Не сдавайся

Глава 1

Стоит каждого цента

Шер

— Я остаюсь.

— У меня все нормально.

— Я остаюсь.

— Иди.

— Я остаюсь.

— Иди.

Дэррил стоял спиной к запасному входу и смотрел прямо на меня, а затем перевел взгляд за мою спину в сторону бара «Джей и Джей».

Я знала, что он видит, и поэтому понимала его желание остаться. Правда не представляла, как все будет развиваться дальше.

Дэррила нельзя было назвать очень уж сообразительным, но он был предан, силен как бык и работал как вол, а с тех пор как на него напал серийный убийца с топором, он стал слишком уж оберегающим в своем стремлении защитить своего босса.

Но он знал меня. Знал, что я могу о себе позаботиться. Правда, не уверена, что он понимал, на что я сама себя обрекаю, оставаясь в баре, чтобы поступить правильно с тем, кто сидел там в одиночестве.

Он вновь посмотрел на меня и, вздернув подбородок, приказал:

— Вызови ему такси.

— Так и сделаю, дружище, — пробормотала я.

Он открыл дверь и продолжил командовать мной:

— Запри за мной. И подключи сигнализацию на дверях и окнах.

Я закатила глаза, но двинулся выполнять указание, хотя в любом случае сделала бы это.

Я научилась быть умной, изо всех сил старалась оставаться в безопасности и не рисковать.

Я заперла дверь, подошла к пульту охраны, ввела код, затем глубоко вздохнула и двинулась по коридору в глубь бара.

Было уже три тридцать утра. Бар уже закрыли. Стаканы вымыты и убраны. Мусор вынесен. Холодильники пополнены. Кассовый аппарат снят, деньги сложены в сейф в офисе. Барная стойка и столы вытерты. Стулья на столах были готовы к тому, что утром Фриц придет и вымоет пол, а также вычистит ванные комнаты и пополнит запасы туалетной бумаги. А Феб, придя после него, сможет просто отпереть двери и начать рабочий день.

Он сидел на стуле у барной стойки спиной ко мне, поставив ноги на перекладину. И опирался локтями на барную стойку, и, поскольку напиток его был налит мною же, я прекрасно знала, что перед ним стоит бокал с виски высшего сорта. Виски стоил прилично, тем более что за последние пять часов он выпил пять рюмок вместе с семью бутылками пива.

Когда я последовала за Дэррилом в подсобку, то оставил откидную часть барной стойки открытой. Поэтому сейчас я просто прошла через нее и сделала два шага, чтобы встать перед ним.

Как только я остановилась, Гаррет «Мерри» Меррик, высокий, смуглый, красивый лейтенант полиции, и последний оплот доступных хороших парней (то есть он был холост), взял свой стакан. Он поднес его к губам и опрокинул.

Я смотрела, как он это делает, мои ладони чесались, глаза были прикованы к мускулистым нитям, обхватывающим его шею.

Он опустил бокал и поднял на меня свои прекрасные голубые глаза.

— Я вызову такси, Шер.

Я ничего не сказала, даже когда его рука потянулась к пиджаку, который он бросил на табурет рядом с собой.

Вместо этого я отошла к задней стенке бара, протянула руку и взяла бутылку виски, которая оставалась на своем месте в течение нескольких месяцев, поскольку стоила пятьдесят баксов за рюмку, и только сегодня вечером ею воспользовался Мерри.

Я взяла еще один стакан, поставила перед ним и поняла, что его глаза следят за моими руками, когда я начала наполнять оба стакана — его и свой.

— За мой счет, — пробормотала я, отставляя бутылку в сторону и глядя на него.

Он бросил телефон, который достал из куртки, на барную стойку и поймал мой взгляд.

— Ты знаешь, — проговорил он.

И речь его была четкой. В этот вечер он, конечно, выпил больше, чем обычно. Но небрежно пьян он не был. Просто, как я надеялась, его боль приглушилась. Или хотя бы стала немного слабей. Та боль, которую он заглушал алкоголем, на самом деле никогда не пройдет.

— Знаю, — сказал я ему.

И я действительно знала. Каждый житель города был в курсе. Финал сказки, у которой не оказалось счастливого конца.

Он секунду смотрел на меня, потом взял свой бокал и повел им в мою сторону. Он не стал ждать, пока я возьму свой, а сделал большой глоток — выпивать весь стакан он не стал, но и валять дурака не видел смысла. После чего поставил бокал обратно на стойку.

Я обхватила свой бокал и облокотилась на барную стойку.

