Триумф в школе Прескотт

12. Хаэль Харбин

Кровь стекала по разбитой губе, когда я провел рукой по челюсти, размазывая пунцовый цвет и издавая низкий, опасный смех, которые Мартин Харбин не воспринимает всерьез. Клянусь богом, если гребанные свиньи не смотрели за моим домой из своей блестящей полицейской машины, я бы убил этого ублюдка сегодня.

— Хочешь снова меня ударить? — спросил я, выпрямляясь, пока кровь капала на переднюю часть фартука.

Иронично, учитывая, что я предпочел бы перемолол своего отца в фарш для гамбургера, чем избивать свою жену. Ну…жену Виктора. Пока что. Когда-нибудь, я женюсь на этой девушке, будь это легально или нет. Черт, если эта страна когда-нибудь вытащит голову из своей пуританской задницы и внесет полиаморию в избирательный бюллетень, я проголосую за это дерьмо и поведу миссис Харбин к алтарю.

Потому что другой миссис Харбин никогда не будет.

Я уже давно это знал.

— Ты хочешь? — повторил я, когда Мартин не ответил, хмурясь на меня, когда сел, чтобы снять свои грязные ботинки. — Лупить своего сына, пока он не станет черно-синим? Тебе это раньше нравилось — видеть, как я съеживаюсь. Ну, знаешь, что, ковбой, теперь я чертовски больше тебя.

— Закрой свой гребанныйрот, ты, маленький паршивец, — рявкнул Мартин, уровень его уверенности сильно увеличился из-за присутствия копов снаружи.

Учитывая, что Хавок ходил по очень тонкому льду, я не мог больше допускать физических стычек с моим стариком. Это телочка Сара лишь искала причины, чтобы поймать кого-то из нас.

— Не смей бить моего сына! — крикнула Мари, вцепившись в мою руку, слезы текли по ее лицу. Ее зеленые глаза осмотрели комнату, ища врагов, которых тут не было. Ее никогда не обследовали должным образом, но мы полагаем, что у нее параноидная шизофрения. — On en a après moi¹⁴, — снова пробормотала она, и мое сердце снова разбивалось.

Я положил руку поверх ее и уставился на Мартина сверху-вниз, когда он швырнул один свой грязный ботинок в стену, распластав на ней коричневые пятна.

Все это — медленно опухающий правый глаз моей матери, драка между мной и отцом, кровь, стекающая из его носа, и грязные отпечатки ботинок. Мари только что закончила вытирать пол, а этот ублюдок зашел в своей грязной рабочей обуви.

— Est-ce que tu peux enlever tes bottes dans l'entrée s'il te plait?¹⁵

Вот, что она спросила: можешь ли ты, пожалуйста, снимать свою обувь в коридоре?

— Твой сын — ничто иное, как паршивец, — пробормотал Мартин, закуривая сигарету, несмотря на то, что он знает, что Мари ненавидеть курение в доме. Вот…почему я старался уважать желания моей матери, даже те, с которыми не согласен. Эта женщина прошла через много, она заслуживала немного гребанного уважения. — Копы стоят снаружи не просто так, правильно? Какого хрена ты наделал, сын?

Мартин рассмеялся, когда вставал, сигарету свисала с его рта, пока он смотрел на меня. Ментол, и это этого запаха мне становилось плохо. Я уставился на него, я был на пятнадцать сантиметров выше этого куска дерьма. Видимо, Вселенная и впрямь делала маленькие одолжения, да?

— Мера защиты, — сказал я, пожимая плечами, что не совсем было ложью. Старик посмотрел на меня, словно я вызывал у него отвращение, а затем прошел мимо, в то время как Мари снова всхлипнула, зажмурив свой зеленые глаза. Заключение Мартина в тюрьме на последние десять лет было лучшим, что когда-либо случалось со мной и мамой. Даже временная жизнь в палатке для бездомных того стоила. Никто никогда не сможет забрать у меня эти воспоминания о Бернадетт. — Для тебя. Потому что, если бы их не было здесь, то я пригласил своих лучших друзей на ночевку.

— Не угрожай мне своей бандой детей, мальчишка, — протянул Мартин, открывая холодильник и бросая остатки того, что ему не нравилось, на пол. Стекло разбилось, домашний гамбо Мари в итоге оказалось размазанным по основанию шкафов.

А мой темперамент…он накололся с каждой секундой напряжения, которые мне приходилось тут проводить.

— Ne le provoque pas, — сказала мне Мари. Не провоцируй его.

Я посмотрел на нее, это старая, знакомая злость сжимала мою руку одновременно с ее нежной заботой. Иногда, я становился настолько чертовски злым на Мари, что не мог дышать. Почему она просто не могла уйти от моего отца? Он бил ее. Он убил молодых, беременных девушек после того, как нанял их для секса. Он…именно такой человек, который бы закончил в списке мести в стиле Бернадетт.

Если только…Время его выхода из тюрьмы было таким прискорбным. Вместе со списком Бернадетт, подъемом команды Картера, разгибанием мышц «Банды грандиозных убийств». Убить его должно быть легко, но это стало самой сложной вещью в мире.

