Предназначенная невеста

ГЛАВА 22

Зара

Поздняя ночь. Я всё ещё не слышала ничего от Шона, поэтому пишу ему сообщение.

Я: Когда ты будешь дома?

Шон: Когда приеду.

Я: Серьёзно?

Ответа нет.

Я: Спасибо, что ведёшь себя как придурок, дорогой муженёк.

Я жду ответа, но он так и не приходит. Швыряю телефон в сумочку, потом иду в гардеробную и достаю лёгкий шарф. Аккуратно оборачиваю его вокруг шеи так, чтобы пленку не было видно.

Пишу сообщение своему водителю и выхожу из квартиры Шона. Нашей квартиры? Он подъезжает к тротуару как раз в тот момент, когда я выхожу. Я сажусь в машину, не дожидаясь, пока он откроет мне дверь, и прошу его отвезти меня к Фионе.

Это всего в нескольких кварталах отсюда. Поскольку у меня есть доступ к ее квартире, не проходит много времени, как я оказываюсь у ее двери. Я дважды звоню в звонок.

Наконец, она отвечает, пристально глядя на меня.

— Что тебе нужно, Зара?

Я прохожу мимо неё.

— Нам нужно поговорить.

— Зачем? Чтобы ты снова мне солгала? — обвиняет она.

Я вздыхаю.

— Фиона, всё очень сложно. Я не хотела тебе лгать. Мне жаль.

— Конечно, — она скрещивает руки. — Что-нибудь еще?

— Не будь такой.

Она смотрит на меня несколько секунд, потом говорит:

— Ладно. Но тогда скажи, что на самом деле означают эти черепа.

У меня сжимается живот.

Она добавляет:

— Я видела, как переживали наши родители, так что в этой истории есть еще кое-что. И если мой отец был в этом замешан, я хочу знать. Так что расскажи мне.

Я решаю больше не лгать ей. Ну, почти. Закрываю глаза и признаю:

— Фиона, я хочу рассказать тебе все. Хочу. Но не могу.

— Уходи, Зара.

Я открываю глаза.

— Пожалуйста, выслушай меня...

— Нет, это ты послушай меня. Я устала от лжи. Мне надоела эта секретность. Просто уходи. Сейчас же! — Она указывает на дверь.

— Пожалуйста. Ты же моя лучшая подруга.

— Странный у тебя способ это показывать, — говорит она. — А теперь уходи.

Я решаю, что лучше дать ей немного остыть.

— Ладно. Но я надеюсь, мы скоро сможем поговорить.

— Не надейся, — бросает она.

Я вздыхаю и ухожу. Я сажусь в лифт, но вместо того, чтобы остановиться на первом этаже, он останавливается на третьем. Двери открываются.

Валентина сияет, глядя на меня с другой стороны.

— Сюрприз!

В замешательстве я спрашиваю:

— Что ты здесь делаешь?

Она усмехается.

— Я бы хотела тебе это сказать. Но ты же знаешь, как тут всё устроено. Пойдём. — Она машет рукой, приглашая выйти из лифта.

Я выхожу.

Она ведет меня по коридору в другую часть здания. Там находится служебный лифт. Она достает ключ-карту и сканирует ее.

Двери лифта открываются.

Мы заходим внутрь, и она нажимает кнопку R. Лифт поднимается и затем открывается на крыше.

На площадке припаркован вертолет, его лопасти вращаются.

Она кричит:

— Надеюсь, тебе нравится летать.

— Серьёзно?! — перекрикиваю я ветер.

Она смеется и тянет меня к вертолету.

Ветер развевает мои волосы все стороны. Мы залезаем внутрь, пилот помогает нам устроиться. Он вручает нам наушники, и я надеваю свои. Затем он возвращается на своё место, готовится к взлёту и поднимает вертолёт с крыши.

Мы в воздухе всего несколько минут, прежде чем приземляемся на частном аэродроме. Выходим из вертолёта и заходим в частный самолёт.

Через несколько минут мы снова в воздухе.

Я спрашиваю:

— Куда мы идем?

Валентина вздыхает.

— Зара. Я никогда не знаю. Привыкай.

— Привыкать?

— Да. Ты привыкнешь ко многим вещам, о которых раньше и не думала, что привыкнешь.

