Алексей
На город опускаются сумерки, когда я, наконец, заруливаю во двор. Выключаю двигатель и с любовью прохожусь пальцами по оплетке руля. Для меня моя бэха не просто машина. Это — напарник. Самый лучший из всех возможных, потому что никогда не подводит. Эта девочка была свидетелем всех моих взлетов и падений, на ней я не раз пускался в погони, приезжал на обыски и тупо нарезал круги по кольцу, когда меня мучила бессонница. Багажник этой машины видел больше, чем некоторые кабинеты следователей. На заднем сиденье плакали свидетели, матерились оперативники и засыпали под утро понятые, пока мы оформляли протоколы. Если бы меня спросили, где я чувствую себя максимально в своей тарелке, я бы указал не на квартиру. и не на родной отдел, а на свою девочку — мой персональный бункер.
Нехотя выбираюсь из машины, поднимаю взгляд на окна квартиры — и замираю в оглушительном предчувствии пиздеца. Потому что они голые. Вообще… Сердце срывается с ритма. Все внутренности сжимаются, как после удара. Я рывком открываю дверь парадной и взмываю по лестнице, перескакивая через ступеньки. Ключ входит в замок как нож в масло. Дверь распахивается.
— Сабина?!
Тишина. Только шум воды из ванной. Мгновение, и я подхожу к двери.
— Сабина? — повторяю.
Она не отвечает.
Не раздумывая, что есть силы толкаю дверь. В лицо бьет густой пар — вытяжка накрылась, а у меня все нет времени ее починить. Это все отмечаю на автомате, с головой увязая в главном…
Она жива! И из одежды на ней… Ничего, ага. Только прижатое к груди полотенце, которое мало что способно прикрыть. На секунду я теряю дар речи. И способность дышать. В первую очередь, конечно, от облегчения. Но еще и от ее красоты. Кровь отливает от головы, устремляясь к паху. Обнажённые хрупкие плечи, изящные ключицы. Мокрые волосы налипли на грудь. Кожа чуть покраснела от горячей воды. Мягкие соски разрумянились…
— Вы чего?.. — пугливо интересуется гостья, прикрываясь ладонями. — Вы… с ума сошли?
— Я сошел?! — машинально делаю шаг вперед и вдруг спотыкаюсь, зацепившись за… гребаные шторы?! — Это ты сняла?!
— Я! — едва не плача, кричит Сабина. «Так, Лёх, стоп. Тормози. Пугаешь ведь девку!» Шарахаюсь в сторону. Поворачиваюсь к ней спиной. Только что толку? Она же все равно перед глазами стоит.
— Зачем, можешь мне объяснить?! — сиплю я.
— Хотела вас порадовать!
— Сняв шторы? — туплю.
— Постирав их! Прибравшись. Тут же все в пылище…
Наверное, в этом есть какая-то своя логика, так? Думай, Лёха, думай!
— То есть… — чешу репу, продолжая все так же стоять к ней спиной, как последний придурок. — Ты хотела меня порадовать и для этого постирала шторы?
— Именно это я и говорю! А еще окна вымыла! И у-ужин приготовила. Слушайте, может, я сначала оденусь?
— Да, конечно. Извини. Черт…
Вываливаюсь из ванной. Прохожу в кухню. Окна голые, да. И действительно блестят чистотой. В воздухе витают божественные ароматы домашней еды. Думаю, в последний раз на этой самой кухне готовила еще домработница деда.
Подхожу к плите и снимаю крышку с кастрюли. Аромат — вам не передать. Чеснок, специи, мясо… Что за девчонка, а?
Оборачиваюсь на звук шагов за спиной. Сабина уже в футболке — кажется, моей — и шортах, которые на ней смотрятся как парашюты. Волосы влажные. Лицо смущенное.
— Прости. Я не подумала.
— Я тоже, — роняю, проклиная, что вообще в это влез. — Просто увидел голые окна и… чего уж только не придумал. Инстинкты у меня, понимаешь?
— Понимаю, — она кусает губу. — Я действительно просто хотела как-то тебя отблагодарить. За всё. Можно же на «ты», да?
— Без проблем, — я провожу рукой по затылку. — Считай, у тебя получилось.
— Правда?
— Правда. Здесь никогда не было так чисто. И пахнет потрясающе. И вообще… — замечаю, как она неловко трет запястья. — Ты что, весь день батрачила?
— Немного. Хотела, чтобы… уютнее было.
