Сабина
До самого ЗАГСа меня преследует навязчивый страх, что в последний момент что-то непременно сорвется. В голове рождаются разнообразные сценарии — один другого хуже. Я замираю на каждом перекрестке, боясь, что нам кто-то влетит в бочину. А если рядом кто-то начинает идти на обгон, изо всех сил вжимаю ладони в кожаную обивку кресла.
— Игорь, не спеши! — командует нарядно одетая мама. — Видишь, Саби едва живая!
Отец бросает на меня озабоченный взгляд и в самом деле сбавляет скорость. Мы буквально ползём по булыжной мостовой. По обе стороны аккуратные особнячки с лепниной, украшенные еловыми гирляндами и венками. Из окон струится мягкий электрический свет. В витринах кофеен и ресторанчиков отражаются силуэты бегущих прохожих, кутающихся в шарфы. С неба сыплется снежная пыль…
Лизка, сверяясь с картой пробок, бубнит:
— Если мы не ускоримся, то точно опоздаем!
Я выхватываю у нее телефон. Ну, вот! Говорила же, что нам непременно что-то помешает! Если не дорожная авария, так банальное опоздание. Потому что не надо было переделывать макияж, а я настояла на этом, потому что первый вариант мне показался излишне ярким.
— Ну, вы только посмотрите на нее! Сидит зеленая…
— Доча, ты в порядке? — спрашивает отец, косясь на меня в зеркало заднего вида.
— Ага, — вру, закусив губу. — Просто немного волнуюсь.
— Это нормально, — мама выдыхает, потянувшись к моей ладони. — У всех невест мандраж. Я вон перед нашей росписью с отцом вообще в три ручья ревела.
— Ты что, боишься, что Лешка передумает? — смеется Лизка. Я широко распахиваю глаза. Об этом я, кстати, не думала. А ведь как раз это — наиболее вероятный сценарий! Кровь отливает от лица. Руки холодеют.
Глядя на меня, мама шикает на Лизку:
— Лиза, ну что за глупости?! Сабина, дыши. Всё хорошо. Ты тоже нашла кого слушать! Как будто не знаешь, что у сестры язык без костей.
— Да я же пошутила, — пугается Лизка. Я в ответ киваю. Выдавливаю улыбку. А внутри, как в снежной буре: кружит, метёт, крутит. И всё, чего я сейчас хочу — просто дожить до того мгновения, когда снова его увижу.
Зря мы поспешили. Вот зря! И чего Лёшка в эту свадьбу уперся?! Разве штамп что-то изменит? Нет. И клеймо с меня не сотрет. Хотя…
Мечтательно закусив губу, повторяю про себя «Сабина Багирова»… Знающие люди говорят, что смена имени или фамилии запросто может переписать судьбу. Буквально вчера я слушала лекцию одного популярного на просторах интернета родолога… Ага, докатилась, блин.
— Ох, и правда нервно! — мама машет рукой у лица. — Скорее бы это все закончилось.
— Ну, а ты чего переживаешь? Вроде уже не невеста, — усмехается отец.
— Мама боится, что мы как те бедные родственники…
— Лизка! — шикаем на мелкую в один голос.
— Да что опять я?! Ты сама так сказала!
— Мам, да их, может, вообще не будет. А Лёша… Ты знаешь, он не такой, — теряюсь я, прекрасно понимая, откуда растут ноги у материнских страхов. По меркам Багировых мы действительно лимита. И мама заранее опасается, как бы ее в это не ткнули носом. Она никогда не бывала в подобном обществе и просто не знает, чего от этих людей ждать. Мама боится оценки, боится насмешек и неприятия… Но больше всего она все же волнуется за меня. За моё место в новой семье. За то, что кто-то вольно или невольно причинит мне боль.
В ответ на мои слова мама кивает, улыбаясь с привычной ей уверенностью.
Мы уже совсем близко, но дорожный поток практически полностью останавливается. Стараюсь не паниковать. Разглядываю рождественскую сказку, которую будто специально устроили для нас. Легкий снег ложится на капот, стеклоочистители уютно скребут по стеклу. Пробка медленно рассасывается, мы проезжаем еще метров триста, и вот на горизонте, наконец, появляется фасад ЗАГСа.
— Ну, что? Он там? Вы его видите? — паникую я, вытягивая шею, словно гусыня.
— В такой толпе его попробуй найди, — ворчит Лизка.
— Да вот же он, — усмехается отец, указывая пальцем на высокую фигуру в черном пальто.