— Серьёзно?

— Обещаю.

— Например?

Она пристально смотрит на меня, а затем заявляет:

— Ты научишься принимать неизвестность. Потому что, она всегда ведёт вперёд.

Я выгибаю брови.

— Почему мне никто никогда не дает прямого ответа?

Она смеется, а затем говорит:

— У нас есть немного времени, так что давай поговорим о чём-то другом... о чём-то важном.

Мой пульс учащается.

— У меня проблемы?

Ее губы дергаются.

— Нет, вовсе нет.

Я расслабляюсь, но тут меня охватывает новый страх.

— У Шона проблемы?

— Нет, — она хлопает меня по бедру. — Расслабься. Всё в порядке.

Я выдыхаю с облегчением.

Она внимательно меня разглядывает, и снова приходит то знакомое чувство.

Я выпалила:

— Почему у меня такое чувство, будто я тебя знаю, хотя я знаю, что никогда тебя не видела до той ночи?

Услышав мой вопрос, она выглядит нервной.

— Пожалуйста, скажи мне. И дай без загадок.

— Именно об этом я и хотела поговорить.

— Правда?

— Да. — Она открывает сумочку и достает фотографию. Я беру ее, и волосы на моих руках встают дыбом.

Это фотография женщины, девочки и моего отца. Я смотрю на неё с открытым ртом, затем резко поворачиваю голову к ней.

— Зачем ты снова даёшь мне это фото? Ты же знаешь, что я его уже видела.

— Да, но ты ведь хочешь получить ответы, верно?

Я киваю.

Она колеблется, затем заявляет:

— Моя мама сестра твоего отца.

Мой пульс учащается. Я заявляю:

— У моего отца были только братья. Последний умер в прошлом году.

Она качает головой.

— Нет, это неправда. И твой отец, и моя мать были близки.

— Так мы кузины?

Она улыбается.

— Да.

Я подозрительно спрашиваю:

— Почему я не знаю ни о тебе, ни о твоей матери?

Она делает глубокий вдох, а затем признается:

— Моя мать влюбилась в Марчелло Абруццо.

Мои глаза расширяются. Я бросаю:

— Абруццо — ужасные люди! Мой отец говорил мне, что они не уважают женщин. Что они даже торгуют ими!

Выражение ее лица становится жестче. Она сглатывает и кивает, подтверждая:

— Это верно, но не все из них такие.

Я осторожно произношу:

— Не знаю, могу ли я верить этому утверждению.

Боль наполняет ее глаза. Она утверждает:

— Это правда. И мой отец был совсем не похож на остальных!

Я замираю, и по моей коже пробегают мурашки.

Она пристально смотрит на меня, затем, понизив голос, продолжает:

— Он не был похож на других Абруццо.

Внутри всё сжимается. Война между Марино и Абруццо унесла бесчисленное количество жизней. Именно поэтому мне не давало покоя то фото, где мой отец выглядел счастливым в их окружении. Но в этой истории быть и другая сторона, и, возможно, мне следует дать Валентине кредит доверия.

Она добавляет:

— Я знаю, что это трудно принять.

— Да, трудно... но мой отец на фото действительно выглядел так, будто дружил с ними, — признаю я, все еще сбитый с толку.

— Да, он выглядел так, но на самом деле это не так, — утверждает она.

— Я не понимаю.

Она складывает для меня кусочки мозаики, заявляя:

— Этот ребёнок — я. Я хорошо знала твоего отца, когда была маленькой девочкой. Но он не доверял моему отцу. Он пытался заставить мою мать уйти от него, но она так и не сделала этого. Мой отец был хорошим человеком.

— Тогда почему мой отец хотел, чтобы она ушла от него? — спрашиваю я.

— Он был Абруццо. И твой отец отказывался верить, что кто-то из них может быть хорошим, — говорит она, и в ее голосе слышится боль, затем она плачет и добавляет: — Мы с матерью любили твоего отца. Но мы также любили моего отца. Он любил нас. А твой отец жил двойной жизнью.

Я оборонительно огрызаюсь:

— В каком смысле?

— Он был шпионом, которого внедрили в клан Абруццо, чтобы Марино получили о них информацию.

— Мой отец не предатель, — кипячу я.

— Для Абруццо он был именно таким, — утверждает она.

