Неделя
Шер
Четверг, полдень
Сообщение пришло на мой сотовый, когда я ехала домой из продуктового магазина. На заднем сиденье моей машины лежали шесть пакетов с ерундой, не имеющей абсолютно никакой питательной ценности (плюс четыре упаковки с мини-морковкой для перекуса).
Другими словами, я была готова к тому, чтобы сохранить корону «крутой мамы», потому что завтра вечером около пяти часов, когда Эверест придет с ночевкой, Итан с другом буквально набросятся на кучу всякой химической ерунды.
Я также зашла в банк и открыла новый счет, на котором лежали тридцать пять сотен долларов Трента и Пегги. Эти деньги и все остальное, что они мне дали, должны были оставаться на счету.
Я не знала, почему так поступила, просто мне казалось, так разумней.
И если ничего кроме передачи этих денег (а также обещанных ими сто баксов каждые две недели) не последует, то, по крайней мере, вся эта сумму будет лежать на сберегательном счету, принося проценты до тех пор, пока я не сочту нужным передать ее Итану.
Я припарковалась на своей подъездной дорожке и взяла телефон.
Как и ожидалось, сообщение было не от Мерри.
Оно было от Трента.
«Позвони мне. Нам нужно поговорить».
Я бросила телефон обратно в сумочку, вышла из машины, взяла пакеты и отнесла их в дом.
Только все разложив, я снова достала телефон.
«Только что вернулась из магазина. Я беспокоюсь о том, что мой выбор питания для ребенка не позволит науке изучить его тело. Поэтому я купила морковь».
Я уставилась на текст, который набрала для Мерри, — над ним все еще висела строка со словами: «Все кончено».
Затем я снова все стерла, бросила телефон в сумочку и вышла из кухни.
Вечер пятницы
Я двигалась по гостиной, держа в одной руке телефон, а в другой — упаковку морковки для перекуса.
Я видела, как мой сын и его приятель расположились на диване с контроллерами в руках, крутили и вертели их, нажимая на кнопки, глаза были прикованы к телевизору, а перед ними лежали остатки перекусов. Их было настолько много, что они покрывали столешницу журнального столика и сыпались во все стороны.
Я продолжала двигаться, бросив пакеты с морковью в самый центр стола, отчего пакет с наполовину съеденным попкорном из микроволновки сдвинулся с места, засыпав весь ковер высыпавшимися зернами. Из-за этого также упал открытый пакет сникерсов и повсюду разлетелись маленькие батончики.
Я не стала задерживаться, чтобы навести порядок (хотя и сделала паузу, чтобы урвать пару сникерсов для себя).
Я заговорила, быстро перемещаясь по площадке перед телевизором, чтобы не загораживать им обзор.
— Сделайте одолжение, съешьте морковь, и когда твои родители подадут на меня в суд за то, что я ввела тебя в сахарную кому, мои адвокаты смогут сказать им, что я предприняла доблестную попытку накормить вас морковкой.
Эверест разразился хохотом.
— Ты с ума сошла, мам! — крикнул сквозь смех Итан, который был частично мальчишеским хихиканьем, частично мужским хохотом, глаза его не отрывались от телевизора, контроллер в руке переместился.
Я чувствовала, что их реакция говорит об одном: морковь будет проигнорирована.
Я собственноручно постелила это ложе, поэтому у меня не было другого выбора, кроме как лечь в него.
Я направилась в свою спальню, забралась на настоящую кровать и села, опираясь на коллекцию подушек, которая на самом деле выглядела так, как будто на ней могла откинуться Дженис Джоплин для фотосессии в журнале.
Я скрестила ноги под собой, быстро расправилась со своими батончиками, а затем взяла в руки телефон.
И перешла в нужное мне меню.
«Первая попытка с морковью оказалась неудачной», — написала я Мерри в сообщении. И тут же все удалила.
Потом поделилась: «Еще две дневные смены, и я снова буду работать по ночам. В идеальном мире я могла бы дать маме передышку и попросить тебя прийти и побыть с моим ребенком, пока я работаю».
Это я тоже удалила.
«Итану бы это понравилось. Но еще больше мне понравилось бы знать, что ты с моим мальчиком и ему это нравится».
Очевидно, от этого я тоже избавилась.
«Но больше всего мне нравится знать, что ты будешь рядом, когда я вернусь домой».
Быстро, пока мой большой палец не успел задеть что-нибудь на экране, что могло бы привести к катастрофе, я удалила и это.
Я подпрыгнула, когда телефон пискнул в моей руке, и на экране появилось сообщение.
Не от Мерри.
От Трента.
«Ты получила мое вчерашнее сообщение? Нам нужно поговорить. Позвони мне».
От Мерри ни слова, а вот мой бывший неудачник написал мне дважды.
Такова моя жизнь.
Конечно, мне следовало бы разобраться с той кучей дерьма, которую я создала и которая стояла между мной и Мерри.
Но этого не произошло.
В конце концов, он придет в «Джей и Джей» и даст мне понять, что не совсем ненавидит меня, хотя, возможно, будет отстраненным.
Со временем он оттает и снова станет относиться ко мне спокойно.
Наконец, мы начнем шутить и смеяться.
Потом, через некоторое время, я буду наблюдать, как он строит глазки какой-нибудь малышке, которая ответит ему тем же. Сначала он не будет делать это у меня перед глазами. Он немного подождет, и когда поймет, что мы снова в прежних отношения, вернется к начатому.
Но он найдет способ сблизиться с кем-нибудь.
И тогда все будет хорошо.
И мы окажемся в том положении, в котором должны.
А значит, я окажусь там, где и должна быть.
Одна на обочине, со стороны наблюдая за всем тем удивительным, что было в Мерри.
