Сопротивляться бессмысленно

Глава 11

Сабина

Меня раздирает от любопытства. Любопытство вперемешку со странной, пекущей в груди ревностью.

Ладно. Не вперемешку. Ревности всё же больше. Колющей… Ядовитой. Она медленно поднимается от солнечного сплетения к горлу и, кажется, вот-вот прорвётся наружу криком. И главное — у меня нет на неё ни прав, ни причин. Ну, то есть… объективно — нет. А по ощущениям — совершенно другое дело.

Интересно, что их связывает? Как вообще простой опер, пусть даже с майорскими погонами на плечах, мог познакомиться с дамочкой вроде этой? Наверное, она брала у него интервью о каком-нибудь громком деле. И с тех пор они поддерживают отношения. Иначе как еще объяснить фото, на котором Казанцева буквально повисла на моем Леше, и вот… другое. Где он ей улыбается во весь рот, придерживая широкой ладонью за поясницу, словно они добрые приятели или любовники?

Прокручиваю ее ленту снова. И снова. Замираю на последнем кадре. Багиров снят в профиль. Казанцева его сфоткала исподтишка, это ясно. Но тошно мне как раз таки от того, что она уловила в этом кадре ту версию Алексея Багирова, которую я не знаю. Со мной он как будто всегда начеку. А здесь абсолютно расслаблен. Из-за чего складывается ощущение, что ему не впервой бывать на мероприятиях вроде этого и вести беседы с пожилыми дамами в бриллиантовом обвесе стоимостью с эту квартиру!

Время тянется вишневой смолой. Я увязаю в своих мыслях, страхах и ревности, на которую, наверное, не имею права. Ведь что бы ни происходило между нами, Леша ничего мне не обещал. Я вряд ли подхожу на роль его женщины. И то, что я вообще об этом думаю, после всего что произошло, глупо. Мне бы сосредоточиться на угрозах Тегляева, мне бы придумать, как себя обезопасить, или хотя бы заняться работой, разобрав, наконец, поступившие на волне хайпа рекламные предложения в почте, а у меня на уме один Багиров! И это так глупо, боже!

Наконец, ближе к ночи в замке проворачивается ключ. Я несусь в прихожую, не в силах притворяться, что не ждала его. Леша выглядит немного дерганым. Я замираю в догадках, что бы это могло значить.

— Все хорошо?

— Да. Светка согласилась встретиться завтра после обеда.

Интересно, что он ей предложил взамен этого? — мелькает ревнивая мысль, за которую мне тут же становится стыдно. Я закусываю губу, комкая в руках рукава одолженной у Леши без спросу толстовки. Он и в ней был невероятно красив, но в этом костюме, чёрт бы его побрал, Багиров выглядит совершенно умопомрачительно. Уверена, что это подметили все женщины на той вечеринке.

— Хорошо, — замечаю я, делая все, чтобы мой голос звучал нормально.

Лёша кивает. Проходит вглубь квартиры, снимая по ходу пиджак. Отмечаю написанную на его лице усталость. Какую-то странную задумчивость и озабоченность, из-за которых мне не хочется задавать ему лишних вопросов.

Он бросает взгляд на часы и стаскивает их с запястья.

— Черт, начало третьего!

— Да, поздно.

— Нам, наверное, надо обсудить, что говорить Светке, а что не стоит, но это уже завтра.

— Как скажешь, — шепчу и, собравшись с духом, подхожу ближе.

Лёша поворачивается к кухонной стенке, наливает себе воды. Я замираю за его спиной, глядя, как перекатываются мышцы под его белоснежной рубашкой. Несмело приближаюсь еще на шаг и осторожно обнимаю его сзади, касаясь щекой лопатки.

— Эй, ты чего? — Багиров кажется искренне удивленным, когда поворачивается ко мне, чтобы перехватить инициативу. И вот как ему объяснить? Покачав головой из стороны в сторону, встаю на носочки, потому что только так могу дотянуться до его шеи, куда мне по-детски хочется уткнуться носом. Встаю, да, и отшатываюсь, ведь Леша насквозь пропитался приторным женским парфюмом.

Мои руки сжимаются в кулаки. Во мне просыпается истеричная вздорная баба, и как ее опять усыпить, я не знаю! Не зря, наверное, говорят, что можно вывезти девочку из деревни, а деревню из девочки — нет. Я понимаю, что не имею никакого права на это, но, господи, мне хочется визжать «мое!» и кусаться. Хочется поехать к этой Светке… или кто там еще на него вешался, и вцепиться гадине в наращенные волосы! Но я каким-то чудом держусь.