— Она — тупица, Мерри, — тихо проговорила я.

Не отрываясь от созерцания своего виски, он ответил:

— Она — нет. Но я-то уж точно тупой.

— Это неправда, — ответила я, и он поднял на меня взгляд.

Мне пришлось постараться, но я сумела не вздрогнуть от глубины боли и силы гнева, пылающего в его глазах. Это была плохая злость. Самый плохой вид злости. Тот, когда ты чертовски зол на самого себя.

— Вот и все, — заявил он. — Я занимался херней, когда знал, что надо было возвращать ее. Я видел, как воссоединились Феб и Колт. Наблюдал, как Кэл вытащил голову из задницы, нашел Вай и пришел в себя. Таннер и Рокки разобрались со своим дерьмом, и когда у них все наладилось, Таннер предупредил меня. Предупредил, что может случиться, если я буду продолжать в том же духе. Майк, будучи глупцом, чуть не потерял Дасти, защищаясь от чего-то хорошего, но он сделал все возможное, чтобы вернуть ее и удержать. А что делаю я, когда все идет ко дну? — Он покачал головой. — Ни хера.

Он поднял свой бокал, сделал глоток и опустил его. При этом пробормотал в бокал:

— Я не сделал ни хрена.

— Твоя бывшая тоже живет в этом городе, — заметила я.

Он посмотрел на меня, слегка приподняв брови:

— И?

— Она тоже ничего не сделала.

Это была правда. Она не сделала ничего. Миа Меррик не сделала абсолютно ничего. Именно поэтому я считала эту сучку самой глупой женщиной на планете.

Меня не было здесь, когда они поженились. И когда разводились, я все еще жила в другом месте.

Но я уже была в городе, когда каждый порядочный мужчина здесь попадал под каблук и с удовольствием надевал цепь на свою лодыжку. А это означало, что я была рядом, как и Миа Меррик, видела все это и ждала, когда Мерри сделает свой ход, чтобы вернуть жену, которую, по словам всех в этом городе, он любил больше всего на свете.

И сейчас я была рядом с ним, одна в баре «Джей и Джей», где работала, и наблюдала, как Гаррет Меррик топит свое горе в алкоголе, потому что по городу разнеслась новость о том, что Миа Меррик обручилась с другим мужчиной. Мало того, он был профессором, работал в Институте Пердью в Индианаполисе, так в этом семестре он занял новую должность в Университете в Блумингтоне. А это означало, что она выходит замуж и уезжает из города. В этот же день перед домом, который она делила с Мерри, появилась вывеска «Продается».

Она уезжает. Оставляя Мерри позади.

— Я должен был сделать этот шаг, — сказал мне Мерри.

— Да? И почему? — спросила я его.

— Шер, детка, — проговорил он мягко, — это здорово, что ты пытаешься поддержать меня, но ты не знаешь.

— Я знаю, что она не сделала абсолютно ничего, — ответила я.

Его губы приподнялись в небольшой грустной улыбке.

— Именно я должен был сделать шаг, — повторил он.

— Нет, — заявила я, облокотившись на барную стойку. — Это чушь, Мерри, честное слово. Если у тебя есть нечто хорошее, ты это не отпускаешь. Оно пытается покинуть тебя, а ты держишь. Оно ускользает из твоих пальцев, и ты прикладываешь все усилия, чтобы вернуть его. Если у тебя есть что-то, за что стоит бороться, ты борешься. Ты не сидишь и не ждешь, пока все само разрешится. Ты показываешь, кто бы это ни был, что он что-то значит, и выкладываешься по полной, и сдаешься только когда все меняется.

Мерри уставился на меня, что было хорошо, так как я привлекла его внимание, но я еще не закончила:

— Я тебя понимаю. Я уже давно живу в этом городе, так что понимаю тебя, знаю, какой ты человек, — заявила я. — Ты думаешь, что раз у тебя есть член, ты должен делать всю работу. Делать шаги. Гнаться за ней. Сражаться. Но ты ошибаешься. Эта женщина прекрасно понимала, что у вас была серьезная история, из тех, которые быстро не канут в лету. Твоя сестра разобралась со всем, потому что за ее спиной стоял хороший человек, который поддерживал ее на плаву. Но это не единственный способ. Любая женщина, достойная такой преданности, прикрывает своего мужчину, чтобы он мог устоять. Она не станет ждать, пока он разберется со своим дерьмом, а потом найдет ее и поцелует в задницу.

