Сабина
Умом я, наверное, даже понимаю, насколько мое поведение незрело. Но сделать ничего не могу. Разве что отключить телефон, чтобы не усугубить и без того вышедшую из-под всякого моего контроля ситуацию, переключившись на давно откладываемые вещи. Например, на работу. Парк, раскинувшийся вокруг моего дома, особенно прекрасен на закате, а мне надо отснять рекламный ролик для бренда спортивной одежды и отослать его на монтаж, чтобы не сорвать сроки выкладки.
Не давая себе передумать и вновь погрузиться в апатию, быстро собираюсь. Делаю легкий макияж и цепляю на плечо холщовый мешок со штативом. Подавляемая истерика вперемешку с ревностью обжигает нутро кипятком. И из-за этого мои движения приобретают обычно несвойственную мне суетливость. Натягиваю кепку посильнее на глаза и делаю глубокий вдох в надежде хоть чуть-чуть охолонуть.
Парк встречает мягким светом и лёгкой влажной прохладой. Беговая дорожка тянется вдоль подвесного моста над рекой. Солнце зависает над горизонтом, превращая воду в расплавленное золото. Свет идеален, надо спешить. Устанавливаю штатив, проверяю стабилизацию. Меняю локации. По сценарию мне нужно отснять пробежку, разминку у дерева и то, как я пью из бутылки с фирменным логотипом, перед этим поправив кепку. Время от времени проверяю плейбэк, киваю себе, двигаюсь дальше. Работа не дает мне скатиться в отчаяние.
— Ну, здравствуй, звезда интернета, — раздаётся за спиной.
Я замираю. Сердце будто стискивают в кулаке. Голос знакомый до отвращения. Наверное, кому-то он может показаться даже красивым. Когда-то я обманывалась, что в него влюбилась. Так было легче примириться с происходящим, да…
Поворачиваюсь, Иван будто вырастает из воздуха. В лице ни намёка на тревогу, ни капли смущения. На губах — легкая усмешка и привычная властность в движениях.
— Не подходи ко мне! — истерю я, не в силах вспомнить, какого черта мы с Лёшей решили, что одна я в безопасности.
— Ну, ты чего? Перестань. Вокруг полно людей, думаешь, я тебя у них на глазах стану убивать, или что?
— Я не знаю, что может взбрести тебе в голову, — говорю я, собирая штатив обратно в сумку.
— Ну, подумай. Ты же у меня умная девочка.
— Не у тебя, Вань. Хватит!
— А у кого? У мента, что за тебя вписался?
Я холодею, размышляя над тем, как много ему известно о наших отношениях с Багировым. С одной стороны, если Тегляев узнает, что он больше не единственный мужчина в моей жизни, с меня, наконец, сойдет клеймо этой ненавистной мне эксклюзивности. С другой… Впав в ярость, он может начать Лёше мстить. Для него же я и не человек даже. Так, собственность, посягательство на которую он вряд ли кому спустит с рук.
— Не твое дело, — сиплю я, вздернув подбородок.
— Ну как же не мое, Сабин? Я столько в тебя вложил, — говорит он с наигранной обидой. — Время. Деньги. Силы.
Боже, всегда одно и то же… Я тысячу раз это слышала!
— А я отдала тебе девственность и три года своей юности. Кажется, мы в расчете.
Не знаю, что это говорит обо мне как о человеке, но у меня реально даже мысли нет вернуть ему подарки, машину или квартиру. Я действительно считаю, что сполна за них расплатилась. Теперь это моя подушка безопасности, моя страховка на черный день. И да, я хочу вынести из этого кошмара что-то кроме опыта.
— Думаешь, это всё так просто, да? Сказала «в расчёте» — и пошла дальше жить, как будто ничего не было?
— Именно, — не дрогнув, отвечаю я, хотя внутри всё стучит, звенит, давит. — Потому что ничего и не было. Было насилие, абьюз и страх. И больше ничего. Ни любви, ни уважения, ни обещанной заботы.
Он медленно делает шаг ко мне. Я пячусь, пока не упираюсь в холодную чугунную спинку скамейки. Ладони сжимаются в кулаки.
— Разве я плохо о тебе заботился? — голос его становится тише, мягче. От его близости, от насыщенного аромата духов с отчетливыми нотками ладана у меня перед глазами плывет.
— Может быть, в самом начале, и неплохо… — признаю очевидное, шумно сглотнув.
— Вот видишь. Ты просто забыла все хорошее, что у нас было.
— Нет, Вань. Оно утонуло в тонне дерьма, что ты обрушил на меня потом! — хриплю я.
