Руины

ГЛАВА 56

Оралия

Я спала урывками следующие несколько часов.

Как я узнала, Рен не нуждался во сне. Это, видимо, было чертой большинства бессмертных богов. Хотя иногда он был не против вздремнуть и держал меня в своих объятиях, когда я просила. В конце концов, он укрыл меня одеялом, когда я лежала на диване, убедив, что я буду гораздо полезнее для Кастона, если отдохну, а не изнурю себя.

Тифон сделал это, чтобы добраться до меня. Эта мысль кружила у меня в голове, словно кровь Кастона, стекающая по сливу, когда я мыла руки после его исцеления. Хотя я не могла понять, что меня так сильно удивило. Я знала, что Тифон не прекратит меня преследовать, но никогда не думала, что он рискнёт собственным сыном. Это означало, что Тифон ценил мою силу больше, чем жизнь своего наследника.

Около полудня я проснулась, положив голову на колени Рена. Его пальцы мягко перебирали мои волосы, успокаивая. Поднявшись в сидячее положение, я провела рукой по лицу.

— Вот, — тихо сказал он, протягивая мне дымящуюся кружку чая с небольшого столика перед нами.

— Спасибо, — я обхватила кружку руками, словно пытаясь перенести её тепло в свою душу.

— Оралия? — раздался хриплый голос брата.

Я вскочила на ноги. Рен быстро забрал чай, прежде чем я успела пролить его на нас обоих. В мгновение ока я оказалась у кровати и отдёрнула занавеси.

— Я здесь.

Кастон выглядел лучше, чем накануне: его розовато-золотистые щёки приобрели немного цвета. На повязке было небольшое пятно крови, но оно оказалось далеко не таким ужасным, как я ожидала. Кастон мягко улыбнулся, и я сжала в руках ткань платья, чтобы удержаться от соблазна прикоснуться к нему, хотя села на край кровати рядом с его коленями.

— Как ты себя чувствуешь?

Он глубоко вдохнул, одной рукой прижавшись к ране, прежде чем выдохнуть.

— Я… жив. Тот, кто исцелил меня, обладает истинным даром.

Я улыбнулась. Звёзды, я соскучилась по нему за эти последние месяцы больше, чем за любое другое время разлуки. Те долгие периоды, когда он вёл своих людей через неизведанные территории или защищал королевство, всегда сопровождались письмами. Они приходили потрёпанными от долгого пути, и были наполнены рассказами о дальних землях за пределами дворца, которые мне никогда не доведётся увидеть. Каждое письмо он всегда подписывал словами, которые приносили мне хоть какое-то подобие покоя: Твой брат.

Мы не были кровными родственниками, но это никогда не имело значения для него.

— Торн будет рад это услышать, — мягко сказал Рен.

Он стоял достаточно близко, чтобы Кастону не пришлось поворачивать голову для общения, но всё же держался на расстоянии от кровати. Однако брат резко дёрнулся, схватив меня за руку и пытаясь притянуть ближе, словно мог заслонить собой.

Я попыталась успокоить его тихими словами, но напряжение, пульсирующее в моей руке, оставалось.

— Всё в порядке.

— Вам ничто не угрожает, — спокойно добавил Рен, подняв руки перед собой в жесте примирения. — Я не причиню вреда ни Вам, ни Оралии.

Кастон не отреагировал на его слова, только крепче сжал мою руку.

— Никакого нового вреда, Вы имеете в виду, — пробормотал он.

— Послушай, что он говорит, — я глубоко вздохнула, желая накрыть его руку своей, но вместо этого попыталась улыбнуться. Кастон лишь недавно начал контролировать свою силу. Его прайм наступил всего год назад или около того, и эмоции всё ещё иногда брали верх. — Я доверяю Рену свою жизнь.