Гаррет
Субботний вечер
Гаррет вел свой мотоцикл на крытое парковочное место, за которое он ежемесячно доплачивал, чтобы его «Харлей» был скрыт от посторонних глаз.
Было уже поздно.
Он катался весь день отчасти потому, что погода скоро испортится, и он сможет снова выехать на своем Фэт Бое только в марте или апреле.
Но в основном он делал это для того, чтобы очистить мысли, сосредоточиться и не испортить отношения с Шер слишком быстрыми темпами.
Подъехав к дому, он увидел, что, возможно, ему и удалось прожить еще один день, не испортив отношения с Шер, но у него появилась еще одна проблема, которая, как он думал, уже решена, но, судя по всему, он ошибался.
Гаррет соскочил с мотоцикла, но она уже вышла из своего «Ровера» и направилась к нему.
Он даже не стал смотреть на нее, идя по парковке, но почувствовал ее присутствие.
— Просто невероятно, — заявил он.
— Мерри, пожалуйста, — умоляла Миа. — Дай мне секунду.
Он продолжал идти.
— Я все испортила, — заявила она.
Она, бл*дь, облажалась. Но, не сказав ничего вслух, он просто продолжал идти. И ощутил, как она торопится следом, хотя ее короткие ноги не шли ни в какое сравнение с его длинными.
— Я считала, что дело в тебе. Учитывая, как ты закончил отношения, я думала, что ты должен сделать что-то, — сказала она ему.
У подножия уродливых бетонных ступеней с непривлекательными железными перилами, которые вели к бетонной площадке возле его дерьмовой квартиры, где не было ни одного цветочного горшка, да и вообще ничего, что придавало бы этому месту вид, будто кому-то есть до него дело, Гаррет остановился и развернулся.
— Иди домой, Миа.
Она уставилась на него, ее милое личико исказилось от мольбы.
— Я давала тебе возможность за возможностью, — прошептала она.
О нет. Раньше они этого не делали. И уж точно не собирались делать это сейчас.
— Иди домой, — повторил он.
Она протянула руку, но когда его взгляд упал на нее, остановила движение.
Гаррет снова посмотрел на нее.
— Я все время приходила к тебе, но ты так ничего и не сделал, — заявила она.
Значит, в тот вечер он ошибался, а в остальное время был прав — такова была ее игра.
И вместо того чтобы сказать хоть слово, эта дрянь просто тратила время и причиняла вред.
Впрочем, сейчас это не имело значения. Между ними все кончено, так что не стоило тратить на это время.
— Скажи это еще раз, — предупредил он. — Иди домой.
— Теперь я понимаю, — тихо сказала она, умоляюще глядя на него. — Я сделала первый шаг. Продолжала делать первый шаг, снова и снова. Но, возможно, мне следовало сделать и второй. Может быть, именно это тебе было нужно от меня. Может быть, с… — ее взгляд уходил в сторону, но она приложила заметные усилия, чтобы вновь посмотреть на него. — С тем, как обстояли дела в вашей семье… — Она быстро вытерла губы, прежде чем продолжить. — Учитывая, что случилось с твоей мамой, я должна была догадываться о том, что происходит с тобой.
Слова Шер врезались в его голову.
Если у тебя есть нечто хорошее, ты это не отпускаешь. Оно пытается покинуть тебя, а ты держишь. Оно ускользает из твоих пальцев, и ты прикладываешь все усилия, чтобы вернуть его. Если у тебя есть что-то, за что стоит бороться, ты борешься.
Миа была права.
Это он все испортил.
Но с его историей именно она наплевала на все то, что у них было, и именно она должна была сделать все шаги.
Теперь слишком поздно.
Прежде чем он успел заговорить, она продолжила.
— Я собираюсь поговорить с Джерардом. Нам нужно… мне нужно быть свободной, потому что нам с тобой нужно сесть и все обсудить.
Гаррет почувствовал, как его брови взлетели вверх.
— Ты собираешься бросить своего жениха, чтобы попытать счастья со мной?
Судя по ее движениям можно было понять, что она набирается смелости, чтобы сказать свое следующее слово.
— Я сделаю все, что нужно, чтобы попытаться вернуть нас.
— Миа, я же ясно сказал: «Нет никаких нас».
Обида промелькнула на ее лице, после чего сменилась упрямством.
Именно такая она. И он всегда считал это милым.
Но у Мии была проблемная мать, что составило трудности и для самой Мии, поскольку она была такой, же как мать. В жизни обеих был мужчина — отец Мии, который баловал этих сучек до смерти. Они соперничали за его внимание с тех пор, как Мия начала соображать.
Но Джастин Макклинток любил обеих женщин, и у него было много любви, чтобы дарить ее. Благодаря этому он научил свою дочь, что если она чего-то хочет, то это будет принадлежать ей.
Теперь она, судя по всему, решила, что всерьез хочет вернуть Гаррета, и не собиралась тратить время попусту, чтобы добиться своего. И, как ее учили, считала, что именно так все и будет.
Гаррет смотрел, как она улыбается, и не мог поверить в их нынешнюю ситуацию, но в то же время, зная Мию, мог предположить, что ее улыбка была самодовольной.
— Мы — последние Рокки и Таннер в этом городе, — заявила она. — Последние Колт и Феб. Конец в их отношениях так и не наступил. Как не будет конца и нам.
— Если ты в это действительно веришь, тебе придется плохо, — ответил он. — А теперь иди домой.
Покончив с этим дерьмом, он повернулся и успел подняться на две ступеньки, как почувствовал, что она идет за ним.
Обернувшись, он посмотрел на нее сверху вниз и сказал:
— Слушай. Ничего не будет. Я сказал тебе идти домой, и повторил свои слова неоднократно. Я говорил тебе, что между нами все кончено. И что тебе здесь больше не рады. Если ты пойдешь за мной по этой гребаной лестнице, я захлопну дверь у тебя перед носом. Будешь стучать, и я не стану церемониться, Миа, я открою дверь, надену на тебя наручники и арестую за домогательство.
