Не сдавайся

Глава 7

Никогда

Шер

Мой выходной был не таким спокойным, как хотелось бы, учитывая, что мне нужно было прислушаться к советам Вай (и Мерри) и сделать телефонные звонки разным людям, чтобы поделиться тем, что происходит с Трентом и, особенно, с Пегги.

Среди них был и звонок Колту, чей голос по телефону стал таким напряженным, что я поняла: он вот-вот взорвется.

Однако, даже будучи напряженным, он заверил меня:

— Никто не будет делать с Итаном то, чего ты не хочешь, Шер. Так что даже не думай об этом.

Конечно, после его слов, мне стало легче, поскольку если Колт что-то говорил, именно так и было. А если и нет, то он сделает все, чтобы его слова оказались правдой.

Что касается мамы, то я не считала правильным делиться чем-то подобным по телефону или по смс, а еще не хотела делать это при Итане (а он всегда находился рядом, если только не был в школе). Поэтому я отправилась в «Станцию» и дождалась ее перерыва, чтобы рассказать все лично.

Стоит ли говорить, что мама пришла в ярость. Она не являлась его рьяным фанатом и в те времена, когда мы с Трентом были вместе. А когда он бросил меня, беременную, на произвол судьбы, и вовсе начала его активно ненавидеть. Ведь отчасти его поступок заставил меня принять отчаянное, но стратегически верное решение стать стриптизершей. И с годами эта ненависть не угасла, так что она не была в восторге от того, что я снова впустила его в жизнь Итана.

Что касается Пегги, мама заявила так: «Никогда не могла понять, в чем дело, но я знала, что эта женщина — дурная душа. Я встречала ее всего пару раз, но она всегда вызывала у меня жуткую дрожь».

Услышав эти слова, я с нетерпением ждала того дня, когда у меня появится то самое пресловутое материнское чутье, которое было у моей матери (и у большинства матерей), но, к сожалению, казалось, что это чувство навсегда ускользнуло от меня.

Я забрала ребенка из школы и отправила его делать домашнее задание, а сама отправилась разбираться с горшками хризантем, которые Ви привезла нам из магазина Бобби.

Пусть дом был съемным, я все равно сажала цветы. Каждую весну я высаживала вдоль нашей дорожки каменник. Еще я купила большие горшки, чтобы поставить их по обеим сторонам крыльца, а у двери повесила кашпо. Вдоль фасада дома я посадила огромное количество гиацинтов, нарциссов и тюльпанов, так что с начала марта до конца апреля все было залито цветом. В начале лета я высаживала фиолетовые и белые бальзамины, лобелии или петунии.

Я не была такой садовницей, как Ви (она была ею и по профессии, и по милости Божьей). Все выглядело хорошо, но не потрясающе. Мне нравилось этим заниматься, но все, же садоводство не было моим любимым хобби.

Просто мелочь, чтобы наш дом выглядел как дом, как будто кому-то не наплевать, и я хотела, чтобы мой ребенок, каждый раз подходя к двери, видел это. А поскольку Итан собирался играть в футбол за команду «Браунсбургские бульдоги», когда перейдет в старшую школу, я всегда использовала при посадке школьные цвета. Потому что надеялась, что он добьется своего, а когда он будет встречаться с чирлидершами и заниматься прочей ерундой, мне будет чем заняться.

Так что я провела день, выдергивая засохшие комнатные растения, добавляя мульчу в почву, чтобы по весне быть вознагражденной за свои труды. Высаживала хризантемы в горшки и подвесные корзины.

Но даже в этом невинном занятии жизнь продемонстрировала, насколько она может быть отстойной. Когда я почти закончила с подвесной корзиной (что означало, что я закончила со всем), меня охватило неприятное ощущение, скользнувшее по задней части шеи.

Я посмотрела налево и увидела своего соседа-мудака, стоящего возле почтового ящика на улице с письмами в руках, и он не сводил с меня взгляда.

На нем были рваные джинсы, облегающий лонгслив, который демонстрировал зачатки пивного живота.

Он склонил голову набок, и моего опыта хватило, чтобы понять: когда я перегнулась через крыльцо, чтобы посадить хризантемы в подвесную корзину, его внимание было приковано к моей заднице.

Должно быть, он почувствовал мой взгляд, потому что его голова выпрямилась, я увидела, как на его лице появилась ухмылка, и он поднял руку, чтобы помахать.

— Привет! — крикнул он.

Черт, черт, черт, черт, черт, черт.

Я кивнула ему, отвернулась, утрамбовала землю вокруг новых растений, затем подняла корзину, прошла по ступенькам и поставила ее на подставку.

Установила все на свои места и, не оглядываясь, вошла в дом.

Мне еще предстояла уборка, а еще нужно было выбросить пластиковые контейнеры, почистить и убрать на зиму инструменты.

Я займусь этим позже, когда все будет чисто.

Но, будучи собой — и учитывая мою внешность, — я знала, что, даже сбежав, я только что попала на радар мудака.

— Слева! — крикнул Итан.

Я посмотрела налево, а затем выстрелила во врага.

