался действующий пропуск в офис Нагорного.
— У него совещание, — секретарша даже поднялась. Новенькая? Не помню эту. Смазливая, молодая, фигуристая. Она мне не нравилась. — Освободится нескоро.
— Скажите ему, что его в кабинете ждет Яна Николаевна, — и уверенно прошла внутрь. Секретарша что-то там пыталась возразить, но я захлопнула дверь. Осмотрелась, распахнула окно, впуская ароматы весны и крики птиц, ждать принялась. Сколько? Если долго, то от моего маникюра ничего не останется, придется грызть ногти на ногах.
— Яна? — Мирослав вошел минут через пять. — Что-то случилось? — спросил и только потом прошелся по мне взглядом.
— Случилось.
Нагорный наблюдал за мной с минуту, затем взгляд стал острее и проницательнее. Мир прошел вглубь кабинета, оперся о широкую крышку стола и, сложив руки на груди, произнес:
— Внимательно слушаю…