Гордей
Захватив Алискин плед, возвращаюсь на лоджию. Вечер по-летнему теплый, но я все равно переживаю, чтобы Вика не замерзла. Трансформирую отцовские чувства, ведь других не испытывал, и переношу их на свою женщину. Учусь любить ее, заботиться, не отпускать. Последнее – самое сложное.
Она стоит у распахнутого окна, ко мне спиной, устремив взор на огни ночного города. Бесшумно подхожу к ней сзади, опускаю плед на маленькие, острые плечи. Поправляю ее волнистые, соблазнительно длинные, шелковистые волосы, водопадом спадающие до поясницы, зарываюсь в них носом. Обнимаю, жадно втягивая сладкий аромат любимой. Прижимаюсь губами к виску и ловлю легкую дрожь, прокатывающуюся по хрупкому женскому телу.
- Холодно? – беспокойно уточняю, плотнее пряча ее в капкане рук и пытаясь согреть.
- Нет. Хорошо… с тобой, - легко и простодушно признается, окутывая меня безграничной нежностью, которой ей хватает на двоих. Не вижу, но слышу по тону, как она улыбается. – И неважно, где.
Наш маленький компромисс. Я хотел уехать из квартиры, будоражащей мрачные воспоминания, а Вика просила остаться еще ненадолго. И вот мы здесь, на просторном балконе, обстановка которого сохранилась после предыдущих хозяев. Здесь довольно уютно: окна в пол, стеклянный столик, на котором остывает травяной чай и пахнут розы, бережно поставленные Викой в вазу, два старых плетеных кресла, слегка скрипучих и накрытых одеялами.
Неидеальное место, но единственное, где мы можем побыть вместе, отсеченные от прошлого, остыть и спокойно поговорить по душам.
Вика рассказывает мне о двойняшках, восстанавливая все то, что я пропустил почти за два года, спрашивает об Алиске. Беременности и родов мы больше не касаемся. Она не хочет обсуждать это, убирая камень преткновения между нами. Делает вид, что ничего страшного не случилось.
Прощает…
Целую ее продрогшие плечи. Откинув пышную копну волос, пробираюсь к шее. Касаюсь губами горячей кожи, под которой огненной птицей трепыхается пульс. Провожу ладонью к груди и останавливаюсь на уровне сердца, прислушиваясь к его биению, в то время как мое – замирает. Я до конца дней буду переживать за Вику. Едва не потеряв ее однажды, я сделаю все, чтобы это никогда не повторилось.
- Надо отцу позвонить и узнать, как там наши малыши, - смущенно лепечет. Дыхание сбивается у нас обоих.
Она разворачивается ко мне лицом, алая и сияющая, обвивает мою шею руками. Невесомо целует в щеку, по-девичьи наивно взмахивает ресницами, с любовью глядя на меня. Заставляет почувствовать себя самым счастливым мужиком, потому что такое не сыграть.
Красивая. Настоящая. Искренне моя.
Наклоняюсь и, поймав ее пухлые губы, страстно сминаю их своими. Даю нам пару секунд дурманящего полузабытья, после чего отпускаю Вику.
- Папуль, как вы там? – мило щебечет, устраиваясь с телефоном в плетеном кресле. – Ты с ними справляешься?
Откладывает открытую сумочку в сторону, и я накрываю ее ноги тонким одеялом. Ловлю на себе благодарный взгляд, впитываю мягкую улыбку. Быстро поцеловав Вику в лоб, сажусь рядом.
- Разумеется, - важно выдает Егор Натанович, а на фоне раздаются детские крики, топот маленьких ножек и заливистый смех. Подружились… - Поужинали, теперь собираемся ложиться спать. Так что не торопитесь, у меня все под контролем, - внезапно добавляет.
Шокировано выгибаю бровь, не ожидая от Богданова такой поблажки, вопросительно смотрю на Вику – и вижу отражение своих эмоций в ее красивых, широко распахнутых глазах.
Неужели нам негласно дали зеленый свет? Неожиданно...
- Ты уверен? – хмурится она с подозрением. – У тебя там шумно.
- Это потому что мои внуки счастливы, - усмехается отец с удовлетворением и гордостью. – Самая старшенькая – та еще заводила оказалась.
- Алиска? – в унисон уточняем очевидное.
- О-о-о, Ма-Вика, - незамедлительно вылетает из динамика.
- Ма-а-а, - вторят ей двойняшки.
Беру Викину руку, свободную от телефона, подношу к губам и целую тыльную сторону ладони. Двигаюсь ближе, приобняв ее за плечи. Расслабившись, улыбаюсь так широко, что непривыкшие к эмоциям, заклинившие мышцы начинают болеть.
- Котята мои, - ласково зовет малышей Вика, и от этого обращения мурашки по коже.
В ней столько любви, что я понимаю главное: для нее смысл жизни заключается в детях. Никогда бы она от них не отказалась, даже под угрозой смерти. Я был бессилен и безоружен перед стойким материнским инстинктом.