— Отлично. Ладно, давай пойдем вон к тому зданию, — предложил Итан.

— Веди, парень, — пробормотала я.

Мы сидели на диване. На журнальном столике перед нами лежали остатки замороженной пиццы, которая стала нашим ужином, вперемешку с двумя банками «Принглс» и открытым пакетом «Супер M&M's» (эта упаковка — настоящий подарок богов — в каждом кусочке в три раза больше шоколада).

После ужина мы с сыном занялись тем, чем занимались достаточно часто: играли в видеоигру.

Я следовала за персонажем сына по зданию, мы попадали под обстрел, надирали задницы, зачищая пространство, а затем я следовала за ним по пустынному рынку, сохраняя бдительность.

Моя наблюдательность пошатнулась, когда Итан, щелкая контроллером и глядя в телевизор, спросил вскользь:

— Так Мерри теперь твой парень?

Черт.

Мне все еще нужно было поговорить с сыном о его отце и Пегги. Я оттягивала этот момент, но намеревалась сделать это до того, как он ляжет спать (или, по крайней мере, говорила себе, что намереваюсь поступить именно так).

Однако я надеялась, что он пройдет мимо истории с Мерри.

Как всегда, мои надежды меня подвели.

— Нет, малыш, — осторожно сказала я. — Его просто задело, что этот парень был в нашем районе. Твоя мама и Мерри просто друзья.

Хорошо. Все отлично. Я это сказала, и ничего из этого не было ложью (ну-ну).

— Он был на взводе, поэтому остался на ночь?

Черт.

— Ну, да, — сказала я, стараясь говорить непринужденно и думая, что мне это удается. — Мы ему нравимся. Он просто хотел убедиться, что с нами все в порядке.

— Проведя здесь ночь?

Боже.

Может, это и нехорошо, что мой ребенок был смышлёным.

Я нажала на паузу в игре и посмотрела на своего мальчика.

Он посмотрел на меня в ответ.

— Да, Итан, — тихо сказала я ему. — Мы ему очень нравимся. Его напугало, что этот парень был в нашем районе. Есть мужчины, которым не нравится, когда женщина остается одна с ребенком без мужского присмотра. — Я усмехнулась. — Мы подстраховались, но Мерри именно из таких мужчин, понимаешь?

Он кивнул.

— Жаль, что все так вышло сегодня утром, — сказала я ему. — Мерри, наверное, напугал тебя, разбудив. Но он хотел сделать приятное твоей маме, дав мне поспать.

— Он поступил правильно, — заявил Итан. — Ты не высыпаешься, мам.

Может, и нехорошо, что мой ребенок такой милый. Из-за этого было практически невозможно ограничиться одной порцией сентиментальности в неделю.

— И отстойно, что при всей заботе, при том, что он держит тебя за руку и все такое, он не твой парень, — заявил Итан. — Он очень крутой. Он почти такой же крутой, как Колт.

И вот опять.

Итану нравился Мерри, но еще больше Итану нравился Мерри из-за меня.

Честно говоря, никогда не удастся предугадать все разновидности отстоя моей жизни. Он был подобен числу пи — просто бесконечен.

— Да, — это все, что я могла сказать, потому что мой сын был прав.

Итан уставился на меня. Затем, без предупреждения, сел рядом со мной.

— Тебе нужен парень.

Я медленно моргнула, добавив к этому подергивание головой.

— Это… просто безумие, что у тебя его еще нет, — продолжил Итан. — Все мои друзья так думают, и я тоже.

— Э-э… — выдавила я, но Итан еще не закончил.

— Ты, типа, самая крутая мама на планете. Мне приходится устраивать ночевки, потому что все парни хотят приходить сюда. — Он жестом указал контроллером на телевизор. — Они не могут поверить, что ты играешь со мной в видеоигры. Мама Брендона разрешает ему играть только полчаса в день. Это просто безумие. И она никогда бы не стала играть с ним. Ни за что.

— Может, у нее нет такой потрясающей координации глаз и рук, как у твоей мамы, — поддразнила я, поднимая контроллер в руках.

— Нет. У нее просто палка в заднице, — ответил Итан.

— Малыш, — тихо сказала я. Мне нравилось, что он милый и резкий, но, я не желала, чтобы он был противным. — Не будь злым.

— Это правда, — ответил он. — Тридцать минут, мам? Это просто ужасно. А мама Эвереста разрешает ему есть сладкое, но только на днях рождения. Его, сестры, мамы или папы, и только торт. Каждый вечер они едят брокколи. Брокколи выглядит отвратительно, пахнет отвратительно и на вкус отвратительно. Но он ест ее, похоже, каждый вечер. Он говорит, что если так будет продолжаться, то сам превратится в брокколи.

Получив такую информацию, я поняла, почему вечеринки Итана были популярны: я всегда накрывала стол для его друзей. И не была уверена, что у нас в доме когда-нибудь была брокколи с того самого дня, как он родился.

Я улыбнулась сыну, но на самом деле мне следовало бы заставить своего ребенка есть больше брокколи, стручковой фасоли и тому подобного, и меньше «Принглс», «Орео» и «М&М».

