Предназначенная невеста

ГЛАВА 9

Шон

Хладнокровное убийство мне не в новинку, но закончить чью-то жизнь в драке, это не часть спорта, которому я посвятил всю жизнь.

Я чемпион по боксу. Я уважаю правила и структуру. Я преуспеваю в них.

Здесь всего этого нет.

Измождённый, окровавленный мужчина, который готов меня убить, стоит по другую сторону ринга. Он на несколько дюймов ниже, чуть более мускулистый, а его грудь покрывают татуировки змей.

Он измотан и тяжело дышит, но сомнений нет, он сделает всё возможное, чтобы именно он остался стоять в конце нашей схватки.

Резкий свист пронзает воздух, и прежде, чем я успеваю понять, что это значит, его кулак врезается мне в челюсть. Второй, в живот, вышибая воздух из лёгких.

Я отшатываюсь и почти теряю равновесие. Собравшись, вижу, как он бросается вперёд, но в последний момент ухожу из-под удара.

Голос отца звучит у меня в голове:

— Забудь про правила.

Зверь внутри меня пробуждается. Это не боксёрский поединок. Это бой. Единственный способ победить, пролить как можно больше крови противника.

Я приседаю, оценивая его, пытаясь предугадать его следующий шаг. Он рычит, бросаясь на меня.

Я наношу мощный удар в челюсть. Его голова резко дёргается в сторону, кровь разлетается по полу. Следующий удар приходится в живот, и он сгибается пополам.

Он ахает и наклоняется.

Я хватаю его голову обеими руками и врезаю коленом в лицо. Раздаётся хруст, его нос ломается.

Толпа ревёт, подпитывая мой адреналин. Я больше не думаю ни о чём, кроме выживания. Вдавливаю пальцы ему в глаза, вырывая из него крик боли.

— Убей его! Убей его! Убей его! — скандирует толпа.

Он падает на колени, и я со всей силы бью его ногой в висок.

Его тело обмякло, глухо падая на землю. В воздух взлетает пыль.

Толпа гудит ещё громче.

— Вставай! — приказываю я, готовый снова наброситься на него, но он не двигается. Я остаюсь в режиме борьбы, пока не осознаю, что комнату заполняет новый скандирующий звук.

— Раз! Раз! Раз!

Бёрн выскакивает ко мне и хватает за руку.

Я отталкиваю его, не в силах позволить кому-либо прикоснуться ко мне. Сейчас все вокруг враги.

— Сядь! — орёт он, указывая на металлический стул.

Я прихожу в себя и повинуясь, сажусь, благодарный за передышку.

Та же женщина, что дала мне шорты, подносит бутылку воды к моим губам.

— Пей! — приказывает Бёрн.

Я не спорю, и жидкость стекает мне в горло.

— Один позади. Не сбавляй темп, Шон. Что бы ни случилось, не сбавляй темп, — кричит мне в ухо Бёрн.

Воздух такой густой, что я едва могу дышать. Моя рука начала опухать, но я не могу сейчас об этом беспокоиться.

— Второй готов, дружище, — кричит Бёрн.

Я бросаю взгляд на своего нового противника и стараюсь не паниковать. Больше трёхсот пятидесяти фунтов чистых мышц (прим. ~ 159 кг). Он выглядит так, будто завтракает детьми.

Господи. Он похож на Голиафа.

Он скидывает штаны, и женщина передаёт ему золотые шорты. Надев их, он срывает с себя рубашку и разувается.

Его лицо и грудь покрыты шрамами от ожогов, а по ногам тянутся зажившие рваные шрамы, будто от когтей. Он рычит и колотит себя в грудь, приковывая меня своим хмурым взглядом.

Толпа сходит с ума, скандируя:

— Бой! Бой! Бой!

Раздается звонок.

Бёрн хлопает меня по щекам.

— Соберись, дружище. Не дай ему запугать тебя.

Я вскакиваю, хрущу шеей и подхожу к линии.

Пронзительный свист взрывается в воздухе. Мой враг бросается на меня, но я быстрее.

Я уклоняюсь и бью его ногой по голени, заставая его врасплох.

Он падает на землю лицом вниз, и облако пыли поднимается в воздух на высоту трех футов.

Зрители кричат громче и хлопают.

Я перепрыгиваю через зверя, хватаю его за хвост волос как можно крепче. Бью его головой о грязь, просовываю руку под его подбородок и резко дергаю.

Раздаётся хруст, его глаза закатываются. Тяжелая голова безжизненно повисает в моей руке.