Меня это злит, потому как было бы лучше, если бы она подумала о своих руках. Теперь же, ко всему прочему, я себя еще и виноватым чувствую. Замечательно.
— Болит?
Болит, но поначалу она совершенно не хочет в том сознаваться. Только заметив мой скептический взгляд, кивает и виновато отводит глаза. Беру её ладони в свои, разворачиваю. Вот черт.
— Ты спятила? — рычу.
— Не ори!
— Пипец, — заключаю я. — В следующий раз сначала думай!
— Я как лучше хотела! — возмущается потерпевшая, а у нее на глазах выступают слезы. Это… остужает. У меня в груди какая-то, мать его, катастрофа случается. Гребаный необъяснимый коллапс. К счастью, у этой дурочки телефон звонит, и она убегает, чтобы ответить, не то бы… А хрен его знает, чем бы это закончилось.
Достаю тарелку и накладываю себе ужин. Подумав, накладываю и ей, вслушиваясь в не предназначенный для моих ушей диалог. Немного расслабляюсь, когда понимаю, что разговаривает моя гостья с матерью.
— Есть иди! — кричу, когда все готово. А пока она идет, не прекращаю себя ругать за то, что очутился в этой странной ситуации.
Сабина выныривает из коридора, телефон в руке, волосы всё ещё влажные, на щеках румянец. Глаза блестят. Выглядит она… как-то по-домашнему. Будто ей здесь — на моей кухне, самое место.
— Спасибо.
— За что? Ты сама готовила. Я только наполнил тарелки.
Она берёт вилку, медленно, почти благоговейно. Пробует. И я наблюдаю, как у неё от удовольствия еще сильнее темнеют скулы. Господи, да она же голодная! Привез девчонку домой и даже не подумал, что она будет есть! С другой стороны, я же ей не нянька… Так какого хера?
— Ты не переживай, завтра я закончу со шторами. Сегодня не все успела.
— Ага, давай, убейся окончательно, — фыркаю я.
— Ну, ты можешь мне помочь… Я покажу, что и куда крепить, если ты не помнишь.
— Завтра у меня рабочий день, — замечаю я с легкой прохладой в голосе, потому как мне вдруг совершенно неожиданно нравится мысль, что она здесь задержится. И это какая-то полная хрень, если честно. Когда-то на заре своей карьеры я еще пытался жить с девушкой, но из этого ничего не вышло. Даже несмотря на то, что то была нормальная земная девушка. Не такая, как… Обрываю себя, так и не сформулировав окончание. В конце концов, не мне ее судить. Достаточно просто держать в голове, что такие девочки, как она, не по зубам таким мальчикам, как я.
— Я не навязываюсь, — вдруг выдыхает Сабина. — Если мешаю — скажи. Я уйду, правда.
Поднимаю глаза. Она стоит на фоне голого окна, между прочим, в моей футболке, в моих шортах, с растрепанными волосами, израненными руками и взглядом, в котором куда больше стыда, чем уверенности. Неглупая. Понимает, как это выглядит. Понимает, что я ничем ей не обязан. Боится одиночества. И всё равно стоит и говорит: «Я уйду, если мешаю». Гордая, работящая… В общем, странная какая-то эскортница, ей богу.
— А клининг ты уже вызвала?
Девчонка вспыхивает.
— Нет. Забегалась.
— Ну, как уберут — так и съедешь. Меня все равно дома практически не бывает.
— Хорошая у тебя работа.
Хмыкаю.
— Нет, правда, — взвивается девчонка. — Очень благородная.
— Ненормированная и малооплачиваемая, — вношу свои поправки я, вставая, чтобы налить коньяка. Много я не пью, но сегодня рюмочка не помешает.
— Не всякий миллионер может похвастаться такой квартирой.
— Это наследство от деда. Не питай иллюзий.
— А я и не питаю, — обижается Сабина.
— Вот и славно.
Поднимаюсь из-за стола, ополаскиваю тарелку и ставлю в посудомойку. Чувствую на себе ее взгляд. Оборачиваюсь. Она все так же сидит на своем стуле. Только сейчас ее колени прижаты к груди, и она их обвивает руками.
Смотрит обиженно.
— Что?
— Думаешь, я себе нового мужика ищу?
Вид юной прелестницы никак не вяжется с горькой обреченной усталостью, звучащей в ее голосе.
— Это меня не касается, — бросаю резко. Может, даже чересчур.
Сабина дергается, будто я отвесил ей оплеуху. Молчит, смотрит в тарелку. Жует с усилием, как будто еда стала резиновой.
