Сопротивляться бессмысленно

Глава 1

Алексей

— Твою мать, — коротко, но емко комментирует увиденную картину мой напарник, доставая ствол из кобуры. — Только жмура нам сегодня и не хватало.

С этим сложно не согласиться. Денек просто адовый. Я бы полжизни отдал за пятнадцатиминутный холодный душ, горячую шавуху и подушку. Но пока это только мечты.

Щелкаю предохранителем, стараясь не вляпаться в лужицы липкой, уже темнеющей крови, которая выпачкала и безупречно-белый мраморный пол, и стены. До приезда экспертов лучше бы поберечь улики, что, в общем-то, будет несложно — спасибо хозяевам квартиры за их страсть к дорогому и непрактичному интерьеру.

— Жесть. Захочешь, так стены не размалюешь, — бормочет Пашка. Я киваю, краем глаза скользя по жутковатой картине. В нос бьет резкий металлический аромат крови. В голове пульсирует. Каждый шаг даётся с трудом — и ботинки все-таки прилипают к залитому кровью полу. Вот дерьмо!

Осторожно заглядываю за поворот. Глаза медленно привыкают к темноте, и, наконец, на фоне огромного панорамного окна, подсвеченного огнями ночного города, я замечаю фигуру мужчины. Он сидит прямо на полу, словно отработавшая спектакль марионетка. Рядом с ним поблескивает кровавыми потеками массивный топор. Картина как из дешёвого фильма ужасов. Впрочем, жизнь порой пострашнее любого кино.

Глаза мужика пустые, но он явно в сознании, будто его внутренние демоны взяли краткую передышку перед следующим актом драмы. Я беру его на мушку и говорю:

— Полиция. Руки за голову. Мордой в пол. Шевельнёшься — и твои мозги украсят стену лучше, чем все эти дизайнерские прибамбасы.

Он даже не спорит, будто только и ждал приказа, чтобы наконец-то отключиться от этого кровавого спектакля. Мой взгляд продвигается дальше, на диван у противоположной стены, и сердце сбивается с привычного ритма.

На светлой коже, как жертва на алтаре, лежит девушка. Волосы распущены и спутаны, словно ее долго таскали за них по полу. На лице, ногах и руках виднеются следы крови. Платье разорвано. Оно не скрывает длиннющих ног и безупречной фигуры, в которую кто-то явно по полной вкладывается — никакая генетика не даст таких форм. Об этом я, как бывший спортсмен, могу судить с уверенностью.

Так-так-так, кто же ты, милая? Жертва семейной драмы? Или высококлассная эскортница?

Несмотря на происходящий вокруг кошмар, не могу не отметить — девушка чертовски хороша. Красивая до тошноты, с идеальными чертами лица и какой-то болезненной, манящей хрупкостью, которая сейчас, на фоне кровищи и царящего вокруг хаоса, кажется почти прозрачной.

Я рядом присаживаюсь, быстро проверяя пульс. Он бьётся ровно и упрямо, и на секунду меня охватывает облегчение. Ну, хоть не труп.

Она приоткрывает глаза, затуманенные болью и страхом, и едва слышно шепчет:

— Вы приехали! Господи, вы приехали…

— Ну, а как же? Вызов-то был.

— Пожалуйста, не бросайте меня… Я вас умоляю, пожалуйста…

«Как будто у меня есть выбор», — мысленно закатываю глаза и отвечаю достаточно холодно:

— Не брошу. Нам еще показания твои нужны. Так что соберись, красотка, вечер обещает быть длинным.

— Держи карман шире, — хмыкает пакующий мужика Пашка. — Помирятся голубки, и поминай как звали.

Глаза девушки испуганно распахиваются. Она шевелит губами, но не в силах выдавить из себя ни слова, отчаянно трясет головой.

— И то так… — не сводя с нее взгляда, небрежно бросаю я.

— Нет! Нет, я дам!

Ага. Я это каждый раз слышу. Громкие слова, слёзы, мольбы о защите, а потом звонки адвокатов, примирительные подарки и обещания измениться. Через неделю-другую жертва уже, кажется, и сама верит, что произошла ошибка, а они любят друг друга сильнее прежнего. И сколько ни говори, ни убеждай, как велик риск однажды найти ее, только уже не на белом диване, а где-нибудь на холодном полу, без пульса и шанса на спасение — все без толку. Бабы — такие бабы.

За окнами мигают проблесковые маячки скорой помощи. Девушка вздрагивает. В её глазах мелькает страх.

— Это медики. Тебе нужна помощь.

