Предназначенная невеста

ГЛАВА 1

Шон О'Мэлли-младший

— С днем рождения, дорогая Шэннон, с днем рождения тебя! — Поют все в пабе, а затем раздаются бурные овации, от чего я невольно морщусь.

Моя кузина Шэннон сияет, ее лицо светится от двадцати восьми мерцающих свечей, украшающих роскошный шоколадный торт.

— Загадай желание, — щебечет тётя Нора, ее радостная улыбка становится шире, а на глазах наворачиваются слезы.

Дядя Борис притягивает тётю Нору ближе к себе, выглядя таким же гордым, как и его жена.

Шэннон делает глубокий вдох задувая свечи.

По пабу снова раздаются оглушительные аплодисменты и возгласы, и Зара поднимается на цыпочки, наклоняется ко мне и говорит:

— Пора ещё по одной.

Волоски на моей шее встают дыбом, и знакомое ощущение в животе снова дает о себе знать. Оно появилось в тот самый момент, когда она вошла в паб в коротком мини-платье и на шпильках. Её тёмные волосы ниспадают длинными локонами, а голубые глаза, обрамленные пушистыми ресницами, сверкают. Пухлые губы, накрашенные красной помадой, не дают покоя моему разуму, вызывая в нем совсем непристойные мысли.

Я стараюсь не обращать на это внимания. Зара — лучшая подруга моей сестры, и мы знакомы с ней с детства. Если бы я сделал хоть шаг в её сторону, Фиона вынесла бы мне весь мозг. И неважно, что мне 36, а Заре 30. Тот факт, что мы повзрослели, не мешает моей сестре постоянно повторять, чтобы мы не переходили черту. К тому же Лука, отец Зары, убьёт меня, если я попытаюсь что-то с ней сделать.

Но я не спорю и не останавливаю себя от того, чтобы пойти за ней в бар.

— Еще пинту и...

Я бросаю взгляд на пустой бокал мартини Зары и поддразниваю:

— Что у нас сегодня за модный коктейль?

Она хлопает ресницами, в её взгляде кружится озорство и что-то ещё... что-то притягательное и запретное.

Я напоминаю себе, что это всего лишь моё воображение.

Она ухмыляется, уменьшая пространство в моих штанах до такой степени, что становится больно.

Господи, мне нужно взять себя в руки.

Это же Зара.

— Это мартини с шартрезом, Шон, — щебечет она.

— Я даже не собираюсь спрашивать, что это, как это пишется или где ты его откопала, — вздыхаю, делая вид, что раздражен.

— Прекрасно. В любом случае я не могу тебе этого сказать.

Я вскидываю брови и наклоняюсь к ней ближе.

— Это ещё почему?

Она некоторое время изучает мое лицо, поджимая свои красные пухлые губы, затем облизывает их, наклоняя голову набок.

Кровь кипит еще сильнее, и боль пронзает меня ниже пояса.

— Это было в секретном месте, — отвечает она.

— Ну, теперь ты должна мне рассказать, — заявляю я.

— Значит, пинту и мартини с шартрезом? — раздраженно вмешивается Молли.

Я резко переключаю внимание на неё.

— Извини, да.

Хмурясь, она берёт пинту и подставляет её под кран, потянув рычаг.

— Что это с ней? — шепчет мне на ухо Зара.

Я стискиваю челюсти, желая, чтобы мой член успокоился.

Не думай об этом.

Я бросаю взгляд на Молли, барменшу, которая работала в пабе «O'Malley» столько, сколько я себя помню. Она всегда либо в хорошем, либо в плохом настроении. Никогда не знаешь, какую Молли сегодня встретишь, но я к этому привык. Поэтому я пожимаю плечами и отвечаю:

— Кто его знает.

Молли с глухим стуком ставит передо мной пинту и берётся за металлический шейкер.

Фиона встает между нами.

— Давай два, Молли. Пожалуйста, и спасибо.