Мой желудок сжимается. Я смотрю на неё, желая защитить отца, но мне нужно переварить то, что она мне сказала. Чем больше я об этом думаю, тем больше вопросов возникает.

Она добавляет:

— Я не знала правды, пока не присоединилась к Преисподней. Я знала только, что твой отец был в моей жизни, а потом его внезапно не стало. Хотя никто из них не был со мной долго.

Я хмурю брови.

— Что ты имеешь в виду?

Она делает глубокий вдох.

— Как я уже сказала, мой отец не был типичным Абруццо. Он знал, что твой отец был шпионом, но вместо того, чтобы выдать его, он увез мою мать и меня в Италию. Мы скрылись в сельской местности. Он заставил маму поклясться, что она больше никогда не свяжется с твоим отцом. Взамен он стал контактировать только с Преисподней. Больше он не участвовал в делах Абруццо, разве что по приказу Омни.

Я ошеломлённо смотрю на неё.

Она молчит некоторое время, наблюдая за моей реакцией, а затем говорит:

— Мой отец присоединился к Преисподней, потому что верил в видение Шона О'Мэлли-старшего. Он хотел мира между семьями. Он хотел, чтобы я не боялась быть Абруццо или Марино.

— Именно поэтому отец Шона основал Преисподнюю?

— Да. Разве твой муж не рассказал тебе все, что знает? — спрашивает она.

Меня охватывает беспокойство.

— Нет, — признаюсь я, удивляясь, почему.

— Я уверена, что в итоге он бы так и поступил, — добавляет она.

Я отмахиваюсь от гнетущего чувства в животе, а затем предлагаю:

— Может, мы поговорим с моим отцом. Может, он и твоя мама...

— Она мертва. Мой отец тоже, — перебивает Валентина.

Я резко вдыхаю.

Она тяжело сглатывает.

— Все в порядке. Они погибли вместе в авиакатастрофе.

Мне становится жаль её. Я касаюсь ее руки.

— Валентина, мне так жаль.

Она выдавливает улыбку.

— Что есть, то есть. Но мой отец сидел за столом. И моя мать тоже.

— Это были Омни? — спрашиваю я.

— Да. И я всё ближе к тому, чтобы занять своё место. Как и ты, — она сияет от гордости.

Я удивлённо признаю:

— Я думала, ты уже сидишь за столом.

Ее губы дергаются.

— Спасибо за комплимент, но пока нет.

— Пожалуйста.

Я смотрю на закрытую шторку иллюминатора и спрашиваю:

— Так ты действительно не знаешь, куда мы идем?

— Нет. Мне известна только суть ситуации и свои приказы.

Я склоняю голову.

— Что будет, когда мы прибудем?

Она смеется.

— Не могу сказать до тех пор, пока мы не приедем, но за попытку плюсик.

Я ухмыляюсь.

— Заслуженно.

— Это точно. И прости. Я бы всё рассказала тебе, если бы могла, — заявляет она, а затем на мгновение пристально смотрит на меня. Наконец, она добавляет: — Очень приятно было встретиться и всё тебе рассказать.

Я улыбаюсь и беру ее за руку.

— Да, мне тоже. Я единственный ребёнок в семье, так что приятно узнать, что у меня есть родня.

— Так и есть, — тихо соглашается она.

Между нами повисает спокойная тишина.

И тут меня осенило. Я спрашиваю:

— На обратной стороне фотографии были имена: Аврора и Финция. Кто это?

— Аврора — моя мать. Мое настоящее имя Финция Валентина Абруццо. Мои родители стали называть меня Валентиной, когда мы переехали в Италию. Очень важно, чтобы никто не знал, что я Финция. Кроме Омни... ну, и теперь тебя, — объясняет она.

Я улыбаюсь.

— Красивое имя.

Она улыбается в ответ.

— Спасибо. Ты ведь сохранишь мой секрет, правда?

— Конечно.

Мы говорим в течение следующих нескольких часов о многом, но в основном о том, каким было наше детство. Когда мы, наконец, приземляемся, нас выводят из самолета и ведут по коридору, похожему на тот, который вел к моей инициации.

Только теперь нет спа-атмосферы. За дверью в конце коридора тёмная комната, освещённая только несколькими свечами.

