Алексей
Лениво поворачиваюсь на звук открывающейся двери.
— Багиров, на выход, — командует незнакомый летёха.
Я встаю, неспешно подбираю куртку и под его молчаливым надзором иду по коридору. Оставляя за спиной клетку и несвободу. Еще не зная наверняка о том, что меня вытащили, но почти в том не сомневаясь. Я этого ждал едва ли не с того момента, как меня загребли. Это было делом времени. Политики. Влияния. И пары звонков туда, куда простому оперу вроде меня не было доступа.
Щурюсь на выходе. Солнечный свет едва пробивается сквозь густые тучи, но для привыкших к искусственному освещению глаз — даже это слишком. Давая себе время адаптироваться, делаю глубокий вдох. Воздух кажется гораздо чище обычного. С удовольствием его пью, как тут мой взгляд цепляется за фигуру, околачивающуюся у представительского класса седана. Отец стоит в привычной позе — руки в карманах, на лице — ноль эмоций. Это что? Он дает мне право решить, хочу ли я с ним общаться? Ну-у-у… Собственно, после всего, что он для меня сделал, иначе не может быть.
Я подхожу медленно, не торопясь. Батя вообще не двигается. Только когда я оказываюсь вплотную, вздергивает бровь.
— Ну что, отмучился?
— Да. Спасибо. Ты как узнал?
— Казанцева сообщила. Вопрос — почему ты сам мне не позвонил.
Отец не лезет обниматься. Он даже не жмет мне руку. Просто стоит и смотрит. Оценивающе и внимательно. Ну и черт с ним. Я давно уже ничего такого не жду. Наша история… Она не про жесты. Она про действия. Он здесь, на моей стороне, что бы там ни случилось в прошлом. И в этом весь смысл.
— Собирался, — пожимаю плечами.
— Правда? А я не исключал, что и тут на принцип пойдешь, а, Лёш?
— Трудно быть принципиальным, когда против тебя настолько грязно играют.
Отец кивает.
— Расскажешь в машине, — кивает он, приглашающе распахивая передо мной дверь. — Поехали.
Мы молча трогаемся с места. Я вглядываюсь в знакомые улицы, а кажется, что вижу их впервые.
— Говоришь, тебе Светка сообщила? — хмурюсь.
— А что такое?
— Просто интересно, откуда она узнала. — Телефон давно сдох. Я окидываю взглядом салон, выискивая зарядку. — Вот тут сверни…
— Я вообще-то думал, мы домой поедем. Мать уже вся извелась там, — замечает отец, не глядя на меня.
Я ему обязан. И чего уж скрывать, я и сам соскучился. Наш конфликт затянулся, и действительно требует разрешения, но прежде надо успокоить Саби. Мне даже представить страшно, как она справляется со случившимся.
Водитель отца, правильно интерпретировав мой ищущий взгляд, протягивает мне зарядку. Благодарно киваю. Подключаю в ноль разрядившийся телефон к питанию, попутно отвечая отцу:
— Я обязательно заеду, но пока у меня на повестке несколько срочных дел.
— Каких?
— Слишком долго объяснять, — хмыкаю я, не то чтобы избегая разговора, скорее реально не понимая, с чего начать, потому как отец вообще ни черта не знает о моей жизни.
— А ты попробуй. В общих чертах я в курсе.
— Вот как? Насколько общих?
— Ну-у-у, я знаю, кому ты перешел дорогу. И как так вышло.
Не скажу, что меня радует эта новость. Отец наверняка поспешил с выводами, которые, вероятно, нелестны по отношению к Саби. С нетерпением гляжу на телефон. Тот оклемался, но заряд пока на нуле. Надо дождаться хотя бы десяти процентов. И тогда уж ей звонить.
— Опять твоя принципиальность, Леш, виновата. В двадцать пять — это было простительно. В тридцать пять…
— То есть мне надо было оставить на растерзание богатой мрази беззащитную девочку? — сощуриваюсь. — Видно, не я один не меняюсь со временем.
С трудом гашу в себе желание велеть водиле остановиться. Десять минут в обществе отца, а я уже на взводе. Нет, у него какая-то своя логика. Это понятно, но…
— Лёш, не в упрек. Но ты хоть знаешь, какие связи мне пришлось поднимать, чтобы тебя вытащить? А если бы их не было?! Кому стало бы лучше от того, что ты сел? Может, девке этой?
— Какие связи? — уточняю, напрочь игнорируя конец фразы.
— Да самого Белинского пришлось в отпуске дергать!
Договорить отец не успевает, потому что у меня вдруг оживает телефон. Затаив дыхание, хватаю трубку. Но это всего лишь Светка.
