Когда первые лучи рассвета касаются вод Солт-Ривер, нам уже, слава богу, ничто не угрожает. Горожане из Финикса убрались восвояси где-то в середине ночи, а «Всадники розы» больше не появлялись. Если честно, я не знаю, что и думать.
Пока парни завтракают, я меняю повязку на плече. Рана все еще болит, но заживает хорошо. Потом я листаю дневник. Там и сям нарисованы карты, целые страницы исписаны подсказками и инструкциями. Большая часть изложена на испанском, но в моем детстве мы дома говорили на этом языке, а некоторые непонятные слова переведены па на полях. Я легко могу разобрать его почерк и почти вижу, как отец, еще молодой, сидит, склонившись над дневником, и делает пометки, отслеживая путь к золоту. Возможно, ма сидит рядом и помогает ему переводить. Странно, что с появлением богатства для них настала черная полоса. Казалось бы, деньги должны решать проблемы, а не создавать их, но в жизни, видимо, не все так просто.
Я веду указательным пальцем по нарисованному проходу через каньон. Уэйлан Роуз наверняка увидел достаточно, чтобы не возвращаться за дневником и не воевать с разгневанной толпой. Может, он даже успел перерисовать самые важные карты. Я снова перевязываю дневник тесемкой и выхожу на улицу к Колтонам. Вывихнутая лодыжка болит, но терпимо, и все-таки я рада, что мне, в отличие от Сильви, бегать сегодня не придется.
Утро обещает быть погожим, небо безоблачно, с юго-востока дует ровный ветерок. Я навьючиваю лошадь, и она беспокойно тычется мордой мне в плечо. Сильви не любит стоять на привязи: она слишком нервная, ее вечно так и распирает от нерастраченной энергии, да и вчерашняя стрельба ее напугала.
Я похлопываю лошадь по шее, чтобы успокоить, и взбираюсь в седло. Тут меня настигает чувство вины.
— Надо его похоронить, — заявляю я. — Парня, которого Роуз убил вчера ночью.
— А лопаты мы где возьмем? — возражает Билл.
— Давайте хотя бы закроем ему глаза, — настаиваю я.
— С этим мы, пожалуй, справимся, — говорит Джесси.
Мы подъезжаем к Солт-Ривер; бедняга ничком лежит на берегу. Я спрыгиваю с Сильви, опускаюсь на колени рядом с телом. Собравшись с силами, переворачиваю его на спину — и тут же вскакиваю, увидев лицо убитого.
— Ах, дьявол!
Это он напал на нас возле кондитерской в Финиксе, это его я ударила лопатой, но только оглушила. Вчера ночью Уэйлан Роуз застрелил одного из своих молодчиков — сомневаюсь, что мерзавец избежал бы казни, даже если я отдала бы Уэйлану дневник. Вряд ли главарь остался доволен, что его подручный упустил нас с Джесси.
— Все еще думаешь, что нужно было выехать ему навстречу? — спрашивает Джесси, не сходя с коня и глядя на меня сверху вниз.
Я оборачиваюсь и кидаю на него гневный взгляд.
Билл сплевывает жвачку прямо на Дворнягу и демонстративно проверяет, насколько высоко в небе стоит солнце.
— Джесси, нам послезавтра перегонять стадо, а до Тусона путь не ближний.
— Не терпится оказаться поближе к фургону-кухне? — поддразнивает брата Джесси, но тут же хмурится и пожимает плечами. — Впрочем, было бы неплохо. Кажется, мы уже неделю не видели нормальной еды.
Билл меряет его взглядом.
— Ты прекрасно понимаешь, что я не об этом. Уверен, что мы поступаем правильно?
— Если не согласен, можешь разворачиваться и ехать на юг. Я же сказал вчера, что не стану тебя удерживать.
— Джесси, ты знаешь, без тебя я никуда не поеду. Надо держаться друг друга. Зато, когда твои планы взлетят на воздух, у меня будет возможность сказать: «А я тебе говорил!» Господи, до чего ж ты временами тупой!
— Не такой тупой, как Кэти, — замечает Джесси. — Она хотела в одиночку догнать и уничтожить банду Роуза.
— Суд присяжных пока не может определиться, кто из нас тупее, — парирую я.
Но Джесси не улыбается шутке. Он поворачивается липом на восток и оглядывает горизонт. Горы Суеверия едва виднеются вдали, лилово-серые в утренней дымке. До них два дня пути, не меньше, и ехать придется не по плоской равнине, как здесь, в Финиксе. Очень скоро нам предстоит пересекать холмы и скалы, пробираясь по суровым предгорьям.
