Путь отмщения

Глава двадцать седьмая

К середине дня мы с Джесси выходим на тропу, которую приметили вчера утром с вершины столовой горы. Затем сворачиваем на север и идем к склону холма, в котором предположительно скрывается шахта.

Довольно быстро мы обнаруживаем, что тропа не такая ровная, какой казалась сверху: на деле она изрыта ямами и кочками и ведет не столько к холму, сколько в овраг.

Насколько я помню, в отцовских заметках на полях дневника было написано, что в полдень солнце освещает вход в шахту, и велю Джесси не спускать глаз с восточного склона оврага. Но чем дальше мы продвигаемся по тропе, рискуя каждую минуту переломать ноги, тем слабее надежда. Склоны оврага полностью заросли колючими кустами и кактусами. Высокие каменные столбы, точно штакетины покосившегося забора, местами заваливаются друг на друга. Мы можем пройти в десяти шагах от входа в шахту и не заметить его. Если только не обшаривать каждую пядь земли — и даже в этом случае нам понадобится изрядное везение.

Я беру у Джесси бинокль и высматриваю впереди ослов Роуза. Но повсюду только нетронутый дикий край.

— Вроде бы в дневнике было что-то о кактусах, обозначающих вход? — вспоминает Джесси.

— У нескольких кактусов сагуаро обрубили часть боковых побегов, чтобы оставшиеся указывали в одном направлении. — Я смотрю по сторонам, но на расстоянии брошенного камня не вижу следов вмешательства человека. — Дело было много лет назад, задолго до нашего рождения. Сагуаро давно могли выкинуть новые отростки.

— А дерево? Была еще подсказка с деревом.

— Пало-верде недалеко от входа в шахту. Если верить заметкам па, это дерево с содранной корой и кривым стволом, наклоненным в сторону входа.

Мы снова оглядываемся. Ярко-зеленые деревья пало-верде растут вокруг нас тысячами; скалистый ландшафт усеян ими, как клумба цветами.

— Вот идиотизм. — Я злюсь на себя. — На бумаге все выглядит так просто, будто достаточно добраться до нужного места, а там стоит одинокое корявое дерево пало-верде и приглашает войти.

— Мы хотя бы в том каньоне? — спрашивает Джесси.

— Не знаю, Джесси. Правда не знаю…

— Тс-с! Слышишь?

— Что?

Вдалеке что-то звякает.

— Вон там.

Мы застываем, затаив дыхание. Спустя несколько секунд снова раздается тот же звук. Как будто по камню бьют киркой или молотком. Как будто кто-то работает в шахте.

— Идем, — говорит Джесси, уходит с тропы и начинает взбираться по склону оврага. Ослики по-прежнему не отстают от нас, хотя подъем довольно крут.

Мы продолжаем лезть вверх, строго придерживаясь направления на север. Но чем выше мы поднимаемся, тем труднее определить, откуда доносится звон кирки. Он отражается эхом от окружающих скал, сбивая нас с толку.

— Погоди. А это что? — Я показываю на другую сторону каньона, где виднеется нечто вроде маленькой пещеры. Но не природной: видно, что к ней приложил руку человек.

Джесси смотрит в бинокль.

— Похоже на каменный домишко.

Он дает мне посмотреть.

Домишко, если его можно так назвать, на вид меньше лошадиного стойла. Не припоминаю никаких указаний на него в дневнике, но я в основном изучала карты, рисунки и те страницы, где были заметки па.

— Кэти, — вдруг говорит Джесси, толкая меня в плечо.

Я опускаю бинокль и смотрю, куда он показывает пальцем: на нашей стороне каньона в скале есть затененная ниша, в двадцати-тридцати ярдах от нас. Еще одна пещера или просто углубление?

Но внимание Джесси привлекла не сама ниша.

Рядом кто-то шевелится.

Я смотрю в бинокль и вижу ослика, отгоняющего хвостом мух.

— Это они, — шепчу я. — По крайней мере, один из них.

Джесси прикладывает палец к губам и кивает, чтобы я молча следовала за ним. Осторожно и по возможности тихо я крадусь за ним след в след, обходя заросли кустарников и ежевики и цепляясь рукой за обломки скал, чтобы не сорваться в овраг.

