Шон
Мы с Зарой почти не покидали спальню, вылезая из объятий друг друга только чтобы заказать еду и забрать её у двери. Сейчас она мирно спит у меня на руках, закинув ногу на меня, совсем вымотанная.
Я смотрю в потолок, снова задаваясь вопросом, как мы вообще до такого дошли. В каждом сантиметре моего тела нет ни капли сожаления о том, что я женат на Заре. Просто... иронично.
Мы столько лет боролись, чтобы не пересечь черту, а теперь перепрыгнули её так далеко, что пути назад нет. И я всегда знал, что между нами всё будет хорошо, но это даже лучше, чем я мог себе представить.
Я снова смотрю на неё, не в силах сдержать улыбку, расползающуюся по моему лицу.
Её губы чуть приоткрыты, длинные ресницы отбрасывают тени на кожу, а щёки всё ещё остаются розовыми.
Я бормочу:
— Чёрт, я влип по уши, — и тут же замираю, одёргивая себя, когда осознаю, что сказал это вслух.
Она не шевелится.
Я осторожно убираю ее ногу с себя. Она тихонько всхлипывает, но не просыпается. Затем я выскальзываю из-под неё, натягиваю спортивные штаны, хватаю поднос с остатками еды и иду на кухню. Счищаю еду с тарелок, выкидываю остатки в мусор и загружаю посудомойку.
Раздается звонок в дверь, и я замираю.
Кто бы это мог быть?
Быстро глянув в сторону спальни, я иду к двери и открываю её.
На пороге стоит Брэкс стоит в спортивной одежде и выглядит чертовски злым.
Он тут же набрасывается:
— Что, блядь, случилось той ночью? Где ты вообще был?
— Я не могу об этом говорить, и ты это знаешь, — отрезаю я.
Он хмурится.
— Правда? Мы снова будем играть в эту игру?
Из квартиры напротив выходит соседка.
Я жестом приглашаю его войти.
Он заходит, захлопывает за собой дверь и гаркнул:
— Мне нужны ответы. Ты не можешь просто исчезнуть и молчать.
Я шикаю на него.
— Говори тише.
Он замирает, глаза сужаются в щёлки, потом косится на дверь в гостиную.
— Почему? Кто там?
У меня бешено колотится сердце. Я не знаю, что ему сказать. Я не готов к этому разговору.
Он резко кивает назад.
— Ты вообще собираешься мне сказать, кто там? Почему скрываешь?
Я вздыхаю, провожу руками по лицу.
— Всё равно рано или поздно узнаешь.
— Узнаю что? — спрашивает он.
Я скрещиваю руки на груди, откидываюсь на стену.
— Зара спит в моей спальне.
Его шок, абсолютно предсказуем. Он взрывается:
— Ты трахаешься с Зарой?!
Я подхожу ближе и предупреждаю:
— Не говори о ней в таком ключе.
На смену шоку приходит замешательство.
— А как мне это называть?
— Всё сложнее, чем ты думаешь, — говорю я.
Он несколько секунд молча изучает меня, потом его взгляд падает на мою левую руку. Лицо искажается от ужаса, потом он снова смотрит мне в глаза.
— Почему на тебе кольцо?
Я прячу руку в карман.
— Не надо, Брэкс. Мне нужно хорошенько потренироваться. Пойдем в спортзал, а потом поговорим об этом.
— Нет, Шон. Рассказывай прямо сейчас, что, черт возьми, происходит. Хватит юлить, — рычит он.
У меня сжимается грудь. Я делаю несколько глубоких вдохов и, наконец, признаюсь:
— Мы с Зарой поженились.
Его глаза расширяются. Он смотрит на меня в полном шоке, потом уголки его губ дёргаются.
— Ты издеваешься надо мной.
— Нет.
Его лицо вытянулось.
— Ты серьезно? Женился?
— Да.
— Нахрена? Вы же даже не встречались! Или вы всё это время тайно крутили роман за нашими спинами? — спрашивает он.
Я качаю головой.
— Нет. Всё получилось само собой.
Он хмурится.
— Само собой? Тебя куда-то вызвали по секретному делу, ты вернулся — и ты женат? И это просто так?
У меня неприятно скручивает живот.
— Да.
— Как вообще можно попасть в такую ситуацию? — спрашивает он, повышая голос.
— Тихо, — одёргиваю я его.
Он косится на мою спрятанную руку и ругается:
— Чувак, я не знаю, во что ты вляпался, но это безумие. Ты должен мне всё рассказать. Кто эти люди? Чего они хотят?
Я игнорирую его и заявляю:
— Я переоденусь. Вернусь через минуту, и мы сможем пойти в спортзал.
— Почему твоя рука забинтована? — спрашивает он.
