Предназначенная невеста

ГЛАВА 8

Зара

Работа занимала меня последние несколько недель. Я сдерживалась, чтобы не написать или позвонить Шону. Я хочу наладить наши отношения, но не знаю как. Он хочет ответов, которых я не могу ему дать, и он не отступит.

Сегодня утром мои родители прислали мне сообщение о том, что они прилетают и хотят встретиться. Это было долгожданное приглашение, и я с нетерпением жду встречи с ними. Они купили квартиру в Чикаго, когда я устроилась здесь на работу, и никогда не уезжают надолго, не навестив меня.

Моя последняя встреча затянулась, поэтому я спешу собраться. Мама готовит телячье оссобуко, мое любимое блюдо. Я беру фен, и в этот момент звонит телефон. Определитель номера показывает, что это стойка регистрации.

Я отвечаю:

— Алло?

— Вам доставили посылку, мисс Марино. Поднять наверх? — говорит администратор.

— Да, спасибо.

Я снимаю полотенце, надеваю халат, завязываю пояс и иду к входной двери.

Ричард прибывает вскоре после звонка, и, как только раздаётся звонок в дверь, я открываю.

Он протягивает желтый конверт.

— Это вам.

— Спасибо, Ричард, — беру конверт.

— Пожалуйста, мисс Марино.

Я закрываю дверь и смотрю на конверт. На нем написано только мое имя.

Мой пульс учащается. Я раздумываю, открывать ли его, пока возвращаюсь в ванную. Кладу конверт на столешницу, включаю фен. Но проходит меньше минуты, прежде чем любопытство берёт верх. Я выключаю фен, беру конверт, разрываю его и достаю пачку фотографий.

Желудок сжимается так резко, что меня начинает тошнить. Я хватаюсь за столешницу, чтобы удержаться на ногах, затем облокачиваюсь на неё спиной.

На каждой фотографии мой отец в молодости. Он с мужчинами и женщинами, которых я не узнаю. На большинстве из них он выглядит счастливым. Он смеется, курит сигары, пьет, как я предполагаю, скотч, и всегда одет в свой костюм.

Я пролистываю стопку несколько раз, разглядывая их и понимая, что фотографии были сделаны в течение пятнадцати-двадцати лет, судя по тому, как выглядит мой отец на фотографиях. Я переворачиваю их и обнаруживаю надписи на оборотах.

На нижнем углу каждого фото аккуратно выведены имена и даты. Среди имён: Якопо Абруццо, Бьяджо Абруццо, Лео Абруццо, Уберто Абруццо. И от этого мне становится только хуже.

Я никогда не встречала и не слышала об этих людях, но их фамилия, единственное, что мне нужно увидеть.

Они враги Марино.

Почему мой отец был с ними и выглядел таким счастливым?

Я перелистываю фотографии, в замешательстве разглядывая их и изучая каждую так же, как я оценивала папку с фотографиями мужчин.

Одна из них заставляет мой живот уйти в пятки. На фото изображена красивая женщина. У неё длинные тёмные волосы, завораживающие глаза, высокие скулы и потрясающая фигура. Она держит младенца на руках и смотрит на моего отца так, словно боготворит его. Или, возможно, она влюблена в него? А он в это время касается головы ребёнка.

Мои руки дрожат, когда я переворачиваю фотографию, чтобы прочитать ее обратную сторону. «Финция и Аврора». Никакой фамилии или даты, как у остальных.

Кто они?

Это ребёнок моего отца?

Эта женщина была его женой до того, как он женился на моей матери?

Или она до сих пор его жена?

У меня есть сестра?

Вопросы крутятся в моей голове, сбивая меня с толку. Я пробегаюсь взглядом по датам на других фотографиях и замечаю, что они были сделаны в период с того момента, когда моя мама была беременна мной, до того, как мне исполнилось пятнадцать, то есть ещё до того, как отец появился в моей жизни

Я не досушиваю волосы. Захожу в гардеробную, надеваю спортивные штаны и натягиваю через голову свитер. Засовываю ноги в кроссовки и возвращаюсь в ванную. Запихиваю стопку фотографий обратно в конверт, затем набираю сообщение Калоджеро.

Я: Подгони машину, пожалуйста. Я спущусь через минуту.