Интересно, что сделает Пегги, если узнает, какую гадость я позволяю есть своему ребенку.

Черт, может, мне стоит заглянуть в вегетарианский отдел, и не только для того, чтобы набрать теста для сосисок, которые я любила делать во время футбольных игр.

— Видишь, почему они хотят сюда приходить? — спросил он меня. — Потому что ты круто одеваешься, круто себя ведешь, не заставляешь нас ставить банки с напитками на подставки и все такое. А если Xbox не работает, ты знаешь, как залезть туда и пошевелить нужные провода, чтобы он заработал. Мама Тедди заставляет нас ждать, пока его папа вернется домой, потому что она вообще ничего не знает о телевизоре. И какой парень, ребенок или взрослый, не захочет быть с такой классной дамой, как ты?

Боже, я собиралась расплакаться из-за его слов, хотя и не была уверена, работают ли все еще мои слезные каналы. Они высохли после того, как Лоу поимел меня. Если они снова заработают из-за того, что мой ребенок такой милый, это может привести к катастрофе.

Другими словами, я должна была немедленно положить этому конец.

Пытаясь сделать это, я предупредила:

— Ты заставляешь меня превысить норму сентиментальности на этой неделе.

Итан полностью развернулся ко мне, и я поняла, что он говорит очень серьезно, или даже серьезнее, чем я предполагала (а я уже догадалась, что он говорит серьезно).

Он хотел что-то сказать, и это что-то было явно важно для Итана.

Следовательно, мне стоило заткнуться и выслушать.

— Ну, как хочешь. Будь как все, мне все равно, — заявил он. — Но я не собираюсь быть рядом вечно, мам. Через пять лет я получу права и буду играть в футбольной команде. Это значит тренировки после школы, сборы и плавание по выходным. А еще у меня будет малышка, и мне нужно будет с ней гулять. Я буду часто уходить. Тогда что ты будешь делать?

— Итан, — пробормотала я, с ужасом ожидая этого момента, расстроенная тем, что он понимает, что это время придет, и беспокоится обо мне.

— Нет, я хочу знать, — потребовал он. — Мне почти одиннадцать. Думаешь, я не знаю, как тяжело тебе заботиться обо мне? Но ты, похоже, не знаешь, что мне это не нужно. Ладно, я понимаю, что ты не можешь оставить меня дома одного на ночь и тому подобное. Но днем мне будет хорошо. Я даже могу ходить из школы домой пешком, чтобы бабушке или Вай не приходилось за мной заезжать. Это ведь не безумие. Другие дети так делают.

Другие дети, может, и делают так, но они проводят всего пару часов в одиночестве до прихода родителей. В ранние смены я возвращалась домой только после восьми тридцати.

Для мамы я была крутой, это понятно, но для ребенка возраста Итана это слишком долго без присмотра.

— Этого не случится еще пару лет, малыш, — тихо сказала я ему.

— Верно, но ты же знаешь, что меня все устраивает, даже если это не устраивает тебя, верно?

Конечно, я все это понимала, поэтому и ответила ему.

— Я знаю, что тебя все устраивает, — кивнула я.

— У меня все будет отлично, а что останется тебе, мам? Если меня не будет рядом, с кем останешься ты? Кто будет рядом, чтобы сделать тебя счастливой?

Боже, у меня возникло ощущение, что глаза буквально выпадут из глазниц, и это было безумно больно.

— Тебе не стоит об этом беспокоиться, малыш, — сказала я, и его голова покачнулась.

— Если я не буду думать о таких вещах, то кто будет? — спросил он. — Точно не ты, — ответил он сам себе и продолжил. — Ты как будто только обо мне и думаешь, и это круто. Отчасти поэтому ты крутая мама: ну знаешь, увлекаешься видеоиграми и прочим, но еще и заботишься обо мне. Но это все, что есть у тебя, мам. Ты, типа… работаешь, а потом, ну… заботишься обо мне. И все. Мерри — суперкрутой чувак, и я знаю, что ты ему понравилась бы, но он и не подумает спросить, потому что ты только и делаешь, что заботишься обо мне. Он знает, что ему откажут, так зачем стараться?

Да, я была абсолютно права. Даже если он был не совсем прав, все равно мой ребенок стал слишком сообразительным.

— А Мерри — единственный крутой, кто остался, — серьезно сообщил мне Итан. — Он очень высокий, очень забавный и носит костюмы, как джинсы. Девочки в школе, которые его знают, думают, что он сексуальный для старика. Я имею в виду, есть Марти, и он ничего, но он еще и придурок. А ты заслуживаешь такого человека, как Мерри, а не парня, который вроде ничего, но при этом еще и дурачок.

Этот разговор продолжался слишком долго, и если он затянется еще хоть на чуть-чуть, то просто убьет меня.

— Тебе грозит шестинедельная доза сентиментальности, — ответила я, надеясь заткнуть сына.

Он понял, на что я надеялась, и раздраженно покачал головой.