— Так какой у нас план, Кэти? — спрашивает Джесси,
— Солт-Ривер течет прямо сквозь горы. — Я киваю на виднеющиеся вдали вершины. — Можем двинуться вдоль русла, а затем свернуть к югу, к горам Суеверия. Еще есть проход на север с юга — в дневнике его называют тропой Перальты, — но тогда сначала придется проехать дальше к юго-востоку. И мы окажемся слишком далеко от воды.
— По-моему, мы все-таки совершаем глупость, — ворчит Билл. — И как насчет призрачного стрелка, Джесси?
— Это лишь дурацкие россказни, ты и сам знаешь, — огрызается в ответ брат.
— Да, но люди-то погибают, и если верить последнему письму Вальца, убивают их не апачи.
— Да мне плевать, что там думает старый приятель па по приискам. Зато очень кстати, что у Вальца пустует хижина на берегу Солт-Ривер, где есть шахтерские инструменты, которые мы сможем одолжить. Обычно в это время года сам Вальц уже возвращается обратно в Финикс. — Джесси поворачивается ко мне: — Забудь о тропе Перальты. Отправимся вдоль реки.
— А что там за бред насчет призрака? — спрашиваю я. Не хочу лишний раз напоминать, что имею право выбрать любую чертову дорогу. Мне не нужны инструменты для золотодобычи, только снаряжение для путешествия по горам.
— Кто-то прицельно отстреливает путников с гребня гор, — поясняет Билл. — Только Вальц ни разу не видел стрелка и считает, что это призрак или горный дух, защищающий земли апачей.
— Вальц на старости лет совсем из ума выжил, — фыркает Джесси.
Мне тоже хочется рассмеяться. Не существует никаких призраков. Я перестала верить в подобную чушь, когда Бог без всякой видимой причины забрал у меня мать. А теперь отнял и отца. И мне, черт возьми, предельно ясно, что величайшее зло на свете передвигается на двух ногах, как и все мы, и воплощается в людях вроде Уэйлана Роуза и его головорезов.
— Не зря эти горы называются горами Суеверия, — говорю я. — Край легенд. Ну так что, мы едем или будем и дальше травить байки о привидениях? — Я беру Сильви за поводья. — Вы все еще хотите обойти банду Роуза и первыми добраться до золота?
Джесси подстегивает Бунтаря, а Билл яростно сплевывает.
— Полное безумие! Живыми нам не выбраться.
Вот тут мы с братьями Колтонами расходимся в намерениях. Им важно выбраться с гор живыми, а мне — только отомстить за смерть отца. Если я прикончу «Всадников розы», то в живых оставаться необязательно. Даже будь у меня желание, возвращаться некуда: дом сгорел, родных не осталось. Сердце у меня в груди должно биться ровно столько, чтобы я успела выпустить шесть пуль. Одну в Уэйлана Роуза, еще пять — в его оставшихся парней.
Лишь бы отправить их в ад, даже если они утянут меня за собой.
Все утро мы молча едем по берегу Солт-Ривер. Вероятно, время от времени кто-то из банды Роуза подъезжал слишком близко к кромке воды, и в сырой грязи отпечатались следы подков. Но вскоре они пропадают — то ли отряд свернул к тропе Перальты, чтобы заехать в горы с южной стороны, то ли следы замело пылью.
Несмотря на ветер, жарко как в пекле, и солнце палит нещадно. Хорошо, что вода рядом, и мы при необходимости можем наполнить фляги и не спеша напоить лошадей. Мы продвигаемся все дальше, вода в реке то поднимается, то опадает; поток то сужается до тонкого ручейка посередине каменистого русла, то разливается во всю ширину, и лошадям приходится брести вброд. Хотя, кажется, здесь не так глубоко, как в том месте, где мы переправлялись вчера. Чем дальше от хижины, тем мельче река.
Дворняга чихает, и я от неожиданности подпрыгиваю в седле. Не нравится мне эта тишина. Я настолько привыкла к постоянной болтовне Джесси, что молчание кажется слишком напряженным. Но каждый раз, глянув в сторону парня и собираясь завести разговор, я прикусываю язык. Мне нечего сказать. Кроме того, он с прошлой ночи ни разу не посмотрел на меня прямо. Я открылась ему, а он теперь только косится на меня, будто не знает, что и думать.
— За нами хвост, — внезапно заявляет он, прерывая молчание.
Я прослеживаю направление его взгляда и замечаю вдалеке одинокого всадника.