Он смотрел, как увеличиваются ее глаза.
— Я собственноручно отвезу тебя в управление, — продолжил он. — Зарегистрирую тебя и выдвину обвинения. И не буду с тобой возиться. И если я все это проверну, твой мужчина в Блумингтоне узнает, что ты приехала ко мне. Все узнают, в каком положении мы с тобой находимся, а именно: я сделаю публичное заявление, которое сейчас пытаюсь сделать в частном порядке. С нами… — он слегка наклонился к ней. — Покончено. А теперь не заставляй меня делать из тебя дурочку. Я не получу от этого удовольствия. Но я, черт возьми, все равно сделаю это.
Он не дал ей и шанса отреагировать или ответить. А просто поднялся по оставшимся ступенькам, подошел к своей квартире и вошел внутрь. И закрыл за собой дверь.
Гаррет снял пиджак и повесил его на спинку стула в столовой.
Мия не постучала.
Наконец-то она поумнела.
На всякий случай он достал телефон и проверил его.
От Шер ничего.
Сжав губы, он вернулся к куртке, чтобы достать пачку.
Ему нужна была сигарета, потому что Миа лезла к нему, а Шер — нет, и у него не было сигареты с тех пор, как он остановился на обед в Браун-Каунти.
Осенняя листва была феноменальна.
Но он жалел, что не наблюдал за этим из своего грузовика вместе с Шер и Итаном.
Шер
Поздний субботний вечер
Была почти полночь, когда я сделала звонок.
Я пребывала в бешенстве. Мне нравилась песня «Ты не давала мне спать всю ночь напролет». (Да и кто вообще ее не любил?)
Но мне не нравилось, что она играет всю ночь напролет, когда я и мой ребенок должны спать.
Я включила лампу, взяла телефон и позвонила по прямой линии, которая соединяла напрямую с диспетчером полицейского управления Браунсбурга.
— Полиция Браунсбурга, говорит Джо. Чем могу помочь?
— Джо, это Шер, — сказала я ей.
— Привет, девочка, — поприветствовала она. — Все в порядке?
— Теперь я понимаю тактику правительства в отношении Норьеги, когда его пытались свести с ума роком, — поделилась я.
— Черт, еще одна вечеринка? — спросила она.
— Ага, — ответил я.
— Я попрошу кого-нибудь приехать, — сказала она мне.
— Буду очень признательна, детка. В твой следующий визит в бар, первое пиво за мой счет.
— К сожалению, мы не можем принимать взятки, Шер, — сказала она с едва заметным весельем. — Ведь, насколько ты знаешь, разбирательства с нарушением тишины — это часть работы полицейского.
— Приятно слышать, — пробормотала я, хотя действительно была в курсе. И предлагая «взятку» просто пыталась быть вежливой. — Увидимся в баре.
— Да, подруга, до встречи.
Она повесила трубку.
Я погасила свет.
Через десять минут музыка затихла.
Я не взяла телефон, чтобы поделиться всем этим с Мерри. Я не написала, что хотела бы, чтобы он был рядом, потому что если бы он был здесь, то не пришлось бы звонить Джо в диспетчерскую. Он бы сам с этим разобрался. А если все соседи будут знать, что на их участке находится полицейский, то даже самые дрянные из них будут вести себя прилично или просто уедут, и все будет хорошо для меня, моего ребенка… и Мерри.
Нет, я даже не стала просто писать этого, чтобы потом удалить.
Я закрыла глаза, и ушло какое-то время, прежде чем я смогла погрузиться в сон.
Воскресное утро
Звуки донеслись до меня, когда я находилась в ванной, заканчивая причесываться.
Это было за полчаса до того, как нам нужно было уходить, чтобы я успела завести сына к матери и попасть на работу.
Не вовремя.
Из предупреждений Райкера я знала, что мне следует просто все игнорировать.
Но если бы я сделала звонок, как следовало, то Колт и Мерри поняли бы, что в моем квартале творится какое-то дерьмо. Они оба (по крайней мере, я считала, что Мерри тоже обеспокоился бы) вмешались бы.
Но мне потом придется жить здесь.
А им — нет.
В любом случае, я не хотела влезать в дела своего соседа придурка. Речь шла о том, чтобы позаботиться о Тилли.
Поэтому я знала, что должна это сделать, и уже собиралась выйти из ванной, когда мое намерение получило лишнее подтверждение.
Итан стоял в дверях, лицо бледное, глаза устремлены на меня.
— Мама, — прошептал он.
Чертов ублюдок напугал моего сына.
— Я разберусь, малыш, — сказала я ему, продолжая двигаться.
Он отошел с моего пути, и я направилась к входной двери. Сунула ноги в шлепанцы, которые лежали на входе и которые я должна был отнести в шкаф месяц назад, но не сделала этого. Я просто поднимала их, пылесосила и бросала обратно всякий раз, когда убиралась.
Я приложила руку к двери и повернулась к своему мальчику, который последовал за мной.
— Оставайся внутри.
Итан посмотрел на меня и кивнул.
Я открыла дверь, протиснулась сквозь штормовую дверь, глубоко вздохнула и пошла по дорожке.
— Ты, бл*дь, слышала меня? Я сказал, выходи! — услышала я крик. — Я знаю, что это была ты, старая, жирная сука! Если у тебя есть ко мне претензии, скажи мне все в глаза! А вот чего делать не стоит, так это звонить в гребаную полицию!
Я увидела своего соседа-мудака у двери Тилли, который стучал в дверь и орал.
— Эй! — крикнула я.
Он перестал стучать и махнул в мою сторону.
Я продолжала идти, пока не оказалась во дворе Тилли, но все еще находясь достаточно далеко от него.