Молли даже не смотрит на неё, лишь бормочет:

— Конечно.

— Что случилось? — спрашивает Фиона.

Оставлю своей сестре возможность разворошить это осиное гнездо и влезть в чужие разборки.

— Это мой сигнал выйти наружу, — объявляю я, хватая свою пинту и быстро направляясь к выходу. Облегчение наполняет меня по мере того, как я отдаляюсь от Зары. Убеждаю себя, что всему виной алкоголь.

Добраться до задней части паба непросто. Здесь полно О'Мэлли, О'Конноров, Ивановых и Марино. Я знаю здесь каждого, и меня несколько раз останавливают на разговор К тому времени, как я наконец выхожу наружу, мой член успокаивается, но моя проблема преследует меня.

Несмотря на то что на улице холодно, Зара сидит в кресле, скрестив длинные ноги и покрываясь мурашками. Она постукивает бледно-розовыми ногтями по столу, погруженная в то, что читает на своём телефоне. И выглядит она явно не радостной: её брови нахмурены, в выражении: тревога или даже... расстройство.

Против воли я пробираюсь сквозь толпу людей, снимаю пиджак и накидываю ей на плечи.

Она удивленно поднимает взгляд.

Я отодвигаю стул рядом с ней и плюхаюсь. Ухмыляюсь, склоняюсь ближе к её лицу и спрашиваю:

— Твой мир трещит по швам?

Она отрывает взгляд от меня, снова смотрит на экран, затем бросает телефон в сумочку. Она улыбается, но это уже не так оживленно, как раньше.

— Обычные мелочи, — отвечает она.

— Почему-то я тебе не верю? — спрашиваю я, глядя ей прямо в глаза.

Она молчит.

Моя улыбка гаснет, сердце начинает биться быстрее.

— Зара, что происходит?

— Ничего.

Я изучаю ее внимательнее.

— Правда, — настаивает она.

— Что-то происходит. Я знаю тебя целую вечность, — напоминаю я ей.

Она колеблется, открывает рот, но тут же закрывает. Глубоко вдыхает и медленно выдыхает.

Громкая музыка наполняет воздух, и я оглядываюсь назад. Немногочисленные люди, что были снаружи, заходят в паб, и когда дверь закрывается, гул приглушается.

Я снова смотрю на Зару.

— Здесь только мы, и я умею хранить секреты. Почему у тебя встревоженный вид?

Напряжение между нами растет, она по-прежнему молчит.

Я терпеливо жду, зная, что чаще всего могу добиться от неё ответа, но не в этот раз.

— Это из-за твоего последнего парня?

— Нет. У меня сейчас никого нет. — фыркает она.

Надежда наполняет меня, и я тут же корю себя за это.

— С каких пор? — спрашиваю я.

— Уже как несколько дней, — она пожимает плечами.

— Что случилось? Я думал, ты и Зак снова вместе навсегда, — поддразниваю я, но втайне радуясь. Зак хороший парень, но я никогда не считал его достаточно надёжным для неё. Они встречались несколько лет в колледже, и я был удивлён, когда узнал, что они возобновили отношения.

— Нет! Надо было понять ещё тогда, если всё кончено, значит, кончено, — спокойно заявляет она, явно не особо расстроенная этим.

— Так что же тебя тревожит, если это не Зак? — продолжаю я.

Она барабанит пальцами по столу, глядя на меня.

— Ну же. Ты можешь мне сказать. Обещаю, это останется между нами.

Она отводит взгляд.

Я молчу, пытаясь понять, что же её так взволновало.

Наконец, она поворачивается и говорит.

— Если я задам тебе вопрос, ты ответишь честно и пообещаешь не лезть дальше?

У меня замерло сердце. Я знал, что тут что-то не так. Я киваю и клянусь:

— Обещаю.

Она делает глоток своего напитка и ставит бокал на стол. Ёе глаза темнеют.