Я закрываю глаза. Я не хочу лгать Брэксу. Мы никогда не лгали друг другу. С того момента, как мы встретились, мы всегда были честны и поддерживали друг друга, но я не знаю, что именно мне разрешено рассказывать.
— Не тяни резину, — давит он.
Все равно скоро все увидят, напоминаю себе я. Я разворачиваю плёнку, показываю ему свою руку.
— Охренеть! Блять, это же адски больно.
Я усмехнулся, признавая:
— Ты бы видел Зару. Она перенесла всё как мужчина, а я, как девчонка.
Он выгибает брови.
— У Зары тоже есть такая на руке?
Заткнись, говорю я себе, но все равно отвечаю:
— Нет, на шее.
— Ауч! — Брэкс морщится.
Я киваю.
— Да, но она была... — Воспоминание о том, как я лежал на ней, пока она почти не жаловалась, по сравнению со мной, вспыхивает в голове. Я ухмыляюсь.
— Братишка, да ты уже поплыл, да? — насмехается он, вытаскивая меня из воспоминаний.
— Пойду переоденусь. Жди и сиди тихо.
— Да, сэр. Прислуживаю тебе, подклаблучник — поддразнивает он.
Я стону, иду в спальню, захожу в гардеробную. Натягиваю футболку, носки, кроссовки.
Быстро выглядываю и бросаю взгляд на Зару. Она все еще спит, поэтому я тихо выхожу из спальни и встречаю Брэкса у входной двери.
Он тычет пальцем в мою руку.
— Выглядит паршиво.
— Блять. Жди тут. — Я бегу в ванную и открываю банку с мазью, которая чудесным образом оказалась на моем столе вместе с рулоном пленки. Я наношу мазь на череп, обматываю его и возвращаюсь в гардероб.
Достаю перчатки для тренажёрного зала, натягиваю одну на больную руку, морщусь. Но это необходимость, не хочу, чтобы мои дяди увидели метку. Я знаю, что они это увидят в конце концов, но точно не сегодня.
Мы с Брэксом выходим из квартиры и садимся в его машину. Он выезжает на дорогу и бросает на меня взгляд.
— А Лука знает, что ты женился на его дочери?
У меня сжимается всё внутри.
— Нет.
Брэкс присвистывает.
— Он тебя прикончит, дружище.
Я фыркаю, но Брэкс прав. Я откидываю сиденье и закрываю глаза, не желая отвечать на еще какие-то вопросы.
— Разбудишь, когда доедем.
Через какое-то время он заявляет:
— Приехали. Время платить по счетам.
— Держи язык за зубами, — предупреждаю я.
Он усмехается.
— Я не крыса.
— Я в курсе.
— Тогда не намекай на это, — угрожает он и выходит из машины.
Я вылезаю следом, и мы заходим в спортзал. Как я и ожидал, все мои дяди уже там.
Киллиан громогласно встречает меня:
— Шон, где тебя носило?
— Были дела, — бросаю я.
— Ты сбежал с вечеринки и исчез на целый день, — обвиняет Деклан.
— Как я и сказал, у меня были дела с которыми нужно было разобраться. — Я прохожу мимо них и иду к жиму лежа, бросая: — Страхуй меня, Брэкс.
Он не спорит и подходит ко мне. Мы с головой уходим в тренировку, и я с облегчением отмечаю, что вопросов о моём исчезновении больше не задают.
Киллиан машет перчатками.
— Хочешь выйти на раунд?
— Да, конечно, — отвечаю, ставлю штангу на место и иду к нему. Снимаю перчатку для тяжёлой атлетики и морщусь, позабыв про клеймо.
Киллиан замечает мою руку.
— Почему твоя рука обмотана в пленкой и вся в крови?
Я смотрю вниз. сбилась, еле прикрывая окровавленный череп. Это кровавая, отвратительная на вид рана.
Киллиан хватает меня за руку, морщит нос и ругается:
— Господи. Это отвратительно. Какого хрена ты сделал... — Выражение его лица замирает, и краска отливает от него. Он пронзает меня сердитым взглядом, рыча: — Что ты натворил, Шон?
Я вырываю руку.
— Не твое дело.
Он хватает меня за футболку и подтягивает к себе.
— Я спросил, что ты сделал.
— Ого, что, черт возьми, здесь происходит? — рявкнул Финн.
— Ничего, — отрезаю я.
— Шон сделал нечто глупое, — выдаёт Киллиан.
Финн поворачивается ко мне.
— Что ты сделал?
— Я ничего не делал. Отстаньте, — заявляю я, но знаю, что веду проигрышную битву.
— Нам пора идти, иначе опоздаем, — вмешивается Брэкс, пытаясь вытащить меня из этой передряги.