Он оглядел меня с ног до головы: я была одета и готова к работе, только в шлепанцах, а не в туфлях на каблуках, которые планировала надеть. А еще я не надела свои украшения.
С его лица исчезло раздражение и появилось нечто другое.
— Дело не в тебе, детка, — сказал он мне, внезапно став дружелюбным и спокойным.
Черт.
Я положила руки на бедра.
— Думаю, во мне, раз ты кричишь на Тилли за то, что она позвонила насчет твоей вечеринки. Это сделала я.
Его голова дернулась. Он был шокирован тем, что позвонила именно я.
— Послушай, — продолжила я. — У меня есть ребенок. Ему нужен сон, даже в выходные. Это отстойно, что мне пришлось позвонить, но я надеюсь, ты поймешь меня, когда я скажу, что мне нужно заботиться о своем сыне. Я ни за что не пойду к тебе посреди ночи, чтобы попросить прислушаться к своим соседям. У меня не было выбора.
Он изучал меня несколько секунд, прежде чем сошел с крыльца Тилли и двинулся ко мне.
Мне хотелось отступить на несколько шагов, но я осталась на месте.
Он мог читать меня. Ведь мы были похожи. И он знал, что я могу о себе позаботиться.
И прекрасно понимал, что я ни за что на свете не покажу слабость такому парню, как он.
Нет. Никогда.
Я не покажу слабость никакому парню, ему или любому другому.
И сама я тоже это понимала. Я знала, что должна показать ему всеми возможными способами, что я не слабая. Если я этого не сделаю, такой мужчина, как он, может уничтожить меня. И уничтожит.
Он остановился в четырех футах передо мной.
— Ты можешь приходить в любое время, когда угодно хоть посреди ночи, — предложил он.
Бл*дь.
— Спасибо, но, как я уже говорила, у меня ребенок, — сказала я ему.
Он посмотрел за меня, потом вернул взгляд на место.
— Да. И он милый.
Я повернула голову и увидела Итана, стоящего в нескольких шагах от нашего крыльца.
Черт, черт, чертово дерьмо!
Я снова посмотрела на этого придурка.
— Да. Я знаю. Но Тилли классная. Она милая женщина. Не стоит поливать ее дерьмом. У нее двое детей и куча внуков, которые никогда ее не навещают, и это хреново. Она живет тихо. Никогда не лезет ни в чьи дела. На Рождество она печет потрясающее печенье. Если ты не будешь лезть к ней в душу, брат, она испечет тебе печенье, и поверь мне, это будет стоить того, чтобы быть с ней помягче.
Он ухмыльнулся, его глаза опустились на мою грудь, а затем взгляд вернулся к моему лицу.
— Я последую этому совету, — ответил он.
— Круто. И еще раз извини, что пришлось позвонить, но просто совет, на случай, если ты недолго пробыл в этом городе: копы внимательно следят за всем, что происходит, а соседи присматривают за соседями. Если хочешь повеселиться, лучше отправляйся в другое место.
Я зашла слишком далеко, и поняла это, когда в его взгляде появилась жесткость, и он заявил:
— Я имею право хорошо проводить время в своем собственном гребаном доме.
Я кивнула.
— Согласна. Просто если будет слишком громко, твое приятное времяпрепровождение перерастет в ссоры с другими людьми. — Я наклонила голову в сторону, подняв руку, чтобы показать ему двумя пальцами расстояние в два сантиметра. — И что еще хуже, ты был настолько близок к тому, что отвратить меня от AC/DC.
Он разразился хохотом, при этом его глаза благодарно сверкнули на меня.
Черт, черт, чертово дерьмо.
Я действительно зашла слишком далеко.
— Не хотелось бы испортить твои отношения с AC/DC, — сказал он сквозь смех.
— Да уж. А теперь мне нужно заняться делами. У нас все в порядке? — спросила я.
Его взгляд вновь опустился на мою грудь, и, не поднимая глаз, он пробормотал:
— О да, в порядке.
— Просто потрясающе, — пробормотала я, борясь с неприятной дрожью. — Увидимся.
— Увидимся, дорогая, — промурчал он.
Черт, черт, черт, черт, черт, черт.
Я подняла подбородок, повернулась и пошла обратно к дому, чувствуя, как он смотрит мне вслед. Я кивком головы подозвала Итана, и он бросился вверх по ступенькам крыльца.
Когда я подошла ближе, то увидела, что он открыл штормовую дверь и поставил возле нее бейсбольную биту, которая обычно лежала у стены прямо перед дверью.
Мой маленький мужчина присматривает за мной (и Тилли).
Я едва успела закрыть дверь, как Итан спросил:
— Ты в порядке, мам?
— Да, все в порядке. Он оставит Тилли в покое. Все хорошо, — заверила я его, услышав, как зазвонил мой телефон. Он лежал в ванной, и я направилась туда, но сделала это, крикнув за спину: — После того, как я посмотрю, кто звонит, мы обсудит то, что ты вышел на улицу, когда я сказала оставаться внутри.
— Я не позволил бы тебе выйти, не прикрыв твою спину, — сообщил он мне.
Это было мило. И приятно. И правильно. Но не подходило для ребенка его возраста.
Но я объясню все это позже.
Я взяла телефон, понимая, что не стоит ждать ничего хорошего от звонившего.
Приняв вызов, я приложила трубку к уху:
— Райкер…
— Тебе вкололи огромную дозу глупости с тех пор, как я видел тебя в последний раз? — отрывисто спросил он.
Райкер наблюдал.
Почему он наблюдал?
Черт!
— Рай…
— Я же говорил, что этот парень для тебя не существует, — заявил он.
— Я знаю, но Рай…
— Я бы не позволил ему сделать что-нибудь с этой старой бабой. Эта сучка пошла в церковь. Ее даже нет в доме.
Я закрыла глаза в отчаянии.