Проходит несколько секунд, прежде чем я нарушаю тишину.

— Что бы это ни было, ты можешь спросить меня.

— Если бы ты мог узнать о своём отце всё, что только пожелаешь, ты бы это сделал? — вдруг выпаливает она.

Холодок пробегает по моей спине. Гнев, печаль и утрата, которые всегда вспыхивают при мысли об отце, накрывают меня с новой силой.

— Да, — не колеблясь, отвечаю я.

Она глубоко вздыхает и кивает.

Я снова оглядываюсь, убеждаясь, что мы всё ещё одни. Затем наклоняюсь ближе, сбитый с толку, но не в силах сдержаться.

— Как ты вообще можешь что-то знать о нём?

Она делает едва заметный жест в мою сторону, словно ставит точку в разговоре.

— Я сказала, больше никаких вопросов. Но, к твоему сведению, это вообще не о твоём отце, а о моём.

Смесь разочарования и облегчения наполняет меня. Если у Зары действительно есть информация о моём отце, которой я не обладаю, то наверняка означало бы, что она вляпалась в историю с теми, с кем лучше не связываться.

— Твой отец внутри. Он в твоей жизни. Я что-то упускаю? — отмечаю я.

Она качает головой и смотрит на небо, бормоча:

— Ты же знаешь, он не станет говорить мне правду.

В моей груди всё сжимается. Зару всегда мучил вопрос, почему её отец появился в её жизни только когда ей было пятнадцать. Родители говорили Заре, будто это было сделано, дабы оградить её от Абруццо, что было правдой, но в то же время она не глупа. Она знает, что каждая семья на этой вечеринке связана с преступным миром, что в каждой истории есть подводные камни, хотя сама Зара остаётся в стороне от наших семейных дел.

Я тщательно подбираю слова, понимая, что мне не стоит судить, ведь я сам мало знаю о том, что случилось с моим отцом. И всё же я ни за что не хотел бы, чтобы Зара, моя сестра или кто-либо из моих кузин оказались вовлечены в семейный бизнес.

Моя тётя Элейна, имела с этим дело, но она родилась в этом клане и покинула его, чтобы выйти замуж за моего дядю Броуди. Она невероятно крута, но это не то, о чём мечтает большинство женщин. Зара и близко не может сравниться с Элейной по способности управлять кланом. Для этого требуется определённый уровень расчетливой жестокости, а у Зары её нет.

— Я знаю, что это не то, что ты хочешь услышать, но в твоей жизни есть отец. Это больше чем то, что есть у нас с Фионой. Иногда мы должны быть благодарны за то, что у нас есть.

Её глаза сузились.

Я вскидываю руки в воздух.

— Что? Ты спросила, и я сказал тебе, что думаю.

Она сжимает челюсти.

— Ладно. — Она допивает напиток, ставит его на стол, затем отодвигает стул, вставая.

Я хватаю ее за руку и встаю.

— Не убегай, как маленькая засранка.

Она ухмыляется.

— Я не убегаю. Я просто прогуливаюсь.

Я пронзаю ее более строгим взглядом.

Она смотрит на мою руку.

— Теперь можешь меня отпустить.

Я не делаю этого. Я подхожу еще ближе. Вопрос, который она мне задала, таит в себе слишком много тревожных сигналов, самый большой из которых заключается в том, что она может быть в опасности. Если кто-то пытается выведать у нее подробности об отце, он явно не на нашей стороне. А это значит, что они наши враги. Поэтому я требовательно спрашиваю:

— Скажи, кто сообщил тебе, что у них есть информация о Луке?

— Никто, — лжет она.

Я недовольно рычу.

— Ты думаешь я глупый?

— Брось, Шон.

— Зара, некоторые вещи не должны выходить наружу. Если твой отец думает, что его прошлое должно быть...

— Но ты бы стал разбираться в прошлом своего отца, — обвиняет она.

Я молчу, мое сердце колотится сильнее.

