Путь отмщения

Глава восемнадцатая

Я медленно оборачиваюсь.

На берегу реки, недобро усмехаясь, стоит изможденного вида человек.

— Вон из воды, — командует он, указывая дулом ружья на берег. — И поживее. — Речь с легким акцентом, но я не могу понять, с каким именно.

— Вальц, убери ты эту штуку! — кричит Джесси. — Это я, Джесси Колтон. Из Уикенберга.

— Джесси? — эхом откликается старикан. — Мальчишка Эйба? Гляди-ка, вырос! Когда я тебя видел в последний раз, ты еще не нарастил такие мускулы. А Билл и вовсе был мелким хлюпиком.

— Так прошло больше трех лет.

— Неужели? Надо же, как летит время.

Вальц опускает ружье. Он старше, чем я ожидала. Седые бакенбарды, редкая борода; лицо изрезано сетью морщин, напоминающих трещины на выжженной земле пустыни. Когда Джесси сказал, что Вальц и Эйб вместе работали на приисках, я представляла, что ему лет примерно как па, около сорока или чуть больше. Но Вальц выглядит на все шестьдесят.

— И как там старина Эйб? — спрашивает Вальц.

— Умер, — отвечает Джесси.

— Жаль. Хороший был человек.

Джесси ворчит:

— Тогда с чего ты полез на нас с ружьем, Вальц?

— Услышал из дома крики и подумал, что кто-то дебоширит. Лишняя осторожность не повредит, сам знаешь. В последнее время тут небезопасно: с горного кряжа то и дело постреливают, стервятники кружат над ущельем. По ночам я слышу топот копыт, будто отряд призрачных всадников проносится мимо, но каждый раз, когда вылезаю из койки и зажигаю фонарь, чтобы проверить, вокруг ни души.

— Что ж, прости, что напугали тебя, — говорит Джесси, пока мы выбираемся из реки, выжимаем белье и переодеваемся в сухое. — Нам говорили, в эту пору ты уже возвращаешься в Финикс.

— Обычно так и бывает, но в нынешнем году мне везет. Вот я и решил задержаться подольше. — Вальц замолкает и с прищуром оглядывает ребят. — Ага, то есть вы тащились в такую даль вовсе не для того, чтобы навестить меня?

— Мы здесь проездом, — поясняю я. — Меня зовут Кэти Томпсон. Мой па тоже дружил с Эйбом.

Вальц приподнимает шляпу в мою сторону:

— Проездом — то есть рассчитывали остановиться в моем доме?

Джесси улыбается:

— Пойманы с поличным, сэр.

— В таком случае вам повезло, что застали меня. Через несколько дней я и правда возвращаюсь в Финикс. Места под крышей всем не хватит, но можете заночевать во дворе. Отдохнуть и перекусить. Только утром поймал бобра. — Он переводит взгляд на наших скакунов. — А где ваш четвертый?

— Позади вас, — произносит Лил, неслышно, как олень, выступая из зарослей высокой травы.

Вальц вскрикивает и подпрыгивает на месте от испуга.

— Разве можно так подкрадываться к человеку! — вопит он. — Особенно к человеку с заряженным ружьем!

— Апачи славятся своим умением подкрадываться, — кивает она с едва заметной улыбкой и косится в сторону Джесси. Всего на мгновение, но я успеваю засечь ее взгляд. Лил слышала, как он говорил прошлой ночью об апачах, пока она купалась в реке. Она словно повсюду одновременно, эта девчонка. На земле, в небе и в сухом воздухе Аризоны.

Я мысленно обещаю себе никогда с ней не ссориться.

Вальц не слишком радуется индейской девчонке, но с ворчанием ведет нас к себе во двор. Его дом — если эту развалюху можно назвать домом — прячется за утесом, как и предполагала Лил. Размером жилище чуть больше стойла Сильви у нас в сарае: тут всего одна комната. Стены сложены из камней, скрепленных глиной; крыша накренилась, будто вот-вот завалится на скальную нишу, в которую встроена.

Обстановка внутри такая же убогая. У дальней стены лежит набитый травой матрас. Возле единственного окна торчат стол и стул. Все остальное пространство занимают различные инструменты для золотодобычи.

— Что-нибудь нашли в этих горах? — спрашиваю я.

— Не-а, но слышал, что здешние края богаты золотом Потому и возвращаюсь сюда год за годом.