— Мне нельзя в больницу. Он достанет меня там, как вы не понимаете? Он достанет! — у барышни начинается натуральная истерика.

— Эй! Соберись. Ты потеряла много крови. Нужно убедиться, что все в порядке.

— Вы ничего не понимаете! Ничего… Не знаете, кто он.

— Кто? — сощуриваюсь.

Квартирка — не из дешевых. Факт. Но мы и не на таких находили управу. Наши граждане очень недооценивают возможности полиции и зачастую преувеличивают связи своих мучителей. Это нормально. У страха глаза велики.

— Лёх, имя Иван Тегляев тебе о чем-нибудь говорит?

Я присвистываю. Вон оно как выходит. Наш кровожадный псих, оказывается, олигарх. Женатый, уважаемый человек. И что-то мне подсказывает, с женой он бы жил в хоромах покруче.

— Хата чья? — спрашиваю у барышни, пока та не отъехала.

— Моя. Он купил… Когда встречаться начали.

— Понятно. У него были ключи?

— А какая разница?! Что, если ключи есть, так можно делать со мной что угодно?!

— От этого зависит, по какой статье мы откроем дело, — рычу в ответ. Зря? Кто ж спорит. Девчонка и так напугана. Но у меня был дерьмовый день. И судя по всему, ночка тоже будет та еще. Имею право. Я уставший, голодный и злой. А еще выебанный начальством по самые гланды. Нет сил с ней панькаться. Хотя дуру эту, конечно, жалко. У неё не только кровь уходит, уходит почва из-под ног, жизнь трещит по швам. Сейчас она на грани, и потому цепляется за меня, как за страховочный трос. И ревет уже в голос.

— Эй, ну ты чего? Заканчивай. Слышишь меня? Дыши ровно. У нас все под контролем. Он тебя больше не тронет, — говорю негромко, почти по-человечески, сам себе удивляясь.

Девица кивает — еле-еле, словно боится, что любое резкое движение спровоцирует волну нового ужаса. Ресницы дрожат, дыхание сбивается, в уголке рта появляется тонкая струйка крови. Я вижу, как она уходит в себя. Адреналин отпустил, страх остался, а сил с ним бороться нет. Это херово. Но, к счастью, где-то в коридоре хлопает дверь. А через пару секунд в квартиру влетает бригада скорой — двое парней в зелёных комбинезонах и женщина лет сорока, в очках.

— Вы пострадавшая? — спрашивает медичка без особых эмоций. Глаза у неё цепкие, движения уверенные. Передо мной явный профи, что не может не радовать.

— Потеря крови, травма головы, психологический шок. Сначала была истерика, теперь уходит в минус.

— Ясно, — отзывается фельдшер, ставит чемоданчик рядом, достаёт капельницу и катетер. Женщина же опускается на колени возле пострадавшей, щёлкает фонариком, проверяя реакцию зрачков, и одновременно с этим сжимает пальцы у девочки на запястье.

— Давление низкое, пульс слабый, спутанность сознания. Готовим носилки. Глюкозу внутривенно. Седативное по минимуму, потом уже стабилизирующее…

Девчонка дергается, вжимается в диван, бормочет сквозь зубы:

— Не забирайте… Пожалуйста… Он найдёт меня!

— В обезьяннике ему будет не до твоих поисков. Обещаю.

Теперь, при свете, становится понятно, что глаза у девчонки необычного бутылочно-зеленого цвета. Я таких не видел никогда. Потому залипаю.

— Вы его арестуете? Правда? — девчонка сглатывает.

— Сто процентов.

Пока фельдшер подсоединяет её к системе, пострадавшая не сводит с меня доверчивого взгляда. Дерьмо. Арестовать я смогу кого угодно. Гораздо сложнее сделать так, чтобы дело не посыпалось дальше. И тут многое будет зависеть не только от пострадавшей, но и от моего начальства, которое, пока непонятно, смогут ли прогнуть.

Отхожу к стене и задираю голову к потолку. Странно — на мраморе кровь смотрится как арт-объект, а здесь, на стенах, она кажется просто грязью.

Пашка уже заканчивает оформлять протокол задержания. Мужик с топором продолжает сидеть на полу, как будто ничего из ряда вон не происходит. За все время он ни разу не глянул на девушку. Не попытался заговорить. Он абсолютно эмоционально выпотрошен. Или решил разыграть аффект, когда понял, что запахло жареным.

— Мы её забираем, — говорит женщина-медик, поднимаясь. — Уведомим травму и психиатра. Если что, контакт через дежурную.

