Сабина
Дверь захлопывается за его спиной — и я замираю. Не дышу. Не двигаюсь. Не существую. Просто смотрю на неё, будто она может открыться снова, и он вернётся. Скажет, что это была ошибка. Что всё в порядке. Что никто и никуда его не забирает.
Но этого не происходит. Конечно, нет.
Я сползаю по стене на пол, прижимаю колени к себе в попытке справиться с крупной дрожью, волнами проходящей по телу. Меня трясёт. Я будто в эпицентре землетрясения. Сердце колотится в ушах, дыхание прерывается. Надо что-то делать, куда-то идти, с кем-то договариваться… Для начала хотя бы выяснить, что ему инкриминируют, но я не могу заставить себя даже просто пошевелиться. Я как в летаргии. Все понимаю, все чувствую и осознаю, но не могу ничего сделать.
Постепенно темнота в коридоре рассеивается. Уже утро?
Где-то в глубине квартиры звонит телефон. И его звук, наконец, меня расколдовывает, стряхивает оковы оцепенения. Я вскакиваю с пола и несусь на подгибающихся ногах в гостиную, почему-то уверенная, что это Багиров. Но нет…
— Мам? Доброе утро. Что-то случилось? — несколько запыхавшись, чащу я. Тело ломит, от долгого сидения в одной позе у меня затекла каждая мышца. Стряхиваю слезы с глаз.
— Почему сразу случилось? Ты просто не позвонила вечером. Я волнуюсь.
А… Точно. Я действительно забыла о нашем ежевечернем созвоне.
— Все нормально, мам, — вру, чтобы лишний раз не беспокоить родителей. — Просто работы много. Я пытаюсь вернуться в строй.
— И как? Получается? — чувствую, что мама улыбается. Тот факт, что несмотря ни на что у них все хорошо, дарит некоторое успокоение. Не зря я стольким пожертвовала. Сглатываю подступившее к глотке рыдание.
— Да. Все нормально. Вчера засняла красивые кадры. Кстати, нужно не забыть их отослать Виктору.
— Это твой монтажер?
— Ага. Рилсмейкер.
— Все еще не могу поверить, что на таком можно зарабатывать.
Я невнятно поддакиваю. Старшему поколению реально ведь не понять, как такое возможно. Для них блогерство — это какое-то баловство. Кривляние, ничегонеделание, за которое платят деньги. Откуда им знать, сколько сил уходит на то, чтобы придумать цепляющий сценарий, а потом воплотить его в жизнь. Как осознать, что по факту я двадцать четыре на семь на работе.
Черт, как бы поскорее свернуть эту беседу? Я переживаю, что из-за нее пропущу более важный звонок. И мама, будто чувствуя, что я только и жду, когда мы простимся, вдруг замечает:
— Ладно, не буду тебя отвлекать. Не забудь поесть, а то я тебя знаю!
— Хорошо, мам. Обязательно. Папе с Лизкой привет.
Отбиваю вызов с мыслью о том, что я-то поем, а вот Лёша… Как он там? Что с ним делают? Я совершенно не в теме. Я не знаю даже, можно ли его навестить. Принести еду или какие-то вещи, которые бы облегчили его существование за решеткой. На меня накатывает вина. Отчаянная… Почти смертельная. Она давит на грудь и не дает вдохнуть как следует. В какой-то момент становится невыносимо.
Нужно взять себя в руки и для начала хотя бы погуглить ответы на свои вопросы. И уж от них отталкиваться. Вскакиваю, хватаю телефон, ввожу запрос и читаю, читаю, читаю… Информация в основном противоречивая. Тогда я решаю, что будет гораздо лучше проконсультироваться со специалистом. Но как понять, что перед тобой профессионал? Я же не Леша — у того наверняка полно связей в этой среде.
Ни на что особенно не надеясь, принимаюсь листать контакты. Руки дрожат, пальцы скользят по стеклу. И тут мне на глаза попадается контакт Светланы Казанцевой. Вот у кого наверняка есть нужные связи!
Заталкивая ревность подальше, решительно давлю на дозвон.
— Сабина? — голос в трубке звучит и недовольно, и сонно… Запоздало бросаю взгляд на часы. Семь утра. Для светской львицы вроде Казанцевой — непозволительно рано.
— Извините за ранний звонок. Просто у меня довольно безвыходная ситуация. Я не знаю, к кому обратиться. Это касается Алексея. Его арестовали.
— Что?