Калоджеро: Жду.

Я беру конверт и кладу его в свою большую сумку, затем надеваю пальто. Я прохожу через свое здание и выхожу на улицу.

Калоджеро уже ждет у обочины. Он стоит рядом с задней дверью внедорожника и открывает ее, кивая.

— Мисс Марино.

— Мне нужно, чтобы ты отвез меня к моим родителям, пожалуйста. Быстро, — выпалила я.

Его лицо выражает обеспокоенность.

— Да, мэм. Все в порядке?

— Да. Просто поторопись, пожалуйста. — Я сажусь на заднее сиденье, и он закрывает дверь.

Он быстро садится за руль и выруливает в поток машин.

Я поднимаю перегородку, не желая разговаривать. Внутри меня все дрожит. Миллион мыслей проносится в голове, но ясности нет.

Калоджеро подъезжает к дому родителей и выходит из машины. Но, прежде чем он успевает обойти её и открыть мне дверь, я уже выхожу.

— Мисс Марино, — ворчит он, следуя за мной.

— Тебе не нужно меня провожать, — бросаю через плечо, но он, как всегда, не слушает.

Это правило моего отца, и я это знаю. Калоджеро всегда будет сопровождать меня, куда бы я ни пошла, если только со мной не будет моего отца или кого-то вроде Шона.

Подъём в лифте кажется бесконечным. Проходит целая вечность, прежде чем мы добираемся до пентхауса, и лифт открывается.

— Спасибо, — говорю я Калоджеро, выходя. Быстро нажимаю кнопку, чтобы двери закрылись, прежде чем он успевает выйти следом.

В квартире витает восхитительный аромат. Насыщенный, глубокий аромат телячьего оссобуко от мамы витает в воздухе.

Обычно я бы радовалась визиту к родителям. Я люблю проводить с ними время. Но сейчас эмоции переполняют меня, и я не знаю, что думать.

Я прохожу через пентхаус и вхожу на кухню. Мама и папа стоят рядом, режут овощи для салата. На заднем плане играет медленная музыка, а перед ними стоят бокалы с красным вином.

Мама видит меня первой, и ее светятся радостью.

— Ах, Зара, ты здесь!

Она подходит, чтобы обнять меня.

Я крепко обнимаю ее, но затем отстраняюсь. Она наклоняет голову, спрашивая:

— Зара, все в порядке?

— Мне нужно поговорить с папой наедине, — говорю я.

Она хмурится.

— Почему?

— Просто нужно. Пожалуйста, мам, — я часто моргаю, и мои глаза наполняются слезами.

— Зара, что случилось? — повторяет она.

— Мам, пожалуйста, просто позволь мне поговорить с ним, — умоляю я.

— Моя драгоценная figlia (прим. пер. с итал. «дочь»), что происходит? — встревоженно спрашивает отец, подходя к нам.

— Пожалуйста, уходи, мам, — прошу я.

Она смотрит на папу.

— Зара, что бы ты ни хотела сказать, ты можешь сказать это при маме. У нас нет секретов друг от друга. Ты знаешь это, — твёрдо заявляет отец и кладёт руку мне на спину.

Я отстраняюсь.

Он вскидывает руки в воздух.

— Ого. Что происходит?

Мамино лицо становится всё более встревоженным.

— Зара, пожалуйста. Поговори с нами.

Я понимаю, что мне не удастся остаться с отцом наедине. Мне больно осознавать, что причиню маме боль, но я поднимаю подбородок, встречаюсь с отцом взглядом, отступаю назад, создавая между нами дистанцию, и обвиняю:

— Что ты наделал? Кто ты?

На его лице отразились шок и боль. Он пристально смотрит на меня, спрашивая:

— О чем ты говоришь?

Я достаю конверт из сумочки и снова поворачиваюсь к маме.

— Мам, пожалуйста, уйди.

Она переводит взгляд с отца на меня.

Он подходит к ней и обнимает ее.

— Нет, ты остаёшься. У нас нет секретов.

— Но они у тебя есть. Я знаю, что есть, — говорю я дрожащим голосом.

— Зара, что происходит? — снова спрашивает мама.

Отец вырывает у меня конверт. Открывает его, достаёт стопку фотографий и напрягается.

