Почти два года спустя
Гордей
Колонна машин впереди замедляется, уплотняясь, как засор в старой трубе, и тут же сзади раздается какофония нетерпеливых сигналов. Оценив обстановку на дороге, я спокойно переключаю скорость, а потом убираю ногу с педали газа. Судя по всему, в ближайшие минут пятнадцать мне она не потребуется.
Время в пробке собираюсь провести с пользой, потому что при моем ритме жизни каждая секунда на счету. Пока остальные автомобилисты психуют и бесцельно ругаются между собой, я поднимаю стекла, включаю кондиционер и, откинувшись на спинку кресла, беру планнер. Если мы будем двигаться в таком темпе, то придется перенести прием, а значит, посыплется к чертям весь график. Допустить этого никак нельзя. Несмотря ни на что, дома я должен оказаться вовремя, чтобы уделить внимание Алиске.
Я женат на работе, но самая главная дама в моей судьбе – это дочь. Спустя годы я все еще следую установкам, заложенным в меня Викой. В самый сложный период жизни она стала моим ориентиром, благодаря ей я смог выбраться из депрессии. И в то же время, без нее я ощущаю себя наполовину мертвым.
Вика исчезла с радаров после той роковой ночи, когда случилось что-то, о чем Богдановы упорно молчат. Я дозвонился ей спустя месяц, чтобы услышать слабый, уставший голос, а после… она сменила номер. Как и грозилась.
Единственной нитью, связывающей меня с Викторией, оставался ее брат. Назар время от времени интересовался у меня здоровьем Алиски, явно по поручению сестры. Несколько раз я даже отправил ему видео моей малышки с подписью: «Для Вики». Уверен, он передал, а она посмотрела. Но после этого я сам вдруг понял, что пора заканчивать мучить друг друга. Глупо навязывать свою дочь девушке, чьих детей я убил одним росчерком пера. Более того, это жестоко, подло и неправильно. Поэтому я смирился, что наши пути разошлись навсегда.
Я просто знаю, что у нее все хорошо. Надеюсь, что она счастлива. И посвящаю себя ребенку, как учила Вика. В остальное время лечу людей, будто пытаюсь искупить свои грехи перед теми, кому не смог помочь...
- Гордей Витальевич, вы сегодня будете в клинике? – раздается по громкой связи на весь салон, как только я отвечаю на входящий звонок. На линии – мой заместитель.
- Нет, я на пути в центральную больницу. До конца дня принимаю там, - твердо сообщаю, листая планнер. – А что случилось?
- Звонил очень важный клиент, хочет записаться лично к вам, - заговорщически тянет. - Обязательно сегодня, так как человек занятой. Бизнесмен, связан с политикой…
- Ты сейчас озвучиваешь совершенно бесполезные данные, Антон. Мне плевать на профессию и банковский счет больного, - зло выплевываю, понимая, к чему он клонит. Заместитель у меня ответственный, внимательный и опытный, за что я его и ценю, но слишком падкий на деньги. Видимо, за срочность пациент предложил хорошую сумму сверху, и Антон успел дать ему положительный ответ. – Анамнез, жалобы? Что-то экстренное? Приступ?
- Да нет, хочет обследоваться для профилактики. Насколько я знаю, человек очень заботится о своем здоровье. И никаких денег на себя любимого не жалеет, - добавляет с намеком.
- Без проблем. У меня есть окно на следующей неделе, - просмотрев график, уточняю. – Запиши его на двенадцать часов в среду.
- Гордей, ты хоть понимаешь, кому отказываешь? – в панике переходит на «ты». – Он твою клинику закроет в два счета, если обидится.
- Антон, для меня все равны, а значение имеет лишь тяжесть заболевания. И я не отказываю, хотя следовало бы, я назначаю прием на свободное время, - упрямо стою на своем. – Поверь мне, без работы я не останусь, а вот ты – можешь, и прямо сейчас находишься в шаге от увольнения. Поэтому не зли меня. Я все сказал, - чеканю строго и, заметив, что колонна начала двигаться, плавно трогаюсь с места.
- Поверить не могу, что ты готов своим бизнесом пожертвовать ради вонючих бабок в государственной больнице, - вздыхает заместитель. – Там же копейки за дежурства платят, а все пациенты по ОМС. Хрен кто отблагодарит. Впустую силы и время тратишь.
- Лечить людей нельзя впустую, - недовольно цыкаю, пытаясь перестроиться в соседний ряд. - Мы присягу давали, в конце концов.
- Идеалист, ты раньше таким не был, - сокрушается Антон, мысленно прощаясь со взяткой от политика.