Финн резко его останавливает:
— Не вмешивайся, Брэкс. Я серьезно.
Брэкс сжимает челюсти и бросает на меня взгляд в стиле «я пытался, прости».
Киллиан рычит:
— Я спрашиваю в последний раз. Какого хрена ты натворил?
Выхода нет, поэтому я отвечаю:
— Я поставил клеймо отца. В чем проблема?
Киллиан и Финн переглядываются встревоженно.
Киллиан негодует:
— Зачем ты это сделал?
Меня переполняет гнев.
— Я же сказал, придумал мой отец, и он носил его на своей руке. Нет причин, по которым я не могу носить его на своей.
Киллиан закрывает глаза, качает головой, стискивая зубы.
Финн добавляет:
— Ты не понимаешь, во что вляпался, Шон.
— Ну, почему бы тебе не просветить меня? — спрашиваю я, и мое сердце колотится быстрее. Я добавляю: — Хватит уже этих тайн. Если есть причина, по которой я не должен был этого делать, то будь мужиком и скажи мне.
Нолан присоединяется к нам.
— Твой отец носил это клеймо, но потом его дизайн украл кое-кто... Ну, точнее, это был кто-то из Росси. У многих из них это есть на руках. И у Бейли тоже. Тебе не следовало ставить на себе клеймо, тем более в одном и том же месте.
Я фыркаю.
— Откуда мне было знать? Ты мог бы мне это сказать, когда мы говорили об этом.
Все трое обмениваются еще одним взглядом.
— Хватит переглядываться. Говорите! — требую я.
Молчание.
— Чёрт побери вас всех! Хватит! Если вы что-то знаете о моём отце или о значении этого знака — выкладывайте.
Киллиан рявкает:
— Мы же сказали! Росси и Бейли носят его. Черт, мы даже видели несколько Петровых с ним. Все, что мы знаем, это то, что они, должно быть, украли его у твоего отца. Но ты не должен был клеймить себя. Кто знает, что он означает для этих гребаных ублюдков.
Финн утверждает:
— Тебе нужно будет это перекрыть. Сделать что-то другое.
— Ни за что, — выпалил я.
— Придётся. Иначе наши враги могут всё понять неправильно, — настаивает Нолан.
— Неправильно понять что?
Киллиан кипит:
— Что ты один из этих ублюдков, Росси к примеру.
— Или Бейли, — добавляет Нолан.
Финн рычит:
— Или, блять, Петров.
Я выпрямляюсь.
— Я не собираюсь прикрывать череп моего отца. Он его создал. Он его носил. Я тоже имею право его носить.
— Не будь глупцом, — добавляет Финн.
— Они украли. Это их проблема, не моя. И на этом разговор закончен, — отрезаю я.
Киллиан приказывает:
— Никуда ты не пойдёшь. Разговор не закончен.
— Пошёл ты! — кричу я и выхожу из спортзала, Брэкс следует за мной по пятам.
Мы садимся в его машину. Он бормочет:
— Ну, все прошло хорошо.
Все еще злясь, я выпалил:
— Заткнись, Брэкс. Я не хочу это обсуждать.
Он заводит двигатель и выезжает со стоянки.
— Ладно, Но ты влип по уши. И я тоже.
Я поворачиваюсь к нему.
— Что значит «и я тоже»?
Он стискивает губы, не отрывая глаз от дороги.
У меня мурашки по коже. Я спрашиваю:
— Что ты скрываешь от меня?
— Ничего, — отвечает он.
Я откинулся назад и изучаю его.
Он не моргает, просто молча ведёт машину.
У меня сжимается желудок.
— Понятно. Значит, теперь так, да? Мы оба будем частью Преисподней, но никогда не расскажем друг другу, что происходит?
На его лице промелькнуло чувство вины, но затем выражение стало жестче. Он взглянул на меня.
— Ты сам говорил, что не можешь делиться информацией. Вот и я тоже.
Я открываю рот, но тут же его закрываю. Отворачиваюсь к окну, удивляясь, как мы так глубоко вляпались в эту неразбериху.
Мой телефон вибрирует.
Я смотрю на экран и стону.
Данте: Что ты наделал, Шон?
Мой мобильный снова завибрировал.
Лиам: Срочно приезжай ко мне.
Данте: Нам нужно поговорить. Мы с твоей мамой все еще в городе. Это не просьба.
Лиам: Ты совершил большую ошибку. Нам нужно ее исправить.
Данте звонит. Я скидываю его. Лиам звонит. Тоже в игнор.
Брэкс отмечает:
— Они не отстанут.
Я закрываю глаза и откидываюсь на сиденье, понимая, что настоящая буря только начинается.
Брэкс высаживает меня у дома и спрашивает:
— Хочешь, чтобы я поднялся?