— Да что с тобой? Какие-то новости из дома?

Трясу головой. Дескать, нет! Но глаз не открываю, более того — почти не дышу!

— Тогда я в душ.

Слава богу! Это хорошо, это вот вообще не помешает. Заставляю себя разжать скрюченные пальцы и отступить, выдавив неестественную улыбку.

Пока Леша моется, я себя ругаю за абсолютно идиотское поведение. Мало мне проблем? Надо еще тут, да, поиметь геморрой? Нет, это точно клиника. Посттравматический синдром. Или как называют ненормальную привязанность жертвы к своему спасителю? Ну не могла же я в него так быстро втрескаться. Я до этого вообще никогда не влюблялась. Вот чтобы серьезно, школьные симпатии здесь не в счет.

А ведь я мечтала… Когда Тегляева со мной делал это… Я мечтала о том, как оно будет, когда по любви. И только эти фантазии, вероятно, и позволяли мне мириться с происходящим. Реальности не существовало в те моменты. Это был просто сон…

Растерянно тру лицо. Надо узнать, как он ко мне относится. Ну, в смысле, кто я для него? Чувствует ли он ко мне хоть что-то, кроме жалости? А если так, спросить, было ли у него что-то… с кем-то. Без претензии. Просто дать понять, что мне это не нравится. Вот только… я, наверное, сама виновата, да? Он же хотел, а я его обломала в самый неподходящий момент. Какому мужчине это понравится? Получается, мне и предъявить ему нечего.

Как сложно! И ничего непонятно.

В попытке отвлечься утыкаюсь в телефон. В мессенджере куча непрочитанных сообщений. Тычу на первый попавшийся контакт и замираю, как кролик перед удавом. На кружочке в Телеграм… Тегляев. Точнее, самая его ненавистная часть, которую он месит в огромном кулаке, приговаривая, что сделает со мной, когда доберется.

Я немею от ужаса. К горлу подкатывает тошнота. И мне приходится сделать несколько глубоких вдохов, чтобы с ней справиться. Как мне это развидеть, а? Как забыть? Казалось бы, я терпела гораздо худшие вещи, но тогда это был мой сознательный выбор. А сейчас меня словно опять изнасиловали.

Вырубаю экран, будто этим выключу всё: страх, стыд, навязчивую тревогу… Но мне чудится, что телефон пульсирует, как живая рана. Брезгливо отбрасываю его от себя, а потом еще и накрываю подушкой.

Господи… Надо как-то перезагрузиться. Надо что-то сделать. Что-то, что вновь вернет мне чувство контроля. Иначе я просто не выдержу.

В ванной шумит вода. Я слышу, как Леша закрывает кран, как хлопает дверца шкафчика, как он выходит — и мое сердце начинает стучать чаще. Он неторопливо идет по коридору и останавливается, увидев меня. На нём полотенце — и ничего больше. Волосы ещё влажные, а от тела пахнет мятой и чем-то, что у меня теперь всегда будет ассоциироваться с чувством защищенности и покоя.

Он выглядит уставшим. Настороженным. Словно тоже чего-то ждал. Я подхожу к нему и осторожно руки касаюсь.

— Всё в порядке? — спрашивает он.

Я не отвечаю. Только прижимаюсь к нему тесней. Багиров удивляется, но гладит меня по спине.

— Эй, ты чего? Саби? Он опять тебе, что ли, наяривал?

Господи, откуда он… нет! В этом я не могу признаться. Это такая грязь…

— Нет, все хорошо. Я просто соскучилась, — шепчу, потянувшись за поцелуем.

Багиров медлит, чувствуя, что что-то не так, но сдавшись под моим напором, отвечает. Сначала осторожно, потом всё смелее. Его ладони ложатся на мою талию, сдвигают тонкую ткань, и я замираю. Потому что всё неправильно. Потому что маленькая напуганная девочка внутри меня хочет спрятаться под кровать и исчезнуть. Но я не отступаю. Я не имею права отступать. Я уже всё решила. Да и не маленькая я давно, чего уж…

Если я сейчас остановлюсь — он уйдёт. Если он уйдёт — я останусь одна. Снова. А я не могу… Я не хочу остаться!

Мы не говорим ни слова. Лешка верит, что я его хочу. Что я к нему тянусь. А я просто… Соглашаюсь. Позволяю. Стирая себя. Свои истинные чувства и страхи.