— Чего он цветы не оставил в тепле? — сокрушается мама. А мне на этот букет плевать! Главное, что он тут. И все мои страхи напрасны. Путаясь в пышной юбке свадебного платья, вылетаю из машины и бегу к нему! Плевать, как это выглядит, вот правда. Ноги в туфельках на каблуках разъезжаются. Я со смехом падаю в его руки:
— Молодой человек, вы не меня ждете?!
Багиров улыбается, демонстрируя ряд идеальных белоснежных зубов. Снег ложится на его темные волосы и тут же тает — погода просто супер! Нам как будто все-все благоволит… Почему я вообще тряслась всю дорогу?
— Тебя, красивая! — Лёшка подхватывает мой шутливый тон и будто невзначай перекладывает букет невесты в мои пока свободные руки. Я прикусываю губу, чтобы не расплакаться. Ложусь щекой на его грудь, глаза прикрываю… Вот он — мой дом. Моя точка отсчёта. Мой… на сто процентов мой человек. Какой дурачок он, что сомневался!
— Ты точно не передумал? — шепчу, замирая рядом. Он усмехается уголком рта:
— Я же не сумасшедший.
— А если… вдруг всё опять пойдет не по плану?
— Тогда мы перепишем план.
В его устах это звучит так просто, что мне нечего возразить. Медленно открываю глаза и натыкаюсь взглядом на мать, которая подает мне некие малопонятные сигналы. Отодвигаюсь от Лёши, вздёрнув бровь. Дескать, ничего не понимаю. Но тот отвлекается, чтобы поприветствовать будущего тестя. А потом только ко мне обращается:
— Сабин, познакомься. Мои родители…
Уф-ф-ф. У меня натурально перед глазами темнеет. Мороз щиплет щеки, но я горю!
— Здравствуйте! Очень приятно… — взгляд скромно опускается долу. Мне очень хочется наладить отношения с Лёшиными родителями, но, конечно, я понимаю, что выбор сына их не обрадовал. Багиров не стал от меня скрывать, что они выдохнули с облегчением, когда узнали, что мы не планируем затевать пышное торжество. Обидно ли мне? Да, есть немного. Понимаю ли я их? Конечно! Мне бы тоже не понравилось, если бы мой сын решил связать судьбу с девушкой с таким болезненным прошлым.
— Рады знакомству, — тактично замечает Лешин отец. А его мать натянуто улыбается. В ее глазах нет открытой враждебности, но есть вполне понятное «мы за тобой наблюдаем». Это максимум, на что я могла рассчитывать. Меня их настороженность не пугает. Они наверняка смягчатся, когда поймут, как сильно я люблю их сына. Ну и что, что мне придется эту самую любовь доказать? Я только рада буду!
Сбивчиво представляю и своих родителей. К счастью, знакомство проходит гладко. Мама жмёт мне руку, быстро целует в висок. Лизка подмигивает. Отец коротко хлопает Багирова по плечу и говорит, ничуть не пасуя перед его богачами-родителями:
— Береги. Иначе не прощу.
И в этот момент я так невыносимо горжусь своим папкой!
— Даже не сомневайтесь, — на полном серьезе отвечает мой без пяти минут муж.
Мы входим в ЗАГС. Белые стены, позолота на карнизах, аромат хвои от наряженной ели в углу… Лёша держит мою руку крепко, уверенно. Ведёт вперёд. Я ловлю себя на том, что больше не боюсь, что что-то пойдет не так. У меня не дрожит голос. Не холодеют пальцы. Не кружится голова. Мой кортизол явно приходит в норму.
Сама церемония получается камерной и очень трогательной. Если бы Саранская не свистнула в конце, точно Соловей-разбойник, без слез бы не обошлось. А так я лишь улыбнулась. И все еще до конца не веря, опустила взгляд на наши переплетенные руки… На моем безымянном пальце теперь поблескивает кольцо. Довольно широкое, усыпанное… скорее всего, самыми настоящими бриллиантами. Учитывая то, кем на самом деле оказался мой муж, иного, очевидно, не может быть. Поражает другое. Я только сейчас задумалась, что связала жизнь с единственным наследником многомиллионного бизнеса. И это просто… Ох!
— Леш…
— М-м-м? — мурлычет Багиров.
— Ты мне больше таких подарков не дари, — улыбаясь гостям, шепчу ему на ухо.
— Почему? — натурально изумляется он.