Мама смотрит на них, и ее лицо бледнеет.

— Почему ты с Абруццо? — выпаливаю я.

Взгляд папы, темный и пронзительный, встречается с моим, и он строго говорит:

— Эти фотографии, не должны были попасть к тебе. Кто тебе их дал?

Я фыркнула.

— Это имеет значение?

— Да, конечно, имеет. Где ты их взяла?

— Это неважно. Почему ты с врагами нашей семьи?

— Я хочу знать прямо сейчас, моя прекрасная figlia (прим. пер. с итал. «дочь»), кто дал тебе это? — спрашивает он властным тоном.

— Что ты скрываешь от мамы и меня? — кричу я.

Мама делает шаг вперед и обнимает меня.

— Зара, я знаю все о прошлом твоего отца. Я не знаю, откуда ты это взяла, но это не твое дело.

— Эти фотографии опасны для тебя. Я хочу знать, кто тебе их дал, — вмешивается отец.

Я кричу:

— Я хочу знать, почему ты с Абруццо! — Слеза течет по моей щеке.

Я так устала от того, что мой отец не может сказать мне правду о том, где он был в течение пятнадцати лет моей жизни. И я не могу смириться с тем, что мама считает это нормальным. Мне недостаточно слышать, что он делал это ради нашей защиты.

Он отвечает тем же, что и всегда.

— Мы уже много раз это обсуждали. Твоя мать скрывала от меня свою беременность и тебя, потому что она не считала это безопасным. Я согласен с ее решением. Поэтому меня не было рядом, а ты была под защитой.

— Это правда, — настаивает мама.

Я качаю головой.

— Это не полный ответ. Я хочу знать всю правду!

— Зара, — предупреждает мама.

— Поэтому меня не было рядом, а ты была под защитой, — кричу я папе.

Мой отец кипит от злости:

— У тебя не должно быть этих снимков. Тот, кто дал их тебе, опасен. Я не собираюсь повторять, Зара. Это не просьба. Кто дал их тебе?

— Их подбросили к моей двери.

Кровь отливает от его лица.

— Кто-то знает, где ты живешь.

— Это не имеет значения, — заявляю я.

— Конечно, это важно! — восклицает отец.

Мама кладет мне руку на плечо.

— Пожалуйста, ответь своему отцу, — просит она мягким тоном.

Я качаю головой. Я знаю, откуда они взялись. Джон, Сильвия или кто-то из их окружения оставили эти фотографии на стойке регистрации. Но я ничего не скажу им.

— Подумай, моя драгоценная figlia (прим. пер. с итал. «дочь»), — настаивает папа.

Я не отвечаю. Вместо этого мой голос срывается, когда я спрашиваю:

— Кто эта женщина и ребёнок?

— Не твое дело, — отвечает он.

Мама выглядит удивленной.

— Какая женщина и ребёнок? — выпаливает она.

Отец ещё не дошёл до этой фотографии, но даже не вздрогнул, когда я заговорила об этом.

У меня скручивает живот. Я кладу на него руку, чувствуя себя плохо.

— У меня есть сестра? Ты женат?

Его глаза сужаются.

— Я не буду отвечать на вопросы о своём прошлом. Это не твоё дело, и тебе небезопасно это знать.

— Лука, какая женщина и ребёнок? — повторяет мама.

— Покажи ей, — требую я.

Отец смотрит на меня исподлобья.

Я тянусь за фотографиями.

Он засовывает их обратно в желтый конверт, требуя:

— Я хочу знать, кто дал их тебе.

— Лука, — говорит мама, и в ее голосе появляется еще больше эмоций.

— Скажи нам. Мы имеем право знать, — приказываю я.

Лицо папы краснеет от гнева. Он поднимает палец в воздух, указывая на меня.

— Ты ни на что не имеешь права. Это не твое дело.

— Это мое дело! Я хочу знать, почему ты выглядишь так, будто ты лучший друг Абруццо, и есть ли у тебя другая семья! — истерично кричу я.

В воздухе повисла гнетущая тишина.

Губы мамы дрожат. Она переводит взгляд с отца на меня.

Я смотрю на отца, кипя от злости.

— Расскажи. Мне.

Он отказывается. Он подходит к камину и бросает фотографии в огонь.

