Ненужная мама. Сердце на двоих

Глава 26

Виктория

«Ма Вика», - пульсирует в ушах, уколом адреналина отзываясь в истерзанном сердце и растекаясь целительным эликсиром по венам. До боли в суставах сжимаю старую, мягкую куклу, которую отдала мне Алиса. Подарила, чтобы я не ругалась.

- Па хо-ло-сый, - выговаривает по слогам, вцепившись пальчиками в край моего халата.

Согласна, моя малышка. Он хороший. Для тебя – доченьки от любимой женщины.

Отогнав навязчивое жужжание ревности я через силу растягиваю губы в улыбке. Стараюсь не смотреть на Гордея, который по-прежнему нависает над нами и давит гнетущей энергетикой. Подхватываю Алиску на руки, и, пока несу ее к дивану, она неловко обнимает меня крохотными ручками за шею. От ее нежного «ма» за ребрами не стихает пожар, как бы я ни старалась найти этому обращению разумную причину. Видит бог, я бы попыталась заменить ей маму – моей любви хватило бы на троих. Но…

- Как ты, Алисонька? - ласково спрашиваю. – Все нормально? Ничего не болит? – на всякий случай уточняю, при этом простреливая быстрым, вопросительным взглядом Гордея. Знаю, что ребенок не сможет ответить осознанно, поэтому деток и лечить сложнее, чем взрослых.

- На-ма-на, - забавно коверкает слово крошка, а ее отец подтверждает это кратким кивком.

Усадив девочку спиной ко мне, перебираю пальцами кончики косичек. Не замечаю, как погружаюсь в свои чувства и мысли, как в мутный омут. Машинально снимаю с маленькой головки разноцветные резинки, бережно распускаю волосы. Наклонившись, касаюсь губами ее затылка, вбирая носом запахи ванильного молока, конфет и… парфюма Гордея. Наверняка он так же целовал дочку и не мог надышаться.

- Ты знал, что Алисе я отказать не смогу, - как можно ровнее произношу, в то время как в груди клокочет обида.

- Знал, - невозмутимо отзывается Одинцов, возвышаясь бесчувственным истуканом.

Не приближается, следит за нами со стороны, словно врос корнями глубоко в пол.

Мрачный, смурый, серый, как надломленный кусок гранита. Он будто постарел за два с лишним года, осунулся, похудел еще сильнее.

Мне искренне жаль его… Так тяжело переживает смерть жены? До сих пор не забыл, не отпустил

Понимаю… И время не лечит, если любишь.

Я на себе это испытала.

- Ты привел ее специально, чтобы сделать мне больно, - говорю утвердительно, боковым зрением улавливая, как он обреченно качает головой. – В отместку за то, что я скрыла двойняшек.

Поникнув, Гордей напряженно растирает лоб ладонью, сжимает переносицу двумя пальцами. Делает небольшой шаг к нам – и снова покрывается льдом.

- Мы просто соскучились, - неожиданно заявляет, заставив мое сердце на мгновение замереть, чтобы забиться с новой силой. - А ты?

Молчу. Ласково массирую Алиске макушку, а она едва не мурлычет от удовольствия. Расчесываю пушистые, взъерошенные локоны пальцами, трепетно подцепляю три пряди, чтобы начать плести колосок. Стараюсь не дергать волосы, которые то и дело выбиваются из прически. Непослушные, как и их маленькая хозяйка, что ерзает нетерпеливо и крутится.

- Касиво? – с предвкушением спрашивает, потянувшись за куклой. Усаживает ее к себе на колени и распутывает темные, длинные нити на игрушечной голове, повторяя за мной.

Мы будто играем в дочки-матери, только для меня правила слишком жестоки.

- Я постараюсь сделать красиво, - мягко улыбаюсь, на доли секунды забыв о Гордее.

Ладони приятно покалывает от соприкосновения с шелком детских волос, а в груди разливается материнское тепло. Невольно вспоминаю мою Виолу. У нее совсем короткие волосы, поэтому обходимся пока хвостиками, но сам процесс всегда дарит мне умиротворение. Вот и сейчас рядом с Алиской я тоже расслабляюсь. Невольно представляю девочек вместе, резвящихся в саду у моего отца или играющих вместе в куклы. Мне кажется, они бы подружились… Родные же… Пусть и наполовину.

- Вика, - зовет Гордей хриплым шепотом и неожиданно приседает сбоку от меня на корточки. Накрывает мою руку широкой, холодной ладонью, и я импульсивно вздрагиваю.

- Ай, ма-Вика, бона, - жалуется Алиска, когда я слишком сильно натягиваю косу. Испугавшись, поглаживаю ее в знак извинения.

Осознав, что это случилось из-за него, Одинцов встает и тяжело меряет шагами пол. Я, в свою очередь, жадно хватаю губами кислород, потому что все это время не дышала.