Конечно. Тилли ходила в церковь каждое воскресенье. Потом она отправлялась с подружками на обед. И не вернется домой, по крайней мере, до двух часов.
Черт.
— Теперь, когда ты дала ему возможность поближе познакомиться с тобой, он будет жить и дышать, ища способ погладить твою упругую круглую задницу, — сообщил мне Райкер.
— У него есть женщина, — сказала я ему в ответ.
— У них проблемы, так что она уйдет в историю примерно через час, а мамочка, горячая штучка через две двери, с парой нокаутеров, созданных для того, чтобы сжимать их вместе и вставлять в них член, — это его ключ к игре по-крупному, блядь.
Ух…
Мерзость.
— Райк…
— Я не знаю, в какие игры вы с Мерриком играете, сестренка. Но предупреждаю, если ты не успокоишься, я привлеку его. И я знаю Меррика, детка. Я знаю его лучше, чем ты, и знаю то, что он будет скрывать от тебя, даже если вы оба перестанете придуриваться и разберетесь со своим дерьмом. Если он узнает, что происходит через две двери от его дамочки, он сойдет с ума. А Меррик — отщепенец. Его привлекает беспорядок. И на этом фоне я выгляжу более упорядоченным. Единственное, что может заставить Меррика потерять контроль, — это тот, кого он любит, оказавшийся в глубокой куче дерьма. Человек не остановится ни перед чем, чтобы вытащить тебя, даже если при этом сам окажется погребен. Так что слушай сюда, Шер. Береги свою задницу. Береги своего ребенка. И береги мужчину, от которого шарахаешься. Теперь мы закончили, и этот разговор больше не повторится. Если ты быстро не поумнеешь, знай, к чему это приведет. И если дело примет отвратительный оборот, то ты будешь понимать, что сама за это ответственна.
Затем он отключился.
Я не сдвинулась с места, одной рукой прижимая телефон к уху, а другой обхватив край раковины, держась за него, как за спасательный круг.
Если он узнает, что происходит через две двери от его дамочки, он сойдет с ума.
Но что происходит?
Его привлекает беспорядок.
Я знала это. Благодаря своему опыту и множеству ошибок я научилась читать людей.
Старый добрый мальчик Мерри был поверхностью. Которую можно процарапать ногтем, не прилагая особых усилий.
Человек не остановится ни перед чем, чтобы вытащить тебя, даже если при этом сам окажется погребен.
И это я тоже знала.
Черт.
А Тилли даже не было дома.
— Мама?
Я вздохнула, убрала телефон от уха, отпустила раковину и повернулась, чтобы посмотреть на Итана в дверном проеме.
— Не злись, ладно? — попросил он, сдвинувшись с места и с тревогой глядя на меня. — Я пытался поступить правильно.
Я сделала еще один вдох и заставила свое тело расслабиться, выдыхая.
Затем обратилась к сыну:
— Я знаю это, Итан. И в каком-то смысле ты поступил правильно. Нет ничего плохого в том, что ты хочешь позаботиться о своей маме. Но это было и неправильно, раз уж я сказала оставаться внутри.
Он прикусил губу.
Я придвинулся к нему, но не стала приседать, как раньше. Он становился высоким, пока еще недостаточно, но ему нужно было научиться пользоваться тем, что есть.
А вот в чем он не нуждался, так это в том, чтобы терпеть, когда кто-то относится к нему снисходительно, потому что он еще ребенок, даже если это было излишне.
— Ты — мужчина в этом доме, — сказала я Итану, наблюдая, как его грудь расширяется от гордости. — Но ты все еще ребенок. Спроси Колта, Сала, Майка — любой из них скажет тебе, что мужчина должен знать свои сильные и слабые стороны. Он должен научиться правильно оценивать ситуацию. И еще они скажут, что любой ребенок, независимо от того, насколько отстойно быть ребенком, независимо от того, что ситуация пугает его и он хочет помочь, должен делать то, что говорит его мама.
Плечи сына опустились.
Боже, большую часть времени быть мамой просто замечательно.
Но в такие моменты, как сейчас, все совершенно иначе.
Я быстро продолжила:
— В той ситуации ты должен был взять телефон и следить за мной через окно. Если бы у тебя появилось плохое предчувствие, тебе стоило позвонить Колту или в полицию, или еще куда-нибудь. Таким образом, ты прикрыл бы меня, но при этом выполнил бы мою просьбу. Но поскольку ничего подобного больше не случится, это не имеет значения. Жизнь есть жизнь. Ты извлекаешь из нее уроки. Сегодня ты кое-чему научился.
Глядя на меня, он кивнул.
— Хорошо, — пробормотала я.
— Этот парень, похоже, грозит неприятностями. Ты уверена, что ничего подобного не повторится?
— Думаю, ты все правильно понял. Он не такой чувак, как те, с которыми мы любим тусоваться, так что нам обоим следует держать дистанцию. Но еще я думаю, что его дела — только его дела, так что если мы будем держаться по дальше, то все будет хорошо.
Он снова кивнул.
— А теперь мне пора собираться, милый. Ты готов ехать бабушке? — спросила я.
— Да, мам.
— Хорошо, давай займемся своими остальными делами.
Он улыбнулся мне и вышел из ванной.
Я сделала еще один вдох и направилась в спальню.
Ночь понедельника
Намеренно или нет, но Трент позвонил в самый подходящий момент, как раз перед тем, как я собиралась выскользнуть из машины и отправиться на работу в ночную смену.
После первых двух сообщений он написал еще два.
Я просто не реагировала.
Мне необходимо было ответить, чтобы он оставил меня в покое. Кроме того, ему нужно было кое над чем подумать, и я должна была дать ему эту тему для размышлений.
Поэтому я ответила на звонок:
— Привет, Трент.
— Я писал тебе миллион раз, Шерил, — преувеличил он.
