Руины

ГЛАВА 22

Ренвик

Спустя несколько часов после ухода из Ратиры, я сидел в библиотеке, прижимая бокал ко лбу и устремив взгляд в пылающее пламя камина. Пульс уже успокоился, но мысли продолжали кружиться вокруг жизни в Инфернисе. Запах оливкового дерева, казалось, всё ещё витал вокруг. Образы лиц душ, озарённых радостью, разрывали остатки моего сердца на части благодарностью.

Эта благодарность эхом отзывалась во мне вместе с воспоминанием о тепле, которое пронизывало мои вены. Желание прикоснуться к ней, ощутить её тепло на своей ладони, почувствовать биение её сердца на своей коже после веков холода, охватывало меня с удушающей силой.

Библиотеку окутывала тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня. Внутри меня бурлила тьма, словно обретая собственную жизнь. Это была сила, более тёмная, чем моя магия. Горе цеплялось за мои кости, протягивая когти к чему-то, чего я не мог постичь.

Дверь скользнула в сторону, и я услышал мягкие шаги, приглушённые толстым ковром. Шаги приближались, и я задержал дыхание, ожидая осуждения, которое наверняка выскажет Сидеро. Но, когда никакого осуждения не последовало, я вздохнул.

— Что такое?

— Это правда… что они любили друг друга?

Я вздрогнул, обернувшись в кресле, чтобы увидеть Оралию всего в нескольких шагах от себя, с плотно прижатым к груди кожаным дневником Зефа. Её волосы, ранее собранные в пучок, теперь ниспадали волнами вокруг лица, как будто она не раз проводила по ним руками. Под глазами тянулись глубокие фиолетовые тени, уголки глаз были напряжены, пока она смотрела на меня с явным опасением.

Она покачалась на пятках, её щёки вспыхнули от смущения.

— Я… забудь. Прости, что побеспокоила.

Звёзды, какой же я идиот. Вскочив на ноги, я схватил её за запястье прежде, чем она успела сделать шаг. Она тихо выдохнула, а на щеках появился румянец. Тепло. Вот оно, тепло под моей ладонью, которое ползло вверх по руке и оседало в сердце.

Я сглотнул.

— Ты просто застала меня врасплох… Я не ожидал тебя.

Медленно она повернулась ко мне. Её запястье выскользнуло из моей хватки, оставляя за собой лёгкое дрожание силы от нашего прикосновения. Она разжала пальцы, а затем снова прижала руку к дневнику на своей груди, изучая моё лицо.

— Ты сказал прийти, когда я узнаю правду.

Облегчение накрыло меня, даже несмотря на то, как её губы изгибались, произнося последние слова. Её глаза были красными, а кристальные слёзы блестели на ресницах. Я жестом предложил ей занять кресло напротив, и сел сам. Она аккуратно устроила юбки вокруг себя, почтительно положив дневник на колени, словно это был бесценный артефакт. Тёмные полумесяцы шрамов на её запястьях вспыхнули в голубом свете огня, пока она двигалась.

— Это от демони, который укусил меня, — тихо объяснила она, следуя за моим взглядом.

Мои губы сжались в жёсткую линию, пока я рассматривал шрамы, изуродовавшие её бледную кожу. Знак того, что её сила была не только силой Эферы. На её лице мелькнуло самоуничижение, и она попыталась как могла прикрыть эти отметины руками.

Я не знал, что сказать. Поэтому, вместо слов, я прочистил горло и сделал долгий глоток из бокала в руке.

— Да, они очень любили друг друга, — сказал я, прежде чем смог остановить себя, и слова потекли дальше. — Сильнее, чем любил кто-либо другой с тех пор, как существует время.

Уголок её губ дрогнул, словно на мгновение она пыталась улыбнуться. Это был первый раз, когда я видел даже тень улыбки на её лице. Звёзды, это был первый раз, когда мы находились в одной комнате больше минуты, не кидаясь друг на друга. Повернувшись ко мне корпусом, она положила ладони на кожаную обложку дневника у себя на коленях.

— Расскажи мне что-нибудь о них, — попросила она таким тихим голосом, что я почти почувствовал, как она боится моего отказа.

Я поставил бокал на маленький столик между нашими креслами, борясь с ледяной бронёй, которая заковала моё сердце.

— Что именно ты хочешь узнать?

На это её лицо озарилось широкой, ослепительной улыбкой. Хотя я видел солнце всего несколько дней назад, эта улыбка ощущалась, как будто я снова наблюдаю его восход в первый раз. Волнение, благоговение и ликование закружились внутри меня. Но, как только эти чувства поднялись, скорбь вонзила в них свои острые когти, утаскивая обратно в глубину.

Её улыбка тоже дрогнула. Она несколько раз моргнула, прежде чем глубоко вдохнуть и тихо ответить:

— Всё.