— Багиров, — рявкаю я.
— Лёшка, на свободе, что ли? Ну, наконец-то! — в голосе Казанцевой явный подъём. — Поздравляю! Я знала, что всё уладится. Дядь Рома рядом, да?
— И за это я должен благодарить тебя? — иронизирую.
— Ну, — смеется подруга. — Кому-то же надо было подсуетиться. Теть Надь, они уже едут!
— Постой, тормози. Там что, мама рядом? — теряюсь я.
— Рядом-рядом! Мы все тебя ждем! Что сначала, Леш? Ванна? Или ужин?
— Да подожди ты! Какой ужин? У меня свои планы. Извини…
Дурацкая история. Я вроде ей обязан. А вроде нет. В конце концов, они с матерью решили все на свой нос, как всегда, не поинтересовавшись, чего хочу я, и нужны ли мне вообще подобные встречи.
— Что за планы? Надеюсь, ты не к этой… прям из СИЗО намылился?
— Свет, ты берега-то не путай. За помощь — спасибо. В остальном тебя моя жизнь не касается.
— Ну, какой же ты дурак, Багиров… — в трубке что-то щелкает. — Не хочу тебя разочаровывать, но Сабина долго времени не теряла. Весь интернет пестрит их с Тегляевым фотками.
— Ты что такое несешь? — рявкаю я, сощурившись.
— Вернулась она к нему. Сразу же. А я тебе говорила, что милые бранятся — только тешатся. Сам понимаешь, как это бывает — взрослый мальчик.
— Этого не может быть, — категорически заявляю я.
— Может. — Светка начинает злиться. — Сейчас скину тебе пару ссылок!
— Не надо, — осаживаю эту благодетельницу. Пальцы сжимаются в кулаки. Хочется разбить что-то, кому-то врезать… Лучше бы я остался за решёткой ещё на сутки, чем услышал это. Лучше бы вообще не знал. Лучше бы она… Да нет. Не лучше.
Жму на отбой и стискиваю телефон в руке так, что на глаза выступают слезы. Это немного отрезвляет.
— Высади меня здесь, — велю отцу.
— Просто скажи, куда надо ехать, — качает головой тот. Я без колебаний диктую — так действительно будет быстрее.
Блядь, ну это же неправда, да? Такого просто не может быть. Столько бороться, чтобы… Что?
Телефон булькает. Машинально открываю сообщение. Светка не была бы собой, если бы не прислала мне компромат в обход моих просьб этого не делать. Отстранённо, глядя на себя будто со стороны, перехожу по ссылке. Фото несколько. И ничего особенного на них нет. В смысле, они выглядят почти невинно. За исключением того, что сняты они, если верить источнику, давеча.
«Милые бранятся — только тешатся?» — гласит кричащий заголовок.
— Лёша…
— Пап, не сейчас, ладно? — с остервенением растираю лицо.
— Приехали, — поясняет со вздохом он. С удивлением оглядываюсь. Действительно. А я и не заметил! Выпрыгиваю из отцовской тачки и сразу беру курс к парадной. Отец останавливает меня на полпути, придержав за руку:
— Только с ума не сходи, окей? Не наделай еще больших глупостей!
А, да… Точно. Киваю и взлетаю наверх, не думая ни о чем. Стук в дверь выходит глухим, и на какой-то миг кажется, что она не услышит. Но нет. Замок проворачивается, не проходит и пары секунд…
Секунда. Полсекунды. Глаза в глаза. И всё. Я вижу это. Наспех накинутый на плечи халат. Спутанные волосы. Запекшиеся алые губы. Испуганный и виноватый взгляд.
Нет… Да нет же! Ну… как так, малая? Как мне теперь в этом мире жить? Ты чего, а? Ты что, мать его, делаешь?!
— Лёша… — она шагает ко мне, но вдруг замирает.
— Кто там, Сабин? Неужели доставка так быстро?
Я стою. Просто стою и дышу. Глубоко. Прерывисто. Чтобы не убить. Его ли? Её?
— Нет, Вань… Не доставка. Тут ошиблись адресом, — шепчет Сабина срывающимся голосом.
— Да? — голос Тегляева приближается. Сабина бросает затравленный взгляд в его сторону и неестественно широко улыбается, когда мудак появляется в поле зрения. Пиздец. Просто пиздец какой-то. Он в трусах. Но мой взгляд останавливается чуть выше. Там, где на его волосатом животе отчетливо виднеются следы ее помады. Делаю жадный вдох, но в нос ударяет ядреный аромат мускуса и чужого пота — и от этого только хуже.
