Сопротивляться бессмысленно

Глава 9

Алексей

— Зачем ты вообще с ним говорила? — переспрашиваю я, чувствуя, как в груди поднимается идиотская совершенно ревность. В комнате повисает напряжение. Отец Сабины смотрит на дочь с явным замешательством и лёгкой тревогой. Сама она старается избегать моего взгляда, нервно теребя край футболки. Не нравится мне всё это, совсем не нравится.

— Он звонил с неизвестного номера. А я ждала каких-то новостей от папы. Вот и ответила.

— А мне сказать? — из меня выплескивается раздражение. — Или хотя бы номер сбросить? Я вообще-то мог его отследить. Записать разговор…

— И что бы это дало? — цинично хмыкает Сабина. Бьет она точно в цель, да. И у нее есть все причины для этого упрека. Потому что до этого момента мои усилия были тщетны, но, сука, как же это нелегко признать! И как мне не нравится она такая… Ей цинизм совсем не к лицу. Она хрупкая нежная девочка, а не прожженная разбитная бабища, для которой такое поведение — норма.

Сжимаю кулаки, борясь с желанием высказать всё, что думаю о такой безалаберности. Не хватает ещё, чтобы он начал звонить ей снова, угрожать или, хуже того, чтобы предложить встретиться. Меня буквально скручивает от одной мысли о том, что она может снова оказаться рядом с этим монстром.

— Ясно, — цежу я.

— Лёш, — тут же сдувается Сабина, и ее взгляд становится виноватым. Гребаный детский сад!

— Ты понимаешь, что так нельзя? Ты же не ребёнок! Да, возможно, это ничего не даст в суде. Но ты подумай хотя бы о своей безопасности!

— Я думаю! — вспыхивает Сабина. — Но в тот момент я вообще плохо соображала. Мне было страшно. Я просто растерялась, понимаешь?

Сабинкин отец смотрит на нас, переводя взгляд с меня на дочь, затем неловко откашливается и произносит:

— Тормози, майор, Саби права. Она же не спецназовец, у неё есть право испугаться. Уверен, ты и сам это понимаешь.

Наверное, он прав. Я выдыхаю, пытаясь успокоиться и не накалять обстановку. Но это чертовски сложно, когда я отчетливо представляю, к каким последствиям могут привести любые её необдуманные действия.

О том, почему ее безопасность стала для меня так важна, я пока стараюсь не думать. Впрочем, и дураку ясно, что дело тут не только в профессиональном долге, как бы я себя ни уверял. Саби… Блин, как красиво — Саби… Так вот она права — я далеко не каждому помогаю так, как ей. Это давно вышло за рамки моих профессиональных обязанностей, став для меня чем-то личным. И все только усложнилось, когда она меня поцеловала.

— Хорошо, — через силу киваю я. — Давайте договоримся сразу: ты сообщаешь мне о любых попытках Тегляева выйти на связь. Незамедлительно. Без всяких там «я растерялась».

— Договорились, — кивает Сабина.

Она смотрит на меня глазами, полными чувства вины и такого детского, искреннего раскаяния, что моя злость медленно гаснет.

Я смотрю на Саби украдкой, отмечая, что реагирую на нее, как сопливый пацан. Притягивает она меня, и это совершенно бессмысленно отрицать. Но что мне делать со своей тягой, я пока в душе не ебу. Девчонка запуталась, попала в беду, ее желание опереться на кого-то сильного вполне понятно. И тут самым правильным было бы предположить, что ее действия были лишь импульсивным порывом, да спустить все на тормозах, но… Разве я смогу сделать вид, что ничего не было? Дерьмо. Я совершенно не заточен на то, чтобы гадать и выискивать подтексты. Мне бы конкретику, может, я бы и сориентировался, а пока…

— Супер. Тогда я спать.

Ночь в разгаре, а мне с утра на работу. Потягиваюсь так, что трещат кости. Зеваю в плечо и жму Игорю руку. Хороший он мужик все-таки. Я сначала к нему с негативом отнесся, осудил за то, что он допустил случившуюся с Сабиной историю, но через полчаса разговора изменил свое мнение. Потому что легко обвинять человека, когда не был на его месте. А на деле никто не знает, на какие бы я сам пошел компромиссы с совестью, чтобы вытащить дочь с того света.

— Извини еще раз за беспокойство. Мы завтра уедем.

— Сабине будет лучше остаться здесь, — моментально напрягаюсь я.

— Это неудобно. Хватит с нее большого города.

— Пап! А универ? Ты что? Я никуда не поеду! — возмущается Сабина. Игорь растерянно проводит пятерней, откидывая упавшие на лоб волосы.

— Ты все-таки подумай. Утро вечера мудреней. А учебу можно и заочно окончить.