Мерри продолжал смотреть на меня, пока одна сторона его губ не изогнулась в небольшой, но явно не грустной улыбке.

— Не сдерживайся, Шер. Продолжай говорить прямо, — поддразнил он.

И тогда я вновь испытала знакомое чувство. То, что ощущала каждый раз, когда он входил в помещение. Каждый раз, когда он говорил со мной. И когда давал мне хоть что-то.

Жалящую боль. Жжение, которое давало о себе знать. Это жало было занозой, которая жила со мной. Шип, который я носила так долго, что иногда могла не замечать боли. Шип, засевший глубоко под моей кожей. Шип, который был Гарретом Мерриком.

Человек, которому я нравилась. Человек, который смеялся над моими шутками. Человек, который регулярно улыбался мне. Кто часто дразнил меня. Который с удовольствием общался со мной. Человек, которому я очень нравилась.

Он был моим другом. И так же считал другом меня.

Человек, которого я любила больше жизни.

— Как давно ты меня знаешь? — спросила я.

Он лишь слегка покачал головой, его губы все еще кривились с одной стороны, придавая красоте его лица игривости, которая ощущалась как божественный дар. Дар, который я хотела бы назвать своим. Дар, который я хотела бы направить на своего сына. Чтобы рядом с Итаном был хороший мужчина, который заставлял бы его смеяться, мог его развеселить и научить порядочности.

Но получить этот дар я могла лишь тем способом, которым он делился сейчас.

Он просто был рядом. Но никогда не станет моим.

— Какое-то время, — ответил он на мой вопрос.

— Я когда-нибудь бываю мягкой?

Он улыбнулся мне, и я поняла, что чувствую себя удачливой.

Я никогда не была мягкой. Я была жесткой. Я возвела вокруг себя панцирь, который никто не мог взломать. У меня была причина. Действительно чертовски веская причина.

Проблема состояла в том, что я выстроила этот панцирь так прочно, что теперь и сама не могла из него вырваться.

Это было не совсем плохо. И можно было считать благом. Ведь означало, что я не могу открыться таким, как Гаррет Меррик, или остальным мужчинам, которые были лишь его тенью, чтобы они могли пройтись по мне.

Тем не менее, я должна чувствовать себя удачливой, потому что Мерри не обращал внимания на мою жесткость. Он смотрел на эту мою особенность сквозь пальцы, чтобы быть моим другом. А многие этого не делали. И это тоже хорошо. Ведь если ты не прикладываешь усилия, зачем мне с тобой возиться?

Мерри приложил усилия. Да и многие люди в этом городе тоже, когда я переехала сюда, даже после того, что именно послужило причиной моего переезда.

Именно поэтому я осталась. Не ради себя — ради своего ребенка. Итану нужны были такие люди рядом.

— Ты не пьешь, — заметил Мерри, кивая голову в сторону моего бокала.

Я подняла его и выпила все до дна.

Мерри разразился хохотом.

Я поставила стакан и схватила бутылку, чтобы налить еще.

— Только ты можешь залпом выпить стакан лучшего виски Феба и Морри за пятьдесят долларов, — заметил Мерри.

Я подлила ему и налила еще себе. Затем снова выпила залпом. И вновь Мерри разразился хохотом.

Именно поэтому я менее чем за тридцать секунд спустила сто долларов, которые не могла себе позволить.

Такой смех, как у Гаррета Меррика, стоил каждого пенни.

Кровать зашевелилась, и я открыла глаза. И тут же их закрыла, поскольку на меня обрушилась тошнота, а в голове взорвалась пульсирующая боль.

Прошло несколько ударов сердца, и я услышал звуки.

Рядом тихо одевался мужчина.

Черт. Что я натворила прошлой ночью?

Давненько такого не случалось. Примерно с тех пор, как я подцепила отца Итана, думая, что мне чертовски повезло, а на деле обнаружила, что забеременела и осталась одна, когда этот засранец испарился. Трудно вести безумную жизнь и хорошо проводить время, будучи беременной. А будучи матерью-одиночкой в двадцать четыре года — и подавно. Так что между работой в попытках прокормить ребенка и нянями у меня было не так много шансов на дикую жизнь.

Сейчас Итан находился в доме друга. С ночевкой.

И, прикладывая силы, которых у меня не было, учитывая, что на меня обрушилось похмелье, я вспомнила, что прошлой ночью, впервые за много лет, совершила безумный поступок.

