Алексей
Ее губы — яд. Сладкий, смертельно опасный, парализующий сознание и разрывающий в клочья остатки здравого смысла. Резко отрываюсь. Смотрю на неё и тихо схожу с ума. Все меня цепляет. Буквально все… То, как свет лампы ложится на её тонкую шею, как дрожат ее губы и трепещут ресницы… И я ведь понимаю, что сейчас было бы лучше уйти. Отстраниться. Дать ей хоть немного воздуха и свободы, которые я, кажется, уже давно перекрыл своими попытками её спасти.
Но я здесь. И у меня нет никаких идей, как справиться с тем, что я сейчас испытываю.
Меня настолько сильно к ней тянет, что напрочь стирается грань между разумом и желанием, между правильным и неправильным, между тем, что нужно ей, и тем, чего до ломоты в теле хочется мне самому. Как тут свалить? Как убедить себя не лезть в то, что не только бессмысленно, но еще и опасно?! Нет такой возможности. Потому что я хочу ее так, как никогда и никого не хотел до этого.
— Лёш…
— Если ты это опять делаешь через силу, то я ухожу, — сиплю и сам себе не верю.
— Нет! Ни в коем случае… Я не знаю. — Сабина в отчаянии заламывает руки и замечает гораздо тише: — Мы можем попробовать? Пожалуйста? — всхлипывает. — Я хочу запомнить только хорошее…
Твою мать! И от этого надрывного отчаяния в ее голосе внутри всё переворачивается. Меня распирает желание хорошенько ее встряхнуть, вытащить из состояния беспомощности, возвращая ее взгляду хоть каплю жизни.
Глажу ее по волосам как ребенка позорно трясущейся рукой. Сабина вздрагивает, отшатывается на мгновение, и я уже готов убраться к черту, как вдруг она по своей воле подвигается ближе.
— Это будет ошибкой, — убеждаю то ли себя, то ли ее.
— Одной больше, одной меньше, — философски парирует Саби с несколько истеричным смешком. А я что? Я опять слетаю с катушек, целуя девчонку прямо в ее смеющиеся губы. Целую с жадностью, будто всю жизнь только этого и ждал. Сабина вжимается в меня, её пальцы цепляются за мою футболку, а дыхание сбивается. Страсть вспыхивает между нами подобно сухой траве. Я уже не понимаю, что происходит с ней, а что со мной, где заканчиваются ее эмоции и начинаются мои собственные, но на этот раз я не позволяю себе забыться и краем сознания все же внимательно, не отрываясь, за ней слежу. Ловлю каждый вдох, каждый взгляд, каждое движение. Сабина пугается, когда я становлюсь слишком настойчивым, и тут же сама тянется ко мне.
— Всё в порядке? — спрашиваю, останавливаясь буквально на мгновение. Это самый частый вопрос, который мы задаем друг другу. Вопрос, который лишний раз подчеркивает, насколько все происходящее между нами далеко от нормальности.
Сабина быстро кивает, но ее страх очевиден. Я задерживаю дыхание в попытке себя убедить, что она борется не со мной, а со своими демонами и воспоминаниями, которые всё ещё держат её где-то там, в прошлом, рядом с этим ублюдком. И что я тут ни при чем. Я — другое.
Осторожно провожу ладонью по её нежной щеке, касаюсь губами виска и шепчу:
— Я не обижу, слышишь? Никогда тебя не обижу.
— Знаю, — отвечает она так тихо, что мне приходится напрячь слух, чтобы расслышать.
И тогда я уже не останавливаюсь. Огонь, который не погасить ни моими сомнениями, ни её страхами, вспыхивает костром до неба. И пусть это временно, пусть завтра нас снова накроет лавиной нерешенных проблем, сейчас есть только этот момент, в котором она доверчиво прижимается ко мне, чутко отзываясь на каждое прикосновение.
Хрена с два я теперь отступлю. Я больше не могу сопротивляться тому, что испытываю. Я слишком увяз в этой девочке.
Целую Сабину снова, медленнее, чувственнее, сдерживая себя и давая ей возможность почувствовать меня, привыкнуть ко мне, довериться. Она отвечает, её руки обвивают мою шею, а тело тянется мне навстречу. И я больше не останавливаюсь. Подхватываю Саби на руки, не отрывая губ от её кожи, и несу в спальню.
— Я выбросила старый матрас. И все белье, — в горячке шепчет мне в губы. А я так заведен, что поначалу вообще не понимаю, о чем она. А потом как понимаю!