— Кто-то из людей Роуза?
Джесси достает бинокль и смотрит.
— Точно нет. Мне кажется, это девушка. — Он передает мне бинокль, и я, прищурившись, смотрю в окуляры.
— Проклятье! — вырывается у меня. Это девчонка-апачи. Она едет верхом на приземистом пони, на ней все то же платье-рубаха, в котором она была в «Тигре», только сейчас оно поддернуто до пояса, а под низ надеты штаны. Волосы, заплетенные в две длинные косы, перекинуты на грудь и с такого расстояния напоминают подтяжки. На пони без слез не взглянешь: седла нет, вместо уздечки кусок веревки. Бог весть, как бедное животное одолело столь долгий путь. Кажется, пони вот-вот свалится с копыт.
— Твоя подруга? — спрашивает Джесси.
— Нет.
— И правда, о чем это я. Откуда у тебя друзья. Бросив на него негодующий взгляд, поясняю:
— Я помогла ей спастись из «Тигра». Сейчас разберусь.
Пришпориваю Сильви и галопом скачу навстречу индианке. Расстояние между нами стремительно сокращается, но она не проявляет ни испуга, ни беспокойства. Просто опускает руки с поводьями и ждет, пока мыс Сильви подъедем.
— Доброе утро, — невозмутимо произносит девчонка. Я замечаю, что кисти рук у нее забинтованы: вчера вечером она сильно их обожгла.
— Ты едешь за нами, — говорю я вместо приветствия.
— Я просто путешествую той же дорогой. Так получилось, что вы оказались впереди. Я могу поехать с тобой, чтобы не плестись следом, — предлагает она.
— Со мной? Нам ни к чему лишняя обуза.
Она наклоняет голову набок, а потом заявляет, будто уже все решила:
— Я еду с тобой.
— А вот и нет, — огрызаюсь я. — Возвращайся обратно в «Тигр».
— Я ни за что не вернусь в салун. Раньше у меня были родные, цель в жизни, надежда. Бледнолицые пришли и всё отняли. Они сгоняли мой народ в лагеря как скот, распоряжались моей жизнью, будто боги. Ты помогла мне в городе, и я решила, что и в дороге ты станешь честной спутницей, а когда я поверну к дому, ты не выстрелишь мне в спину.
— Да что ты обо мне знаешь! — фыркаю я. — Я пристрелила нескольких мужчин.
— А женщин?
Я хмуро умолкаю.
— Ты направляешься в горы, — продолжает она, оглядывая вершины гор Суеверия. Теперь они значительно ближе. — Это священная земля, она не любит посторонних. Там полно сердитых духов. Тебе пригодится проводник.
Мало того что я позволила Колтонам увязаться за мной, так теперь всерьез обдумываю предложение девчонки. Еще одна блоха решила прокатиться на собачьей шкуре. Дневник у меня. Дорога нам известна. Но ведь индианка наверняка лучше нас знает местность. А вдруг в каньонах мы наткнемся на засаду ее сородичей, или заблудимся, или не сможем отыскать воду? Пожалуй, ее опыт может нам пригодиться. А иначе зачем форту Уиппл нанимать разведчиков и проводников из апачей? Да и военные из Прескотта тоже сотрудничают с индейцами, и не они одни. «Используй врага, чтобы победить врага», — говаривал па. Еще неизвестно, кто безумнее — те индейцы, что предают своих, или те, что ведут нескончаемую войну с солдатами.
Я пристально оглядываю девчонку:
— Ты хорошо знаешь горы?
Она кивает.
— Мой народ легок на подъем. Когда пришли бледнолицые, мужчины отправились на запад, в поселение на берегах Верде, которое вы называете фортом МакДауэлл, чтобы отомстить за недавнее нападение. Мы, женщины и дети, остались, но попали в окружение к тем самым солдатам, сражаться с которыми отправились наши мужчины. Немногим моим соплеменникам посчастливилось скрыться, остальных согнали в тюрьму, которую бледнолицые называют резервацией. Мне удалось сбежать оттуда, но меня поймали и заставили работать в салуне. — Горы словно притягивают ее взгляд. — Я возвращаюсь в стойбище. Надеюсь, остатки нашего племени собрались там, а если нет — изучу следы и отправлюсь на поиски.
— И хочешь попутно стать моим проводником?
Она кивает и спрашивает:
— Что ты ищешь в горах?
— Правосудия.
— Горы священны. Если хочешь вознести молитвы Усену, то лучшего места не найти.
— Усену?