Я отпускаю её и подпрыгиваю, сжимая кулак в воздухе.

— Два! Два! Два! — скандирует толпа.

Бёрн тянет меня к стулу, пока шесть мужчин убирают гигантское тело. Когда они наконец поднимают его, толпа расступается, а затем все они исчезают.

Женщина снова подносит ко мне бутылку.

Бёрн массирует мои плечи и кричит мне в ухо:

— Два очка! Осталось одиннадцать!

Я отодвигаю рот от бутылки.

— Одиннадцать? — Вода капает по подбородку.

— Пей, — приказывает он, указывая пальцем.

— Одиннадцать? — повторяю я.

— Да. Твой номер тринадцать. У нас никогда не бывает тринадцатых. Никто не выживает. Но ты выживешь, дружище. Теперь пей, — требует он.

Женщина снова подносит бутылку к моим губам.

Мою грудь сдавливает, но я пью.

Толпа ревёт:

— Бой! Бой! Бой!

Я пытаюсь сделать несколько глубоких вдохов, одновременно бросая взгляд на свою следующую жертву.

Он ниже меня ростом, и я подозреваю, что быстрее. Он симпатичный мальчик со светлыми волосами и голубыми глазами. Мускулистый, но его мышцы: результат тренировок в спортзале. Наверняка проводит дни в загородном клубе.

Снова свист.

Мы выходим на линию.

Боя не случается. Один удар и он падает на колени. Через секунды я забираю его жизнь.

Я снова и снова убиваю каждого из своих противников, пока Бёрн, наконец, не заявляет:

— Двенадцать. Остался один, дружище.

Я с трудом дышу, тело опухло, силы на исходе. Я делаю глоток воды и смотрю на последнего мужчину, стоящего между мной и жизнью.

Кровь и пот капают с меня. Костяшки разбиты, а нога дрожит от ударов, нанесённых без обуви.

Мой противник стоит ко мне спиной. Он снимает штаны, надевает чёрные шорты, скидывает рубашку и обувь, затем поворачивается.

Наши взгляды встречаются, и пульс взлетает.

Дизель Конвей, боксер, с которым я дрался слишком много раз, чтобы сосчитать, сжимает челюсть, узнавая меня. Его тёмные глаза горят тем же убийственным огнем, что, уверен, полыхает и в моих.

Годами мы обменивались победами и поражениями. Наши навыки равны, но всегда были ограничены правилами и рамками бокса.

Теперь это не имеет значения. Дизель хочет быть тем, кто останется в живых. И он свеж, а я вымотан после двенадцати убийств.

Звонок, и мы выходим на линию. Никто из нас не отрывает взгляда от другого.

Как только раздается свисток, мы падаем в привычный ритм.

Мы оба наносим несколько ударов, но затем снова слышу голос отца.

— Это не боксерский поединок, Шон. Время играть грязно.

Бросаюсь на Дизеля и сжимаю его горло изо всех сил.

Он пытается разжать мои руки от себя, но я бью его коленом в пах. Он давится, но я не ослабляю хватку. Затем наношу удар лбом в висок.

Его тело обмякает, но я не отпускаю. Нельзя рисковать. Его вес тянет меня вниз, и мы падаем, но я продолжаю держать его, пока Бёрн пытается меня оттащить.

— Нет! — кричу я, глядя в широко раскрытые мертвые глаза Дизеля.

— Все кончено, парень! Он мертв! — настаивает Бёрн.

К нам подходит еще один мужчина, и вдвоем они с Бёрном разжимают мои пальцы.

Толпа снова взрывается криками:

— Тринадцать! Тринадцать! Тринадцать!

Бёрн поднимает меня на ноги и держит мою руку. Только когда они убирают Дизеля из круга и приносят мне стул, я понимаю, что убил тринадцать человек.

Пот и кровь скапливаются у моих ног. Я не знаю, сколько часов я здесь. Женщина держит воду, чтобы я мог попить, пока Бёрн массирует мои плечи. Истощение и воспаление охватывают меня за считаные минуты.

Облегчение смешивается с тревогой. Я выжил, но что дальше?? С Преисподней все кажется непростым.

Бёрн протягивает мне еще одну бутылку воды, и у меня звенит в ушах. Крики толпы усиливаются, и никто не уходит. Воздух наполнен таким же электричеством, как во время боя.

На лице Бёрна гордость. Он похлопывает меня по спине.

— Твой отец гордился бы тобой, дружище.

