Ненужная мама. Сердце на двоих

Глава 8

Три месяца спустя

Гордей

Бросаю беглый взгляд на серебристый циферблат, хотя пора уже ориентироваться на наши с дочкой биологические часы – в последнее время они не обманывают. Как и предрекала Вика, я смог выработать в себе базовые инстинкты. Маму я Алиске, конечно, никогда не заменю, но хотя бы вышел из образа безнадежного, вечно заспанного бомжа в грязной футболке, а с каждым днем все больше похож на нормального отца. Мой ребенок сыт, чист и в меру спокоен. Надеюсь, счастлив… Долбаные колики мы переросли, вес набираем, развиваемся согласно возрасту.

Единственное… дико не хватает нашего педиатра. Ее улыбки, нежного голоса, душевного тепла. Мне кажется, Алиса скучает. Внимательная, строгая няня-пенсионерка Тамара Павловна хорошо справляется со своими обязанностями, но не более того. Нет в ее действиях чего-то… настоящего. Да и мне с ней разговаривать особо не о чем, в то время как с Викой мы находили точки соприкосновения.

Нет, Богданова не отказалась вести нас, но после того, как побывала у меня на приеме, резко закрылась и отдалилась. Ограничила любые встречи в нерабочее время, консультировала по телефону или приглашала в поликлинику. Была холодна, вежлива и сдержанна, будто я ее чем-то обидел на осмотре. Я решил лишний раз не тревожить нашего доктора, а всякие мелочи уточнять у Тамары Павловны. В конце концов, у меня своя семья, к которой юная Богданова не имеет отношения.

В домашних хлопотах время летит стремительно, однако я все равно то и дело вспоминаю Вику. И нашу последнюю нормальную встречу в моей клинике. Пытаясь найти причину ее изменившегося поведения, я лихорадочно прокручиваю в голове тот роковой прием.

Он тяжело дался нам обоим. Богданова смущалась, а я… неправильно реагировал на нее. Не как на пациентку, а как на близкого человека, о котором хочется позаботится. Во врачебной практике нет места жалости и эмоциям. Ничего личного - только знания, механика и холодный расчет. Я же рядом с ней превратился в оголенный, дергающийся нерв.

Видимо, потерял сноровку, пока был в отпуске. Медицина – это все, что у меня осталось, кроме ребенка. Взвесив все за и против, я решил прислушаться к Викиному совету – и взять несколько дежурств. Успешно вливаюсь в работу, принимаю больных, но… переживать за одну стеснительную пациентку с пороком сердца все еще не перестал. Она ведь так и не пришла на УЗИ...

- Лисуля, пора есть, - тяну ласково. – Сегодня в нашем пятизвездочном детском санатории на завтрак отборная смесь, а потом водные процедуры и релаксирующий массаж, - произношу шутливо.

Склоняюсь над детской кроваткой, протягиваю руки к дочке, а она довольно улыбается мне и цепко хватает за палец. Сжимает крепко, подтягивается.

- О-о, я вижу, ты уже бегать и скакать хочешь? – смеюсь, поднимая ее на руки. – Подожди, успеешь. Сначала твоему телу надо окрепнуть, а пока что я побуду для тебя транспортом и по совместительству обзорной площадкой.

По-доброму разговаривая с ней, медленно подхожу к окну. Алиска внимательно слушает, будто понимает каждое слово, вертит головкой, рассматривая голые ветки деревьев за стеклом. Погода на улице на удивление сносная. Ветра нет, а временами слабые лучи солнца пробиваются сквозь серые, рваные облака.

Малышка нежиданно делает выпад вперед, заставляя меня покрыться холодным потом, и впивается пальчиками в тюль. Дергает неистово, прилагая все накопившиеся за ночь силы. С трудом разжимаю ее кулачок, целую, а потом сам раздвигаю шторы как можно шире, чтобы впустить больше света в комнату и открыть дочке вид на двор нашего жилого комплекса.

Вдвоем смотрим вниз, изучая людей, которые с высоты нашего этажа кажутся игрушечными. На площадке гуляют дети… с мамами. А мы с Алиской предоставлены лишь друг другу. Два беспризорника.

- Папка сегодня весь твой, - выдыхаю, касаясь губами ее шелковистой макушки, пахнущей молоком и детским шампунем. – Перекроим немного график и пойдем погуляем. Согласна?

- У-у-г-у, - лепечет она в ответ, словно соглашается.

Смышленая мелкая. Няня твердит, что на меня похожа. Жаль… Хотелось бы, чтобы на мать – тогда хоть какая-то частичка Алисы осталась бы со мной. Уменьшенная копия. Но нет… С другой стороны, было бы в стократ больнее, если бы каждый день дочка напоминала мне о жене. До конца дней...