— Я знаю. Прости. Было много дел, — полуобернулась я.
— Итан сказал, что не приедет к нам с Пег на выходные, — раздраженно поделился он.
Я подавила вздох.
— Ты должен понимать, Трент, это решение Итана, — ответила я. — Он сам решает, когда хочет тебя видеть. Сейчас он вернулся в школу, так что у них часто случаются совместные ночевки, а все самое интересное происходит с его приятелями по выходным.
— Ему нужно проводить время с отцом.
Трент произнес эти слова, но создавалось впечатление, что они вырвались прямо изо рта Пегги.
— Ладно, мне через минуту надо быть на работе, но ты должен знать: мы с Итаном поговорили о том, что вы с Пег хотите проводить с ним больше времени, и ему эта идея не нравится. Он любит тебя. Твою жену. Твоих детей. Но он чувствует необходимость не торопить события, и это его выбор. Так что, если ему нужно пространство, ты ему его предоставишь.
— Он ребенок, Шерил. Он не имеет права принимать такие решения.
И снова Пегги.
— Он ребенок, Трент, ты прав. Но ему не пять. Ему скоро одиннадцать. Он знает, что ему нужно, чего он хочет, что ему приятно. Сейчас у него такой период, когда он должен изучить, как принимать собственные решения и чем это обернется. Мы должны позволить ему это.
— Он слишком мал, чтобы начинать подобное. Ему нужно руководство, — наставлял меня отец века Трент Шотт.
Я набралась терпения (и это не моя сильная сторона) и ответила:
— Я не говорю, что ему не нужно руководство. Я просто пытаюсь донести, что ему необходима свобода и пространство.
— Он может получить всю свободу и пространство, когда ему исполнится тридцать. А сейчас, будучи ребенком, он нуждается в том, чтобы его старик помог ему научиться быть мужчиной.
И еще больше Пегги.
Вот только учить его быть мужчиной будет именно Пегги.
От этой мысли у меня перехватило дух, и я стиснула зубы, чтобы подавить свою реакцию.
К сожалению, это позволило Тренту продолжить.
— Ты должна сказать ему, что ему нужно остаться со мной и Пег. В эти выходные. Мы заберем его у тебя в пятницу в пять тридцать.
— Этого не будет, Трент.
— Тогда я сам скажу ему, и если его не будет в означенное время, просто знай, Шерил, это будет ошибка, которую ты не захочешь совершить.
— Ладно, — огрызнулась я, с меня было достаточно. — Вот в чем дело — у тебя нет никаких прав в этой ситуации, Трент. До тех пор, пока твои права не озвучит судья. Если ты хочешь втянуть в это моего сына, то могу гарантировать, что еще больше отдалишь его от себя, чем уже отдалил, давя на меня этим дерьмом. Мы можем избежать этого и поступить правильно по отношению к Итану, если успокоимся, сядем и обсудим то, что устроит всех нас, и под «всех нас» я подразумеваю, что это устроит Итана. Но он говорит тебе прямо сейчас, что ему нужен перерыв. Это дает нам прекрасную возможность разобраться во всем, и когда он будет готов к большему, мы сможем договориться о том, как это будет происходить.
— Давя на тебя? — спросил он. — Ты сказала ему, что мы давили на тебя?
Мы.
Ее даже не было рядом, когда он пытался повлиять на меня.
Боже, не было никакого Трента.
Были только Трент и Пегги.
А значит, была только Пегги.
— Я не вру своему ребенку, — проинформировала я. — Так что да, я сообщила ему хорошую новость о том, что его отцу нравится с ним проводить время, но вместе с этим последовала и плохая новость о том, что его отец не уважает меня, указывая на свои права. Это не моя проблема. Это ты все испортил.
— Ты пытаешься отвернуть моего сына от меня. От меня и Пег.
Я и Пег.
Даже тошно.
— Нет, Трент, ты не понимаешь, что происходит. Я пытаюсь сказать тебе, что ты все портишь, а также даю совет, как этого не делать. Если ты решишь не принимать его, то последствия будут на твоей совести.
— Мы с Пег явимся к тебе в пятницу, Шерил, если моего сына там не будет, будешь иметь дело с нашим адвокатом, — предупредил он.
Как будто у него был адвокат.
— Как скажешь, Трент. Будто и раньше ты не доводил меня до бешенства. Он не глупый ребенок, и знает, что жизнь, которую он вел, которую вела я, была такой, отчасти благодаря твоему выбору. Можешь поступить так снова. Ты такой тупой ублюдок, что не понимаешь, я — боец, особенно когда речь идет о моем ребенке, и я всегда выхожу победителем. Это твои проблемы. Но чтобы сэкономить тебе время и деньги на бензин, скажу: мой ребенок не будет ждать тебя в пятницу в пять тридцать, и он не поедет к тебе. Итан даст вам знать, когда будет готов. А пока, последний совет, который я даю: подожди, пока он придет в себя. Дождешься — окажешься в выигрыше. Если нет — рискуешь потерять его навсегда.
Я отключилась, бросила телефон в сумочку и потащила свою задницу на работу.
Я сделала это в надежде, что у нас будет насыщенная ночь. Мне нужна была куча чаевых.
Потому что я чувствовала, что мне придется оплачивать услуги адвоката.
Два часа спустя я смотрела в противоположный конец бара, где Колт и Салли, склонившись над пивом и глядя друг на друга, улыбались и смеялись.
Феб была на работе. Джеки присматривала за маленьким Джеком — сыном Колта и Феб.
Колт любил проводить время со своей женщиной, когда она работала.
Да Колту в принципе нравилось быть со своей женщиной, и они оба с удовольствием давали бабушке время побыть с внуком.
В бар заходил Дрю Мэнголд — еще один детектив. Он ушел пятнадцать минут назад.