Я болтала ерунду при Гаррете, приканчивая бутылку страшно дорогого виски и запивая ее пивом, выкладываясь на полную катушку, чтобы сделать все, что в моих силах, чтобы облегчить боль разбитого человека.

Где-то между тем, как я допила бутылку и перешла к менее дорогой, все перевернулось.

Мы поймали такси. И приехали ко мне домой. После чего долго и дико занимались сексом. Очень долго.

И вот наступило утро, мне казалось, что я проспала секунд двадцать, а он уже встал раньше меня, тихонько одеваясь.

Пусть и прошло уже много времени, но я знала, как это делается. Я знала эти осторожные звуки, которые он издавал.

Он не хотел, чтобы я проснулась. Он жаждал поскорее убраться отсюда и добраться до дома. Принять душ, чтобы смыть все мои следы. Навести порядок в голове, чтобы надрать себе задницу за то, что сделал такую глупость, как трахнул меня. И только потому, что он был Мерри, а Мерри был именно таким парнем (другие парни не стали бы даже беспокоиться), позже он найдет в себе силы определить подходящий момент, чтобы подойти и дать понять, как обстоят дела.

Мы трахались.

Но ничего не изменилось.

Друзья, хотя мы познали вкус друг друга.

Я всегда считала, что все ошибаются, и, лежа здесь, с закрытыми глазами и притворяясь спящей, чтобы дать Мерри возможность получить то, что ему нужно — спокойное бегство, — я снова подумала об этом.

Не было позором выходить из дома и садиться в такси или в свою машину во вчерашней одежде. Ты хотел того, чего хотел, шел за этим, получал желаемое, затем вставал и продолжал жить своей жизнью. В этом не было стыда. Никакого.

Стыдно было лежать голым в своей постели и слушать, как мужчина молча одевается, потому что он проснулся рядом и не желал иметь с тобой ничего общего. И неважно, как это произошло — если ты неправильно поняла, что с ним происходит, и он просто хотел потрахаться, или если вы оба напились и все вышло из-под контроля, хотя вы этого не желали.

Я лежала и ощущала, как все сильней разгорается пожар стыда, потому что человеком, который не хотел иметь со мной ничего общего, был Мерри.

Все будет хорошо. Для меня все будет хорошо.

Конечно, хорошо. Вот только не совсем. Эта заноза загнала себя еще глубже, ведь теперь я знала, как он целуется — диапазон интенсивности, уровень мастерства — не говоря уже о том, что я знала гораздо больше о способностях Гаррета Меррика.

Но я бы приняла все это, чтобы сохранить хотя бы дружбу с Гарретом. Я бы поняла его. Вначале он будет вести себя абсолютно нормально. Определенно. Он будет осторожен со мной. Будет заботиться о моих чувствах. И будет деликатен, насколько это возможно у крутого полицейского.

Но ему будет неловко. Так потерять контроль над собой. Опуститься так низко, чтобы трахнуть барменшу в своем городе. Барменшу, которая была матерью-одиночкой и раньше работала стриптизершей. Барменшу, с которой играл серийный убийца.

Но я буду стараться. Я не позволю ему опуститься до неловкости. Я покажу ему, что все в порядке. Я продемонстрирую ему, что мы можем быть теми, кем были; то, что было между нами не потеряно. Так случилось. Было хорошо (я надеялась, что и для него тоже). Но было это на один раз. А теперь… двигаемся дальше.

Я молчала и не двигалась, дыша ровно, чтобы он подумал, что я сплю, и, желая, чтобы все закончилось. Сегодня у меня было много дел. Утром Итана не будет, он все еще будет у своего друга. Сегодня суббота и на работе выходной. Мне нужно было купить продукты. Убрать дом. И оплатить счета.

А потом дома появится сын, и все будет крутиться вокруг него.

Я пыталась отвлечься от Мерри, думая о том, что сначала нужно выпить коктейль от похмелья. Потом, в зависимости от времени, — продуктовый магазин, но только если еще достаточно рано, и я могла избежать толпы.

Люди раздражали меня. Они были грубыми. И чем больше была толпа, тем грубее становились люди. Они совершенно не понимали, что мы все вместе участвуем в этой игре под названием «Жизнь» и все мы играем в одной команде, работая над единой целью.

Каждому из нас было чем заняться, и все мы хотели выполнять свои дела без лишних хлопот и в итоге возвращаться домой целыми и невредимыми.