— Да-да. Этой ночью. Забрали прямо из моей квартиры. Я… Я не знаю, что делать. Он просил не вмешиваться, но я не могу. Я боюсь за него. Очень.
— Для этого есть какие-то объективные причины?
— Тегляев угрожал, что его закроют… — я позорно всхлипываю.
— Ясно. Я сейчас же подниму свои связи и узнаю что да как.
— Спасибо огромное! — от облегчения меня немного колотит. И соль выедает глаза.
— Перезвоню, как только что-то узнаю. До этого момента тебе ни с кем не стоит контактировать. Слышишь?!
— Конечно! Да…
Но тут я, конечно, вру. Ждать с моря погоды — это совершенно не про меня история. Я нахожу в интернете несколько юридических фирм, специализирующихся на уголовных делах, и, гипнотизируя часы, жду начала рабочего дня. До открытия остается не больше получаса, когда мой телефон опять оживает.
— Привет, пропажа. Тебя ждать? Или как? — частит Аня, перекрикивая шум на заднем плане.
— Привет. Нет. Если получится, отмажь меня от энки, ладно?
— Сегодня у Миронова пары. Там фиг отмажешь.
— Ну, хрен с ним тогда, Ань. Мне сейчас совсем не до этого. У тебя, кстати, нет хорошего юриста на примете?
— Та-а-ак, — протягивает Саранская. — С этого места поподробнее.
Не привыкшая ни с кем делиться своими проблемами, я растерянно торможу. Да, можно сказать, что в последние дни мы с Аней сблизились, вдруг оказалось, что она реально классная. Но я не уверена, что мы достаточно близки для того, чтобы я могла вот так беззастенчиво вывалить на нее все свои проблемы. Впрочем, если есть хоть какой-то шанс, что она мне сможет помочь… Делаю глубокий вздох и рассказываю обо всем, что со мной произошло накануне. Саранская присвистывает.
Под конец я опять начинаю плакать.
— И что ты думаешь? Казанцева реально тебе поможет?
— Они вроде с ним дружат. Или что-то такое… Лёша даже у нее на дне рождения был.
— Так, а юрист тебе тогда зачем?
— Не знаю, — судорожно всхлипываю я. — Я просто не могу сидеть сложа руки.
Отчетливо слышу, как в трубке звенит звонок на пары.
— Окей. Я поспрашиваю знакомых, и как что-то выяснится, наберу тебя.
— Спасибо, Ань! — всхлипываю я.
— Да пока не за что. Ты не раскисай там. И это… Лучше правда не выходи из квартиры. Это может быть реально опасно.
Саранская перезванивает, когда пара подходит к концу. Сводит меня с молодым парнем — начинающим адвокатом. Они познакомились, когда Аня была на первом курсе, а Молотов уже оканчивал учебу. В третий раз за это бесконечное утро пересказываю еще и ему, как произошло задержание. Скидываю данные Лёши.
— Говоришь, он мент? Уже проще…
— Правда?
— Ага. Я перезвоню, как станет что-то понятно.
Боже мой. Мне все обещают перезвонить, но относительно быстро перезванивает лишь Саранская. Следующего звонка я жду часы.
— Да! — выдыхаю в трубку, даже не сказав алло.
— Сабина, это Молотов. Я поговорил с одним из вэбэшников. Всё подтвердилось. Алексея задержали за превышение должностных полномочий. Официально — за действия в момент задержания одного из фигурантов старого дела. Но что-то мне подсказывает — это предлог. Спрашивать, кому в последнее время он перешел дорожку, учитывая ваше интервью, не буду… Ты и сама все понимаешь.
— Ясно, — выстукиваю зубами я.
— Это не означает, что я не попытаюсь что-то сделать. — Голос Молотова смягчается. — Ты сама как? Держишься?
Молчу. Потому что если скажу да — совру. Если скажу нет — разрыдаюсь.
— Возможно, если Казанцева поднимет шум, мы сравняем наши возможности.
— Точно, — киваю я. — Буду держать тебя в курсе, когда она позвонит. Спасибо за помощь.
Вот только Света не спешит мне перезванивать. Я извожусь. Иду в душ, чтобы хоть там согреться, разморозить заиндевевшее сердце. Господи, как же стыдно… За то, что я поставила его под удар. Разве когда любят, так делают? Я не знаю… Ведь кроме любви во мне было столько страха, что вряд ли меня поймет тот, кто никогда подобного не испытывал. Пытаюсь себя убедить, что это в любом случае ничего не меняет. Я не в силах повернуть прошлое вспять. Но я могу попытаться изменить будущее.