Срабатывает сигнализация. Четыре быстрых сигнала. Толпа замолкает.

Из микрофона раздается голос, объявляющий:

— Ставка принята.

Толпа взрывается ликованием.

Меня снова накрывает адреналин, но я все еще не понимаю, что значит эта ставка. Я не мертв, и испытание окончено.

Вокруг меня витает запах крови, пота и пива, из-за чего тяжело дышать.

Я предполагаю, что пора уходить, но тут раздается еще один сигнал.

В зале раздаются три длинных гудка, и толпа снова затихает.

Мой пот остывает на коже, по телу пробегает дрожь. Волосы на моих руках встают дыбом, и я вопросительно смотрю на Бёрна.

Его лоб морщится от беспокойства.

Толпа расступается.

Четверо мужчин вытаскивают Брэкса на ринг. Он сопротивляется, но этим только усугубляет ситуацию.

Один вытаскивает нож и подносит его к горлу, и он тут же замирает. Мы встречаемся взглядами, и у меня сжимается живот.

Какого черта он здесь делает?

Он смотрит на меня с выражением лица на котором можно прочесть «прости», и я проклинаю себя. Я ни разу не убедился, что он или кто-то другой, если на то пошло, не следит за мной. И я знаю, что это плохо. Меня предупредили прийти одному.

Джон делает шаг вперед. Тишина в комнате становится оглушительной, пока он не нарушает ее, говоря со своим ирландским акцентом:

— Тебе сказали никого сюда не приводить.

— Я его не приводил, — осторожно заявляю я.

— Тогда как он сюда попал?

Я ничего не говорю.

— Ты был неосторожен, — обвиняет Джон.

Я продолжаю молчать.

Он достает из джинсов карманный нож и открывает его. Он подходит ко мне и держит его перед моим лицом.

— Ты оказываешь мне честь.

— Честь чего? — спрашиваю я, хотя в глубине души понимаю, чего он от меня хочет.

— Если ты его не приводил и не хочешь, чтобы он был здесь, избавься от него. Перережь ему горло, — приказывает Джон.

Мои внутренности дрожат. Я не смотрю на Брэкса.

Несмотря на то, что мое тело избито, я расправляю плечи и поднимаю подбородок, выпрямляясь как можно выше. Я подхожу ближе к Джону. Громким голосом я заявляю:

— Нет. Я ручаюсь за этого человека.

Толпа ахнула.

— Ты за него ручаешься? — усмехается Джон.

— Да. Я за него ручаюсь, — повторяю я.

Между нами повисает напряженная тишина.

Бёрн вмешивается строгим, но уважительным голосом:

— Он уложил тринадцать. Он выиграл ставку.

Джон резко поворачивает голову в его сторону.

— Он не выполнил указания.

— Я выполнил, — стою на своем я.

Джон толкает меня в грудь.

— Ты был неосторожен.

— Он все равно набрал тринадцать очков, — утверждает Бёрн.

Толпа начинает скандировать

— Тринадцать! Тринадцать! Тринадцать! — так громко, что я не могу осмыслить, что происходит.

Звучит еще один сигнал. На этот раз он длится целых пять секунд.

В толпе снова наступает тишина, и другая ее часть расступается.

Высокая женщина с длинными вьющимися темными волосами и рубиново-красной маской на глазах и носу выходит вперед. На ней коктейльное платье без бретелек и туфли на шпильках. Она уверенно приближается к нам, и, остановившись передо мной, берет меня за подбородок, заставляя поднять взгляд.

Я молча смотрю в ее карие глаза, не понимая, кто она, но осознавая, что у нее есть власть. И я не богобоязненный человек, но я молюсь, чтобы она дала мне немного милосердия. Я ни за что не убью Брэкса, но я не уверен, как мы выберемся отсюда живыми, если я этого не сделаю.

Она наклоняет голову, изучая меня. Затем она говорит с итальянским акцентом:

— Ты его точная копия.

Сердце колотится быстрее. Все это кажется сюрреалистичным, находиться в мире, где так много людей знали моего отца.

У меня такое чувство, будто я его едва знаю. Раньше я так не думал, но теперь я начинаю сомневаться во всем, что я знал.

— Вы были с ним знакомы? — спрашиваю я.

Она качает головой и отвечает:

— Нет. Это было до нас. Но мои родители знали его, и я видела фотографии.

— Кто ваши родители? — спрашиваю я.

Ее губы слегка изгибаются.

— Это не тот вопрос, который ты должен задавать.