— Окей, — киваю. — Как тебя зовут-то?

— Сабина… Сабина Игоревна… Игольникова.

Девушку поднимают на носилки. Она шепчет что-то едва слышное, цепляясь скрюченными пальцами за воздух. Губы дрожат. Она не может выговорить ни одного понятного слова. Но глаза у нее такие, что слов особенно и не надо. Все в них прочитаешь, а потом еще хрен забудешь.

Потерпевшую уносят. А я всё стою. Потому что чувствую — ни фига не закончилось. Это было только начало. Самое интересное впереди.

Оборачиваюсь. Подхожу к так и сидящему на полу бугаю. Какой смирный, надо же! Вы только посмотрите! Словно это не он только что пытался расчленить свою бабу. На лице ничего — ни раскаяния, ни злости, ни страха. Пустота. Как в сейфе, из которого давно всё вынесли.

— Иван Сергеевич Тегляев? — спрашиваю, хотя знаю ответ. Он медленно поднимает глаза. Говорит негромко и чуть-чуть замедленно:

— Да, я. Снимай эти гребаные железяки.

— Вы арестованы по подозрению в покушении на убийство. Пройдемте.

— Да ну, брат. Это всё ложь. Она сама меня довела. Сначала провоцирует, потом жалуется. Наверное, и сам знаешь, как могут довести эти бабы.

— Понятия не имею. Поднимайтесь, или вам помочь?

К счастью, мужику хватает ума подчиниться. Хотя я, наверное, был бы не прочь накинуть ему статью.

Выходим в коридор, где уже вовсю работают криминалисты. Перекидываюсь парой слов со знакомой пигалицей и вываливаюсь на улицу. Ночь пахнет выхлопными газами и жареным мясом из ресторана, расположенного на первом этаже. Для моего голодного желудка это просто издевательство какое-то.

Пашка открывает дверцу служебной машины, а я бесцеремонно вталкиваю туда Тегляева.

— Осторожно, не ударься.

Он ничего не говорит. И это хорошо. Потому что я устал. От него. От этой ночи. От всей этой вонючей показушной роскоши, где за блеском и деньгами прячется грязь. Самая настоящая грязь, липкая и смердящая. Пора бы привыкнуть. Но нет. Каждый раз всё сначала.

Потом сразу в отдел еду. Протокол, опрос. На который, конечно, сразу же съезжаются адвокаты… Но на них мне глубоко фиолетово, потому что мужик взят с поличным. На этом этапе никто ему не сможет помочь. Потом — не факт.

Я не спал черт его знает сколько времени, башка гудит. И буквально каждое слово этого козлины бесит. Да, судя по всему, девка там — прожженная блядь. Но сказать «сама виновата» язык один хер не поворачивается. Ведь если так разобраться, у них была честная сделка — он ее содержит, она… кхм… скрашивает его досуг. Вряд ли девочка понимала, что этот самый досуг включает кровавые игрища с топором. А там, конечно, как знать. Я уже ничему не удивлюсь, если честно.

— Багиров, возьми трубку, там шеф лютует.

Ну вот. Чего и следовало ожидать. Закуриваю и, не высунув изо рта сигареты, дымлю:

— Багиров.

— Леша, что там у вас за треш? Какого черта мне начальство посреди ночи звонит? Кого ты там повязал?

Докладываю вроде по существу, но в красках. Малютин нормальный мужик. Однако он не хуже моего знает, чем обычно заканчиваются такие истории. И если в обычном случае нам просто добавляется головняков, то в случае с олигархом…

— Надо отпускать, Леш. Сам понимаешь.

— Нет.

— Девка пойдет в отказ, вот увидишь. А ты себе только послужной список испортишь, Леша.

— А если не пойдет?

— Ну, ты сам-то хоть в это веришь?

— Вы ее не видели! Там треш!

Малютин свирепеет от того, что я продолжаю гнуть свою линию. Разверзается потоком нравоучений, как тут в кабинет залетает Пашок и тычет мне под нос телефоном.

— Нашел нашу потерпевшую в соцсетях. Девка, похоже, реально не собирается останавливаться, — комментирует он то, что я и так вижу.

— Юрий Никитич, погодите. У нас тут общественный резонанс наметился, — бросаю в трубку, немного осаживая шефа.

— Какой еще, растудыть твою, резонанс?

— Потерпевшая наша, оказывается, известный блогер. И сейчас она ведет прямой эфир из палаты… Если включим заднюю — наверняка нарвемся на народное возмущение. Нам оно надо? — давлю на больное.