От мысли, что эта девочка может уехать в свою тьмутаракань, мне становится не по себе.

— А наш план? Вы же вроде согласились поднять шумиху?

Сабина часто-часто кивает. Игорь задумчиво чешет бровь.

— Ладно, я еще подумаю, как лучше. В любом случае тебе, Лёш, за все большое спасибо. Не все у вас тут скурвились, оказывается.

Сомнительный комплимент. Но Сабинкиного отца понять можно. Киваю, еще раз пожимаю его сухую ладонь и ухожу к себе. Сквозь дрему слышу, как Саби возится, застилая отцу кровать. О чем-то с ним шепчется. Мысль о том, что она уедет в родной городок, жужжит надоедливой мухой и раздражает так, что аж скулы сводит. Какой уж тут сон? Хотя казалось бы — баба с воза — кобыле легче. Это ее жизнь, ее решения, я-то здесь каким боком? И вообще, с чего вдруг её отъезд меня волнует так, будто это вопрос моей собственной жизни и смерти? Всего-то из-за одного-единственного поцелуя? С этой мыслью я все-таки засыпаю, а просыпаюсь от странного ощущения. Сон, лёгкий и тревожный, уходит рывком, оставляя после себя едва заметное беспокойство. В комнате тихо, только из гостиной доносится тиканье часов и приглушённый шум улицы из окон. А ещё — чьё-то дыхание рядом. Тёплое, осторожное, чуть сбивчивое…

Распахиваю глаза и наталкиваюсь на её взгляд. Сабина сидит на краешке кровати, совсем близко, и смотрит на меня, а ее пальцы едва ощутимо скользят по моей щеке. Кровь в моих венах разгоняется от этого лёгкого, почти невесомого прикосновения.

— Ты чего здесь? — со сна мой голос звучит непривычно хрипло. Я пытаюсь понять, что это все значит, но на ум приходит только одно…

Сабина вздрагивает, отдёргивает руку, но никуда не уходит.

— Хотела убедиться, что ты на меня не злишься, — шепчет она и опускает голову, пряча глаза в густых ресницах. — Не хочу, чтобы злился. Заснуть не могу.

В её голосе столько растерянности и искренности, что во мне снова поднимается злость, только теперь на самого себя. Ей и так тяжело. Надо быть полным придурком, чтобы это усугублять.

— Да не злюсь я! Иди сюда, — я осторожно тянусь к ней, касаюсь хрупкого плеча, притягивая девочку ближе. Сабина не сопротивляется, мягко опускается рядом, и я чувствую, как её хрупкое тело вздрагивает, но тут же расслабляется, прислоняясь ко мне. Её легкий нежный аромат щекочет ноздри, от чего те подрагивают, как у племенного жеребца, учуявшего самку. Вообще, блядь, неуместно.

— А что тогда?

— Просто очень за тебя волнуюсь.

— Правда? — шепчет она и поворачивает голову, заглядывая мне в глаза. Взгляд Сабины полон надежды и чего-то ещё, от чего у меня поджимаются яйца.

Её дыхание становится чаще, губы слегка приоткрываются, и я уже не могу сдержаться. Наклоняюсь и целую её неторопливо, но голодно, пытаясь вложить в этот поцелуй все те чувства, которые скопились внутри, и которые я никак не решаюсь признать.

Она отвечает сразу и с такой трогательной готовностью, что у меня перехватывает дыхание. Пальцы Сабины несмело ложатся на мою шею, затем скользят вниз, поглаживая плечи и грудь. Сердце начинает колошматить как бешеное, кровь приливает к вискам, а всё остальное уходит на задний план — её отец в соседней комнате, возможные последствия, мысли о том, насколько всё это неправильно. Сейчас вообще не до этого.

Наши поцелуи становятся всё глубже, дыхание всё тяжелее. Я опускаю Сабину на кровать, нависая над ней и осторожно прижимая к себе ее охрененное тело. Девочка откликается сразу, выгибается навстречу, когда я рывком стаскиваю с нее футболку. Ее грудь — моя погибель. Веду пальцем вверх от основания к тугой вершинке. Не сводя с нее взгляда, сжимаю между пальцев, будто хочу раздавить мякоть ягоды. Саби, немного задыхаясь, выгибается. Впивается ногтями мне в предплечья. И приподнимается, недвусмысленно приглашая ее попробовать. А мне как будто только это и надо. С рыком набрасываюсь на ее грудь. Втягиваю один сосок в рот, тут же на другой переключаюсь… Она тихонько попискивает мне в ухо, обжигая сорванным, к чертям, горячим дыханием.