— Ты говоришь это, чтобы заткнуть меня, хотя не должна, потому что это важно. — Он наклонился ко мне. — Мне понравилось, как Мерри разбудил меня сегодня утром. Он был веселым и показал мне, как отсоединился провод в вафельнице, так что если это случится снова, я смогу все исправить. И мы оба вели себя очень тихо, потому что ты спала, и это тоже он делал забавно. Но я знаю, что нам обоим было приятно, ведь ты не высыпаешься.

Боже, Итану действительно нравилось, что Мерри рядом.

Черт.

— Итан, милый…

Он бросил контроллер на диван между нами и скрестил руки на своей маленькой мужской груди, прерывая меня.

— Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Я знаю, бабушка хочет того же. Она волнуется. Она такая же мама, как и ты, но у меня есть ты, чтобы заботиться обо мне. Она мама с ребенком, у которого нет никого, кто бы позаботился о нем.

И еще мой ребенок хорошо умел перекладывать вину.

Вот дерьмо.

— Я уже взрослая и могу сама о себе позаботиться, малыш. Я могу позаботиться о нас обоих, — сказала я ему.

— Я знаю, что ты можешь, мам, — нетерпеливо заявил он. — Но это не значит, что ты должна. Ты не должна делать это одна. Не тогда, когда ты красивая, классная, смешная, любишь футбол. Рядом должен быть парень, которому ты нравишься так же, как нам с бабушкой.

— Я не могу просто заказать парня из меню, малыш, — сказала я ему в шутку, надеясь перебить его серьезный настрой, потому что мне было неприятно, что мой сын вообще беспокоится обо мне. Особенно если он переживает так сильно.

Мое замечание было неправильным, и я понял это, когда он отвесил челюсть и сердито отвернулся к телевизору.

— Ты хочешь позаботиться обо мне, — осторожно предположила я.

Он крепко сжал руки на груди.

Ладно, я должна была что-то сделать. Но, Боже, мне оставалось только одно — это лгать своему ребенку.

— Когда-нибудь я буду счастлива, Итан. — Это была ложь. Затем я сказал ему что-то вроде правды. — Но в твоих словах есть резон: ты становишься старше, и мне следует немного отпустить тебя и уделить время себе. Я так и сделаю, обещаю. — Когда он не посмотрел на меня, я спросила: — Хорошо?

Прошла секунда, но, не отрывая глаз от телевизора, он пробурчал:

— Да.

— Я просто очень люблю тебя, малыш, — прошептала я и увидела, как дрогнул его подбородок, прежде чем он взял себя в руки. — Ты — лучшее, что я когда-либо делала, и я не хочу, чтобы ты когда-нибудь забывал об этом.

Итан поднял на меня угрюмый взгляд.

— Уже не забуду.

— Это хорошая новость, — пробормотала я.

Но он продолжал настаивать.

— И я хочу, чтобы ты пообещала, что когда мне исполнится двенадцать, ты позволишь мне ходить домой самостоятельно, чтобы тебе, бабушке или Вай не пришлось за мной заходить.

— Может, поговорим об этом, когда тебе исполнится двенадцать, — предложил я. — Договорились?

— Как скажешь, — пробормотал он, отворачиваясь к телевизору.

Я вздохнула, а затем приняла решение.

— Поскольку мы с головой погрузились в такой серьезный разговор, а ты только что заявил маме, что взрослеешь, и мне следует иметь это в виду, я должна кое о чем с тобой поговорить.

Он не смог скрыть своего любопытства, когда снова посмотрел на меня.

— О чем? — спросил он.

— Ну… — я не знала, с чего начать.

Когда я замолчала, мой ребенок выглядел еще более любопытным, поэтому я заговорила:

— Не так давно я имела не очень приятную беседу с твоим отцом.

Глаза Итана стали большими.

Я продолжила:

— Мне не очень понравилось то, что он сказал, поэтому я думаю о том, как поступить с ним и Пегги. Я знаю, что ты любишь проводить с ними время, но мне придется попросить тебя какое-то время просто поговорить с ними по телефону, пока мы с твоим папой со всем не разберемся.

— Что он сказал?

Черт.

Ну вот, началось.

Ладно, он хотел быть взрослым? Я должна был позволить. Начиная с этого момента.

Про что и речь. Отстой в моей жизни так и не закончился.

Я полностью развернулась к сыну, подняв согнутую ногу и положив ее на диван.

— Ладно, он сказал, что они с Пегги хотят видеть тебя чаще, и это меня немного напугало. Но когда я сказала, что мы обсудим все после того, как у меня будет время подумать, на что он сказал еще кое-что не очень приятное. Пегги хочет, чтобы ты жила с ними на постоянной основе, ну а я, конечно, против. Так что нам с твоим папой придется найти общий язык, пока Пегги разбирается со своими мыслями, потому что она не получит того, чего хочет.

По моим предположениям, единственной реакцией сына на все это будет лишь злость. И я оказалась права.

— Жить с ними постоянно? — спросил он, его щеки покраснели, а огонь в глазах начал разгораться.