В какой-то момент у людей появилась идея, что приоритетом являются их собственные дела, а все остальные могут идти куда подальше. Поэтому они ездили как сумасшедшие. Были нетерпеливы в очередях. Хамили продавцам, когда те никак не могли запомнить цены на каждый товар во всем магазине «Уолмарт», чтобы не доставлять неудобства какому-то придурку, который звонит и просит уточнить стоимость. Люди вели себя так, будто ждать целых пять минут, которые потребуются для проверки цен, было сродни пытке. И столько же людей ехало на оранжевый свет, который был лишь намеком на желтый, вместо того, чтобы подождать целых пять минут, пока вновь загорится зеленый.

Все торопились. Каждый был сам за себя. Всем было наплевать на других. Давным-давно доброта, вежливость и цивилизованность ушли в прошлое.

Так что, да.

Люди меня раздражали.

Именно над этим я раздумывала, когда снова почувствовала, что кровать зашевелилась, и это шевеление меня чертовски напугало.

Поэтому я открыла глаза и испугалась еще больше.

Мерри не пытался незаметно выскользнуть из моей комнаты.

Вместо этого он был одет и сидел на краю кровати. Его темные волосы пребывали в беспорядке, несколько прядей упали на лоб, сонные, великолепные голубые глаза устремлены прямо на меня.

Он протянул руку в мою сторону, и я напряглась, когда он провел пальцами по волосам на моей шее, а затем стал их накручивать на палец.

Боже, ни один мужчина не прикасался ко мне так. Ни один. Никто за тридцать четыре года.

— Эй, — прошептал он.

Что происходит?

— Привет, — прошептала я в ответ, не зная, как поступить в этой беспрецедентной ситуации.

— Не хотел тебя будить. — Он говорил все так же тихо. — Но и просто исчезать тоже посчитал неправильным.

При этих словах я почувствовал, что со мной происходит нечто странное. Будто наступило начало разрядки. Освобождение, которое было одновременно и болью, и облегчением, которое наступает, когда вытаскивают занозу. Или когда заноза сама пробивается наружу.

— Я дежурю на выходных, — продолжал он. — Надо добраться до дома, принять душ, переодеться и ехать в управление.

В этот момент со мной произошло нечто странное.

Я почувствовала, что заплачу.

Тут же вспомнились два последних раза, когда я проливала слезы.

Один раз я сидела в кофейне у Мими и слушала, как Алек Колтон успокаивает меня после того, как мне был нанесен, как тогда казалось, смертельный удар. Не в прямом смысле, но, безусловно, в переносном.

Второй раз произошел, когда я узнала о смерти Денниса Лоу.

Первые были слезами горечи, печали, поражения и стыда. Последние стали слезами счастья.

Учитывая, что говорил Мерри, я поняла, что должна собраться с мыслями и ответить. Поэтому проговорила:

— Хорошо.

— Я занят все выходные, но мы поговорим позже, — объявил он.

Не отрывая головы от подушки, я посмотрела ему в лицо.

Я пыталась прочесть хоть самую малость, хоть что-то, указывающее на его мысли.

Он просто выглядел сонным и каким-то милым. И это шокировало.

Гаррет Меррик был настоящим мужчиной, но не милым.

Он был полицейским. Он был хорошо сложен, мускулист, но поджар. Его крепкая, жилистая фигура, знакомая мне по работе официанткой, затем стриптизершей и, наконец, бармена, скрывала мощь, заключенную в его теле. Он не был громадиной, и поэтому можно было подумать, что с ним можно шутить, но это было совершенно не так. Я понимала это, глядя на него. Но за время моей работы в баре «Джей и Джей» он разнял три драки в баре, так что я видела воочию его силу.

Его красота была каким-то образом мягкой, но ей не удавалось скрыть того факта, что в глубине, за ее поверхностью сам он был далеко не мягок. А наоборот — суров.

Его чувство юмора тоже было жестким.

А личное восприятие добра и зла было острым, как бритва (хотя, возможно, и немного безумным). В мире Гаррета Меррика практически не было серых оттенков. Было черное и белое.

У него была особая репутация в этом городе, а я была барменом, поэтому была в курсе. Он был не просто полицейским. Он сам был порядком и справедливостью. И какая-то его часть была вынуждена решать, каким должен быть этот порядок и как должно вершиться правосудие.

У него была внешность старого доброго парня. Но под ней скрывалось нечто совсем иное.

Я понимала это. И знала его историю. После того, что случилось с его семьей, было несколько путей, по которому могла пойти его жизнь, и ни один из них не был хорошим.

Кроме того, который выбрал Мерри.

Так что он не был милым. Совсем нет. До этого самого момента.