Багиров целует меня в шею, стаскивает одежду. У него горячие, уверенные руки. Он делает всё так, будто знает, что мне нужно — и не знает главного: мне нужно, чтобы он остановился. А я не спешу его просвещать. Я даже не шевелюсь. Только сжимаю зубы, чтобы меня не стошнило от отвращения… не к нему, нет, к самой себе.

Тело моё реагирует — по привычке. Как будто оно не моё. Как будто кто-то внутри меня играет роль. А я… я больше не играю. Я просто падаю внутрь этой бездны.

Он не замечает. Он в потоке. Заведенный донельзя. Его руки слегка дрожат, потому что Лешка думает, что это — настоящее. А я позволяю ему заблуждаться, цепляясь за простыни скрюченными пальцами — как за единственный шанс удержаться в происходящем.

— Саби… Детка, бля-я-я. Пиздец, какая красивая.

Тегляев тоже любил всякие грязные словечки в постели, но в устах симпатичного мне мужчины это звучит совершенно иначе. Звучало бы… Если бы я не оглохла ко всему. Не онемела…

Два пальца нежно погружаются в тело. Теребят клитор.

— Уверена, малыш?

— Да.

Нет. Но… Толчок. Я привычным образом расслабляюсь, потому что знаю — зажиматься себе дороже. Багиров стонет. Его тело под моими ладонями горячее и очень… очень сильное. Я сосредотачиваюсь на том, как под плотной загорелой кожей перекатываются литые мышцы. Утыкаюсь носом в местечко за ухом и послушно подкидываю бедра. Его запах… Он делает вполне приемлемым даже это. А ведь мне могло быть с ним хорошо, так почему нет?! Почему, господи?

Всё заканчивается. Слышу его надсадное дыхание и влажный звук, с которым Багиров стягивает использованный презерватив. После чего ложится рядом и тянет меня к себе. Его пальцы нежно оглаживают мое лицо, и вдруг замирают. Секунда… И он резко откатывается, включая ночник.

Понимаю, что если Багиров посмотрит на меня, то все поймет и осуществляю попытку сбежать.

— Схожу в душ. Я вся липкая.

Но, конечно, Багиров не позволяет мне смыться. Ловит за руку и дергает на себя.

— Ну-ка, посмотри на меня, — его голос хриплый и совершенно неласковый. — Это что сейчас было?

Я вздрагиваю. Лёша не кричит, нет, но его голос становится таким жёстким, что лучше бы он орал.

— Что?

— Ты же не хотела, блядь. Не хотела, да? Тогда на хрена?!

И вот тут его эмоции берут верх. Он подрывается, в сторону с грохотом летит стул…

— Перестань! Ты неправильно понял!

— Да неужели?! Может, тогда объяснишь, какого…

Черт! Видеть его таким даже хуже, чем чувствовать то, что было… Он зарывается пальцами в волосы, дергает, как если бы хочет убедиться, что этот пиздец происходит с нами в реальности. Шагает ко мне и вдруг, резко крутанувшись на пятках, выходит из комнаты. Я подтягиваю колени к груди, где больно. В ужасе вслушиваюсь в тишину. В то, как хлопает дверь. На балкон?! То есть он не уходит совсем? Конечно, не уходит, дура! Это его квартира. Если уж кто и уйдет, то ты.

Сползаю на пол, на цыпочках, как воровка, бегу к балкону. Останавливаюсь у порожка, так и не решаясь подойти.

— Почему, Сабин? Зачем так? Какого хуя? — сипит Багиров, выпуская клубы дыма.

— Я б-боялась.

— Чего? Тегляева?

— Того, что ты не захочешь м-меня подождать.

— Я что, по-твоему, одноклеточный?

— Прости, — шепчу я.

— Ни хрена, — рычит он. — Тебе страшно?! Так, сука, скажи, а не раздевайся! Или у тебя на все вопросы один ответ?

Я отшатываюсь. Это…больно. Хотя, конечно, я понимаю, что он просто сорвался. На себя. На меня. На весь мир. Я хотела как лучше, но опять наломала дров.

— Хочешь, я уйду? — к моему невыносимому стыду, голос мой больше похож на скулеж. Сейчас выгнать меня — все равно, что утопить в ледяной проруби слепого котенка. И как же тошно от того, что я не брезгую даже жалостью, чтобы задержаться рядом с ним…

Багиров бросает на меня агрессивный взгляд и с остервенением вдавливает окурок в пепельницу.

— Делай что хочешь.