— Этого не случится, — твердо пообещала я. — Она просто…

— Нет, этого не будет, — огрызнулся он, вскочил с дивана и закричал: — Это безумие!

— Итан, малыш, успокойся, — мягко сказала я. — Этого не будет. Ты прав. Хорошо?

Он наклонился ко мне и закричал:

— Это безумие!

— Малыш…

Он не успокоился. И поинтересовался:

— Значит, они хотят забрать меня у тебя, бабушки и… тебя?

— Итан, этого не случится, — заверила я.

Он уставился на меня.

— Малыш, сядь, хорошо? — мягко попросила я. — У нас все хорошо. Все в порядке. Ты знаешь, что я не позволю, чтобы с тобой случилось то, чего ты не хочешь. Все будет хорошо. Я просто рассказываю своему маленькому человеку о том, что происходит. Теперь мне нужно, чтобы ты остыл и обсудил это со мной.

Он сделал такой большой вдох, что его грудь вздыбилась. Затем он сел, уставившись в телевизор, и я дала ему время. В конце концов, он посмотрел на меня.

— Знаешь, он мне нравится, — сказал Итан. — Папа. Он нормальный. Он может быть смешным. Она, например, очень хорошо готовит. Тобиас и Мэри такие милые и постоянно делают всякие глупости, что очень смешно. Но он, как… не Колт. Особенно с Пегги. Понимаешь, о чем я?

А когда было иначе?

— Он и не Мерри, — продолжил Итан. — Но в другом смысле, потому что я никогда не видел Мерри с девчонкой. Но, знаешь, Мерри забавный, хотя и не старается. А папа странный, потому что видно, что он пытается очень сильно. Но в сравнении с Колтом, видно, что Пегги полностью распоряжается ситуацией. Это странно и немного дико. Я имею в виду, что все должно быть как у Колт и Феб или как у Майка и Дасти. Типа, он чувак, и он настоящий мужчина, но он не помыкает ей, а она им. — Он пристально посмотрел на меня. — Ты понимаешь, о чем я?

— Я знаю, что ты имеешь в виду, — подтвердила я.

— Не то чтобы они мне не нравились. Просто это странно, — сказал он мне.

— Да, конечно, — согласилась я.

— Но если бы у меня был выбор быть рядом с парнем и его цыпочкой, то мне кажется более правильным находиться рядом с Колтом и Феб или, знаешь, Кэл и Вай. Даже если Кэл — полный отморозок, Вай все равно не позволяет ему все решать за себя. Папа и Пегги, это просто… — он покачал головой. — Они жуткие.

Мне нравились его слова. Мне нравилось все, даже то, что Итан сказал, что мне нужно уделять время себе. Мне это так нравилось, что хотелось встать и закричать во все горло.

Мне хотелось это сделать, потому что один этот разговор доказывал, что каким-то образом, вопреки всем трудностям, которые в основном создала я сама, мне все же удалось правильно воспитать своего сына.

— Это хорошо, — заявил он. — Мне нужен перерыв. Папа спросил, не хочу ли я провести с ними следующие выходные, и я вроде как хотел отказать. Теперь я точно скажу «нет».

Что ж, это было большим облегчением.

— Ладно, Итан, я рада, что тебя это устраивает, потому что если ты скажешь «нет», он, в конце концов, придет ко мне, и тогда я буду говорить «нет» за тебя какое-то время. Тебя это устроит? — спросила я.

Он пристально посмотрел на меня.

— Да. И если хочешь, можешь сказать им, что я не хочу проводить там больше времени и уж точно не хочу с ними жить. Он не может войти в мою жизнь, когда я уже почти вырос, и делать такие вещи. — Итан покачал головой и продолжил говорить, изучая меня: — Если ты не хочешь говорить ему об этом, я скажу сам.

— Давай пока оставим все как есть между тобой и твоим отцом, поэтому позволь говорить мне. Тебя это устроит?

Он кивнул, но сказал:

— Если я должен буду это сказать, мам, я это сделаю.

О да. Я мысленно кричала от радости.

Мой ребенок был умным. Он был чувствительным. Мог озвучить свои мысли. Он был сильным. И храбрым.

Я воспитала его правильно, и мне оставалось лишь полдела. У меня было еще время, чтобы все закрепить.

Этого времени было недостаточно, просто потому что, в конце концов, оно закончится, а я хотела, чтобы наше время длилось вечно. Но, тем не менее, меня все устраивало.

Я кивнула ему и ответила:

— Ладно, парень. Если тебе нужно что-то сказать, говори в любое время. В этой ситуации или в любой другой. Просто хорошо подумай, как озвучить свои мысли. Хорошо?

— Отлично, — пробормотал он.

Я наклонила голову к телевизору.

— Ну что, мы собираемся уничтожить еще несколько плохих парней или ты хочешь помочь мне вымыть кофейный столик?

— Я еще не закончил с M&M's.

Конечно, он не закончил. Как и я.

У меня возникло ощущение, что лодка с брокколи уже проплыла мимо нас. Но он любил морковь, так что завтра я возьму и ее.