- Я немного не понимаю, чего ты добиваешься? – спрятав эмоции, уточняю с легким укором. – Ты вроде бы собирался уволиться…

- Твой немец пронюхал и сразу доложил? – резко меняет тон. От вспыхнувшей агрессии воздух вокруг накаляется, и я нервно передергиваю плечами. – Я передумал. Я не бегу от проблем.

Усмехаюсь… Проблемы… Вот кто мы для него?

- Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, - начинаю осторожно, будто иду по битому стеклу. Весь наш разговор больше похож на танец на углях. Мы или сожжем друг друга, или расстанемся. Третьего не дано.

- Вряд ли, - перебивает меня.

- Это называется "ответственность", Гордей, - запрокидываю голову, чтобы посмотреть в его глаза. - Ты решил, что должен нам что-то, а это не так. У нас все есть, дети растут в заботе и достатке, их окружают любящие люди, и…

- И я вам не нужен, - заканчивает мою фразу совсем не так, как я планировала. Наша зрительная сцепка становится невыносимой. - Я все понял... Но не отступлю. Вика, мне хотелось бы участвовать в жизни своих детей.

- Это необязательно.

- Потому что Демин против?

Вопрос раздается звучно, как удар грома. Кажется, стекла в шкафу и большом окне дрожат от его грозного рыка. Невозможно! Он словно концентрированный сгусток негатива.

Закрыв ушки Алисы ладонями, я сурово шиплю на ее отца:

- Потому что мы даже поговорить с тобой нормально не можем. Без взаимных претензий. Зачем нашим детям все это выслушивать?

- Прости, - сдается Одинцов. Потухает так же быстро, как и завелся. Даже огонек в его глазах гаснет, уступая место арктическому морозу.

- Давно простила, Гордей. И отпустила, - протяжно выдыхаю и отворачиваюсь, чтобы не лгать ему в лицо. Переключаюсь на малышку: - Все готово. Ты настоящая красавица, - провожу пальцами по ее колоску, а она вдруг ныряет в мои объятия, потираясь носиком под грудью.

- Идем? – приглушенно лепечет.

- Куда? – срываюсь в искренний смех, не переживая, что подумает обо мне Гордей.

Алиска соскакивает с дивана, берет куклу подмышку и протягивает мне крохотную ладошку.

- Домой. А-ам, - открывает ротик.

- Что, папа не кормит? – игриво продолжаю незамысловатую беседу.

- Мы завтракали кашей, - бурчит Гордей, словно оправдывается. Выглядит таким виноватым, что я не могу сдержать улыбки, отпустив на время наш конфликт.

- Кася фу-у, - морщится Алиска, и я опять смеюсь. До слез. – Купи какетку, - просит, сложив ручки в умоляющем жесте.

- Лисонька, дорогая, ну как ты себя ведешь? Разве этому я тебя учил?

- Брось, Гордей, это еще ничего, - отмахиваюсь, успокаивая Одинцова. - Ты бы слышал, как двойняшки требуют игрушки или сладости! Они не договариваются, а сразу переходят на ультразвук. В доме крыша поднимается.

Сталкиваемся взглядами – и я принимаю серьезное выражение лица.

Заигралась в семью…

Дверь в кабинет открывается без стука, а со стороны входа доносится вкрадчивый женский голос:

- Виктория Егоровна? – кто-то ищет меня, и я выхожу на зов, показываясь из-за ширмы. - Можно? Нас к вам направили.

- Да, конечно, одну минуточку, - тараторю, осматривая мамочку с сыном и тайком косясь на диван. - Я вас приглашу.

Как только дверь за ними захлопывается, из своего убежища выбегает Алиска. Топает следом за мной, как хвостик. Повисает на мне, схватив за рукав, ждет моего решения. Я напряженно смотрю на нее, потом - на Гордея, покусываю губы.

- Доча, нам пора, - сдается он, тщетно пытаясь оторвать от меня малышку. - Попрощайся с Викой.

- Неть! - топает она ножкой. - Мавика, идем!

- Радость моя, - приседаю напротив и беру ее за ручки. – Сейчас мне надо поработать. Меня ждут другие детки, - формулирую как можно понятнее, а она ревниво надувает губки. – Я должна их полечить.

- А-а-а, - тянет нараспев, и ее личико проясняется.

- Так как меня взяли на неполную ставку, я освобожусь уже после обеда, - говорю с Алиской, а на самом деле мои слова адресованы Гордею. – Можем встретиться в кафе недалеко от центрального корпуса. Поедим чего-нибудь вкусненького, - щелкаю девочку по носику и продолжаю, подняв глаза на ее затаившегося отца, - и договорим… Если у нас получится.

- Получится, Вика, - убедительно чеканит, забирая дочку. – Спасибо за шанс.

Алиска оставляет мне свою куклу, машет ладошкой на прощание и послушно идет за папой. Я провожаю их взглядом, а потом еще долго смотрю на закрытую дверь.

Шанс? Или мы просто продлеваем агонию?

- Можете войти, - выкрикиваю в коридор. И растворяю боль в работе, мысленно отсчитывая минуты до судьбоносного обеда с Гордеем. Зачем я опять впускаю его в свою жизнь?