— Что ты делаешь?! — кричу я, когда края загибаются, а фотографии вспыхивают пламенем.

Он резко поворачивается ко мне, его лицо пылает гневом, глаза сверкают.

— Это не твое дело. Нет смысла ворошить прошлое. Тот, кто решил это сделать, явно не желает нам добра. Поэтому ты сейчас же скажешь мне, кто принёс тебе эти фотографии.

Я снова лгу.

— Я же сказал, не знаю.

Он подходит ближе к маме и берёт её лицо в ладони.

— Мы поговорим об этом позже.

Она пристально смотрит на него, часто моргая.

— Я клянусь, что мы поговорим об этом позже.

Она с трудом сглатывает.

Отец снова смотрит на меня.

— Зара, всё, что я делаю, для твоей безопасности. Если ты связалась с людьми, с которыми не должна...

— Как твои приятели, Абруццо? — бросаю я.

— Зара! — осекает меня мама.

Я поворачиваюсь к ней.

— Как ты можешь просто стоять и молчать, когда он не даёт ответов?

Она молчит.

Мои глаза наполняются слезами.

Отец целует маму в лоб и твёрдо заявляет:

— Мы больше не будем об этом говорить. Я выясню у службы безопасности, кто принёс эти фотографии.

— Да пожалуйста, — язвительно отвечаю я.

Он указывает на меня.

— Мы закончили этот разговор, Зара. Шанель, мы поговорим об этом позже. А теперь давайте ввернемся к приготовлению ужина. — Он подходит к бару, наливает вино в бокал, затем возвращается, протягивает его мне. — Выпей, Зара. Расскажи, чем ты занималась с тех пор, как мы в последний раз были в Чикаго.

Внутри меня всё содрогается. Я смотрю то на него, то на маму.

Как она может просто стоять и не задавать вопросов?

Как она может верить, что он скажет ей правду обо всём этом, о том, что он сделал и кто может быть с нами связан?

Он был с той семьёй вместо нас? Как она может мириться с этой тайной?

— Зара, держи, — Он кивает мне, приглашая взять бокал вина.

Я мельком взглянул на него, а затем на бокал.

— Нет, я не останусь на ужин.

— Зара, не уходи, — умоляет мама.

Я снова смотрю на неё.

— Прости, я не могу остаться. — Я обхожу её и направляюсь к лифту.

Они следуют за мной.

— Зара! — зовёт отец.

— Пожалуйста, не уходи, — умоляет мама.

Но я не могу остаться. Я не могу продолжать жить, не зная правды о том, почему я провела первые пятнадцать лет жизни без отца, почему мама говорила, что не знает, кто он, когда всё это время знала.

Я устала от лжи, обмана и вопросов, на которые никогда не получаю ответов. А теперь их стало ещё больше.

Отец кладет мне руку на плечо.

— Зара...

Я резко отшатываюсь.

— Не трогай меня. Не прикасайся ко мне и не разговаривай со мной, пока не будешь готов сказать правду.

Я нажимаю кнопку вызова лифта.

— Зара, ты должна мне доверять, — утверждает он.

Я качаю головой.

— Ты знаешь, как я устала слышать это? Что я должна тебе доверять? Знаешь что, папа? Я больше не хочу.

— Зара — резко говорит мама.

— Нет! Вы оба разрушили первые пятнадцать лет моей жизни! Теперь я получаю новую информацию, а он отказывается объяснять. А ты его поддерживаешь? Прости, но мне тридцать лет. Я не ребёнок, — твёрдо заявляю я,

Папа заявляет:

— Нет, ты не ребёнок, но ты все еще моя драгоценная figlia (прим. пер. с итал. «дочь»). Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, поэтому ты должна мне доверять.

— Папа, пожалуйста. Хватит этих оправданий про защиту. — Слёзы катятся по моему лицу, и я смахиваю их.

— Это не оправдания, — настаивает он.

— Извините, я не могу остаться. — Двери лифта открываются, и я вхожу внутрь. Я нажимаю кнопку, не глядя на родителей.

Дверь закрывается, и я принимаю решение.

Если у меня появится возможность, я пройду посвящение. Пройду, чего бы это ни стоило. Потому что мне нужна правда, та правда, которую я никогда не услышу от своих родителей.