- Приоритеты поменялись, - усмехаюсь, обрывая связь.
Мыслями невольно уношусь в недавнее прошлое. Улыбка трогает губы, когда перед глазами вновь всплывает светлый образ правильной золотой девочки, которая могла бы указать пальчиком на любую должность – и отец подарил бы ей самое теплое местечко в какой-нибудь элитной клинике. Но она была принципиальной, хотела набраться реального опыта и мечтала нести добро людям. Поэтому устроилась в обычную детскую поликлинику. Там ее и растоптали… а я добил.
Раздраженно бью по клаксону, сигналя в унисон с другими участниками дорожного движения. Не замечаю, как вливаюсь в общую массу, заражаясь бешенством. Автомобиль опять застревает в пробке.
- Черт!
Покосившись на часы, звоню няне своей дочери.
- Наталья Петровна, как там Алиска?
- Гордей Витальевич, пришлось забрать ее из сада. Она расплакалась сразу же, как мы порог переступили. Ни я, ни нянечки не смогли успокоить. Так что извините, но мы опять дома, - виновато вздыхает.
- Ясно, постараюсь пораньше вас сменить. Но… - выглядываю из окна, чтобы рассмотреть сигнал светофора на перекрестке. - Но ничего не обещаю, - тихо подытоживаю.
- Не беспокойтесь, я найду, чем Алиску занять. И по поводу детсада не переживайте. Малышке еще трех лет нет, это нормальная реакция, - мягко уговаривает меня. - В таком возрасте дети очень привязаны к дому и родителям.
Сама того не желая, напоминает мне о том, какой я хреновый отец. Что ж, это правда… Как бы я ни старался, Алиске меня не хватает. Все чаще она зовет маму. Поначалу считала ею Вику, а когда перестала слышать ее голос по телефону – вовсе растерялась. Наверное, почувствовала себя брошенной. Отсюда капризы, слезы и крики, которые заставляют сердце болезненно сжиматься.
- Я постараюсь освободиться как можно быстрее, - успокаиваю их с няней, а сам понятия не имею, как выполнить обещание.
Беспросветная пробка потихоньку рассасывается, а мне удается вырваться из нее на соседнюю улицу и слегка срезать путь. Однако распланировать время мешает экстренный звонок из приемной больницы. Меня просят зайти к главному врачу, так что я вынужден проехать свое отделение и припарковаться возле основного корпуса. Пулей влетаю в холл, на ходу здороваюсь с персоналом и целенаправленно шагаю к лифту, чтобы скорее подняться на нужный этаж.
Пока жду кабину, устало роняю голову и пытаюсь перевести дыхание. Отсчитываю минуты до начала приема… Должен успеть, но не факт. Все зависит от того, зачем меня вызвал главный и как долго продержит у себя. Скорее всего, опять будет предлагать взять несколько ночных дежурств. На это я пойти не могу – Алиска без меня плохо спит. Дочь важнее работы, осталось объяснить это заслуженному врачу страны и не поругаться в процессе.
Сумасшедший день!
- Па-па, - звучат за спиной детские голоса. Звонко. В унисон. А следом – топот маленьких ножек по больничному коридору.
Убрав ладонь с кнопки лифта, на которую все это время лихорадочно давил, я на секунду забываю, куда спешил, и удивленно оборачиваюсь. Откуда здесь дети? Еще и… двойняшки? Такая редкость.
Сердце обрывается, когда вижу мальчика и девочку, держащихся за ручки. Неуклюже, но на удивление быстро они перебирают ножками, то и дело спотыкаясь на ровной, гладкой поверхности. Улыбчивые, темноволосые, совсем крошечные. На вид им нет и двух лет… Они младше Алиски… примерно на год.
Неуместная, пагубная мысль отравляет сознание – столько же могло быть нашим с Викой детям, если бы она не сделала аборт. По моей рекомендации.
- Па-а-а, - требовательно зовут они, радостно несутся прямо на меня.
Дел по горло, времени в обрез. Мне должно быть плевать на чужих малышей, но что-то вдруг щелкает в груди, и я обессиленно опускаюсь перед ними на одно колено. Не свожу внимательного взгляда с двойняшек, растворяюсь в давней боли и на мгновение представляю, что они мои. Родные. Если присмотреться, мальчишка похож на меня внешне, а девчушка – вылитая Вика, такая же милая.
Встряхиваю головой, отгоняя от себя иллюзию. Совсем обезумел!
Своим – я подписал приговор, потому что так было нужно…
Черт! Больно! Как в тот день, когда я получил от Вики справку о прерывании беременности и короткое сообщение: «Я улетаю».