— Нет, не сейчас. — Я тянусь к двери, но мой телефон снова гудит. Я смотрю на него, и мой желудок падает.
Фиона: Ты женился на Заре?
На экране крупным планом изображены Зара и я, целующиеся после произнесения клятв, моя рука лежит на ее щеке, а обручальное кольцо полностью видно.
— Блять, — бормочу я.
Приходит еще одно сообщение.
Лука: Ты ходячий труп, Шон.
— Блять! Блять! Блять! — рычу я сквозь зубы.
— Что теперь? — спрашивает Брэкс.
Я показываю ему свой телефон.
— Дерьмо.
— Да. Самое настоящее дерьмо.
Тон Брэкса меняется на серьезный.
— Я бы не хотел оказаться в черном списке Луки.
— Ого, спасибо за поддержку.
— Извини.
— Пофиг. Всё равно он бы узнал, — говорю я, начиная открывать дверь, затем останавливаюсь. Я поворачиваюсь к Брэксу, утверждая: — Нам всё равно придётся как-то научиться делиться информацией. Иначе нас сожрут. Ты же понимаешь это, да?
Он кивает.
— Поверь мне, дружище. Мне это тоже не нравится.
Мы стукаемся кулаками, я выхожу из машины, поднимаюсь в свою квартиру.
Зара все еще спит. Я открываю жалюзи и хлопаю в ладоши, проговаривая:
— Пора вставать.
Она хлопает глазами.
— Что происходит?
— Вставай, — повторяю я и стягиваю с неё одеяло.
— Господи! Что за чрезвычайная ситуация! — Она садится на постели и смотрит на часы. — Шон, сейчас семь часов утра, воскресенье.
Я встаю перед ней и скрещиваю руки, глядя вниз.
— Да. И всё летит в тартарары.
Ее глаза расширяются, а лицо бледнеет.
— Мы что-то сделали не так для Омни?
— Нет. Всё хуже.
— Хуже? — беспокоится она.
— Да. Наш тайный брак больше не тайный. Наши родители все еще в городе и, вероятно, скоро приедут.
— Вот дерьмо!
— Да, это мягко сказано. Так что вставай, моя душа.
— Когда они приедут? — спрашивает она.
Я пожимаю плечами.
— Думаю, в ближайшие пятнадцать-двадцать минут.
Она стонет.
Я добавляю:
— О, и мои дяди видели моё клеймо.
Она смотрит на мою руку, а затем хватает ее в ужасе.
— Шон, это выглядит отвратительно. У тебя начнётся заражение!
— Все в порядке, — успокаиваю я.
— Нет, не в порядке, — она вскакивает с кровати, тащит меня в ванную.
Я смотрю на ее задницу.
Моя жена, та еще горячая штучка.
Она наклоняется и роется в моем шкафу.
Я подхожу к ней, кладу руку ей на бедро и предлагаю:
— Можешь остаться в этой позе, если хочешь.
Она смеётся, выпрямляется с бутылочкой перекиси водорода, произнося:
— Сейчас не до этого.
— Кто сказал?
— Я. А теперь дай мне свою руку.
— Будет больно, — признаюсь я.
Она выгибает брови и заявляет:
— Я Не думала, что страшный и ужасный Шон окажется такой неженкой.
Я усмехаюсь.
— Посмотрим, как ты запоёшь, если я плесну перекись на твоё клеймо.
Она ничего не говорит, но губы ее дергаются. Она хватает мою руку, держит ее над раковиной и выливает на неё содержимое бутылочки.
Я вздрагиваю.
Она сдерживает смех.
Моя рана начинает пузыриться пеной.
Зара берет пачку туалетной бумаги, промокает ее насухо, затем аккуратно покрывает ее мазью. Она плотно оборачивает ее новой пленкой. Затем она хватает мою руку и целует мои костяшки пальцев.
— Вот так. Гораздо лучше.
Тепло наполняет мою грудь. Я смотрю на неё.
Она нервно спрашивает:
— Почему ты смотришь на меня так, будто я сделала что-то не так?
Я вдруг выпаливаю:
— Твой отец убьёт меня за то, что я не спросил его разрешения жениться на тебе.
Она кивает.
— Да. И твоя мама будет в ярости, что её не пригласили.
— Точно, — соглашаюсь я.
— Ну что ж, остаётся одно, — она включает душ.
— Что это? — спрашиваю я.
— Душ. — Она ухмыляется и входит внутрь. Она начинает закрывать дверь, но затем останавливается. Она высовывает голову. — Ты зайдешь или останешься там?
Я усмехаюсь, чувствуя как мой член твердеет.
К черту. Пара минут у нас точно есть.
— Почему бы и нет? — говорю я и захожу внутрь, прижимая ее к кафельной стене, пока она смеётся.