Две женщины, очень похожие друг на друга, стоят в кругу из мерцающих огней. Их окружают лепестки черных роз. Они в длинных белых атласных платьях на тонких бретельках и босиком.

С одной стороны, от них небольшой прямоугольный бассейн. С другой стороны комнаты находятся семь обнажённых, подтянутых, хорошо сложенных мужчин.

У меня внутри всё сжимается. Я нервно смотрю на Валентину.

— Не волнуйся, они не для тебя, — шепчет она.

Что вообще происходит? Что я должна сейчас увидеть?

Валентина берет меня за руку и ведет к двум женщинам. Когда мы подходим к ним, она объявляет:

— Это Мария Абруццо, а это Амалия Марино. Они очень похожи, не правда ли?

— Очень.

Валентина утверждает:

— В их венах течёт одна кровь. Они сводные сёстры, у них одна мать.

— Ничего себе. Выглядят как близняшки, — вырывается у меня, но те не отвечают.

Обе девушки имеют оливковую кожу, тёмные волосы и глаза, острые носы и тонкие губы.

Амалия, может быть, на дюйм выше.

Валентина продолжает:

— Зара, предстоит выбрать, кто из них будет принят в Преисподнии.

Сердце колотится. Я смотрю на неё, вспоминая, что было в прошлый раз, когда кто-то не получил посвящения.

Она добавляет:

— Сначала они выберут, какой обряд хотят пройти. А потом ты решишь, кто этого достоин.

Я качаю головой.

— Я не знаю, как выбрать.

Валентина кивает.

— Конечно, ты знаешь.

— Почему мы не можем инициировать обеих? — спрашиваю я, надеясь на чудо.

В её глазах вспыхивает злость. Она кипит:

— Одна из них предательница. Она рассказала посторонним то, что должна была держать в тайне о Преисподней. Другая, нет. Она хранила наши секреты близко к сердцу. Она имеет право на посвящение. Так что ты должна выбрать.

Я смотрю на неё с открытым ртом.

— Ты справишься, — подбадривает она.

— Я не знаю, кто из этих женщин предательница.

Валентина прижимает палец к моим губам. Не имея возможности для переговоров, она утверждает:

— Просто доверься своей интуиции.

Мое беспокойство усиливается.

Она снова сосредотачивается на женщинах.

— Теперь, прежде чем Зара сделает выбор, вы должны сами выбрать ритуал. И это только ваш выбор. Если вы выживете, мы проведём именно тот ритуал, который вы выбрали.

Я кладу руку на живот. Желчь поднимается, и я ее сглатываю.

Пожалуйста, не заставляй меня снова кого-то убивать.

Пожалуйста, не заставляй меня снова кого-то убивать.

Пожалуйста, не заставляй меня снова кого-то убивать.

Я повторяю это снова и снова, но страх во мне растет.

Валентина указывает на бассейн.

Мужчина в белом халате и маске-черепе стоит на коленях у воды. Он что-то тихо и бессвязно скандирует.

Она заявляет:

— Вы можете выбрать Обряд Воды и Пламени. Это крещение в Преисподней. Или... — Она указывает на семерых мужчин.

Все они возбуждённо ласкают свои эрекции, на лицах запечатлены непристойные выражения.

Валентина продолжает:

— Или вы можете выбрать Обряд Связывания Плоти. Тогда эти семеро вобьют в тебя Преисподнюю.

Я смотрю на Валентину с открытым ртом.

— Не на меня смотри. Смотри на них, — приказывает она.

Я снова сосредоточусь на женщинах.

Мария окидывает взглядом каждого из мужчин с ухмылкой на лице.

— Я выбираю Связывание Плоти весь день и всю ночь. Можешь оставить себе Воду и Пламя.

Ее ответ поверг меня в шок.

Валентина одобрительно улыбается.

— Отличный выбор, хотя в Воде и Пламени нет ничего плохого. — Она поворачивается к Амалии. — А ты? Что бы ты выбрала? Нет правильного или неправильного.

Амалия смотрит на мужчин с таким же интересом, как и Мария. Она заявляет:

— Связывание плоти. Без сомнений.

Тон Валентины становится суровым.

— Выбор есть выбор. Это твой выбор. Тебя никто ни к чему не принуждает.