Она хмыкает.

— Ты не понимаешь, насколько это лицемерно?

— Это другое.

— Нет, это не так, — выпаливает она.

Я стою на своем.

— Это не одно и то же.

— То, что твой отец умер, не означает, что это меняет мою ситуацию, — заявляет она.

Между нами нарастает напряжение.

Мое беспокойство перерастает в страх. Я предупреждаю.

— Не вступай в мир, не предназначенный для тебя, Зара.

— Что это значит? — бросает она в ответ.

Я делаю глубокий вдох и пытаюсь сохранять спокойствие, но от мысли о том, что Зара будет взаимодействовать с нашими врагами, мне становится дурно.

— В мире твоего отца ничто не дается даром. Если кто-то что-то знает, за эту информацию приходится платить. Сомневаюсь, что ты захочешь это делать.

— Почему? Потому что я женщина? — негодует она.

— Да.

Она смотрит на меня.

— Ты шовинист.

— Подай на меня в суд.

Она вырывается из моей хватки и скрещивает руки на груди, заявляя.

— Элейна может обвести вокруг пальца любого мужчину из всех этих семей. Если ты хочешь, чтобы я это продемонстрировала, я зайду и создам ситуацию, а потом позволю ей проявить свои способности.

Я усмехаюсь.

— Тебе не обязательно это делать. Я не спорю с тобой.

— Ха! Вот видишь! Доказал, что ты ошибаешься!

Я сокращаю расстояние между нами, хватаю её за затылок и наклоняюсь к её лицу.

— Нет. Ты не Элейна. Если уж на то пошло, никто не может быть ею. Так что перестань вести себя так, будто ты та, кем не являешься, потому что всё, что ты сделаешь, это попадёшь в ситуацию, в которой не должна быть.

Она задыхается, её глаза горят огнём, её фирменный аромат, который она создает из нескольких духов, каким-то образом становится все более интенсивным между нами. Она опускает свои голубые глаза на мои губы, поджимая свои.

Пульс бешено отдается в ушах. Ее горячее дыхание смешивается с моим. Ветер кружит вокруг нас, и я обхватываю ее второй рукой, чтобы защитить от него, прижимая ближе к себе.

— Перестань быть маленькой язвой, — шепчу я, несмотря на то, что своим поведением она просто издевается над моим членом.

Она тяжело сглатывает, прижав взгляд к моему рту, и говорит:

— Я сказала больше, чем следовало. Давай забудем об этом разговоре.

Моя эрекция упирается в ее живот, вены горят от желания, которого у меня не должно быть. По крайней мере, не в отношении нее. Но я не в силах сдержаться. Я предлагаю:

— Может, мне нужно посадить тебя к себе на колени и шлепать по заднице, пока ты не расскажешь мне, в чем дело.

Она смотрит на меня с открытым ртом, ее щеки горят, а грудь все быстрее поднимается и опускается напротив моей.

Музыка выводит нас из состояния транса. Фиона выходит на террасу с Шэннон и ещё несколькими друзьями.

Моя сестра неодобрительно смотрит на меня. Это не первый раз, когда она застает нас в момент, когда наши руки оказываются друг на друге, хотя между нами никогда ничего не было. Она стремительно направляется к нам, вмешиваясь:

— Что здесь происходит?

Я отпускаю Зару.

— Ничего.

— Это не похоже на «ничего», — утверждает Фиона, переводя взгляд с нас на нее.

— Он прав. Ничего особенного, — соглашается Зара, затем берет сумочку со стола, проходит мимо нас и добавляет: — Мне нужно еще выпить.

Фиона смотрит ей вслед, а затем поворачивается ко мне.

— Что это было?

— Не твое дело. Успокойся. — Я притягиваю Шэннон к себе и целую ее в щеку. — С днем рождения! Я не мог добраться до тебя, потому что внутри было уйма народу.