Майк тоже появлялся. Когда я пришла, он сидел с Колтом и Салли и болтал о всякой ерунде — выпивка после работы, ведущая к сближению между копами. Но он ушел менее чем через полчаса после того, как я заступила на смену в баре.
Но Мерри не было.
Конечно, он не заходил в «Джей и Джей» каждый день.
Но он был завсегдатаем. Бывал здесь раз в неделю, чаще два-три раза, иногда больше.
А с тех пор как я все испортила, прошла почти неделя.
Он избегал меня.
И это пугало. Он не был похож на человека, который таит обиду. Он был прямолинейным. Если у него возникали недопонимания, он говорил об этом в лицо и не медлил (со мной, конечно, такого не случалось, но я видела, как у него возникали проблемы с другими людьми, и он поступал именно так).
Но со мной он повел себя иначе.
А еще Мерри не продолжил жить своей жизнью, как раньше, чтобы у нас была возможность забыть обо всем и продолжить то общение, которые было раньше.
Поэтому можно сказать, что я волновалась. Я не извинилась. Не попыталась выйти на связь каким-либо другим способом. Не оставила открытой двери, через которую он мог бы проскользнуть и мы могли начать работу по возвращению к тем отношениям, что были между нами раньше.
Мое внимание привлек клиент, который хотел драфтовое пиво.
Пока я наливала напиток, все мерзкое дерьмо, которое вылетело из моего рта в сторону Мерри, вновь пронеслось в моем мозгу.
Я подала пиво, за которое парень тут же заплатил. Я получила хорошие чаевые, которые, возможно, окупили бы полсекунды времени адвоката. И двинулась дальше по бару, когда поняла, что необходимо пополнить некоторые напитки.
Я подала напитки, записала счета, забрав чаевые у тех, кто заплатил сразу и не стал открывать счет.
Закончив, я взглянула на Колта и Салли. Феб стояла рядом с ними, но смотрела на меня.
Она мягко улыбнулась.
Она тоже заметила, что Мерри не пришел.
В ответ я лишь нахально ухмыльнулась.
Она не купилась на эту попытку, но не стала действовать.
В этот момент Рут подошла к бару с заказом. И я двинулась ей навстречу.
Раннее утро вторника
Было четыре часа утра. Мама храпела на диване. Итан спал в своей кровати. Я лежала в своей спальне. В комнате было темно, светился лишь телефон.
«Я облажалась», — набрала я в сообщении для Мерри.
И тут же удалила.
«Я облажалась», — набрала я снова, глаза начали гореть.
И снова удалила.
«Я скучаю по тебе», — напечатала я без намерения отправлять.
И вновь все очистила.
«Я разрушила нас, малыш, и мне чертовски жаль».
Я не нажала «Отправить», но и стирать текст не стала.
Будто сообщение просто могло висеть и Мерри каким-то образом получит его без моего участия. Я оставила его в телефоне, заблокировала экран, бросила сотовый на тумбочку, повернулась на бок, закрыла пылающие глаза и не заснула.
Гаррет
Вечер вторника
Придя домой после работы, Гаррет просматривал почту на кухонной барной стойке, удивляясь, почему, черт возьми, ему приходит столько каталогов, если он никогда в жизни не покупал ничего по каталогам и ни разу не совершал покупок через Интернет.
Счета. Заявки на кредитные карты. Предложения по страхованию жизни.
И вот оно.
— Господи Иисусе, — пробормотал он, вглядываясь в почерк.
Лишь из любопытства он вскрыл конверт.
На стол выскользнул цветной глянцевый лист с фотографией размером восемь на десять, лицевой стороной вверх. На нем лежала ярко-розовая записка в форме сердечка. На ней было написано: «Я все испортила. Раньше я ничего не делала. Но я начну работать над нами, детка».
Он прочитал записку и посмотрел на фотографию.
На ней он сидел за барной стойкой в Вегасе. Миа в облегающем платье, которое ему чертовски нравилось, стояла рядом, облокотившись на него. Хотя ей это не требовалось: он крепко обнимал ее, прижимая к себе.
На барной стойке стояла трехсотдолларовая бутылка шампанского. Они оба держали в руках наполненные фужеры. Они потратились на шампанское, потому что он только что выиграл семь тысяч долларов за столом для игры в кости.
Они сделали несколько глотков, прежде чем Миа попросила кого-то из прохожих сделать снимок.
Затем они отнесли шампанское на стойку регистрации и отправились по своим делам. Не планируя будущее, живя настоящим, стараясь впитать как можно больше, они спустили почти весь свой выигрыш, забронировали номер люкс и быстро переехали в него.
Все остальное время, пока они были в Вегасе, а это три дня, они не покидали этот номер. Если им нужно было поесть, они заказывали обслуживание в номер. А когда они
не ели или не спали, то трахались, шептались или смеялись.
Гаррет никогда не был так счастлив.
И тогда все началось. Он испытал это чувство. Это произошло в последнюю ночь в Вегасе, когда он лежал на спине на кровати в том номере, а его обнаженная жена спала, свернувшись калачиком у него под боком.
Гаррет почувствовал страх.
Они прожили в браке три года — три хороших, крепких, надежных года — и как только они сошли с самолета на землю Индианы, он начал отстраняться.
И Мия позволила ему. Она не пыталась бороться. Она была растеряна. Испугана. Обижена. И демонстрировала эти чувства. Гаррета убивало осознание того, что он творил, что он делал со своей женой, но прекратить уже не мог. Он ни разу не попытался остановить свои попытки оттолкнуть Мию.
И за эти три года она ни разу не спросила его, что происходит. Что заставляет его вбивать клин между ними. По какой причине он убивает их счастье.
Она даже не начала сопротивляться.
А восемь лет спустя она вдруг решила бороться.