Но его хватка только усилилась, причиняя боль, и он потянул меня ещё ближе, пока я не оказалась на коленях рядом с ним на кровати. Первобытный страх затопил его глаза, полностью вытеснив разум. Здесь, в комнате, была опасность, и я боялась, что она исходила не от Рена. Я поморщилась, шипя от боли, когда он попытался снова оттянуть меня назад.

— Отпустите её, — скомандовал Рен, сверкнув глазами. — Ваше Высочество, я понимаю, что Вы напуганы, но Вы причиняете ей боль.

Рука Кастона дрогнула на моей, его грудь поднималась и опускалась от учащенного дыхания.

— Здесь ты в безопасности, — тихо сказала я, положив руку на его покрытое одеялом колено.

Он не выглядел так, словно верил мне, его глаза метались по моему лицу. Его хватка ослабла, и я смогла вернуться на свое место на краю кровати. Рен сделал шаг вперёд, забыв о соблюдении дистанции, пока внимательно осматривал меня.

— Всё в порядке, — сказала я.

Но Рен взял мою руку, осторожно проведя пальцами по месту, где её держал Кастон, словно стараясь унять боль. Кастон наблюдал с насторожённостью, словно был готов в любой момент встать между нами. Рен посмотрел на меня с лёгкой улыбкой, в которой сквозила боль, и кивнул.

— Прошу прощения за свою грубость, Ваше Высочество, — сдержанно произнёс Кастон.

Рен слегка повернулся, и на его лице появилась привычная маска равнодушия, за которой скрывалось напряжение, вызванное недоверием в голосе Кастона.

— Нет нужды извиняться, Ваша Светлость. Из всех реакций на меня, Ваша была самой мирной за последние несколько сотен лет. Я оставлю вас двоих, чтобы вы могли поговорить. — Он кивнул в сторону камина. — Там есть еда, когда будете готовы.

Он повернулся ко мне, его рука чуть дёрнулась у бедра, прежде чем он улыбнулся.

— Спасибо, — сказала я, желая взять его за руку, поцеловать, но неуверенность удержала меня на месте.

По мнению Кастона, этот бог должен быть моим врагом. Его реакция напомнила мне об этом. Но в глубине души я знала правду: мой враг находился не здесь, не в этой комнате. Нет, мой враг — это тот, кто натянул тетиву лука, тот, кто выпустил эту стрелу.

— Не за что, — мягко ответил Рен, слегка склонив голову, прежде чем выйти из комнаты.

Я смотрела ему вслед, тихо вздыхая, желая, чтобы всё прояснилось.

— Тебе нужно поесть, — сказала я, поворачиваясь к Кастону. — Это поможет вернуть силы, и нам нужно обсудить, что произошло.

Он посмотрел на меня с некоторой неуверенностью, но всё же кивнул, неловко приподнимаясь, чтобы сесть. Я неторопливо пошла к столу, чтобы принести поднос, добавив на него свою забытую кружку чая. Мне нужно было держать что-то в руках, чтобы сдерживать искушение утешить его. Несколько месяцев вне позолоченных стен Эферы приучили меня к прикосновениям. Теперь подавлять этот инстинкт было сложно.

Осторожно я поставила поднос ему на колени, сняв крышку с большой миски с бульоном. Он посмотрел на неё с недоверием, и я вздохнула, поднимая миску и отпивая из неё.

— Еда не отравлена, — резко сказала я.

Кастон одарил меня извиняющейся улыбкой, прежде чем взять миску из моих рук.

— Медленно, — предупредила я, когда он поднёс миску к губам, вспоминая, какой голодной я была, когда однажды очнулась после ранения.

На мгновение его кривая улыбка мелькнула, прежде чем он начал пить бульон. Я сделала глоток чая. Было странно видеть его здесь, в этом месте, вдали от позолоченного дворца.

— Что случилось? — мягко спросила я.

Его брови нахмурились, он уставился в миску.

— Михаилис мёртв.

Стыд пронзил моё сердце, и образ его охранника — нет, его партнера — всплыл перед глазами: он лежал лицом вниз, безжизненный, на столе в столовой, с кровью, стекающей из ушей. Мой рот то открывался, то закрывался, пока из горла не вырвался слабый писк.