Света звонит, когда я, завернувшись в теплый халат, устраиваюсь на диване.
— Ну что?! — вскрикиваю я.
— Это не телефонный разговор. Можешь подъехать…
Она называет ресторан, я кричу «конечно»! И пулей лечу к гардеробу.
Света встречает меня в лобби какого-то нового заведения. Здесь все как будто бы чересчур. Интерьер, свет, шум… Люди смеются, звенит посуда, пахнет дорогим кофе и адской смесью дорогостоящего парфюма. Сейчас в простом свитере, без макияжа я совершенно не вписываюсь в эти яркие декорации. Мне кажется, что даже кожа у меня другого цвета — блеклая, полупрозрачная. Выцветшая.
— Присядем?
Сажусь. Руки дрожат. От волнения, от бессилия.
— Короче так, Сабин, я не скажу тебе ничего нового, — хмурится Света. — Мы обе знаем, кто за этим стоит.
Я послушно киваю, дескать, да… Конечно. И что? У тебя же есть какие-то идеи, правда?
— Тегляев? Он угрожал, что его уничтожит.
— Тогда мне тем более непонятно, как ты это допустила.
Это удар. В мое самое уязвимое место. Подлый удар, неожиданный. Но вполне справедливый.
— Мы сейчас вроде не обо мне, — вяло отбиваюсь я.
— А о ком?
— О Лёше! Вы можете ему помочь или нет? — поджимаю дрожащие губы, заставляя себя оставаться на месте. Стерпеть все — любые обвинения, унижения и упреки, если есть хоть малейший шанс, что это ему поможет.
— Против него выдвинуты серьезные обвинения.
— Которые возникли известно когда! — парирую я.
— Нет, в том-то и дело, что тут ему вспомнили давнишние косяки. Именно поэтому вряд ли мы сможем доказать, что таким образом на него оказывает давление Тегляев.
— Что же делать? — шепчу я, чувствуя все нарастающий шум в ушах.
— Думаю, ты и сама это знаешь.
Не в силах поверить тому, что слышу, вскидываю на Казанцеву взгляд.
— Вы предлагаете мне вернуться к человеку, который меня чуть не убил, чтобы вытащить Алексея?
— Я не предлагаю. Я говорю, как есть.
— Это очень жестоко.
— Жизнь вообще несправедлива. Тут либо шашечки, либо ехать. Иногда, чтобы спасти кого-то, приходится жертвовать чем-то. Порой даже собой. Алексей это сделал. А ты?
Я смотрю на неё, и у меня перед глазами мгновенно встаёт лицо Багирова. Я разрываюсь. Между ужасом. И любовью. Между собой и им.
— Ты не знаешь, к чему меня подталкиваешь, — шепчу я.
— Я знаю, что ждет Багирова, если ты не попытаешься умаслить любовника. Думаешь, он один такой дурак? Брось. Ваша история отнюдь не уникальна. Девушки вроде тебя табунами охотятся на богатых мужиков, потом теряют к ним интерес, начинают вертеть головой по сторонам, выискивая парня для души…
— Хватит! Не продолжай!
Странно, почему я решила, что эта женщина прониклась ко мне искренним сочувствием. Она же просто завидует… То ли моей красоте, то ли молодости, то ли тому, что я посмела влезть в узкий круг избранных, к которому Света принадлежит с рождения.
— Как хочешь.
Казанцева затягивается айкосом и придвигает к себе сумочку, видимо, чтобы расплатиться. Я в панике мечусь глазами по залу ресторана. Это и все, что она мне скажет? Аудиенция закончена?! Вот же… змея. Но это не умаляет правды, что Багиров принес себя в жертву. Он не думал, не колебался. Он пошёл до конца, лишь бы меня защитить. Это и есть любовь. Разве нет? Не пустые слова, которые я повторяю ему раз за разом, а поступки.
— Ты не знаешь, к чему меня подталкиваешь, — повторяю глухо.
Света встаёт.
— Ты единственная, кто может вытащить его быстро. Или не вытащить. Выбор на твоей совести. Я всего лишь обозначаю реальность. И да, Сабина, иногда нужно стать волком, чтобы не быть жертвой.
Я остаюсь за столом. Одна. Среди глянца, суеты и безразличных лиц. В руке — салфетка, влажная от моих мокрых насквозь рук. Как в тумане прошу счет и выхожу на улицу. Воздух резкий, с отчётливой горчинкой, которую придаёт палая листва. Я иду по тротуару, как по тонкому льду, и кажется, что он проваливается под ногами.