Я смотрю на Вальца: морщинистое лицо, суровые черты, упрямый блеск бледно-голубых глаз.

— А не староваты вы махать киркой?

— Возраст — только цифра, а старость у нас в голове. Я промышлял по всей этой чертовой Территории. И в Калифорнии тоже. И пока работа меня вроде не прикончила, как и апачи, вот я и решил, что бросать рановато.

В его голосе снова проскальзывает этот странный акцент: я бы произнесла некоторые слова по-другому.

— Значит, вас зовут Вальц…

— Якоб, — поправляет он. — Якоб Вальц.

— Вы ведь не из здешних краев?

— Из Германии, — отвечает он. — Но живу на американской земле уже тридцать восемь лет, и последние шестнадцать — как гражданин. Но пусть мой моложавый вид не вводит вас в заблуждение. Я и впрямь такой старый, каким вы меня считали.

Я невольно улыбаюсь его словам.

Лил разводит костер, мужчины занялись готовкой, а я иду присмотреть за лошадями. Они пасутся у воды, пощипывая травку; там же привязаны кобыла Вальца и крепенький серый ослик. Дворняга, конечно, тоже там: как обычно, валяется, бездельник этакий. Хижина Вальца сейчас скрыта тенью, солнце уже опустилось за скалу, и окрестности выглядят совершенно мирными.

Я беру Сильви за поводья, отвожу к невысокому деревцу, привязываю и расседлываю на ночь, потом по очереди проделываю то же самое с остальными лошадьми. Спать мы, наверное, будем там, где Лил развела костер, и придется тащить туда седла. Хотя расстояние совсем невелико, я издаю мысленный стон. Долгое путешествие начинает сказываться. От постоянной скачки болят задница и поясница. Мышцы бедер тоже ноют изнутри и снаружи, измученные бесконечными часами в седле. И хотя рана от пули почти зажила, плечо дает о себе знать ощутимее, чем растянутая лодыжка, когда я взваливаю на себя седло.

Чертыхаясь себе под нос, я поворачиваюсь, чтобы отнести поклажу к стоянке, и натыкаюсь на Билла, перегородившего мне дорогу. Я вздрагиваю от неожиданности и чуть не роняю седло.

— Дьявол! Ты меня напугал, — ворчу я, перехватывая свою ношу и прижимая ее к бедру. — Упражняешься подкрадываться, как Лил?

Он неприязненно кривит рот и произносит:

— Что бы ни происходило между тобой и Джесси, ты должна положить этому конец.

— Но между нами ничего не происходит!

— Не шути со мной, Кэти. Я не в том настроении.

— У меня настроение не лучше. Да и седло весит побольше перышка. — Я пытаюсь обойти младшего Колтона, но он делает шаг в сторону и снова преграждает мне путь. — Билл, мне некогда.

— Не притворяйся, будто не понимаешь, о чем я говорю, — настаивает он.

— Но я и правда не понимаю!

— Джесси сейчас не способен мыслить здраво, — говорит Билл, махнув рукой в сторону хижины. — Мало того что ввязался в поиски золота, за которым гоняется банда преступников, и заключил с тобой сделку, так теперь еще и…

— Ох, проклятье! Вы же оба взрослые люди. Хочешь выйти из дела — убеди брата. Я готова забыть про наш уговор. У меня теперь есть Лил. Я найду Роуза с вами или без нас. Но если откажетесь от сделки, карты я вам не отдам.

— Мы не собираемся отказываться. Как ни противно, но Джесси прав. Нам нужны деньги, и неважно, что причина, по которой он хочет их добыть, наполовину кроется в прошлом. Но теперь еще и это. — Он указывает на меня подбородком. — Ты влезла к нему в душу, и все стало слишком сложно. Такие фокусы добром не кончаются.

— Ноя ничего не делаю, Билл.

— Делаешь. Видишь ли, Джесси целеустремленный. И умный. Он не тратит время на развлечения. Тут мы с ним совсем разные. Но если задето сердце — считай, Джесси пропал. Он с готовностью кинется в омут с головой, отдастся на волю чувств без руля и без ветрил. Я уже видел такое однажды, с Мэгги, поэтому мне несложно заметить, что он снова попался.

Седло у меня в руках становится неподъемным, будто в нем сидит всадник. Вместе с силами подходит к концу и терпение. Особенно когда Билл бросается обвинениями.