Я не пытаюсь оправдать себя, но… постепенно принимаю то, что случилось. Я могу лишь поблагодарить судьбу за то, что она оставила мне их всех, в целости и сохранности.
Настоящий подарок свыше, который я клянусь оберегать.
– Ведите себя хорошо и слушайтесь дедушку! Договорились?
- Дя-дя-вались! – вразнобой визжат втроем.
- Викуля, - по-отцовски обращается к ней Богданов, когда гул малышни стихает, а потом заканчивает строже: - А вы где сейчас?
- У Гордея, - тихо признается, будто стесняется меня.
В момент, когда мне кажется, что Егор Натанович психанет и вызовет любимой дочери такси, он вдруг сдержанно произносит:
- Хм, понял. Ладно, - и рявкает громче: - Одинцов!
- Да, - отзываюсь незамедлительно, чувствуя себя новобранцем в армии.
- Надеюсь, ты провел работу над ошибками, - многозначительно тянет, и я понимаю его посыл. Он не для Викиных ушей, поэтому ограничиваемся намеками. Мы оба выбрали бы ее, просто тогда она не дала нам шанса что-либо решать.
- Пап, не начинай, - возмущается Вика, а я перебиваю ее легким поцелуем в щеку.
- Не сомневайтесь, - чеканю в динамик четко и ясно.
- Береги себя, дочка, - меняет тон, как по щелчку. Возвращается в образ заботливого отца. – У тебя с собой все для этого есть, - загадочно произносит и отключается.
Вика недоуменно смотрит на потухший дисплей, пожимает плечами и тянется за сумочкой, чтобы проверить содержимое. На нервах выпускает ее из рук, а затем вдруг резко краснеет, сливаясь цветом лица с концентрированным ройбушем в заварнике. Проследив за ее взглядом, устремленным в пол, я удивленно вскидываю брови и с трудом проглатываю нервный смешок.
Не ожидал такого от старика Богданова, но это лишь подтверждает, что у нас с ним сходятся мысли. Думаю, он понял меня, потому что и сам боится за Вику до остановки сердца.
Однако сейчас… и без того неловкая ситуация достигает пика.
- Тц, Егор Натанович, - выпаливаю вслух, когда Вика достает из-под стола компактную квадратную коробочку, которую ни с чем не спутаешь.
Разряжаем атмосферу беззвучным, мягким смехом. Двое общих детей, а мы ведем себя так, будто не знаем, откуда они берутся. Впрочем, что касается Вики, то… она была лишена ласк и любви. Одна сумбурная ночь, после которой последовали долгие месяцы и даже годы борьбы за жизнь и детей. Не самый удачный опыт отношений. И виноват в этом я. Но она прощает.
Все мне прощает…
- Неожиданно, - мило лепечет, покосившись на меня, и протягивает контрацептивы, словно передает мне инициативу. Легким, изящным движением убирает с лица несколько волнистых прядей, выбившихся из прически, а мне хочется вновь зарыться пальцами в ее шикарные волосы. – Мне казалось, отец категорически против тебя.
- Так и есть, - тихо соглашаюсь и, улыбнувшись, подаю ей руку. Затаив дыхание, Вика вкладывает свою ладонь в мою. Поднимается, не сводя с меня красивых янтарных глаз, и обнимает без тени стеснения. Сегодня нам так легко и свободно друг с другом, словно мы не расставались, а все эти годы жили под одной крышей, как настоящие супруги. - Егор не принимает меня, но при этом не может пойти против твоего выбора, потому что сильно любит, - нашептываю на ухо, не упуская случая коснуться ее бархатной кожи губами и вдохнуть дурманящий аромат женского тела. – Нам сложно делить тебя.
- Зачем? Не надо, - вкрадчиво хихикает, уткнувшись носом мне в плечо.
Обхватываю ее за тонкую талию, вплотную прижимая к себе. Веду, как в танце, хотя вместо музыки нам аккомпанируют сигналы автомобилей с улицы, шум ветра и стрекотание сверчков.
Вика томно откликается, обвивает руками мою шею, гладит по плечам и затылку, мурлычет что-то, следя за мной из-под полуопущенных ресниц. Ласковая и податливая. Горячая, как летнее солнце в полдень.
Оживаю рядом с ней. И… хочу ее.
По-настоящему, сильно, порочно и откровенно. Как мужчина, которого я похоронил в себе, свою единственную женщину. Давно забытое влечение, будто вспышка из прошлого. На такое я способен только с Викой.
Любовь? Нечто большее… Мой смысл жизни.
- Вика-а, - зову хрипло. Провожу рукой по ровной спинке от поясницы вверх, очерчиваю пальцами молнию на ее вечернем платье, подцепляю бегунок, спрятавшийся под копной волос.
- Ну, хватит, - шипит на меня, как потревоженная кошечка, и накрывает мои губы ладонью. – Достаточно на сегодня серьезных разговоров. Лучше помолчим вдвоем.