От неё исходит счастье. Она обнимает меня в ответ.

— Спасибо, что пришел.

— Как будто я мог это пропустить.

— Ну, я знаю, что ты занят своими бесконечными боями, мистер Чемпион, — поддразнивает она.

Я тяжело вздыхаю.

— И ты тоже.

— Не морочь ему голову, — добавляет Фиона.

Гордость наполняет черты лица Шэннон, напоминая мне о том, как Борис смотрел на нее раньше.

— Мне нужна твоя услуга, — говорит она.

— Все что угодно для моей любимой кузины, — отвечаю я.

Ее лицо светлеет еще больше.

— В таком случае мне не должно быть стыдно попросить о четырех местах в первом ряду на твой следующий бой? — спрашивает она.

Я усмехаюсь.

— Нет. Я всё устрою.

— Ура! Спасибо, Шон! Ты лучший! — хлопает она.

— С днем рождения! — Я снова обнимаю ее.

— Спасибо!

Я прохожу мимо них и возвращаюсь обратно, осматривая паб в поисках Зары. Прежде чем я успеваю ее найти, я натыкаюсь на Максима Иванова.

Его сильный русский акцент наполняет воздух.

— Шон, хороший был поединок прошлой ночью.

— Спасибо.

Дядя Киллиан подходит к нему. Он обнимает меня за плечи, хвастаясь:

— Парень всему научился у великого. У меня.

— Это спорно, — фыркает Максим.

— Ты нанес джеб так, как я тебя учил! — заявляет Киллиан

— Ты имеешь в виду, как его учил я, — говорит мой отчим Данте, присоединяясь к нам. Затем он добавляет: — Твоя мама искала тебя всю ночь.

— Где она? — спрашиваю я, оглядываясь по сторонам, но замираю, когда вижу, как Зара разговаривает с незнакомым темноволосым парнем.

— Она сидит в большой передней кабинке с другими женщинами, — сообщает Данте.

— Спасибо, что сообщил. Увидимся позже. — Я пробираюсь сквозь толпу, но останавливаюсь, когда приближаюсь к Заре.

— Я еще не приняла решения, — заявляет она.

Волосы на моих руках встают дыбом.

— Время идет, — предупреждает парень.

— Время для чего? — вмешиваюсь я.

Зара замирает, затем медленно встречается со мной взглядом.

— Не лезь не в свое дело, Шон.

Я снова сосредотачиваюсь на мужчине. Я протягиваю руку.

— Шон О'Мэлли. Кажется, мы не знакомы. Как тебя зовут?

Он поднимает подбородок, расправляет плечи и пожимает мне руку. Он уверенно объявляет:

— Джон Смит.

— Джон Смит? — повторяю я.

— Ага.

Я вскидываю брови, глядя на Зару.

— Что? — спрашивает она.

— Джон Смит?

— Что не так с его именем?

— Получается, что у него совершенно случайно одно из самых распространенных имен на земле? — хмыкаю я.

— Ничего не могу поделать, чувак. В любом случае, я опаздываю на другое мероприятие. Поговорим позже, Зара, — вмешивается он.

Черта с два.

— Позволь мне проводить тебя, — предлагаю я, но это не выбор. Я кладу руку ему на спину, чтобы направить его к двери.

— Шон, — резко говорит Зара.

Я поворачиваю голову и самым строгим голосом предупреждаю:

— Оставайся здесь.

Она открывает рот, но тут же закрывает его, пристально глядя на меня.

Я веду этого парня, кем бы он ни был, через дверь паба на улицу. Как только мы выходим наружу, я требую:

— Кто ты? И не говори мне, что Джон Смит.

Он никак не реагирует, и что-то мне подсказывает, что его не так-то легко напугать. От этого мне еще больше хочется держать его подальше от Зары.

— Ничего не могу поделать, учитывая, что меня зовут Джон Смит, — отвечает он.

— Чушь собачья.