В квартире повисает тишина. Не та уютная, что бывает, когда оба устали, но в молчании им комфортно. А та, в которой один что-то ляпнул, а второй не понял, что с этим делать. Мне бы загладить. Как-то смягчить. Но я почему-то сижу с каменным лицом и молчу. Хотя почему «почему-то», черт! Просто не люблю меркантильных баб, чем бы эта их меркантильность ни была вызвана.
— Ты, наверное, думаешь, я специально к тебе прицепилась, — тихо замечает она. — Воспользовалась моментом. Но мне, и правда, было страшно. Я же не напрашивалась к тебе в гости. И в душу не лезла.
— Ага, только в душ, — пытаюсь сострить. Выходит неловко. И глупо.
— Мне нельзя было помыться? — бормочет она, вставая из-за стола и начиная собирать тарелки.
— Конечно, можно было, черт!
— Всё нормально, Алексей Николаевич. Спасибо за ужин. И за приют. Я завтра съеду, не переживай.
— Да угомонись ты! Не хотел я тебя обидеть…
— А что хотел? — ее губы дрожат.
— Просто помочь! — рявкаю и, сам себя осаживая, уже тише добавляю: — Все, не выноси мне мозг.
— Я бы с радостью. Но, знаешь ли, неловко осознавать, что я кому-то мешаю.
— Не мешаешь. Но если повторишь это еще раз, начнёшь мешать. Поняла?
— Конечно. Что непонятного?
Чтобы как-то упорядочить роящиеся в голове мысли, открываю окно. Где-то внизу рычит автобус, кто-то ругается во дворе. Дети табуном бегают по площадке. Достаю сигарету, подкуриваю. Странное ощущение — делить свою территорию с кем-то. Тревожащее и в то же время… довольно любопытное.
Я затягиваюсь, Сабина, проявив тактичность, тихонько выскальзывает из кухни. Может, надо было ее развлечь, а не отмахиваться? Не знаю… Предложить глянуть фильм, или хотя бы заварить чая. Только зачем в это углубляться? Она свалит не сегодня так завтра, и жизнь вернется в привычное русло. Затушив сигарету, выключаю в кухне свет, быстро принимаю душ и растягиваюсь на кровати. Спа-а-ать. Как же я устал, господи! Выключаюсь буквально через пару секунд и так же резко просыпаюсь. Вслушиваюсь в тишину — по ощущениям не прошло и пары минут. Но темнота за окном свидетельствует, что ночь в разгаре.
Всхлип! Подлетаю с постели и тихонько на цыпочках подхожу к комнате, которую заняла Сабина. Дверь немного приоткрыта. Прежде чем войти, заглядываю внутрь. Она опять сидит, прижав колени к груди, но на этот раз не на стуле, а на кровати и тоненько хнычет.
— Что случилось? Тегляев звонил? — выпаливаю первую пришедшую на ум догадку.
— Нет.
— Тогда что?
— Просто больно.
— Больно? — вздергиваю брови. Сабина взмахивает пострадавшими руками:
— Только не говори, что ты меня предупреждал!
— А то что? — ухмыляюсь я, чтобы хоть немного ее отвлечь. Получается. Губы Сабины на секунду трогает легкая улыбка.
— Да ничего. Скажи спасибо, что я отказалась от идеи перестановки.
— Серьезно?
— Ага. Я думала переставить комод. Ему там вообще не место, — кивает.
— Боюсь, ты переоцениваешь свою грузоподъемность. Я его не переставил только потому, что не смог сдвинуть с места.
Она хохочет вслух, чередуя смех с болезненным ойканьем. На миг забываю, что вообще-то хотел уйти — так это заразительно. И ее смех, и взгляд тайком… Который будит во мне желание чуть напрячь мышцы, чтобы покрасоваться. Грудь голая — и этому ничего не мешает.
— Так что там с руками? Может, дать тебе обезболивающее?
— А есть? — оживляется Сабина.
— Конечно. Сейчас только воды наберу.
— Я и сама могу! — кричит мне в спину.
— Да ты вообще излишне самостоятельная, как я погляжу. Сиди уж — от твоей активности одни проблемы.
— Я не хотела тебя беспокоить, — затягивает знакомую песню гостья.
— Ты опять? — возвращаюсь с таблеткой кеторала и стаканом воды. — Обещала же перестать посыпать голову пеплом.
— Просто это все непривычно.
Хочется бросить — так привыкай. Но кого я обманываю? Очень скоро она вернется к своей жизни, я останусь в своей. Так что в этом всем нет никакого смысла.