Усмехнувшись, целую пальчики, спускаюсь к тонкому запястью, на котором поблескивает серебряный браслет, что я сегодня подарил ей в ресторане. Толком не помню, как... В перерывах между поцелуями. Точно неромантично, потому что нервничал, но Вика засияла и смутилась. Кажется, ей понравилось. Давно заметил, что она носит только серебро, поэтому и подобрал для нее это украшение. Теперь хочется ближе и подробнее узнавать любимую женщину – и радовать ее каждый день, наверстывая упущенное.
- Я просто хотел сказать, что люблю тебя, - прикладываю ее руку к своей груди, фиксируя на уровне сердца. Чувствую, как дрожащие пальцы неловко сминают хлопок рубашки. - И больше не отпущу.
- М-м, хорошо, это можно, - соблазнительно облизывает губы, заигрывая со мной. Нежно целует меня, замирает в паре миллиметров от моего лица и, отбросив несвойственное ей кокетство, вдруг просит серьезно: - Не отпускай, пожалуйста.
- Клянусь, - произношу незамедлительно и с полной уверенностью.
Впиваюсь в сочные, приоткрытые губы, изогнутые в улыбке, съедаю сдавленный стон, от которого срывает крышу. Неистово дергаю зажатый между пальцами бегунок, нетерпеливо тяну вниз, рискуя порвать молнию. Добравшись до обнаженной спины, я будто получаю высоковольтный удар током, что пронзает весь организм, но продолжаю поглаживать ладонью покрывшуюся мурашками, чувствительную кожу.
Вика вздрагивает от моих прикосновений, дышит часто и сбивчиво, пока я исследую каждый сантиметр ее идеального тела. Осознаю, что в наш первый раз я толком не раскрыл эту женщину. Это было похоже на помешательство. Я так спешил сделать ее своей, что потерял рассудок. Как раненое животное, искал в ней исцеление, хотя тепло и поддержка нужны были ей самой.
Сейчас все должно быть иначе.
- Ты моя женщина, Вика, - порывисто выпаливаю, покрывая ее шею и плечи поцелуями. Застонав, откидывает голову, открываясь мне, и хаотично скользит ладонью по моему затылку. - Последняя. Никто, кроме тебя, не нужен, веришь?
- Верю, - шепчет после паузы, а сама плачет. Пышная грудь лихорадочно вздымается, пока я добираюсь до декольте и борюсь с неудобным корсетом.
Оторвавшись от соблазнительной ложбинки, возвращаюсь к раскрасневшемуся лицу. Проглатываю Викин всхлип вместе с поцелуем, стираю слезы с горячих щек губами, собираю мурашки с оголенных, дрожащих на сквозняке плеч. Опомнившись, укутываю в плед и прячу любимую от всего мира.
Только моя.
Поднимаю ее, вынуждая свернуться в моих руках и прильнуть ко мне всем телом.
- Ты больше никогда не будешь плакать из-за меня, - обещаю твердо и несу послушную, обомлевшую Вику в спальню.
Здесь мы были в прошлый раз. Точно так же срывали друг с друга одежду, как дикари. Я нависал над ней, распластанной на широкой постели, любовался ее красотой. Неистово целовал и не мог насытиться. Она была нужна мне, как кислород. Я дышал ей, медленно выходя из комы горя.
Помню, как узнал, что я у нее первый. Как возненавидел себя. Как потом жалел об этой ночи.
- Гордей? – взволнованно зовет меня Вика, вырывая из прошлого, которое на секунду завладело моим разумом. Гоню его прочь. Отныне все будет по-другому.
- Викуля, любимая, - жарко шепчу ей на ухо, обхватывая губами мочку.
Грациозно прогибается в пояснице, а я медленно прокладываю влажную дорожку вниз. Туда, где у нее остался шрам от кесарева. Она стыдливо пытается прикрыть его, но я убираю ее дрожащие руки. Невесомо очерчиваю поцелуями тонкую полоску от одной бедренной косточки к другой.
- Ты у меня самая красивая, - искренне выдыхаю, потираясь щекой о ее животик. Спускаюсь ниже.
Вика откликается молниеносно и ярко, будто ждала меня всю жизнь. Бьется и извивается в моих руках, быстро доходит до пика. Вкусная, страстная, нежная. Кричит мое имя.
С ума сойти можно, но я держусь. Сегодня я никуда не спешу, а наслаждаюсь каждым мгновением. Запоминаю нас счастливыми, чтобы повторить еще не раз. Впитываю страстные стоны, познаю новые оттенки моей женщины. Пытаюсь изучить ее уязвимые места, но… она, черт возьми, вся как оголенный нерв! К чему ни притронься, куда ни поцелуй, что ни шепни – взрывается, рассыпаясь миллиардами искр.
- Невозможно, - рявкаю обессиленно и сдаюсь с глухим рычанием.
Вика принимает меня безоговорочно и полностью, будто мы созданы друг для друга. Наверное, так и есть. Жаль, что потеряли время. Но к счастью, мы теперь все компенсируем.
- Люблю, - шелестит в интимном полумраке, и я смутно понимаю, кому именно это принадлежит.
Нам обоим.
Наконец-то, вместе…