Бросаю ее на кровать и осторожно, почти благоговейно накрываю собой. Смотрю на неё сверху вниз, замечая, как в её взгляде смешиваются желание, страх и отчаянная надежда.
Скользя губами вниз по ее шее, не заметить, как пугливо частит ее сердце, просто нельзя. Злюсь, что она опять пытается утаить от меня свои истинные реакции. Не спеша избавляю её от одежды, прикасаясь губами к каждому сантиметру кожи, осторожно и нежно, словно она стеклянная. Саби вздрагивает, то пугаясь моих движений, то снова доверчиво прижимаясь ко мне. Её тело откликается на каждое моё прикосновение, у меня перед глазами гребаная красная пелена. И я торможу себя усилием воли… Потому что мне, мать его так, мало даже этого! Я хочу, чтобы она обезумела не меньше, чем я.
Спускаюсь ниже… Еще… В самый низ. Раздвигаю ее длиннющие ноги — мой фетиш. Саби стискивает кулаки. С силой зажмуривается, лишний раз убеждая меня в том, что ни черта она не готова, как бы ни пыталась меня убедить в обратном.
Я касаюсь ее там, где все так красиво, мягко, скользко… Она стискивает кулаки. Жилы на тонкой шее натягиваются — готовясь меня принять, Сабина явно борется с паникой. Я просовываю ладони между ней и матрасом, шире развожу бедра и прохожусь языком от попки к испуганно напрягшемуся бугорку. Сабина подхватывается на локтях, и ее шокированный взгляд, вот клянусь вам, стоит всех приложенных, чтобы ее раскачать, усилий.
— Лёш, — сипит она, — ты что, Лёшка?!
Зажмуриваюсь. Веду языком еще раз. Туда-сюда, по скользким губам, и вновь к средоточию ее женственности. Саби возится, ерзает… Тихонько скулит. Подкидывает бедра, перебирает пятками, будто не понимая, что с ней происходит. Хотя почему будто? Хочется спросить — кончала ли она когда-нибудь с Тегляевым, но я тупо боюсь все испортить.
Сабина же, теряя контроль, обхватывает мою голову руками, сжимает между ног в самом приятном удушающем приеме из всех возможных. Я добавляю сложенные вместе пальцы, проталкиваю в нее и едва успеваю сделать пару движений, как она со звонким криком взрывается. И вот тут я себя отпускаю. Взлетаю вверх и толчком в неё погружаюсь.
Когда я оказываюсь внутри её пульсирующего жара, всё вокруг исчезает. Мир сужается до точки, в которой есть только мы. Я двигаюсь медленно, бережно, не отводя взгляда от её лица, ловя малейшие признаки дискомфорта или страха. Но она в такой нирване, что ей, похоже, вообще по фигу, что я там делаю.
Губы растягиваются в улыбке, больше похожей на оскал. Каждое движение усиливает напряжение, каждое прикосновение будто заново соединяет нас, стирая границы прошлого и настоящего. Она шепчет моё имя тихо, отчаянно, и я чувствую, что схожу с ума от желания быть ближе, ещё ближе… Мы движемся вместе, постепенно теряя контроль, растворяясь друг в друге. Я уже не пытаюсь остановиться, не могу думать ни о чём, кроме неё, её тела, её дыхания, её губ, которые шепчут моё имя снова и снова. Я очень тонко улавливаю момент, когда Саби заходит на второй круг. И когда её тело изгибается подо мной, я понимаю, что это не просто страсть, не просто желание. Это нечто большее, глубокое, болезненное и необратимое.
Кончаем одновременно. Я, сколько могу, остаюсь в ней, а потом выхожу, выплескиваясь на ее идеальный живот. Малая после двух оргазмов выглядит так, будто вот-вот отъедет. Это и смешно, и мило, и трогательно. И ужасно, блин, сексуально. Потому что нет ничего эротичнее истерзанной, затраханной до невменяемого состояния женщины.
Смотрю на ее бешено вздымающуюся грудь. Розовые соски от моих укусов стали на порядок темнее. Выглядит это несколько порнографично. Мне нравится. Хочется повторить, чтобы узнать, как сильно они еще могут измениться. Чувствую себя долбаным извращугой.
— Так вот почему это все любят… — шепчет Сабина.