Хочется схватить ее за волосы и потребовать объяснений. Где-то по краю сознания проносится идиотская мысль, что, возможно, у нее для этого была какая-то веская причина… Но хоть убей, я не могу придумать ни одной, которая бы могла объяснить… Нет, тупо примирить меня с тем, что вижу.
Я отступаю, хватаясь за перила в отчаянной попытке удержаться в этой сумасшедшей реальности. Тегляев обнимает Саби так, что его огромная красная лапища накрывает ее тугую девичью грудь, и что-то рычит ей в ухо. Дверь практически тут же со щелчком закрывается, будто затвор фотоаппарата, навсегда запечатлевший в памяти этот последний оглушительный кадр.
Делаю очередной глубокий вдох. Который сопровождается странным хрипящим звуком. Ну, это край… Еще расплачься давай, Багиров. Ты чего, мужик, а?
Хмыкаю. Остервенело трясу головой, будто вытряхивая из нее события последнего часа. Растираю колючие щеки.
— Сын, пойдем, а?
— Бать, ну ты еще что тут делаешь? — вздыхаю я.
— Страхую. Мало ли. Может, тебе бы понадобилась помощь с трупом.
Дурацкая шутка. Но такая… поддерживающая. Сейчас, как ни странно, приятно осознавать, что мне есть кому прикрыть спину. Отец похлопывает меня по плечу. Я с благодарностью накрываю его руку своей ладонью. Коротко сжимаю пальцы и первым шагаю к лифту.
— Тебя куда сейчас?
— Домой. — Сжимаю переносицу.
— Точно? Может, ну его на хрен в таком состоянии… одному?
— Боишься, как бы я опять не наломал дров?
— А что, не стоит бояться?
— Нет. Я в норме.
Через полчаса я поднимаюсь в свою квартиру. Тело движется само, по инерции, как хорошо слаженный механизм. Выуженные из кармана куртки ключи со звоном падают. Поднимаю и не с первой попытки, но все же попадаю в замочную скважину.
Захожу. Раздеваюсь по ходу дела, собирая вещи в мусорный пакет. Не хочу, чтобы хоть что-то напоминало о том, что я пережил. Наливаю виски. Безо льда. Без закуски. Той просто неоткуда взяться в моем холодильнике.
Горло обжигает. Тепло расползается по груди. Еще порция. И еще…
В своей жизни я видел столько боли, что думал, будто знаю о ней все. Но нет. Это что-то совершенно новое. И вот ведь какая штука… Даже в этой агонии я все еще пытаюсь найти оправдания случившемуся. Сабина могла испугаться противостоять Тегляеву, оставшись одна. Это ясно как божий день. Но я же обещал все разрулить! А она, выходит, вообще мне не верила? И черт с ним, конечно, я бы, может, даже понял это… В конце концов, что взять со слабой запуганной женщины?! Я бы понял ее и простил, да. Если бы не последняя ночь. А так у меня просто в голове не укладывается, как после того, что у нас было, она могла по доброй воле лечь под этого борова.
Телефон пиликает. Не беру. Сообщения? Скорее всего, от Светки. Или от кого-то из родителей. И то и другое мне сейчас совершенно не интересно.
Подхватываю бутылку, пьяно озираясь по сторонам. Делаю глоток. Я живу в этой квартире почти десять лет. Но сегодня в ней нет ни одного угла, где не было бы Сабины. Плед, в который она любила завернуться, небрежно брошен на диване. Чашка, из которой она предпочитала пить свой кофе, стоит на полке на самом видном месте. Я не знал, что посредством вещей можно так остро ощущать чьё-то отсутствие. Мне хочется облить все бензином и чиркнуть спичкой.
Дурацкая идея, да. Опасная. От греха подальше прячу руку в карман и делаю еще несколько жадных глотков. В груди натурально горит огнем. Губы не чувствуют вкуса. А мне все мало. Память, стерва, не даёт пощады. Снова и снова подкидывает фрагменты: то, как она смеялась, уткнувшись в мою грудь. То, как носила мои футболки, которые были ей отчаянно велики. То, какой ошарашенной и беззащитной выглядела, когда кончила. А потом еще раз… И это всё сейчас как заточка в сердце.
Холодный воздух из окна ударяет в грудь. Я забыл закрыть его. Или оставил открытым специально? Ничего не соображаю.
Может, если замерзну, будет меньше болеть? Хотя вряд ли. Такое не лечится. Такое проходит само. Стирается временем…
Я сижу на полу, уткнувшись затылком в стену. Бутылка пуста. Как и я. Уже завтра надо будет брать себя в руки и начинать строить планы на дальнейшую жизнь. А пока можно сколько хочешь жалеть себя, что я и делаю.