— Создателю жизни.
— Понятно. — Господи, да она считает его истинным богом.
— Какого правосудия ты ищешь? — продолжает допытываться индианка.
— Ты всегда такая любопытная?
— Если я собираюсь помочь тебе найти искомое, то имею право знать твою историю.
— Банда мерзавцев повесила моего отца, — говорю я и чувствую, как сердце каменеет. Я выхватываю кольт, целюсь в кактус в нескольких шагах справа от меня, потом убираю револьвер в кобуру. Снова достаю и целюсь. Опять убираю.
— Похоже на месть. Ты хочешь, чтобы они расплатились той же монетой. Око за око.
— Месть, правосудие, расплата — называй как хочешь. Я просто исполняю свой долг во имя справедливости.
— Как ты их найдешь? — спрашивает она.
— Они едут к золотоносной шахте, которая описана в дневнике моего отца. Туда я и направлюсь.
— Золото? Желтое железо?
— Да.
Девчонка сердито хмурится.
— Одно дело подбирать золото, рассыпанное в горах, совсем другое — наносить раны телу Матери-Земли. Это вызовет ярость Усена и разбудит горных духов. Они начнут в гневе топать ногами, и земля зашатается, разрушая все вокруг.
— Землетрясение? — недоумеваю я. — Ты думаешь, оно происходит из-за шахт?
— Духи гор служат Усену, — убежденно говорит индианка. — Они обрушат кару на головы тех, кто ищет золото. Я не буду тебе помогать. Не смогу, если ты ищешь золото.
— Да нет же! — запальчиво возражаю я. — Ты что, совсем не слушала? Мне плевать на золото. Я хочу найти шахту только потому, что именно туда рвутся «Всадники розы». Кроме того, ты сама говоришь: если подбирать золото, лежащее на виду, духи не обидятся, а значит, зайти в уже готовую шахту тоже не преступление. Я же не собираюсь там копать!
— А эти? — Она кивает на Джесси и Билла. — Они чего ищут?
— Они друзья нашей семьи, — говорю я. — Помогают мне выследить банду. — Так и есть. Я нисколько не солгала. Просто умолчала о подробностях, которые индианке не понравятся. Конечно, я чувствую укор совести, но предпочитаю заглушить ее голос. Проводник в горах сбережет нам кучу драгоценного времени, а я ведь, черт возьми, спасла девчонке жизнь. За ней должок. Нужно только предупредить Колтонов, чтобы в ее присутствии молчали о золоте и характере нашей сделки, только и всего.
Девчонка гордо вздергивает подбородок и меряет меня испытующим взглядом, пытаясь оценить искренность моих слов. Ее глаза внушали бы страх, если бы она не сидела на жалком пони. Он такой маленький, что верхом на Сильви я возвышаюсь над индианкой, точно гора.
— Если обещаешь не вредить телу Матери-Земли, я помогу тебе, — произносит она наконец.
— Обещаю. Мне нужно только правосудие.
— Возмездие, — поправляет она меня.
— Оно самое.
— Тогда я проведу тебя по горам. По крайней мере, пока не найду своих сородичей. Но если мы приедем к шахте и те, кого ты ищешь, уже надругаются над телом Матери-Земли, я тут же развернусь и уеду, и дальнейшей помощи от меня не жди. — Она надвигает на лоб шляпу с плоскими полями, заслоняя глаза от солнца, и еще раз говорит: — Горы священны, нельзя их осквернять.
— Да-да, но давай ближе к делу. Мы теряем время.
— Меня зовут Лилуай, — представляется девчонка. — Не собираюсь служить тебе бессловесным мулом.
— Хорошо.
— Ли-лу-ай, — произносит она еще раз по слогам, поскольку я не пытаюсь повторить ее имя. — Или Песнь Ястреба, если Лилуай тебе не выговорить.
— Это два имени, — замечаю я и оглядываюсь на парней. Джесси и Билл начинают терять терпение, их лошади беспокойно переступают ногами. — Послушай, у меня нет времени прохлаждаться. Ты едешь со мной или нет?
Индианка выпрямляется в седле.
— А как тебя зовут?
— Кэти.
— Спасибо, Кэти, за то, что ты сделала для меня в «Тигре».
— Не стоит благодарности, Лил. Поехали уже. — Я разворачиваю Сильви и трусцой направляюсь к братьям Колтонам.
У меня за спиной она говорит своему пони:
— Меня зовут не Лил. Но для начала сгодится.
И наконец раздается стук копыт.
Похоже, я нашла себе следопыта.