Сонный и милый. Будто его не капли не беспокоило похмелье.

— Шер? — позвал он.

Я отмахнулась от своих мыслей и пробормотала:

— Извини, я немного не в себе.

Он усмехнулся, милое выражение ушло, и произошло чудо.

Страдая от похмелья, неуверенности в себе и страха, я буквально завелась, увидев его эту наглую ухмылку.

Он знал, что сделал со мной вчера вечером. Знал, как мне это понравилось. И понимал, что пусть я и была полностью вовлечена в процесс, именно он доминировал в этой игре, кончил сам и заставил кончить меня. Пять раз.

Мои ноги сдвинули в сторону, и Мерри наклонился ближе.

— Отдыхай, — пробормотал он. — И когда проснешься, прими аспирин. Я позвоню позже.

Я кивнула, опуская голову на подушку.

Он наклонился еще сильней, и я не знала, стоит ли мне привстать или повернуть голову на случай, если ему понадобится прямой доступ к моим губам, потому что он намеревался меня поцеловать.

И я поняла, что он действительно меня целует. Сладким поцелуем. Легко проведя губами по моей щеке, он переместился к моему уху.

— Никогда не забывай прошлую ночь, детка. Ни мгновения, — прошептал он и снова поцеловал меня, коснувшись губами кожи перед моим ухом, прежде чем закончить: — Спасибо тебе за это.

Я не знала, что на это ответить. Это было мило, но было ли это концом? Или это было лишь начало?

Он отстранился, но скользнул рукой от моей шеи к челюсти, проводя большим пальцем по щеке, и поймал мой взгляд.

Еще одно прикосновение, которое не дарил мне ни один мужчина. Простое движение только большим пальцем, но все равно кажется, что он говорит о многом, и каждое его слово красиво.

— Я позвоню тебе.

Это было начало.

О Боже, неужели у нас с Мерри что-то начиналось?

Мое сердце сжалось.

— Хорошо, Мерри, — ответила я.

Он усмехнулся. И подмигнул. Мой живот скрутило от нервного возбуждения, которое я почти не узнала, потому что не чувствовала его с тех пор, как мне было пятнадцать лет.

Затем он встал с кровати и вышел из моей комнаты.

Я не стала возвращаться ко сну, хотя так нуждалась в отдыхе (учитывая, что спала я около двадцати минут).

Я также не встала, чтобы пойти в продуктовый магазин.

Я поднялась и пошла в ванную. Почистила зубы и посмотрела в зеркало, впервые поблагодарив Бога за то, что за время работы в стриптизе я в совершенстве овладела искусством нанесения макияжа, благодаря чему он не двигался с места, пока его не снимали целенаправленно.

За день до этого я отработала смену, не снимая макияж. После чего напилась. И меня по-королевски оттрахали, но все равно макияж выглядел потрясающе.

Тем не менее, я сняла его.

Затем прошла на кухню и достала свою панацею от похмелья: две таблетки ибупрофена, две таблетки от мигрени (кофеин и аспирин), одну таблетку тайленола. Закинув все в рот, я запила их огромным стаканом холодной воды. После чего взяла диетический Севен Ап, сварила кофе и пошла в душ.

Я сделала прическу. Нанесла макияж. Подобрала одежду и украшения.

Когда все было готово, я вызвала такси.

Я могла бы дойти от своего дома до бара пешком, но не собиралась этого делать, и не потому, что каблук на моих сапогах был высоким. На высоких каблуках я могла пройти и милю. Но поездка на такси обошлась бы всего в пять долларов, а я не смогла бы выполнить задуманное с похмелье, да еще и потратив последнюю энергию на поход до бара пешком.

Или на поход до управления.

Я села в такси, понимая, что мой поступок весьма рискован. Это был огромный риск, на который я не шла уже много лет.

Но, с другой стороны, я никого не впускала в дом, чтобы можно было так рисковать. Не говоря уже о том, что даже до того, как я построила свой панцирь, я никогда не знала с такой абсолютной уверенностью, как сейчас, что это стоящий риск.

Я должна была сделать это. Я должна была сделать это заявление. Я просто обязана была без промедления обрисовать ситуацию с моей точки зрения. Я не собиралась повторять ошибку самой глупой суки на планете. Я хотели поделиться тем, чем нужно было поделиться. А именно: мне не просто понравилось, что Гаррет Меррик переспал со мной прошлой ночью.

Он сам мне нравился.

И если это было наше начало, то я полностью согласна.