— Так, ты берешь Принглс, я беру пиццу, мы оставляем M&M's, а потом надираем всем задницы, — предложила я.

Он улыбнулся.

— Мне подходит.

Я оттолкнулась от дивана, и сын тут же с него спрыгнул. Я ждала.

Он схватил Принглс, а я собирала использованные бумажные тарелки, салфетки и остатки пиццы, выбирая момент.

Я все еще раздумывала, когда позвала:

— Итан?

— Да, мам?

Я глубоко вздохнула. Затем проговорила, глядя на пиццу:

— Ты самый лучший ребенок на планете, и я люблю тебя больше, чем дыхание, слышишь?

— Я слышу тебя, мам, — тихо ответил он.

Я больше ничего не говорила. И мы разошлись в разные стороны.

Потом мы съели M&M's и надрали задницы злодеям из видеоигр.

После этого мой ребенок уснул.

Я сидела, скрестив ноги, на своей кровати. В комнате горел один светильник, приглушенный накинутым на него шарфом.

Я была босиком, но на мне были джинсы и футболка, косметика, украшения — все.

В руке я держала телефон, склонив к нему голову.

На экране высветились мои сообщения, в частности, мои и Мерри.

Последнее было от меня.

«Все кончено».

Еще одно доказательство моей вспыльчивости и слишком бурной реакции.

Я крепко зажмурила глаза.

Открыла их и позволила большим пальцам провести по экрану.

«Прости меня. Я была настоящей сукой утром. Все вышло из-под контроля. Ты этого не заслужил. Ни слова. Я сорвалась и очень жалею, что сделала это».

Я уставилась на текст.

Потом нажимала на кнопку «Очистить», пока текст не исчез.

«Итан был в восторге от того, что ты его разбудил. Ему нравилось, что ты заботишься обо мне».

Я некоторое время изучала текст, прежде чем удалить и его.

«Ты ему нравишься. Он считает тебя классным и забавным, и он надеялся, что то, что ты с нами, означает, что ты со мной».

Мои глаза пылали, и я уже начала привыкать к этому ощущению, пока нажимала кнопку «Очистить».

«Я проснулась с мыслью, что ты позаботился и обо мне. Позаботился о нас. Мне это очень понравилось, Мерри».

Я стерла, а потом напечатала вновь.

«Я сделала то, что у меня очень хорошо получается: все испортила».

Я удалила текст вновь и напечатала новый.

«Но я люблю тебя, и это меня пугает».

От этого сообщения я избавилась быстрей, чем от прошлого.

«Прости меня».

Я уставилась на эти два слова на своем экране, мой большой палец завис над кнопкой «Отправить».

Но провела пальцем в другую сторону, и кнопка исчезла.

Я выключила телефон и бросила его на кровать, подняв обе руки, чтобы прижать основания ладоней к глазам, пытаясь охладить огонь.

Это не помогло, поэтому я встала с постели и пошла в ванную, чтобы снять макияж и начать собираться, чтобы попытаться заснуть.

Я знала, что это будет невыполнимая задача.

И, наконец, лежа в темноте, поняла, что была права.

Гаррет

Гаррет стоял на балконе с телефоном в руке и курил, склонив голову.

Он включил его, рассеянно отметив, что нужно купить новый, потому что эта трещина чертовски раздражала.

Скользя большим пальцем по экрану, он перешел к своим сообщениям.

В частности, к их с Шер переписке.

«Все кончено».

Последнее сообщение от нее.

Черт.

Он выключил телефон и посмотрел вперед.

Она была права.

Когда он проснулся, ему следовало разбудить Шер, чтобы обсудить, как они все преподнесут Итану. Он поспешил и принял решение, которое принимать не должен был.

Поэтому она имела право сердиться.

Но она вышла из себя, выплеснув дерьмо, которое совершенно не соответствовало действительности.

Это вывело его из себя. И он не стал скрывать своей реакции. Она знала это, и, когда он вышел за дверь, по ее лицу было видно, что она сожалеет. И вообще, это была Шер. Она не часто сдерживалась.

Но с тех пор… ничего. Никаких извинений. Ни типичного поведения Шер, которая была бы нахально-милой или занозой в заднице в хорошем смысле этого слова, чтобы попытаться все забыть и двигаться дальше.

Ничего.

Вид проснувшейся Шер, ее взгляд, прикосновение ее губ к его шее, этот гребаный поцелуй — все это пронеслось в его мыслях.

Он вновь переместился в тот момент.

Если у тебя есть что-то, за что стоит бороться, ты борешься. Ты не сидишь и не ждешь, пока все само разрешится.

Она была права.

Но, судя по тому, как у них все складывалось, она отчасти ошибалась.

Ей нужно было время. Ему нужно было время. Шер не была глупой. Она была внимательной. И понимала, что зашла слишком далеко этим утром. Он еще до того, как вышел за дверь, осознал, что она хотела бы вернуть все назад.

Но он давил, и давил в тот момент, когда любой здравомыслящей и логичной женщине, знающей историю его отношений с бывшей женой, хватило бы ума отступить.