Я должен ее отпустить, иначе свихнусь… Я нужен нашему ребенку.

Жизнь продолжается. Будто вырвали кусок из груди, а ты на автопилоте бредешь дальше. Потому что есть такое слово «надо».

- А-а-а! – предупреждающе покрикивает мне на ухо Лисуля, напоминая об обещанном завтраке.

Не спуская ее с рук, плетусь на кухню и готовлю смесь. Встряхиваю бутылочку, проверяю температуру – и лишь потом сую соску малышке в рот. Она хватает жадно, пьет активно и обнимает ручками донышко, чтобы я не забрал.

- Ну, тише. Никто на твое молоко не покушается. Я такое не ем, - усмехнувшись, удобнее сажусь с ней на кухонный уголок и, откинувшись затылком на прохладную стену, продолжаю кормить.

В благодатной тишине раздается смачное причмокивание, вызывая усталую улыбку на моих губах. Вскоре к мурлыканью дочки присоединяется другой звук, слабый и мелодичный, смешанный с вибрацией.

- Телефон? – устремляю хмурый взгляд в сторону коридора, где вчера после дежурства оставил свои вещи.

Вздохнув, поднимаюсь, не отрывая соски от рта Алиски и не взбалтывая молоко в бутылке. Чревато последствиями, ведь кроха у меня с характером и поесть любит. Трапезу прерывать нельзя, так что я, как Индиана Джонс, прохожу чертов квест.

Добравшись до сотового, каменею на секунду. Не может быть!

- Вика? – читаю вслух имя контакта, и дочка прекращает посасывать смесь.

На душе неспокойно. Богданова редко звонит мне и только по делу. Впрочем, мало ли что она хочет сообщить. Может, у нас прививка скоро или взвешивание…

Однако интуиция гудит сиреной.

Включаю громкую связь и, не прерывая кормления, деловито бросаю:

- Доброе утро, Виктория Егоровна.

- Гордей, ты дома? – обращается на ты. Первый тревожный звоночек. Хреново! – Сможешь приехать в клинику?

Ее сорвавшийся голосок бьет под дых, сковывая легкие. Дикое отчаяние передается мне через телефон. Я готов бежать прямо с Алиской на руках, куда она прикажет. Лишь бы успеть. Успокоить. Помочь.

Проклятые эмоции!

- Вика, что случилось? – хрипло выталкиваю из себя. – Вика? – зову громче. Пальцы сжимаются на бутылочке, моя девочка кривится и давится от чересчур сильного потока. Беру ее столбиком, поглаживая по спине, а сам не отрываю глаз от дисплея.

- Приступ, - коротко доносится из динамика, и у меня обрывается сердце от одного простого слова. В последний раз мне было так страшно, когда я держал жену за руку на родах и видел прямую линию на мониторе. - Только ты сможешь помочь! Пожалуйста!

- Успокойся, Вика, дыши и не усугубляй свое состояние, - чеканю холодно и четко, чтобы достучаться до нее. - Ты сейчас где? Есть ли рядом кто-то, кому ты можешь передать трубку? Я объясню, что делать. Тебе нужен покой, доступ свежего воздуха и…

Переложив Алиску на один локоть, свободной рукой яростно, до треска ткани оттягиваю ворот футболки, будто кислорода не хватает именно мне, а не потенциальной пациентке на том конце провода.

Черт, Вика, как же так!

Игнорирую разрушительный тайфун в груди, запечатываю неуместные чувства внутри и из последних сил призываю доктора. Богдановой специалист нужен, а не сломанный прошлым слабак. Я не могу потерять еще и ее... Не имею права.

- Я еду к тебе, - неожиданно заявляет она, вгоняя меня в ступор. На фоне слышится шум двигателя. - Помощь нужна… не мне, а… Назару, моему… брату. Ты должен… помнить его, - делает паузы между словами, запыхавшись в панике.

- Да, я хорошо знаю вашу семью, - заторможено тяну, постепенно сопоставляя факты. - К тому же, Назар обращался ко мне на днях, но отмахнулся от лечения. Я настаивал, но… Он сказал, что некогда.

Я по-прежнему сосредоточен и напряжен, но безумный страх за Вику сходит на нет, уступая место врачебному профессионализму. Мысли проясняются, история болезни Назара и его жалобы на сердце всплывают в памяти, варианты неотложной помощи и последующего лечения выстраиваются в голове по полочкам. В принципе, я представляю, как действовать дальше. Главное, успеть. В этом Вика права – реагировать надо быстро.

- Брату всегда не хватало времени на себя, он погряз в семейных проблемах, топил горе в работе, и вот к чему все привело… С ним сейчас бывшая жена, она мне и позвонила, а я… сразу вспомнила о тебе, Гордей. Прошу, не отказывай нам.