— Ну, перегнул я. Да. Так я же не спорю. Но ведь ты тоже не подарок, Сабин. Вспыльчивая, упрямая, дерзкая. Умеешь меня провоцировать. Знаешь, куда надавить…
Он наступает и наступает. Я, не выдержав, выкидываю перед собой руку.
— Хватит. — Чуть отворачиваюсь в попытке заменить его тошнотворный аромат запахом вечернего парка: влажного воздуха, жухлой трава, речной сырости… Этот мир слишком живой, чтобы я снова умирала внутри от одного только его присутствия. — Ты не любил меня. Ты хотел контролировать. И ты всё ещё хочешь.
— Нет. — Он снова делает шаг. — Я пришёл не за этим.
— Мне все равно, зачем ты пришел. Это ничего не изменит.
— Наверное, я и впрямь поторопился, — Иван задумчиво чешет заросшую щеку ладонью. — Подожду, когда ты поймешь, что никто тебя так, как я, не полюбит.
— Так не надо ждать! — истерически смеюсь я. — Я же не спорю.
— Да?
— Конечно! Слава богу, Вань, что никто не «полюбит» меня так, как ты. Целее буду. А теперь отойди. Или я закричу.
Он не двигается. Только смотрит. Долго. Застывшим взглядом, в котором проскальзывает с трудом сдерживаемый огонь.
— Опять нагнетаешь, да, Сабинка? Хочешь, чтобы я устроил пиздец? Прям не можешь без этого, да? Не можешь по-человечески.
— Боже, ты совершенно меня не слышишь, — вздыхаю с отчаянием.
— Ну, тогда готовься, чего уж. Будет в твою честь фейерверк. С кого начнем? Выбирай… Я вот к ментовской морде склоняюсь. Чего он на мою девочку позарился?
Господи, он бьет точно в цель. По самому больному. У меня нет сомнений, что Тегляев может дотянуться до Лёши и ударить. Вот только не знаю, как и куда.
— Ты угрожаешь? — голос срывается, но я не сдаюсь. — Только тронь его, и…
— Что? — усмешка Ивана расползается шире. Он любит эту игру — когда я загнана в угол, дрожу, но всё ещё пытаюсь держаться. — Позвонишь ему? Побежишь жаловаться? Думаешь, он сможет мне что-то противопоставить?
— Господи, да ты же просто… завидуешь. Завидуешь, да? Тому, что он настоящий мужчина, а не прикрывающийся деньгами и безнаказанностью трус вроде тебя…
— Закрой рот, — бормочет Тегляев, сощуриваясь.
— Трус, который привык ломать. Портить. Лепить из женщин то, что тебе удобно. Но это не любовь. Это болезнь, Ваня!
Внезапно Иван делает стремительный рывок. Его рука сжимает мне запястье так, что я всхлипываю от боли. Всё внутри затапливает адреналин.
— Я сказал — закрой рот.
Я готова закричать. Тело сжимается от ужаса. Но именно в этот момент на нас начинают оборачиваться люди в парке. Сначала женщина с собакой. Потом стайка подростков. Иван это замечает. И разжимает пальцы, с силой сдавив напоследок мое запястье.
— Ты… сука… — шипит он. — Думаешь, на этом всё закончится? Думаешь, я это так оставлю? Да он не сегодня так завтра сядет!
Я отшатываюсь. Тегляев, видя мой страх, заходится в приступе мерзкого хохота.
— Что? Он не сказал тебе? Аха-ха-ха. Так, может, вы не так уж и близки, а? Или он вовремя сориентировался и слился первым?
Я не отвечаю. Я просто делаю шаг назад. Ещё один. И бегу. Бегу так, будто за мной сама смерть гонится. Сердце колотится как бешеное, в висках шумит, дыхание сбивается, сумка со штативом, путаясь в ногах, бьет по бедру, но я не останавливаюсь. Не оглядываюсь. Не даю себе даже шанса подумать. Только бы добежать. Только бы успеть. Только бы спрятаться!
Почему дом так далеко? Почему лифт так медленно едет? Почему руки трясутся, а ключ никак не попадает в замок?!
Наконец, дверь распахивается. Я влетаю внутрь, захлопываю ту за собой и только тогда, обессилев, сползаю на пол.
Тело дрожит. Мелкой, неконтролируемой дрожью. В груди образуется сосущий вакуум. Нельзя… Нельзя верить Ивану на слово! Багиров никогда бы не сдался так быстро. Или…
Тошнота подкатывает к горлу. Я с трудом поднимаюсь, бросаюсь в ванную, набираю в ладони воды и плещу в лицо. Смотрю на себя в зеркало — распухшие губы, дикие глаза, выбившиеся пряди. Я выгляжу как человек, переживший аварию.