Амалия резко отвечает:

— Да тут и нет выбора. Вода или мужчины? Я всегда буду выбирать мужчин и ту силу, которую они могут привнести в мое тело. Я с нетерпением жду своего посвящения. — Она поднимает подбородок, ее взгляд скользит по семерым мужчинам, затем бросает вызывающий взгляд на Валентину.

— Хорошо сказано, сестра, — похвалила Мария, затем облизнула губы, взглянув на мужчин.

Меня охватывает еще больший шок.

Валентина поворачивается ко мне. Она объявляет:

— Пришло время выбирать, Зара. Кто предатель? Кто достоин носить череп и бороться за место за столом, даже если он никогда туда не попадет?

Меня охватывает тошнота. Я смотрю на Валентину.

— Я не знаю. Я не могу решить. Пожалуйста, сделай это за меня.

— Нет. — Она поднимает подбородок и расправляет плечи. — Ты должна это сделать. Это приказ от Омни, а не от меня. Ты должна научиться полагаться на свою интуицию и доверять ей.

— Валентина...

Она прикладывает палец к моим губам.

— Больше никаких возражений. Теперь выбирай.

Внутри все перевернулось. Я подхожу к Марии, изучая ее, кажется, целую вечность. Она не дрогнула, пригвоздив свой высокомерный взгляд к моему, пронизанному тревогой.

Я встаю перед Амалией, уделяя ей столько же времени, изучая ее. Она смотрит на меня с тем же выражением, но в какой-то момент в ее глазах что-то промелькнуло, и я поняла, что это чувство вины.

Валентина спрашивает:

— Кто?

Я не медлю. Я показываю на Амалию.

— Она. Амалия. Она виновата.

— Это ложь! — протестует она.

Лицо Валентины озаряется удовлетворением и гордостью.

— Хорошая работа. Ты права.

— Правда? — говорю я с облегчением.

— Да, — она поднимает руку и щелкает пальцем в воздухе.

Появляется мужчина с пистолетом Глок и протягивает его ей.

Меня переполняет страх.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Нет!

Она протягивает его.

— А теперь убей ее.

— Почему я? — спрашиваю я.

Она сочувственно смотрит на меня.

— Зара, не я устанавливаю правила. Это приказ Омни.

Амалия отступает на несколько шагов и кричит:

— Я невиновна! Она неправа!

Валентина усмехается.

— Я точно знаю, что ты сделала, и Зара на сто процентов права. — она поворачивается ко мне. — А теперь пристрели ее.

Не раздумывая больше, я направляю Глок, нажимаю на курок и стреляю Амалии прямо в сердце.

Она падает на пол. Ее кровь пачкает ее белое платье, собираясь вокруг неё.

Я смотрю на неё в шоке, чувствуя оцепенение, не понимая, как я могла снова совершить нечто столь ужасное.

Валентина разворачивает меня к мужчинам и шепчет мне на ухо:

— Она была предательницей. Ты молодец. А теперь давай продолжим и насладимся церемонией. Это то, что ты запомнишь, поверь мне.

Я смотрю на неё, едва не теряя равновесие.

Она подводит Марию к мужчинам.

Стена позади них открывается. Самая большая кровать, которую я когда-либо видела, вместе с секс-мебелью, цепями, наручниками и другими инструментами заполняет пространство.

Мария медленно выдыхает воздух изо рта.

Валентина спрашивает:

— Хочешь передумать?

Мария усмехается.

— Не говори таких гадостей.

Валентина улыбается. Она делает знак двум мужчинам.

Они делают шаг вперед и берут Марию за руки. Они ведут ее к кровати, остальные следуют за ними.

Валентина заявляет:

— Следуй за мной.

Я подчиняюсь, и она движется к остальным. Как только мы проходим мимо стены, она за нами задвигается.

Из пола поднимается откидывающееся кресло кинотеатра.

Валентина сияет, указывает на него и приказывает:

— Садись, дорогая кузина. Всё только начинается.

Я делаю, как она говорит, в то время как она идет к двери.

Я кричу:

— Подожди! А ты куда?

Она ухмыляется.

— Это не моя награда, а твоя. Наслаждайся. — она исчезает за дверью, оставляя меня в недоумении и неспособной отвести взгляд от того, что сейчас произойдет передо мной.