Такси высадило меня перед баром «Джей и Джей», и поскольку я знала водителя — он выпивал в баре и не раз подвозил меня, — я дала ему сто процентов чаевых за пятидолларовую поездку.

Но в бар я не пошла, и не стала проходить через него, чтобы быстрее добраться до своей машины в подворотне.

Я направилась в кофейню «У Мими». Где купила два латте и два черничных маффина с посыпкой.

К счастью, моя подруга Мими была в подсобном помещении и занималась выпечкой, так что мне не пришлось тратить время на болтовню. За прилавком сидели двое ребят, которых она наняла, — чирлидирша из средней школы, а другая — инь ее счастливой и золотой жизни — девушка с зелеными волосами и двумя новыми пирсингами, если я не ошибаюсь.

Я взяла заказ, балансируя кофейной подставкой и сумкой и вышла на улицу. После чего направилась через квартал к управлению.

Дойдя до места назначения, я поднялась по ступенькам, протиснулась в дверь и увидела Кэт за стойкой регистрации.

Ее глаза стали большими, когда она увидела меня.

— Привет, Шер! — крикнула она.

— Привет, Кэт. — Я улыбнулась ей и кивнула головой в сторону лестницы, ведущей вглубь управления позади нее. — Мерри на месте?

Она покачала головой.

Учитывая занимаемую должность в приемной полицейского управления города, она знала обо всем раньше, чем кто-либо, кроме разве что копов. Она тоже захаживала в «Джей и Джей» поэтому знала меня. И, конечно, она знала Меррика.

Она видела, как мы с Мерриком общаемся, поэтому знала, что мы с ним в хороших отношениях.

Но еще лучше она знала, что Мерри я не привлеку. С тех пор как Мерри бросил Мию, в его жизни побывало много женщин, но я не была похожа на тех, кто его привлекал.

Поэтому у Кэт не возникнет никаких мыслей о том, почему я здесь… по крайней мере, правильных.

— Он на заднем дворе, — без колебаний сообщила мне Кэт. — Майка нужно подвезти. Думаю, у Рис его грузовик, а Дасти чем-то занята, и ей нужен свой, так что Мерри отправился за ним.

Черт.

— Ушел примерно две секунды назад, так что ты еще можешь его поймать, — продолжила она.

Я кивнула, повернулась и быстрым шагом направилась к входной двери, сказав:

— Круто. Спасибо. Увидимся позже.

— До скорого, детка, — отозвалась она.

Я вышла за дверь и зацокала каблуками по дороге, огибая участок и рассчитывая поймать его до того, как он уйдет, хотя особо на это не рассчитывая. Мерри вышел через заднюю дверь, которая вела прямо на стоянку, где он вчера вечером оставил свой грузовик и отправился в бар, чтобы напиться. К тому времени, как я обойду здание, он уже, наверное, уедет.

Я уже собиралась свернуть за угол, когда услышала знакомый голос, исходивший от хорошо знакомого мужчины — это был Алек Колтон. И говорил он повышенным и раздраженным тоном:

— Какого черта, Мерри? Господи Иисусе. Ты что, трахнул Шер?

Черт возьми.

Откуда он мог узнать?

Я остановилась, не сводя глаз с угла здания.

— Колт, — услышала я голос Мерри.

— Феб должна была приехать утром, чтобы оформить документы. Я подвез ее. Машина Шер стояла на парковке. Пустая бутылка виски, твоего любимого, лежала на барной стойке. Приезжаю в участок и вижу твой грузовик на стоянке там же, где он был припаркован вчера. И при моем появлении, ты избегал встречаться со мной взглядом.

Черт.

Копы.

Они обо всем догадались бы и так.

— Извини, брат, мне надо забрать Майка. В список моих дел утром не входило приветствие тебя счастливыми выкриками, — ответил Мерри, не повышая голоса, но язвительно и одновременно раздраженно.

— Чушь. Дэррил зашел перед тем, как я высадил Феб, сказал, что оставил Шерил с тобой, ты был пьян, она присматривала за тобой. Ты воспользовался этим?

Я выглянула из-за угла и увидела их обоих перед грузовиком Колтона. Их позы явно говорили о конфронтации. Мерри была в ярости. Но Колтон взбешен еще больше.

— Тебе нужно отступить, — предупредил Мерри.

— Ты воспользовался этим? — повторил Колтон, когда Мерри не ответил, и я наблюдала из-за угла, как Колтон приблизился на дюйм к Мерри, а и без того напряженная и настороженная фигура Мерри стала еще больше. — Пытаешься вытрахать свои переживания насчет того, что Миа надела на палец не твое кольцо? Пытаешься отвлечься с Шер?