Мы подкрадываемся к ослику. Он действительно привязан у входа в еще одну пещеру, только проем загорожен камнями и стволами деревьев. Углубление небольшое, даже вблизи смотреть особо не на что.

Пока Джесси водит револьверами в обеих руках по сторонам, проверяя, нет ли опасности, я, пригнувшись, подбираюсь к заваленному входу.

Мне требуется минута, чтобы глаза привыкли к темноте, и первое, что я вижу в глубине пещеры, — золото. Оно свалено грудой у задней стены: крупные самородки размером с ладонь и целая куча других, поменьше, но тоже не такие, чтобы отмахнуться. Это не шахта, а один из тайников. Но где бы ни была сама шахта, видимо, в ней расположена настолько богатая золотоносная жила, что куски руды можно попросту отбивать молотком. В Прескотте ослики часами крутят карусель, перемалывая землю, и в итоге старатели получают кусочки золота размером с ячменное зерно или вовсе песчинки, как в кисете у па. Но самородков такого размера я не видела никогда в жизни.

С трудом отрываю взгляд от золота и осматриваю пещеру. Возле стены валяется часть снаряжения «Всадников розы»: посуда, гора одежды… и дневник па.

Я бросаюсь вперед и хватаю его; душа готова запеть от счастья, как только пальцы касаются кожаного переплета. Я быстро сую дневник за пояс штанов и вдруг застываю на месте.

То, что я приняла за кучу тряпья, — вовсе не одежда.

Это человек. Он спит, повернувшись спиной ко входу и подтянув колени к животу.

Я взвожу курок револьвера, поморщившись от громкого щелчка. Потом вжимаю дуло спящему между лопаток.

— Не двигайся, — шепчу я.

Однако он и не двигается. Даже не вздрагивает.

Нахмурившись, я хватаю егоза плечо и тяну на себя. Тело мертвым грузом перекатывается на спину. Вместо лица кровавое месиво: нос сломан, растрескавшиеся губы покрыты запекшейся кровью, лоб рассечен и тоже залит кровью. В груди бандита зияет скверная огнестрельная рана, но роза на лбу не вырезана, по крайней мере пока, так что, может, он еще…

Бандит внезапно распахивает глаза, выбрасывает вперед руки, хватает меня за горло и начинает душить. От неожиданности я роняю револьвер на землю.

— Томпкинс, — хрипит раненый.

Я вслепую шарю руками по полу пещеры, но не могу нащупать свой кольт. Тогда, вцепившись скрюченными пальцами в руки бандита, я пытаюсь оторвать его от себя. Он еле жив, и борьба длится недолго. К тому времени, как Джесси слышит мой кашель и врывается в пещеру, мне уже удается освободиться.

— Томпкинс, — повторяет бандит, но смотрит теперь на Джесси. — Он собирается ее убить.

— Как и тебя? — спрашивает Джесси.

Подручный Роуза хрипло смеется, в горле у него булькает. Кажется, он захлебывается собственной кровью. Он уже наполовину мертв.

— У Роуза был план… С самого начала. Он получил золото… а дальше придет за Томпкинс. Как пришел за мной. За всеми нами. — Он начинает задыхаться. — Уэйлан всех убьет. Отправит каждого прямо к Господу Богу с розой на лбу, а сам при этом будет насвистывать. — Бандит смотрит на Джесси в упор. — Как насвистывал, когда вешал твоего брата.

Джесси пинает его в бок. Бандит воет от боли, и не успеваю я глазом моргнуть, как Джесси выхватывает ремингтон и приставляет ублюдку к виску.

— Нет! — кричу я, бросаясь на него и отталкивая руку с револьвером. — Шахта совсем рядом. Если мы слышим звон кирки, то уж твой выстрел Роуз услышит точно, даже не сомневайся. Да и вообще, с этим парнем уже покончено. Он все равно долго не протянет.

У Джесси на шее вздуваются жилы, он тяжело сглатывает. И после недолгого раздумья убирает револьвер в кобуру. Когда Джесси встает, его рука небрежно болтается вдоль тела, не касаясь оружия, но это уловка, всего лишь игра. Я замечала такое у гремучих змей: легкое небрежное покачивание перед убийственным броском.

— Идем, Кэти, — говорит Джесси. — Пора кончать с Роузом.