И сейчас, когда он посмотрел на эту фотографию, на поверхность всплыло все то, что у них было, все, чем они являлись. Все, чего он только хотел и то, что не давало ему покоя. Вся та боль, которую он ей причинил. А он уделил этому лишь секунду.
Восемь лет.
А потом храбрость Шер прорвалась сквозь ту крепость, которую она имела все основания воздвигнуть вокруг себя. И проснувшись тем утром, она посмотрела на Гаррета своим взглядом, прикоснулась, прижалась губами к его шее и коснулась его рта. И все мысли о Мие отошли в сторону.
Шер пришлось нелегко, и даже за двадцать лет службы в полиции он не видел никого, кого бы жизнь потрепала так сильно, как ее.
Но ей не потребовалось и недели, чтобы прорваться сквозь стены, которые она возвела для защиты своего сердца, и начать впускать его. Все пошло наперекосяк, но она все равно решилась.
Не восемь лет.
Даже не неделя.
Это было все, что нужно Мерри.
Он поднял фотографию, разорвал ее пополам, на четвертинки, на восьмушки, затем подошел к мусорному ведру и выбросил кусочки.
После этого он подошел к холодильнику, чтобы взять пиво, а затем сел на диван и включил телевизор.
Сегодня был вторник.
Завтра была среда.
Значит, прошла неделя.
Время Шер вышло.
Итан
Утро среды
Телефон его мамы пиликнул.
Он подошел к нему и увидел сообщение от бабушки, в котором говорилось, что им нужно определиться со временем семейного ужина.
Он открыл рот, чтобы крикнуть маме, одновременно вводя пароль и переходя к сообщениям.
Но перейдя в меню, он закрыл рот.
Среди сообщений был текст от Мерри.
Мерри — классный парень, коп, плохиш — не такой, конечно, плохой, как Кэл, но все равно крутой, который сможет предотвратить все плохое, что случится с его мамой. Крутой парень, полицейский-злодей, который выглядел вполне естественно, держа маму за руку.
Он знал, что не должен этого делать, но ничего не мог с собой поделать.
Он коснулся строки с именем Мерри. И прочитал сообщение, прокручивая его. И
глаза его заслезились от непонимания.
«Говорила с Райкером. Его проинструктировал Таннер. Он занимается делами церковной дамочки».
«Это значит, что ты нарушил данное мне обещание. Ты пообещал мне прямо в лицо. Ты солгал».
«Ты знаешь, что это значит, Мерри. Ты поделился моими делами. Это значит, что между нами все кончено во всех смыслах».
«Все кончено».
Между ними все кончено?
Между его мамой и Мерри было что-то, с чем можно было покончить?
Она сказала ему, что между ними ничего нет.
Но она не сказала правды.
Она защищала его.
Снова.
Итан почувствовал, как сильно забилось его сердце.
Среди сообщений было и то, которое мама так и не отправила.
«Я разрушила нас, малыш, и мне чертовски жаль».
Она назвала Мерри малышом. Она вообще никого не называла малышом, если только человек ужасно ей не нравился.
Там было написано: «Я разрушила нас».
У его мамы и Мерри было «мы».
И они ссорились.
— Малыш! Ты хочешь картофельные оладьи на завтрак или как? — позвала его мама.
И она направлялась в его сторону.
Итан прикусил губу.
Затем нажал кнопку «Отправить». И очень быстро набрал: «Не пиши. Если простишь, приходи ко мне». И тут же отправил.
Затем очень быстро перешел к бабушкиным сообщениям, как раз когда мама вышла из кухни.
Высунувшись, он помахал ей телефоном.
— Бабушка хочет, чтобы мы запланировали семейный ужин.
— Я займусь этим сразу после того, как мы вернемся из Вашингтона с ужина, который президент и первая леди устраивают в нашу честь.
Итан разразился смехом.
Его мама была очень смешной.
И из-за этого, а также из-за всего остального, что было в его маме, Мерри приедет. Итан знал это.
Не будет никаких смс. Мерри был похож на Колта. Он был настоящим парнем. Итан был уверен, что он не играет в игры. Итан знал это потому, что Мерри не стал шутить, когда беспокоился о том парне, который бегал с оружием по их району. Даже если его мама пыталась вести себя спокойно ради сына, Мерри не отходил от него ни на шаг, чтобы присматривать за Итаном и его мамой. Итан знал, что Мерри не станет тратить время попусту. Особенно в таких важных вещах.
И особенно, когда дело касалось его мамы.
Они поговорят. И помирятся. Его мама могла быть упрямой, но Мерри сумеет переломить ситуацию.
Они считали его ребенком. Думали, что он ничего не видит. И не слышит.
Но он видел. Слышал. Он наблюдал, потому что чувствовал, что все так и должно быть, и ему было приятно находиться рядом с ними.
Иногда Феб тоже могла быть упрямой, но Колт прорывался. Так же как с Вай Кэл всегда находил выход. Рокки была полна задора — она была сестрой Мерри, так что он знал об этом все — и Таннер всегда считал это забавным, а когда он смеялся над ней, Рокки не раздражалась. Ее лицо становилось таким мягким, словно она любила его еще больше, потому что ее поведение заставляло его смеяться.
Мама Итана была очень забавной. Она постоянно смешила Мерри.
Поэтому они помирятся. Мерри об этом позаботится. Мерри был далеко не глупым парнем, а любой парень хотел бы иметь женщину, которая постоянно его смешит. Итан знал это наверняка. Он знал это, потому что знал Колта, Кэла, Майка, Таннера. И когда Итан найдет свою малышку, он тоже захочет именно этого.
А после того как они помирятся, они перестанут скрывать все от него. Именно так мама пыталась защитить его после того, как тот плохой парень поиздевался над ней.
Тогда…
Тогда…
Тогда Мерри будет все время рядом.
И она наконец-то будет счастлива.