— Чтобы твои родители не подумали, что я с тобой из-за денег.
Багиров сводит брови в одну линию. А потом… Потом начинает беззастенчиво ржать! Ну, вот и как это понимать?
— Что смешного?
— Ты еще такая девчонка! — шепчет он.
— Это плохо?
— Нет, — вдруг становится серьезным мой… муж! — Нет. Это замечательно. Не меняйся.
Багиров сжимает мои пальцы чуть крепче, кольцо сильнее вдавливается в кожу. От этого прикосновения, от его взгляда, от тихого «не меняйся» меня окончательно отпускает. Все правильно… И не зря.
Праздник продолжается в уютном ресторане на крыше. С потолка свисают гирлянды, за окном метет снег. На столе… А на столе — горячий глинтвейн, брускетты, курица в травах, я специально выбрала самые простые блюда, чтобы не смущать еще больше своих родителей незнакомыми им яствами.
Те первые берут слово. И говорят очень красиво, дополняя слова друг друга. Глаза предательски слезятся. Лёшка обнимает меня за плечи, я как ребенок утыкаюсь мокрым носом в лацкан на его пиджаке. Багировы тоже весьма красноречивы. А потом мы танцуем — в первый раз официально как муж и жена. Качаемся под красивую едва слышную мелодию. Наш праздник для своих не требует присутствия ведущего. С этим неплохо справляется Аня. Эта проныра умудряется организовать даже тотализатор, где гости ставят деньги на то, кто первым у нас родится — дочь или сын.
Я краснею. От мысли, что у нас с Лешей когда-то в самом деле появится ребенок, тяжелеет в груди. Это такое мощное переживание, что я задерживаю дыхание. Багиров, естественно, тут же замечает, что со мной что-то не так, но интерпретирует это неправильно.
— Саби, я нисколько тебя не тороплю.
— С детьми? — округляю глаза.
— С исполнением супружеского долга. Ну, и с детьми тоже, чего уж.
— Ты совсем больной, я не пойму? — возмущаюсь я. Нет, это уже смешно! Этот невыносимый упрямец вбил себе в голову, что после того, что со мной сделал Тегляев, мне опротивел весь мужской род. И хоть мы сто раз уже проверяли мои реакции на его ласки, которые почти всегда были весьма и весьма положительными, полноценного секса с тех пор, как мы помирились, у нас так и не было! А теперь и не будет, он ведь на это намекает, не так ли?! Да щас! Я что, зря прорабатывала свою травму?!
— Да вроде здоровый.
— Так докажи! А то я уже сомневаюсь, что дело во мне!
Выпаливаю и только потом осознаю, какую провокацию выдала. Багиров сощуривается. Но поздно… До меня добирается рвущаяся со дна его глаз чернота. О-ох…
— Думаю, мы уже можем попрощаться с гостями, — заявляет он строго и тут же встает, подавая мне руку.
Напряжение зашкаливает до такой степени, что дорога домой практически полностью стирается из моей памяти. Помню только, как радостно тявкал Пряник, цепляясь за подол моего платья. И как Лёшка, закрыв за нами дверь спальни, расстегивал длинный ряд мелких пуговичек, тянущийся вдоль позвоночника… А потом его поцелуй на затылке. И чуткие пальцы на вершинках груди… И как у меня сбивалось дыхание, когда он принялся целовать мои плечи и спину, сжимая ягодицы в ладонях. И бархатистую твердую плоть, прижавшуюся к входу…. Как задыхалась. Захлебывалась предвкушением. Ждала… Вовсе не этого легкого, будто скользящего движения… А чего-то более основательного!
— Лёшка, с тобой все не так! Понимаешь, всё! Тебе не обязательно… — Я не решаюсь сказать «сдерживаться» из страха, что ему покажется, будто я совсем уж на какую-то жесть нарываюсь. Ведь известный факт, что жертв насилия не только в отрицание отбрасывает, но, как это ни странно, и во всякий изврат. Я же хочу, чтобы он понял, что я нормальная. И что мои желания вполне здоровы. Не больше, но и не меньше.
Я не решаюсь сказать, да… Но он и в этот раз без слов меня понимает. Выдыхает с облегчением. Приникает к моим губам долгим влажным поцелуем. И уже ничего не боясь, толкается глубже, резче… Задирая сведенное судорогой экстаза лицо к потолку, произносит:
— Моя девочка.
— Я жена!
— Жена, да… Моя… Только моя.
— Только твоя, — послушно киваю. — Всегда.