Она чуть не плачет – ловлю нотки отчаяния в подрагивающем голосе. Конец фразы заглушают сигналы мимо проезжающих автомобиле, следом звучит визг тормозов. Слишком импульсивна и неосторожна Богданова на оживленной трассе. Не хватало ей попасть в аварию…

- Виктория, ты за рулем? – уточняю и слышу слабое «да» в ответ. Мысленно матерюсь. - Послушай меня, я обязательно вытащу твоего брата, - произношу чуть ли не по слогам, громко и убедительно, хотя сто процентов дать не могу – надо для начала Назара осмотреть, а потом делать прогнозы. Но сейчас моя цель - успокоить расшатанную психику нашего педиатра. – Я немедленно вызываю няню и собираюсь…

Подцепляю телефон двумя пальцами, крепче обнимаю дочку – и возвращаюсь в детскую. Не прерывая звонок, будто от него зависит моя собственная жизнь, я укладываю малышку в кроватку, а сам распахиваю шкаф. Срываю с вешалок первые попавшиеся под руку брюки, наспех натягиваю на себя. Замираю с расстегнутым ремнем, вслушиваясь в Викин шепот.

- Я сама с радостью посижу с Алиской, только, умоляю тебя, скорее, - всхлипывает с надрывом, вскрывая меня без скальпеля, одними лишь словами, и доставая из недр души обычного, уязвимого человека.

- Все будет хорошо. Я клянусь. Не волнуйся, следи за дорогой и… - сглатываю, чтобы тихо добавить то, что в последний раз говорил жене: - Береги себя, пожалуйста.

Отключается, а я некоторое время стою истуканом, уставившись на свое отражение в зеркальной дверце. На меня оттуда смотрит прежний Гордей... чересчур живой. Не знаю, хорошо это или плохо. Эмпатия – плохой советчик.

Очнувшись, продолжаю одеваться. Не успеваю толком восстановить душевное равновесие и вернуть себе привычный холодный рассудок, как раздается звонок в дверь. Вылетаю в коридор, на ходу борясь с пуговицами. Нарушаю ряд, из-за чего приходится делать все заново. Наплевав на свой внешний вид, открываю прямо в распахнутой рубашке.

На пороге моей квартиры – заплаканная Вика. Молча схлестываемся взглядами, и она вдруг бросается ко мне. Беззащитная, раскрытая, искренняя. Зарывается в моих объятиях, роняет голову на грудь и шумно выдыхает, застав меня врасплох.

Машинально укладываю ладони на ее сгорбленную спину – и мелкая дрожь проносится вдоль позвоночника, перекидывается на меня, как пламя пожара в ветреную погоду.

Концентрированная нежность после двух месяцев сухого, делового общения бьет по телу и мозгам, сладким ядом разносится по венам. Вика словно вернулась домой после долгого блуждания, хотя мы никогда не были близки.

Необъяснимые ощущения, неуместные и пагубные.

Разумом понимаю, что это секундная слабость. Маленькая передышка, после которой Вика обязательно придет в себя. Порыв, вызванный исключительно сестринскими чувствами к Назару. Я все осознаю, но подло пользуюсь моментом. Обнимаю ее крепче, упираясь подбородком в макушку, и устремляю пустой, стеклянный взгляд на лестничную площадку. Плевать на вздорную соседку, которая выходит из своей квартиры, как бы невзначай покосившись на нас, стоящих в проеме двери. Однажды я представил молоденькую докторшу как нашу маму, поэтому у нее не должно возникнуть вопросов. Кажется, мне и самому хочется в это верить от безысходности, одиночества и тоски.

Время останавливается, но я собираю рассудок по осколкам, чтобы усилием воли завести часы.

- Виктория, как я могу доверить дочку няне с нервным срывом? – обращаюсь к ней строго, зная, что только так смогу прекратить женскую истерику. А заодно и себя остудить. – Может, все-таки позвоним Тамаре Павловне? – добавляю чуть мягче и, не выдержав, зарываюсь пальцами в ее волосы, испортив аккуратную прическу.

- Я в порядке, прости, - рвано дышит мне в плечо, а потом запрокидывает голову. - Езжай, я присмотрю за Алисонькой, - отстраняется, вытирает щеки от слез и тепло добавляет: - Я скучала по ней.

- Она тоже…

«И я», - предательски простреливает в мыслях, но я отгоняю это прочь.

Провожаю Вику тягучим взглядом вплоть до двери детской, отворачиваюсь с легкой улыбкой – и спешу спасать ее брата.

Я должен. Я пообещал, а нарушать слово не в моих правилах.

Я хочу это сделать… ради нее.