Теперь мне становятся понятны те взгляды, которые он кидал на Джесси, когда мы купались. Билл сразу заметил, что брат начал вести себя со мной по-другому: шутки и поддразнивания Джесси сделались намного игривее с тех пор, как выяснилось, что я девушка. Билл заметил то же самое, о чем мне говорила Лил, только у него это не вызвало веселья.

— Не могу же я указывать Джесси, о чем ему думать, — говорю я как можно спокойнее. — Если тебе не нравится его поведение, попробуй поговорить с ним самим, вместо того чтобы злиться на меня.

Я снова пытаюсь оттолкнуть Билла с дороги, но он хватает меня за руку выше локтя и крепко сжимает пальцы.

— Не поощряй его, Кэти. Не улыбайся ему, не шути, не проси обучать тебя стрельбе. Я же вижу, он тебе не нужен: тебя волнует только месть, а на нас тебе с первого же дня было наплевать. Ну так объясни это Джесси, пока он не увяз с головой.

Он отпускает мою руку и уходит обратно к стоянке, беспечно насвистывая, будто мы просто поболтали о погоде.

К концу ужина настроение у меня окончательно портится. Я нахожу более-менее ровное место и раскатываю постель. Чищу кольт, вытряхиваю песок из ботинок, выбиваю пыль из шляпы. Но чем бы я ни пыталась занять руки, слова Билла продолжают звенеть у меня в ушах.

Он сидит по другую сторону догорающего костра, бодрый и веселый, и плюется табачной жвачкой, будто это не он только что обрушил на мою голову кучу обвинений в том, что вообще от меня не зависит. Разве я виновата в том, что мысли Джесси заняты не тем, чем надо? Что он почему-то видит во мне Мэгги? Черт, поначалу я была уверена, что даже не нравлюсь ему. После стычки у Агуа-Фриа он был вне себя от ярости, да и позже, в Финиксе, едва смотрел в мою сторону. Согласна, он имел право злиться, ведь я наврала с три короба, но все равно.

Джесси снова чирикает в блокноте, пристроив его на колене и пребывая в блаженном неведении по поводу нашей с Биллом ссоры. Я слежу за направлением его взгляда. Похоже, он рисует Дворнягу, растянувшегося на этот раз в тепле возле костра.

Пока Джесси шуршит карандашом по бумаге, Вальц пытается отговорить нас от похода в горы. Когда уже старик отстанет? Тут меня осеняет: а ведь он. скорее всего, думает, что мы гоняемся за его любимым золотом, и тогда я рассказываю ему про па и «Всадников розы».

— Тем более не стоит туда соваться, — уверяет Вальц. — Горы опасны и сами по себе. А если там шатается банда преступников, лучше и вовсе туда не лезть.

— Я приняла решение и не отступлюсь от него, — твердо говорю я.

Он вздыхает и качает головой.

— Тогда хотя бы возьмите моего осла. Оставьте лошадей со мной на несколько дней. В любом случае по каньонам они далеко не проедут, а моя кобыла соскучилась по компании. И захватите с собой хоть какие-нибудь инструменты. Я заметил, что у вас нет никакого снаряжения для поиска золота.

— Говорю же вам, Вальц, золото нас не интересует, — возражаю я. — Рудник мне нужен только потому, что туда направляются «Всадники розы».

— Никогда не знаешь, что может пригодиться в горах. Вдруг вам потребуется кирка, лопата или моток веревки.

Джесси закрывает блокнот и улыбается сквозь дым зажатой в зубах самокрутки.

— Сначала ты чуть не пристрелил нас на реке, а теперь пытаешься получше снарядить в дорогу.

— А вы думаете, я шутки шучу? — возмущается Вальц. — В каньонах небезопасно.

— Возможно, вы рассердили горных духов, — высказывает предположение Лил. Она сидит на попоне, скрестив ноги, и зашивает дыру в подоле платья-рубахи. — Нельзя копать землю ради желтого железа и ранить тело Матери-Земли, это неправильно.