— Какой вопрос мне следует задать? — парирую я.

Проходит еще мгновение, прежде чем она отвечает:

— Говорят, у тебя чувство юмора, как у отца. Похоже, это правда.

Я не понимаю, что именно я сказал смешного, но отвечаю:

— Некоторые так говорят.

Она кивает.

— Полагаю, так и есть.

Наступает тишина, и моя грудь сжимается.

Она делает шаг ближе и подзывает меня пальцем. Я наклоняюсь ближе, и она шепчет мне на ухо:

— Ты думаешь, что положение твоего отца освобождает тебя от правил?

Я отстраняюсь, чтобы встретиться с ней взглядом:

— Нет, не думаю. Я признаю, что был неосторожен, когда пришел сюда. Я спешил, чтобы успеть вовремя, и прошу прощения. Это не повторится. Но я уверен, что могу поручиться за этого человека.

Она наклоняет голову и спрашивает:

— Почему ты так ему предан?

— Я за него ручаюсь, — строго повторяю я.

Она отступает назад и смотрит на Брэкса. Ее взгляд скользит от его макушки к ногам и обратно. Она ухмыляется.

— Конечно, он сексуален в грубом смысле, но и другие тоже. Почему ты за него ручаешься?

— Я знаю, кто он, — говорю я без колебаний.

Она приподнимает бровь.

— Ты знаешь, кто он?

— Да.

— Ах, какой же ты глупый.

— Почему это?

Она снова смотрит на Брэкса, затем снова переводит взгляд на меня.

— Ты думаешь, что знаешь людей, но я могу тебя заверить, это не так.

У меня пересыхает во рту. До того, как на сцене появился Джон, я бы сказал, что знаю всех, кто рядом со мной, но теперь, похоже, есть секреты, возможно, ложь, и я не знаю, что и думать.

Ее глаза вспыхивают, но в голосе звучит печаль.

— Ах, понятно. Я сказала правду, и тебе нечем ее опровергнуть.

Я выпрямляюсь и утверждаю:

— Я ручаюсь за этого человека и не убью его. Если нужно, возьмите мою голову, но отпустите его.

— Ты предпочел бы умереть, чем убить его? — уточняет она.

Мое сердце бьется быстрее, в ушах пульсирует кровь. Я киваю, подтверждая:

— Я предпочел бы, чтобы вы попытались убить меня.

Ее губы дергаются.

— Попытались?

— Вы думаете, я уйду без боя?

Она долго разглядывала меня, а толпа окружила нас в гробовой тишине.

Наконец, она улыбается, а затем предупреждает:

— Те, кто ручается за незваных гостей, выбирают другой путь.

Это еще одна загадка, полная путаницы. Признаюсь, я не понимаю, что это значит.

Она снова смотрит на Брэкса, затем снова переключает внимание на меня, бросая вызов:

— Ты уверен, что хочешь пойти по другому пути, Шон О'Мэлли-младший?

Я не знаю, что означает другой путь. Все, что я знаю, это то, что я ни за что не убью Брэкса. Поэтому я киваю и громким голосом кричу:

— Я ручаюсь за этого человека.

Толпа ахнула.

В ее взгляде мелькает одобрение, но еще кое-что. И тут до меня доходит. Может, из-за маски я сразу не заметил. Но теперь знаю. Это чистое садистское зло. Я видел его раньше у мужчин и нескольких женщин, но у неё оно точно есть.

Она щелкает пальцами в сторону Брэкса.

Мужчины отпускают его и толкают ко мне. Он спотыкается, находит опору, затем встает рядом со мной.

Она еще раз окидывает его взглядом и хвалит:

— По крайней мере, ты поручился за человека, у которого есть... — Она наклоняет голову, снова оглядывая его, и продолжает: — Как бы сказать... кое-какие преимущества для дам?

Я стараюсь не улыбаться. Часть меня хочет смеяться, так как я нахожу ее комментарии странными для данной ситуации. Но вместо этого я просто повторяю:

— Я ручаюсь за него.

Она отступает еще дальше.

— Тогда он, твоя ответственность. Ступай домой, Шон О'Мэлли-младший. Восстанавливайся. Твой выигрыш закреплен. Но помни, ты выбрал другой путь.

Она поворачивается к толпе и кричит:

— Теперь он будет сражаться за посвящение в кольцах.

Толпа взрывается, снова оглушая меня снова.

На этот раз холод пробирает меня до самых костей, глубже, чем когда-либо прежде.