Глава тридцатая

Спустя два дня, когда мы с Джесси покидаем Боулдер-каньон, потные и обгоревшие на солнце, мы почти умираем от голода. Как только вдалеке показывается хижина Вальца, ноги у меня подгибаются и отказываются идти дальше. За домом переливаются бриллиантовым блеском волны Солт-Ривер.

Вальц, прихрамывая, бегом бросается нам навстречу, потом видит, что нас только двое, и нерешительно замирает.

— А где…

Я поспешно мотаю головой. Вальц обрывает вопрос, но его лицо искажает горькая гримаса понимания, которую не может скрыть даже растрепанная борода. Старику хотя бы хватает деликатности не напоминать, что он нас предупреждал.

С трудом доковыляв до хижины, мы укрываемся в благословенной тени, вдоволь напиваемся воды и вытираем пот с разгоряченных лиц. Немного отдохнув и освежившись, я оставляю мужчин разговаривать, а сама иду развьючивать животных.

Первым я освобождаю от поклажи ослика Вальца, раскладывая свои вещи и снаряжение Джесси и Вальца в три разные кучи. Потом приходит очередь несчастного создания, на котором Джесси после ранения прибыл в стойбище апачей. Серая шерстка до сих пор покрыта запекшейся кровью. Я отпускаю этих двоих пастись и возвращаюсь к тем ослам, которых мы увели от тайника с золотом.

Седельные сумки почему-то ужасно тяжелые.

Ненормально тяжелые.

Я открываю одну из них, и меня ослепляет яркий блеск.

Целую минуту я не могу поверить тому, что вижу. Моргаю, чтобы убедиться, не мерещится ли мне. Сумка набита золотом. Самые маленькие кусочки не больше ногтя, самые крупные — размером с ладонь. Я огибаю ослика и открываю сумку с другого бока. Опять золото. Мешок набит доверху, часть самородков высыпается мне на ботинки.

Не понимаю, как мы этого не заметили, когда уезжали. Неужели нам так не терпелось добраться до дома? Или нас опьянили окончательная расправа над Роузом и возможность живыми убраться с гор? Или все-таки Джесси…

Я проверяю сумки на втором осле. Там золота поменьше, и все равно обе заполнены больше чем наполовину.

Я запускаю в один из мешков обе руки и набираю целые горсти золота.

— Ах ты, мерзавец! — кричу я, врываясь в хижину Вальца и протягивая руки к Джесси. — Когда ты успел набить сумки самородками?

— Это не я! — Джесси ошарашенно смотрит на мои руки. Глаза у него почти вылезают из орбит, и я понимаю: он не врет. — Наверное, Роуз нагрузил осликов еще до нашего прихода.

На душе у меня тяжело. Получается, я обманула Лилуай, предала ее доверие и отплатила ее народу злом за все хорошее, что они для нас сделали. Но она сама говорила, что подбирать золото с земли не возбраняется. И в каком-то смысле именно так и получилось. Мы же не дробили скалу, не копали шахту. Мы даже не хотели прикасаться к золоту. И лишь по недоразумению ушли из каньонов с полными сумками самородков.

Я вздрагиваю, вспоминая воинов-апачей, которые наблюдали за нашим отъездом. Они не знали, не могли знать. Иначе мы сейчас истекали бы кровью где-нибудь на дне каньона, как люди Перальты.

Все еще не оправившись от потрясения, как в тумане я выхожу из дома и иду к реке. Опускаю руки в воду и смываю многодневную грязь, плещу водой в лицо. Вдруг сзади раздается знакомое ржание. Я чувствую толчок и едва не падаю в реку.

Оборачиваюсь: Сильви тычется мордой мне в плечо.

— Привет, девочка, — говорю я, запуская руки в гриву и обнимая лошадь за шею. — Я скучала по тебе.

Она бьет копытом и мотает головой, смахивая челку с глаз.

— Да-да, знаю, ты тоже скучала, — приговариваю я.

Следом прибегает Дворняга, но когда я встаю на одно колено, чтобы погладить его, он вдруг узнает меня, отскакивает и начинает рычать.

— Вижу, твое мнение обо мне не изменилось, — улыбаюсь я.

Пес разворачивается и убегает обратно — видимо, чтобы наглядно подтвердить мои слова.

— Кэти? — раздается совсем рядом голос Джесси.

Я вскакиваю. Он стоит в нескольких шагах от меня и мнет в руках шляпу.

— Клянусь, я не брал золото. Это случайность.

— Знаю, — говорю я. — Я тебе и в первый раз поверила.

Он оглядывается на дом. Вальц стоит в дверях и ненавязчиво посматривает в нашу сторону, точно любопытный кот.

— Когда собираешься возвращаться на ранчо? — спрашиваю я. — Отсюда до цивилизации три дня пути. Или два, если поднажать.

Джесси мрачнеет.

— Я поеду в Тусон. Возможно, Клара все еще там, к тому же мне надо загладить вину перед Бенни. Сара будет в ярости, если я вернусь домой, потеряв и Билла, и один из источников дохода. Как думаешь, ты сможешь заехать к ней и рассказать, где я? Пусть она знает, что я все улажу и скоро нам не о чем будет волноваться.

Мне не хочется напоминать, что золота с лихвой хватит нам обоим и ему больше нет смысла перегонять скот ради заработка. Возможно, ему нужно вернуться к прежней работе, вести прежнюю жизнь, как будто ничего не случилось. В конце концов, золото и погубило па, когда он начал его тратить.