Но Шер отступила лишь частично по этой причине.

Ему нужно было остыть. Шер нужно было дать немного пространства. Она должна была понять, что он движется дальше. И он решил двигаться дальше с ней, вернее с ней и

ее мальчиком, пусть это и было риском, на который ей стоило пойти.

Глядя на парковку, Гаррет принял решение. Он даст ей неделю.

Он сделал затяжку, вдохнул, выдохнул и решил, что пора сократить количество сигарет, чтобы подготовиться к полному отказу от них. Итан не скрывал, что в то утро ему нравилось присутствие Гаррета, как никогда не скрывал, что ему нравится присутствие Гаррета или любого из мужчин.

Гаррет не забыл, пусть и прошло более трех десятилетий, каково это — быть ребенком в таком возрасте, впитывая в себя все то, что окружает, запечатывая ненужное дерьмо, чтобы личность, которой ты хотел стать, могла выплеснуться наружу, когда придет время.

Ему не нужно было внушать Итану мысль о том, что круто, а что нет.

Поэтому с сигаретой придется расстаться.

Он уже собирался затянуться, когда увидел свет фар на парковке. С легким любопытством он посмотрел в ту сторону и увидел машину, которая ехала через парковку, чтобы попасть на другую сторону здания, где жильцы и их гости парковали свои машины.

Но он знал этот серебристый Лендровер.

Серьезно? Она не могла делать этого.

Господи, а он-то думал, что с этим дерьмом покончено.

— Черт, — прорычал он, хмуро глядя на Ровер и выпрямляясь.

Гаррет вошел внутрь, закрыл и запер дверь. Затем подошел к кухонной барной стойке и бросил на нее свой телефон, не желая того, что последует дальше. Он просто хотел позвонить Шер, выговориться и не ложиться спать, раз уж все так сложилось. Или, в крайнем случае, написать ей что-нибудь, чтобы она не думала, что он все еще зол на нее.

Таким поступком он бы не дал ей времени, поэтому не сделал ничего.

Вместо этого он сделал то, чего делать совершенно не хотел.

Когда в дверь постучали, он подошел, посмотрел в глазок и почувствовал, что у него отвисла челюсть.

Гаррет снял цепочку, повернул засов и открыл дверь.

Он решительно встал в дверном проеме и посмотрел на свою бывшую жену.

Она была ниже Шер на несколько дюймов. У нее было много рыжих волнистых волос, в то время как у Шер они были светлыми и спадали до плеч. У нее были зеленые глаза, в которых вспыхивал огонь или юмор, а не темно-карие глаза Шер, которые, даже когда она этого не знала и не хотела, светились теплом.

И сейчас Миа Меррик была не в настроении играть в игры.

— Иди домой, Миа, — приказал он.

Она подняла на него глаза, полу прикрытые капюшоном, но он мог прочитать ее взгляд. У него за плечами были годы общения с Мией. Эта женщина не могла ничего от него скрыть. Она была зла. И ощущала еще кое-что.

— Давненько от тебя не было вестей, Мерри, — мягко проговорила она.

— Прости. Виноват, — ответил он. — Поздравляю, детка. Желаю тебе всего наилучшего, — сказал он ей с гораздо меньшей эмоциональностью, чем говорил с Шер в то утро, отчего его голос превратился в черную пустоту, и было удивительно, что эта стерва не исчезла прямо в ней.

К сожалению, не исчезла.

Он наблюдал за медленной ухмылкой, появившейся на ее губах. Она думала, что прочла его.

Возможно, она слышала о нем и Шер, сомнительно, что не слышала, но даже если и слышала, то не знала, что потеряла способность читать его шесть дней назад.

Ей показалось, что за его словами скрывается ревность.

Она наклонилась ближе к нему.

Гаррет отшатнулся, внимательно изучая ее.

Красивая. Такая чертовски красивая. Маленькая распутница. Он считал ее своей маленькой распутницей. И это его заводило. Сучка была злой. И он ошибался.

Он не мог полностью понять ее, потому что был тем самым придурком, который за пять лет их разлуки не догадался, что ее злые игры ядовиты.

— Миа, иди домой, — повторил он.

— Ты хочешь, чтобы я ушла? — спросила она, еще сильнее прижимаясь к нему и упираясь сиськами в его грудь.

Он мгновенно отпрянул.

Ее глаза сузились, и она протянула руку к его промежности.

Она едва успела прижаться к нему, как он переместил свою руку между ними. Обхватив пальцами ее запястье, он отдернул его, услышав ее удивленный возглас, когда применил именно ту силу, на которую рассчитывал, чтобы донести до нее все, что хотел.

— Что, черт возьми, с тобой происходит? — спросил он.

— Мерри, — прошептала она, выкручивая руку, чтобы попытаться вырваться, и на ее лице появилась неуверенность.

Он резко дернул ее вперед, и она издала еще один удивленный возглас, когда он наклонился, чтобы заглянуть ей в лицо.

— Послушай меня, — прорычал он. — Никогда больше не приходи сюда. Продавай дом. Пакуй чемоданы. Увози свою задницу в Блумингтон. И забудь о моем существовании.