Стоп, Саби, стоп. Все, хватит. Давай уже, вырубай эмоции. И думай, блин, головой! Что мы имеем? Угрозы. Реальны ли они? Скорее да, чем нет. Так, может, правда Лёша неспроста отдалился? А все его слова о том, что это не конец — лишь попытка сделать для тебя разрыв менее болезненным?
Это открытие вызывает еще большую панику, чем угрозы Тегляева. И самое ужасное здесь то, что мне нечего Багирову предъявить. Умный человек на то и умный, что без проблем может просчитать последствия своих действий. И если они несут хоть какие-то риски, вовремя отойти в сторону. Это меня жизнь ничему не учит! По уму, мне самой не следовало позволять Лёшке втягиваться в эту ситуацию! Так бы было честно по отношению к нему. Так бы было правильно! Я же до того боялась за собственную шкуру, что вцепилась в Багирова клещами! Дура. Ой, какая же дура! Надеюсь, с ним все хорошо. И я еще могу как-то переиграть эту ситуацию.
Нащупываю телефон. Пальцы всё ещё дрожат, но я кое-как умудряюсь включить связь. От Багирова двадцать шесть пропущенных. Рука взлетает ко рту, заглушая крик, и одновременно с этим дверь с грохотом распахивается.
— Лёша! — всхлипываю я. — Лёшка… Господи, с тобой все нормально?
Подлетаю и принимаюсь его хаотично ощупывать, будто не верю своим глазам. По щекам катятся слезы, из-за которых я почти ничего не вижу — может, и впрямь ошиблась?
— Со мной?! Твою мать, Сабин. Ты, блядь, на хуя мне эти качели устраиваешь?
— Прости, — лепечу я, не понимая, о чем он, но в то же время и не стремясь понять. Мне просто хорошо от того, что он в порядке. Боже…
— Прости?! Ты на кой телефон выключаешь? Чтобы убедиться, что я прибегу как собачка? — Багиров лупит кулаком в стену у моего лица. Я даже не вздрагиваю. Просто не верю, что этот человек способен меня ударить. Моя вера в него безгранична.
— Нет, нет, все не так… — тараторю я, вцепляясь в его предплечья. — Это глупость. Ты прав. Я приревновала…
— Допустим, это я уже понял, — судорожно сглотнув, Леша откидывается на стену, а взгляд устремляет куда-то вверх, лишь бы меня не видеть. — Блядь, ты хоть понимаешь, что я чуть с ума не сошел? — усталым безжизненным голосом спрашивает он. — Кто так делает?
— Я больше не буду… так.
— Сорян, малая, но веры тебе нет. Ты не готова строить здоровые отношения. А я не хочу лезть туда, где изначально все слишком сложно.
Паника ударяет в живот раскаленным кулаком. Кровь испаряется, как все живое в эпицентре ядерного взрыва. А на ум вдруг приходит, что, может, так даже лучше… Учитывая угрозы и риски для Лёшки…Так ведь даже лучше, да? Для него.
Я киваю. Слизываю с губ слезы.
— Наверное, ты прав. Да… Точно.
Красивые брови Багирова взлетают вверх. Он выжидательно смотрит на меня какое-то время, но убедившись, что я в адеквате и не собираюсь начинать очередной треш, растерянно проводит рукой по шее.
— Если вдруг тебе понадобятся защита или помощь — ты знаешь мой номер.
— Знаю, — послушно киваю я. В груди поселяется сосущая пустота. Я пытаюсь себя убедить, что дальше будет намного легче. В конце концов, между нами просто не могла образоваться глубокая связь — слишком недолгими и болезненными были наши отношения. И вообще… Ничего не потеряно. Может, в скором времени Тегляев переключится на другую, забыв обо мне и думать, и тогда мы сможем попытаться заново.
— Сабин, ты точно в норме?
— Да. Ты уже спрашивал, — смеюсь я сквозь слезы.
— Просто ты как-то странно себя ведешь.
— Кое-что случилось, пока тебя не было.
— Я так и знал!
— Тегляев угрожал, что отыграется на тебе… Теперь-то, понятно, не станет. Мы же расстались, да? Но поначалу я здорово за тебя испугалась. Вот и все объяснение.
— Опять не сообщила, что он объявился?
— Не успела, — лепечу я.
— Ясно. Ну… До меня он не доберется. Кишка тонка. Даже не парься.
— Вот и славно, — улыбаюсь дрожащими губами, не слишком-то ему веря, но в то же время надеясь, что еще не поздно остановиться.
— Тогда до встречи, Сабин.
Говорит вроде правильные вещи, да. Но за каким-то чертом не спеша уходить, топчется на пороге. А потом и вовсе срывается с места, обхватывает ладонью затылок и впивается в мой перекошенный страданием рот.