— Докажи, что я неправ, — бросает он вызов, скрещивая руки на груди и демонстрируя метку возле большого и указательного пальцев.

Мой живот сжимается, будто меня ударили со всей силы. Я пристальнее смотрю на его руку. Это не татуировка, а метка в виде черепа. Вокруг него цветы и перья, или, может быть, листья. Нос в виде перевернутого сердца. С подбородка черепа что-то капает, похожее на кровь, но без цвета, просто омертвевшая кожа от раскаленного металла.

По какой-то причине он кажется одновременно женственным и мужественным. Я всматриваюсь внимательнее, зная, что уже видел его раньше. Я ломаю голову, пытаясь понять, где именно, но не могу вспомнить. Он слишком далеко в моих воспоминаниях, но чувство дежавю слишком сильно, чтобы отрицать, что я вижу его не в первый раз.

Еще один холодок пробегает по моей спине, когда он понижает голос и говорит:

— Ты увидел что-то, что тебе понравилось, Шон?

Я отвожу взгляд от цели, угрожая:

— Я спрошу еще раз. Кто ты?

— Я же сказал. Я Джон Смит, — отвечает он с самоуверенной ухмылкой.

Редко когда я испытываю страх за себя, но тут он вспыхивает во мне, смешиваясь с гневом. И непреодолимая мысль, что этот парень ничего хорошего собой не представляет и должен держаться подальше от Зары, поглощает меня. Кем бы он ни был, от него исходит зло. Я не знаю, как и почему она с ним связана, но я должен это выяснить.

Ярость берет верх.

— Что тебе нужно от Зары?

— Это касается только ее, меня и Преисподнии, — утверждает он.

— Что значит Преисподняя?

Он указывает пальцев на меня.

— Тебе бы хотелось знать, не так ли?

Если бы кто-то другой ответил на мои вопросы таким образом, я бы превратил их в мясо, прежде чем они успели бы сделать следующий вдох. Что-то мне подсказывает, что сейчас не время для этого. Поэтому я использую все свое самообладание, чтобы держать кулаки по бокам.

Я подхожу ближе и резко произношу:

— Слушай меня внимательно. Тебе здесь не рады. Тебе не рады рядом с Зарой. Если ты приблизишься к ней, к пабу, наших единомышленникам или кого-либо еще из моей семьи, я позабочусь, чтобы это был твой последний раз. Всё ясно?

Он не дрогнул. Моя угроза только придает ему силы. Его выражение лица наполнено весельем.

— Тебе еще многому предстоит научиться, Шон О'Мэлли-младший. Обещаю, в следующий раз, когда ты вздумаешь угрожать мне, ты подумай дважды.

Откуда он знает, что я назван тем же именем что и мой отец?

— Да? И почему же? — спрашиваю я.

Его губы дергаются.

— Я думал, ты такой же, как он.

Я замираю, мое сердце готово вырваться из грудной клетки, и тут же спрашиваю:

— Как кто?

Он открывает рот, но его прерывает женский визгливый голос.

— Шон О'Мэлли! Ты здесь!

Я отвожу от него взгляд как раз в тот момент, когда подруга Шэннон, Мелани, обнимает меня.

— У меня дела, — говорю я ей, но чувствую запах текилы от нее. Она слишком неуверенно стоит на ногах, чтобы я мог легко сбросить ее с плеч, не дав ей упасть.

— Ты так хорошо выступил прошлой ночью! — кричит она мне в ухо.

Я съеживаюсь и осторожно отталкиваю ее.

— Спасибо. Иди внутрь, поговорим через несколько минут. — Я открываю дверь и жестом прошу ее пройти мимо меня.

Она кладет руку мне на щеку, проходя через дверь, покачивая бедрами.

Я поворачиваюсь, чтобы закончить разговор, и замираю.

Я стою совершенно один на тротуаре.

Джон Смит исчез, словно призрак, унеся с собой все ответы на мои вопросы.