Миа заглянула ему в глаза: ее собственная неуверенность исчезла, а на лице явно читалось то, что Гаррет внушил ей — вера в то, что она владеет его членом и тем самым может им управлять.

— Ты не хочешь этого.

— У тебя на пальце кольцо другого мужчины, — напомнил он ей.

— Как будто это что-то значит для тебя, — ответила она.

— Черт, — прошептал он, глядя ей в глаза. — Ты что, совсем меня не знаешь?

Ее взгляд упал на его губы.

— Я знаю тебя лучше, чем ты сам, малыш.

Он слегка встряхнул ее запястье, и Мия снова устремила взгляд на него.

— Нет, подруга, — прорычал он. — Нет. Когда ты хочешь прийти и поиграть, при этом, не давая никаких обещаний мужчине, который уже наметил будущее с тобой, это одно. А вот это дерьмо… совсем другое дело. Хочешь быть той тварью, которая на*бывает своего парня, — дерзай. Но ты не будешь использовать меня для того, чтобы заставить играть в твои игры.

— Если для тебя это так важно, Мерри, пока ты трахаешь меня, я сниму его кольцо, — предложила она.

Чертова сука.

Как, бл*дь, он не заметил этого раньше?

Она же приходила к нему. Не редко, но и не часто. Она приходила к нему, когда у нее выдавался не очень хороший день… «и я просто хочу побыть с тобой, Мерри». Или когда у нее были неприятности с мамой… «и никто не справится с ними так, как ты, Мерри». Или когда она чувствовала… «нам нужно поговорить, Мерри».

Ей нужно было трахаться, чтобы кто-то возбуждал ее так, как, видимо, никто другой не мог. И ей потребовалось совсем немного времени, чтобы уговорить его на это, в основном потому, что она прижималась к нему руками или ртом, и они вообще не разговаривали.

Гаррет не утешал ее. Не слушал ее.

И чаще всего она уходила до того, как он просыпался, или он лежал в постели, смотря, как она одевается, и слушая ее слова: «Мне пора, малыш. Я тебе позвоню».

Она не звонила.

Но также без колебаний возвращалась, когда ей требовалась очередная порция его члена.

Гаррет думал, что однажды она не станет рано вставать и уходить тайком. Однажды она не станет одеваться под его взглядом, а повернется к нему и скажет что-нибудь вроде:

— Давай поужинаем сегодня вечером. Ведь ясно, что ни один из нас не может оставить все как есть. Давай во всем разберемся.

Он думал, что ее приход говорит о том, что между ними еще не все кончено. Ему казалось, что дверь открыта. И ему просто нужно войти.

И когда отношения не возобновились, он почувствовал себя мудаком, потому что не попросил, не надавил, не указал на то, что окончательное подписание документов о разводе — полная чушь для них обоих.

Миа не тащила его за собой на поводке. Он участвовал во всем добровольно, и не был тупым придурком. Он прекрасно понимал, что происходит.

Но это не значит, что он не чувствовал, что она оставляет дверь открытой.

В пятницу вечером он решил, что ей все надоело, и она закрыла эту самую дверь.

Это разозлило его больше, чем утренняя тирада Шер, — не только то, что он ошибался, но и то, как он ошибался во время последнего визита Мии.

За последние несколько дней он разобрался в играх Мии, и эта информация осела тяжестью в его животе.

Гаррет оттолкнул бывшую жену, сделал шаг назад и обхватил пальцами край двери.

— Иди домой, Миа.

Она покачала головой, словно проясняя ситуацию, и свела брови вместе.

— Ты серьезно?

Он уставился на нее исподлобья.

— Знаешь, женщина, я не стану обманывать, ни одну из сторон этой сделки. Какого хрена ты вбила себе в голову, что можешь прийти сюда сегодня вечером, я не знаю. Но дело сделано. И чтобы тебе было понятно, Миа, даже если с этим парнем ничего не получится, когда я говорю, что все кончено, я подразумеваю это в любом смысле. С этим дерьмом покончено, потому что покончено с нами.

Она ошеломленно смотрела на него.

— Но… мы никогда не заканчивали, — сообщила она ему.

— Наше «никогда» стало намного короче, — сообщил ей Гаррет, отступил назад и захлопнул дверь перед ее носом.

Он запер ее и отвернулся.

Миа не стала больше стучать, и хорошо, потому что он не солгал.

Между ними все было кончено.

Она никогда бы не поняла, как не признавала и Шер, что тот беспорядок, который был между ними, был гораздо здоровее, чем тот бардак, в который Гаррет превратился вместе с Мией.

Внезапно эта мысль заставила его улыбнуться, потому что, если бы Шер была рядом, и он мог бы поделиться с ней этим, она бы лопнула от смеха.

Гаррет выключил свет и направился в спальню, размышляя о том, что да, у его кареглазки есть неделя. До тех пор, он готов спокойно сидеть и ждать, что она сама придет к нему.

Если же этого не произойдет, готова Шер к тому или нет, он сам направится к ней.