— Дело не в индейских преданиях, — говорит Вальц. — В последний раз я сбежал из каньона, потому что кто-то стрелял в меня настоящими пулями. Причем я ничего такого не делал, просто набирал воду. При желании стрелок мог запросто попасть в меня. Разнес пулей мою деревянную баклагу в щепки. Я оглядел вершины ущелья, но никого не увидел, а когда потянулся за ружьем, еще одна пуля ударила в землю прямо возле ног. Тут уж я быстренько оттуда убрался. Если человек умудрился с такого расстояния попасть в баклажку и чуть не прострелил мне ступню, то мог бы пробить и сердце — просто не захотел убивать.

— Призрачный стрелок, — шепчет Билл.

— Смешно, это же просто легенда! — возражает Джесси. — Сколько раз тебе повторять? Никакой дух не может нажать на спусковой крючок.

— Тогда кто стреляет? — парирует Билл.

Вальц чешет седую бороду.

— Может, апачи.

— Бледнолицые вечно обвиняют нас в своих несчастьях, — фыркает Лил. — Если бы вы не выкапывали из земли золото, мои соплеменники вас и не тронули бы. Один-единственный воин? Нашли чего бояться. Нет, похоже, вы столкнулись со своими.

— Неважно, кто это был, — настаивает Вальц. — Я пытаюсь сказать, что в горах опасно и вам лучше быть готовыми ко всему. Сколько сюда езжу, столько здесь и стреляют. Ни один человек не протянет в каньонах десяток лет. Места тут не слишком щедрые: воды почти нет, почва скудная. Может, стрелок — вообще не человек. Ручаюсь, в этих горах водятся привидения. Злые духи и демоны. Или заблудшие души, которым жажда золота и крови мешает обрести покой.

— Суеверные россказни, — пожимает плечами Джесси.

И тут в глубине гор раздается выстрел, отчего руки у меня покрываются мурашками. Пока эхо перекатывается под багровеющим небом, я невольно начинаю гадать, нет ли в легендах о призрачном стрелке доли истины. Или это Уэйлан Роуз по одному избавляется от подельников, чтобы увеличить свою долю добычи, когда они наконец доберутся до шахты.

— Суеверные россказни в горах Суеверия, — кивает Вальц. — Не вижу противоречия.

Вскоре он отправляется спать, а мы остаемся сидеть, растревоженные и испуганные. По крайней мере, я, Билл и Джесси. На Лил страшные байки, похоже, не произвели особого впечатления. Черт, да она уже спит, задрав кончик носа к звездам.

— Не возражаешь против компании?

Я вздрагиваю: рядом стоит Джесси с седлом и одеялом в руках. Он кивает на ровный участок песчаной почвы позади меня. Я смотрю сквозь пламя костра на то место, где он сидел раньше. Там Билл угрюмо чистит оружие и злобно зыркает на меня.

— А чем тебе не нравится та сторона костра?

— Земля неровная и камни, — поясняет Джесси. — К тому же Билл как с цепи сорвался.

— А я считала, это я злюка и постоянно ворчу. Во всяком случае, именно так вы оба уверяли в Белой купальне.

— Да, но когда Билл не в настроении, он еще хуже тебя. — Джесси бросает седло на землю и начинает стелить одеяло.

Взгляд Билла прожигает меня насквозь.

— Вообще-то, компания мне не нужна, — говорю я Джесси.

Но он уже плюхается на одеяло и вытягивается во весь рост.

— А Биллу тем более. За последние десять минут он наговорил мне столько гадостей, что хватит еще на месяц вперед.

— Джесси, я не совсем понимаю, чего ты добиваешься, но от меня ты ничего не получишь.

Он поворачивается ко мне, и я близко вижу его прищуренные глаза.

— Я хочу спокойно выспаться. А ты? Чего хочешь ты?

В груди сжимается тугой комок.

«Скажи, пусть уходит. Скажи, что не разрешаешь ему спать здесь».

Но во рту у меня пересохло, язык будто распух.

Джесси пожимает плечами, отворачивается и смотрит в небо.

— Сладких снов, Кэти, — говорит он и кладет шляпу на лицо.

Он не видит, как глаза у меня наполняются слезами, а губы начинают дрожать. Я не слышала этих слов с тех пор, как умер па, и была уверена, что больше никогда их не услышу. Но вот я сижу где-то посреди аризонской пустыни — сирота, оставшаяся одна на всем белом свете, — и вдруг оказывается, что я не так уж и одинока. Сама не знаю, к чему мне это. И к чему эти слезы, которые катятся по щекам и собираются в уголках рта. И чему я улыбаюсь.