Я прижимаюсь к ней лбом, польщенный и взорванный ее признанием настолько, что не нахожусь с ответом. Тело отзывается дрожью, а в голове пусто. Сабина распластана на простынях, горячая, сбившаяся с дыхания. На секунду мне кажется, что она отключилась, и сердце срывается в страх, но она медленно моргает и шепчет едва слышно:
— Ты совсем сумасшедший…
Улыбаюсь краем губ. Сам-то только сейчас начинаю осознавать, что натворил. Не в плане секса, в плане чувств. До этого момента я ещё пытался сопротивляться. А теперь? Всё. Пропал. Похоже, по уму уже ни черта не выйдет.
Сабина переворачивается на бок, натягивает на себя край простыни, и только теперь я замечаю, что она вся в мурашках. Протягиваю руку, касаюсь её плеча — она вздрагивает, но не отстраняется.
— Замёрзла, что ли?
Я быстро встаю, тянусь за пледом с кресла, укутываю её. Она вяло трепыхается:
— Нет. Это отходняк…
Потом ложусь рядом, обнимая осторожно, устраивая нас так, что Сабина зарывается лицом в короткие волосы у меня на груди.
— Не молчи. Меня это пугает.
— Почему? — голос Сабины звучит обиженно. Она все же еще такой ребенок… В некоторых вещах.
— Потому что в такие моменты в твоей голове обычно ничего хорошего не происходит. — Возмущенно сопит. Я улыбаюсь. — Что, хочешь сказать, я неправ?
— Нет!
— Ну, вот о чем ты сейчас думаешь?
— Не скажу.
— Вот видишь, — усмехаюсь, глядя в потолок. — Ничего хорошего. Говорю же.
— Просто это несправедливо.
— Что именно?
— То, что мы не можем быть вместе. Можешь думать что угодно, но я действительно тебя полюбила. И тут совсем не важны обстоятельства нашего знакомства. Точно так же я бы втрескалась в тебя, познакомься мы просто на улице… Как же жаль, что так не случилось…
Провожу пальцами, как гребнем, по ее густым волосам.
— Вряд ли бы у нас был шанс познакомиться на улице. Слишком разными дорожками мы ходили.
Саби проводит пальчиками по моей груди. Царапает ноготками соски. Ведет ладошкой вниз по животу, с любопытством меня изучая. У меня перехватывает дыхание.
Резкий, короткий, совершенно неуместный звонок в образовавшейся тишине звучит как пощёчина. Сабина вздрагивает, приподнимается на подушке. Я порывисто сажусь. Пульс тут же подскакивает. Мы переглядываемся.
— Кто это может быть? — шепчет она, глядя на меня с таким выражением, будто сейчас сорвётся и начнёт одеваться.
— Ты у меня спрашиваешь? — прячу за усмешкой тревогу. Сабина едва заметно расслабляется. А вот мне все больше не по себе. Натягиваю брюки, велю одеться и ей, и только тогда иду к двери. Прикладываюсь к глазку. Так-так-так… Двое ребят в форме. Незнакомых ребят. Открываю, вдохнув поглубже.
— Алексей Романович Багиров? — интересуются сухо, без эмоций.
— Да. Чем могу помочь?
— Вам придётся проехать с нами.
— Нет, — раздается тихое за спиной еще до того, как я успеваю что-то ответить. — Нет! Слышишь?!
— Тш-ш-ш… Все нормально. Это просто недоразумение. Мы сейчас во всем разберемся. Обещаю.
Так странно. В моей жизни по всем фронтам пиздец, а все, о чем я волнуюсь — о ее душевном равновесии.
— Я поеду с тобой!
— Нет. Ты останешься дома. И не будешь никуда высовываться до тех пор, как я не скажу, что это безопасно.
Сабина бледнеет, губы подрагивают. Я поворачиваюсь к ней, беру за плечи. Сейчас, когда ей страшно, ее глаза расширены, а дыхание такое же прерывистое, как на пике близости. В этом есть что-то противоестественное. Я прижимаюсь лбом к её лбу.
— Что мне делать?!
— Ничего. Дождись, пока я сам не выйду на связь. Обещаешь?
— Лёша, — всхлипывает она.
— Гражданин! Пройдемте… — теряют терпение мои «конвоиры».
— Обещай! — требую, подчиняясь их требованиям.
— Да! Да… Хорошо.
На улице намного холоднее обычного. Или этот холод идет изнутри. Меня сажают в машину. Страшно ли мне? Нет. Знаю, что отец не допустит, чтобы со мной расправились без суда и следствия. Как бы мы ни расходились с ним в каких-то понятиях, есть вещи, в которых я уверен незыблемо. Мой единственный страх и единственное же уязвимое место — Саби. И я понятия не имею, как не сойти с ума от страха за неё.