— Эти последние месяцы были… — начал Кастон, но голос его затих, и он медленно опустил миску.

— Мне так жаль, — выдохнула я. — Я не хотела…

Он кивнул, проводя пальцами по гладкому краю керамической миски.

— Я знаю, что ты не хотела этого, — так же тихо сказал он. — Но… клянусь солнцами, Оралия. Ты взорвалась тенью, и когда мрак рассеялся, тебя уже не было, а Михаилис… Михаилис…

Я пододвинулась ближе, пока наши колени не соприкоснулись, и положила руку на его укрытую одеялом голень.

— Та ночь — одно из моих величайших сожалений. Я сбежала, потому что была напугана, не только тем, что я сделала, но и тем, как меня накажут. Я никогда не хотела оставлять тебя, Кастон, и уж точно не хотела лишить тебя того, кого ты любил.

— В ту ночь я лишился двоих, кого любил.

Слёзы хлынули через край. Я глубоко вздохнула, стараясь успокоить бурю вины и стыда.

— Ты когда-нибудь сможешь меня простить?

Он повернулся ко мне, его щеки, отливающие розовым золотом, были в слезах. Но его улыбка была пронзительно нежной, когда он положил руку на мой шёлковый рукав.

— Я уже на пути к прощению, Оралия, — ответил он. — Но простила ли ты саму себя?

Моя улыбка была едва заметной, и я быстро смахнула слёзы тыльной стороной свободной руки.

— Я тоже на этом пути, — ответила я.

Кастон кивнул, отпуская мою руку и попытался откинуться на подушки. Румянец, который был у него, когда он проснулся, уже начал сходить. Его пальцы дрожали, когда он поправлял одеяло.

— Он… он был добр к тебе?

Напряжение в его лице говорило достаточно ясно: он имел в виду Рена.

Я тщательно взвешивала каждое слово.

— Это было не всегда просто, и я не всегда позволяла ему это. Но да, он всегда был добр ко мне. Нам потребовалось время, чтобы выбраться из туманных вод недоверия, которые разделяли нас.

Сложив руки на животе, он поморщился и опустил их по бокам.

— Вы двое… — его голос затих, пока он искал нужное слово. — Друзья?

Я прикусила губу. Этот разговор казался для него важным, но меня больше беспокоило, как он оказался на берегу Инферниса с стрелой в груди.

— Вы кажетесь друзьями, — продолжил он. — Выглядит будто тебе комфортно с ним — гораздо комфортнее, чем я когда-либо видел.

Я кивнула, сделав долгий глоток чая.

— Он не похож ни на кого из всех, кого я встречала. Он так же добр, как грозен, так же терпелив, как беспощаден, так же заботлив, как смертельно опасен. Когда Рен смотрит на меня, он видит больше, чем то, что моя сила может сделать для него. Я здесь не пленница.

Кастон издал тихий пренебрежительный звук, его взгляд метнулся по комнате. Я знала, о чём он думал. Он считал, что я здесь в неволе, хотя для меня все изменилось уже давно, если быть точной — с тех пор, как Рен впервые вложил мне в руки дневник моего отца.

Мои мышцы напряглись, готовясь к спору.

— Ты не была…

— О, прошу тебя, неужели ты настолько глуп? — я резко перебила его. — Ты знаешь не хуже меня, кем я была.

Кастон сжал губы, его грудь поднялась от глубокого вдоха, прежде чем он сморщился от дискомфорта. Я знала, что его сила шепчет ему о правдивости моих слов. Напряжение всё ещё отражалось на его лице. Его плечи были зажаты словами, которые он явно хотел сказать.

— Прости… что не сделал больше.

Я вздохнула, опустив подбородок.

— Ты сделал всё, что мог.

С видимой осторожностью он положил руку мне на локоть, покрытый шёлком.

— И всё же, этого оказалось недостаточно.