Однако еще больше меня беспокоит другое. Просьба заехать к Саре.

— А тебе не кажется, что лучше бы тебе самому рассказать ей обо всем? Я ведь могу и подождать в Финиксе несколько дней, пока ты не разберешься с делами.

— Не уверен, что я быстро управлюсь у Бенни. Не стоит тебе ждать меня. Поезжай, повидайся с Сарой. Помоешься в ванной, поспишь под крышей. Увидимся на ранчо через несколько дней. Ты заслужила отдых.

— Ладно. Хорошо, — говорю я, — тогда поеду прямо сейчас.

— Спасибо, Кэти. Спасибо тебе. — Джесси берет мое лицо в ладони и по-детски чмокает в губы. По крайней мере, от такого поцелуя колени у меня не подгибаются. — И золото из седельных сумок забери с собой. Оно ведь твое.

Он поворачивается и уходит в дом, не говоря больше ни слова.

Долгую минуту я не могу прийти в себя, пытаясь осмыслить случившееся. Не так я это себе представляла — что придется возвращаться одной. Я видела нас вместе: мы с Джесси, наши лошади и Дворняга. Почему он решил, что именно мне стоит сообщить Саре ужасную новость? И почему я не могу просто подождать его в Финиксе? Я бы с радостью так и сделала.

Может, Джесси хочет от меня избавиться? Я служила ему лишь костылем, на который можно опереться, пока не прошло первое потрясение от потери брата. До гибели Билла мы были друг другу никем — без конца бранились, пререкались, ссорились. И что мне взбрело в голову? Я искала возмездия, а Джесси хотел отвлечься от своего горя. Он сам признался. Мы просто использовали друг друга, чтобы получить желаемое. А теперь все вернулось на круги своя.

Господи, какая же я недогадливая. Какая слепая.

Сильви снова ржет, и я выхожу из оцепенения. Поспешно седлаю ее, накидываю уздечку. Собираю и закидываю лошади на спину свои вещи, потом оглядываюсь на ослов Роуза. Недолго поколебавшись, забираю одну сумку, а остальные оставляю Джесси и Вальцу: пусть хоть подерутся из-за них.

И снова меня охватывает чувство вины. Я ведь хотела оставить все это позади: дневник, золото, алчность.

Но в Прескотте меня ждет пепелище вместо дома, а средств на постройку нового у меня нет. Надеюсь, ничего страшного не случится, если я возьму немного золота, только чтобы обустроиться и протянуть хотя бы первые несколько лет.

Я собираюсь упаковать дневник, как вдруг мое внимание привлекает деталь, которой я раньше не замечала: смазанная подпись внизу самой первой страницы.

«Мигель Перальта».

Так это его дневник — того мексиканца, о котором рассказывала Лилуай! В письме, оставленном в Уикенберге, па упоминал, что нашел дневник рядом с останками ослов и людей. Должно быть, он лежал там все эти годы с тех пор, как племя Лилуай изгнало людей Перальты. Лежал и ждал, кто его подберет.

— Значит, ты его нашла, да?

Заслышав голос Вальца, я захлопываю дневник.

— Что?

Старый рудокоп кивает на седельные сумки, а я перевязываю дневник тесемкой.

— Золото, — говорит он. — Ты нашла его.

— На восточном склоне узкого ущелья, которое протянулось с севера на юг. Если смотреть от шахты, можно увидеть тропу, но снизу рудника не видно.

— Старая военная тропа в ответвлении Игольного каньона? — уточняет Вальц.

— Наверное.

Он качает головой.

— Я ходил там не один десяток раз.

— Нужное место легко просмотреть. Уверяю вас, можно пройти в нескольких шагах от рудника и даже не заметить входа. — Я провожу ладонью по обложке дневника. Мне вдруг расхотелось брать его с собой. Лучше бы я выбросила его в каньонах среди пролитой крови и костей, где ему самое место. — Послушайте, Вальц. Вы вернетесь сюда на следующий год? — Я киваю в сторону гор Суеверия.

— А ты разобралась с призрачным стрелком?

— Да, его теперь можно не опасаться.

— Тогда, пожалуй, я снова сюда приеду.

— В таком случае забирайте. — Я отдаю ему дневник. — Здесь все необходимые карты.

Старик удивленно вскидывает седые брови.

— А тебе они не нужны?

— Я не собираюсь сюда возвращаться никогда в жизни. Хочу двигаться только вперед. Оставить прошлое позади.

Вальц пожимает плечами и берет дневник.

— Спасибо тебе, девочка.

— Но будьте осторожны, — предупреждаю я. — Это суровая земля. Священная. Она не потерпит надругательства над собой ради золота.

Но старый рудокоп уже зарылся носом в дневник и быстро, не читая, пролистывает страницы.

Я качаю головой, забираюсь в седло и пускаю Сильви галопом. Пес бежит за нами некоторое время, и когда мы доезжаем до излучины — той самой, где каменная гряда перегораживает берег, — я невольно останавливаюсь и оглядываюсь на хижину.

Джесси стоит на пороге и машет мне шляпой на прощание.

Я тоже снимаю шляпу и машу ему.

А затем разворачиваюсь и скачу во весь опор.

Загрузка...