У меня довольно давно не было секса. Но мои тормоза отказывают совсем не от этого. Это вообще что-то из ряда вон — моя реакция на эту сладкую девочку. Она — само совершенство. Ладная, идеальная, очень красивая… Просто гребаный эксклюзив. И то, что она хочет меня, простого опера Лешу Багирова, окончательно срывает башню. Чуть приподнимаюсь, удерживая себя на весу, чтобы рассмотреть эту картину в деталях. Ее длиннющие ноги безвольно раскинуты, руки лежат над головой… Просто делай что хочешь. И я, мать его так, не могу удержаться, хотя остатками сознания и понимаю, что мы уж слишком торопим события.

С ненормальным удовольствием накрываю ее собой, придавливаю, натирая ее нежные соски жёсткими волосками, покрывающими мою грудь. Саби от этого ведет. Она требовательно приподнимает бедра, но стоит моим пальцам коснуться самого сокровенного, вдруг резко замирает. А я же уже где-то в астрале, я, мать его, не в себе, и потому лишь каким-то чудом, не иначе, замечаю…

— Сабина? — шепчу, отстраняясь в попытке понять, что же произошло.

Она молчит. Лежит неподвижно, глаза широко открыты, дыхание сбилось. И все вроде бы ничего, кроме того, что её тело вдруг становится деревянным, а в глазах плещется ненормальная паника.

— Эй, ты чего? — я тут же отстраняюсь, мягко, но решительно беру её лицо в ладони, заставляя посмотреть на меня. Более дурацкого вопроса трудно придумать. Я ведь хорошо понимаю, что может почувствовать жертва насилия. Сколько я таких видел? — Всё хорошо. Я тут. Посмотри на меня.

Она смотрит, но словно вообще ничего не видит, взгляд застилает что-то тёмное, болезненное. От мысли, кого она вспомнила в этот момент, меня начинает тошнить. Хотя какой с нее спрос, ей богу?!

— Тш-ш-ш. Это я. Лёша, — повторяю мягко, осторожно убирая с лица ее спутанные волосы. — Никто тебя не обидит. Всё в порядке.

Сабина вздрагивает, глубоко вздыхает, а потом вдруг резко садится и прячет лицо в ладонях. Её плечи начинают мелко трястись.

— Прости, — тихо всхлипывает она. — Не знаю, что со мной такое. Я же хочу этого! Давай попробуем еще раз! — выпаливает в каком-то отчаянии.

— Тише, тише, — я снова осторожно обнимаю её, прижимая к себе и гася проходящие по ее телу вибрации. — Конечно, попробуем. Позже. Сейчас тебе нужно время.

Она не отвечает, только теснее прижимается ко мне. И понимая, насколько глубока её боль, насколько тяжело ей бороться со своим страхом, я чувствую себя как никогда беспомощным. Эта беспомощность будит во мне что-то звериное, дикое. Возможно, желание убивать.

Сабина постепенно успокаивается, её дыхание становится ровнее, и, наконец, она тихо замечает:

— Лёш… Ты только на свой счет это не принимай, ладно? Это я ущербная. Дело совсем не в тебе.

Не знаю, как ей удается рассмешить меня в такой момент, но, отвечая ей, я действительно задыхаюсь от с трудом сдерживаемого смеха.

— Боишься, что нанесла мне моральную травму? — фыркаю. Саби выбирается из своего укрытия у меня на груди и заглядывает в мои глаза.

— Вряд ли. У тебя такое самомнение, Багиров…

— Точно! — я все-таки смеюсь. Стираю пальцами с ее лица слезу и смотрю… смотрю. Уже, наверное, можно констатировать, что я капец как встрял?

— Не знаю, что со мной. Правда… Я такая дура! — злится на себя Сабина.

— Ты самая сильная девочка, какую я знаю. Так что не смей себя обвинять в том, в чем нет твоей вины, ясно?

Она кивает и осторожно прижимается ко мне лбом, словно правда верит, что я могу ее оттолкнуть. Я же только крепче ее обнимаю, чувствуя, что ещё никогда не хотел никого защитить настолько сильно. Защитить не только от физической угрозы, но даже от того, что творится у неё в голове.

— Я думала, это зовется динамо, — закатывает Саби глаза. А я не перестаю восхищаться ее внутренней силой.

— Это тоже, — соглашаюсь со смехом. — Но если ты захочешь, все будет. Просто… Не торопи себя, хорошо?

Она молчит долго, и я уже думаю, что она заснула. Но потом слышу её тихий голос:

— Я не хочу уезжать домой. Я хочу остаться здесь. С тобой. Не отдавай меня никому, ладно?

У меня перехватывает удавкой горло. Я ничего не могу сказать. Ни-че-го. Поэтому просто крепче ее обнимаю и вжимаюсь губами в темненькую макушку.