Я наблюдала за происходящим, не зная, что делать.

В обычной ситуации я бы сразу вмешалась. Постаралась бы прикрыть Мерри.

Но никто, кроме мамы, не заботился обо мне так, как Александр Колтон, его жена Феб, их семья и друзья, когда моя жизнь превратилась в дерьмо. Они позаботились обо мне. Об Итане. Они делали это не из чувства вины или жалости, а из доброты и любви.

В моей жизни была отличная мама, дерьмовый папаша, потрясающий ребенок, и больше ничего особенного.

Пока я не попала в этот город. Пока Колтон не уговорил меня переехать сюда, работать в баре Феб и полностью поменять свою жизнь.

Тогда я получила все это, работала, чтобы сохранить приобретенное, и передать все это своему мальчику.

И вот Колтон снова заботится обо мне. И не в первый раз. Просто на этот раз по-новому, и, прямо скажем, несмотря на то, что прошли годы, я все еще не привыкла к этому.

У этого человека не было сестер, но Колтон без сомнения сделал меня одной из них. Он не издевался. Он заботился обо мне. Он проводил время с Итаном, часто и качественно. Делал все, что должен делать старший брат.

Я понятия не имела, как это должно было быть. У меня не было ни братьев, ни сестер.

Но Колтон делал все, что должен делать старший брат, такой брат, о котором можно только мечтать.

— Осторожно, Колт. — В голосе Мерри теперь звучало не предупреждение, а угроза.

— Мы говорим о Шер, Мерри, — ответил Колт. — Ты знаешь, что я не буду осторожен, если мужчина, брат он мне или нет, будет ходить вокруг нее. Так что лучше скажи, что ты не утопил свои печали в ее доброте и теперь просто собираешься пройти мимо нее.

— Мы с Шер все обсудим, — ответил Мерри.

— И как именно? — подтолкнул Кольт.

— Колт, ты же понимаешь, что Шер сама все знает. Знает, что все будет хорошо. Мы с ней очень близки. Учитывая то, какая она, ей все ясно. Она не будет трахаться по пьяни с каким-то придурком, который завис на своей бывшей жене, не понимая как будут дальше обстоять дела. Мы все обсудим и вернемся к тому, что у нас было. Бл*дь, она, наверное, сама предложит это, думая, что убережет меня от самобичевания за то самое дерьмо, которое ты сейчас на меня выплескиваешь.

Я отодвинулась от угла и тяжело прислонилась спиной к камню здания позади меня. Было холодно, и я почувствовала, как этот холод мгновенно начал просачиваться сквозь мой свитер.

И в то же время я не чувствовала его. Я вообще ничего не чувствовала.

— Позаботься о ней, парень, — услышала, как потребовал Колт, его голос уже не был так озлоблен как раньше.

— Ты хорошо меня знаешь, — ответил Мерри, все еще взбешенный. — Я тебя понимаю. И понимаю, что ты заботишься о ней. Но ты в курсе наших с ней отношений, так что, когда ты успокоишься, то поймешь, что это не тот удар, который бы ты хотел нанести, потому что я собираюсь позаботиться о ней, и ты, бл*дь, это знаешь.

Он бы позаботился.

Он позаботится обо мне, как позаботился, не ускользая из дома и не заставляя меня чувствовать себя глупой шлюхой.

Мерри заботился бы обо мне.

Только не так, как я хотела.

Никогда.

Он мог бы поцеловать меня так, как целовал раньше. Он мог бы двигаться внутри меня, не открывая взгляда от моих глаз, наблюдая, как его движения наращивают напряжение, за которые следует взрыв. Он сядет на край моей кровати, проведет губами по моей щеке, обхватит мою шею руками и скажет, что позвонит.

Но он никогда не даст мне того, чего я хочу.

Я забыла.

Забыла, что я не из тех девушек, которые получают желаемое.

Ни разу.

Ни разу за всю мою гребаную жизнь.

Да, я забыла об этом.

И когда я спускалась от управления по дорожке к бару, чтобы забрать свою машину, проходя мимо мусорного бака и выбрасывая в него кофе и кексы, я напоминала себе именно об этом.

Набрасывая еще один толстый и прочный слой на ту броню, которую создала вокруг себя, я снова напоминала себе об этом.

И сделала это так, чтобы никогда не забыть.

Никогда больше.

Ни разу.

До самой смерти.