- Какие же непоседы! Стойте немедленно, - родной женский голос рвет душу на лоскутки.
Боюсь поднять взгляд. Меня будто ударило молнией и парализовало.
Это невозможно… Она покинула страну сразу же после аборта – и до сих пор не вернулась. Я бы знал! Да и что ей делать в России? У нее карьера за границей, своя жизнь, перспективы… Не могло же все это быть ложью? Слишком продуманно и жестоко.
- Руслан! Виола! Вернитесь к маме! Непослушные, - продолжает причитать сквозь добрые материнские нотки, которые звучат все ближе. Неосознанно запоминаю имена детей. Красивые. - Меня уволят, так и не успев принять, - она осекается, заметив меня. Каблуки со скрипом врезаются в пол.
Двойняшки безудержно и искренне смеются, думая, что с ними играют. Ускоряются, рискуя поскользнуться и упасть. Мое сердце вдруг дергается, пытаясь пробиться сквозь ребра. Рвется к ним. Машинально взметаю ладони вперед, чтобы поймать неустойчивых малышей, но хватаю пальцами воздух. Они толкаются, с опаской покосившись на меня, делают крюк и, повторив теплое слово «папа», пролетают мимо.
Бросаются в ноги врачу, выходящему из кабины лифта. Нехотя киваю ему в знак приветствия, ревностно наблюдая, как дети радостно тянут к нему ручки. Погибаю от внезапно захлестнувшей разум зависти. Демин работает здесь недавно, переехал из-за границы и сразу же возглавил родильное отделение. Можно подумать, что это его семья, большая и счастливая, если бы не одно «но»…
- Гордей?
Время застывает.
Усилием воли оторвавшись от двойняшек, я упираюсь в ровные ноги, обтянутые невесомым капроном, как требует дресс-код даже в жару. Поднимаю глаза от острых коленей к округлым бедрам, облаченным в деловую серую юбку. Дальше – к талии, пышной груди и, наконец, лицу. Ловлю на себе холодный, стеклянный взгляд. Я будто с разгона врезаюсь в ледяную стену – и разбиваюсь вдребезги о ее равнодушие.
- Здравствуй, Виктория, - выдавливаю из себя, и не узнаю собственного голоса.
Заторможено встаю с колена, поправляя и отряхивая брюки. Внимательно изучаю ее, не моргаю, боясь спугнуть, и не верю глазам. Ласкаю каждую черточку, запоминаю каждый изгиб, ловлю каждое движение. Знакомлюсь с ней заново.
Она почти не изменилась – все такая же красивая, только стала строгой и закрытой. Разве что… фигура немного другая. Женственная, оформленная, аппетитная. Так бывает… после родов.
Но как? Вопреки диагнозу… Сколько же сил таится в этой хрупкой девушке?
Она рисковала собой, балансировала на грани и как ни в чем не бывало звонила нам с Алиской. Нашептывала ей сказки на ночь по телефону, но о главном… так ни слова и не сказала.
Я наивно полагал, что все под контролем. Расслабился, отпустив Вику. Убеждал себя, что спас ее. А на самом деле…
Даже думать об этом страшно.
- Гордей… Витальевич, - официально обращается она ко мне. От сдержанного, стального тона веет морозом, и по моей спине прокатывается озноб. – Не ожидала вас здесь увидеть. В обычной больнице, - задумчиво сводит брови. - Надеюсь, у вас все хорошо?
- Нет, - честно признаюсь и замечаю, как дрожат ее ресницы.
- Извините, я спешу, - сипло выдыхает и делает шаг, направляясь к лифту, где ее ждут дети и, судя по всему, новый мужчина. Я для нее теперь пустое место. Ошибка прошлого…
Стою бездвижно, будто превратился в одну из этих бездушных колонн, которые подпирают высокий потолок в холле, и не верю, что все происходит именно так... неправильно. Какой-то странный, нереальный сон. Мысли путаются, мозг взрывается, а в груди зияет дыра.
Детский смех пулей пронзает виски. Навылет.
Разумеется, в этой прочной цепочке именно я лишнее звено. Битое, гнилое. Спустя столько лет я им не нужен, но и отпустить не могу. Опять оторвать от себя кусок. Как это возможно? Как?
Сделать вид, что мы не пересекались? Притвориться чужими друг другу? Разойтись и забыть? И пусть мои дети растут без отца?
Бред!
- Вика, - ловлю ее за локоть, притягивая к себе на глазах у коллеги, которого хочется сбросить в шахту лифта. Наклонившись, впускаю в себя знакомый сладкий запах и, умирая на каждом слове, хрипло шепчу ей на ухо: - Ты все-таки… родила от меня?