— Иди, увидься со своей девушкой, — сказала Мари на английском с акцентом, ее взгляд был сочувствующим. Когда я рассказал ей про выкидыш, она ударила меня дюжину раз в порыве злости. А затем, конечно же, заплакала, потому что она — католичка и у нее были другие представления о том, что такое ребенок, чем у меня. Черт, она была подавлена из-за меня и Берни. — Но больше никакого обмана про секс, Хаэль.

Я вытер остатки своей крови с лица и криво улыбнулся.

— Oui¹⁶, больше никакого обмана, — солгал я, потому что иногда белая ложь предпочтительнее, чем сказать своей maman, что ты мечтаешь об окрашенных губах этой девушки, когда она берет твой член глубоко в рот. — Ты тоже, — продолжил я, следуя за ней по коридору в ее комнату.

Ненавижу оставлять ее с ним, но еще я не мог сейчас рисковать быть в дали от остальных Хавок. Однажды, он убьет ее, подумал я, сжав руки в кулаки.

Часть меня гадала, не стоит ли мне просто сделать это сейчас, схватить Мартина за затылок и ударить его лицом в фарфоровую раковину Мари, пока она не окрасится в красный цвет. Я мог выйти и сдаться двум офицерам в форме, которые бездельничали в своей машине на другой стороне улицы.

Мари была бы в безопасности.

Но Хавок бы лишился человека. Я бы потерял Бернадетт. Оно просто того не стоило.

— Je t'aime Maman¹⁷, — прошептал я, поцеловав ее в лоб, когда она раздвинула шторы, выискивая врага, которого здесь не было.

Ее видения всегда становились хуже, когда Мартин был поблизости, словно у нас в доме был настоящий монстр и она в два раза усерднее старалась найти такого где-нибудь. Что угодно, только не принятие правды.

И эта часть причины, почему наследство Виктора так важно. Я мог бы купить Мари красивый дом, поселить ее в нем и нанять охрану, чтобы держать Мартина подальше. Это всего, чего я хотел, чтобы моя девочка и моя мама были в безопасности.

— Блять, — я провел рукой по лицу и вышел, останавливаясь рядом с Камаро с нахмуренным лицом. Мои ребята последнее несколько недель были в гараже и работали над этим дерьмом. Должен сказать, что всегда есть что-то приятное в том, чтобы опробовать разные модели автомобилей. Файербер хорош. Мне нравился Бронко. Но мое сердце лежало к Камаро 67-ого года. В определенном смысле, она была моей Блэкберд в виде машине. — Ладно, девочка, давай посмотрим, что у тебя.

Я провел рукой по свежему рисунку краской, направляясь к водительскому сиденью, а затем залез внутрь. Файербер я оставил на подъездной дорожке, чтобы один из членов нашей банды забрал ее и вывезти обратно на улицу с моими любимыми полицейскими на моей заднице.

— Как все прошло? — спросил Оскар уже на пассажирском сидении.

Мои руки сжались на руле. Я почти позабыл, что привез его с собой. Я повернулся и обнаружил, что он наблюдал за мной из-за оправы своих очков.

— Мартин заслуживает ямы в земле и надгробную плиту, чтобы я точно знал, где стоить отлить, когда посещу кладбище, — я достал пачку сигарет из своего кармана, пытаясь закурить одну, пока вел машину. И черт подери, должен сказать, я скучал по тому, чтобы подвозить этого ублюдка. — Король сексуальности, — выдохнул я, и Оскар бросил на меня взгляд словно я оторвал один из его модных, маленьких пирсингов на сосках. — Ну же, дружище, если бы у тебя мог быть стояк из-за машины, то эта была бы той самой, я прав?

— Я с трудом представляю, что становлюсь твердым из-за автомобиля, — пошутил он, но еще капался своем iPad.

— Считаю, это бред, — фыркнул я, сигарета свисала из моего рта, когда я завернул в буржуазное блаженство среднего класса в районе Фуллера. Вместо того чтобы вернуться к Берни и в заросшее плесенью дерьмовое убежище, мы поехали увидеться с моей бывшей. С гребанной Бриттани. — Ты бы смазал этот iPad и вдавил его в матрас, если бы твой член помещался в любое из его отверстий.

— А ты знаешь все об этом, не так ли? — ответил Оскар, его голос был склизкой змеей, извивающейся из этого его плоского, злого рта. Хотя это лишь снаружи. Фасад. Раньше я видел, как этот ублюдок плакал. Это было давно, но я видел. Он чертовски сломлен. Больше сломлен, чем я. Я чувствую, что не имел права жаловаться на что-либо. Мы все такие в Прескотте: всегда сравниваем наши трагедии и обнаруживаем себя с нехваткой чего-то. — Если это машина — король сексуального, тогда ты король засовывания своего члена в любую дырку, куда он поместится.

Я фыркнул, но это не было неправдой. Я был гребанной шлюхой. Удивлен, что Берни вообще хотела, чтобы я был здесь с Сеньором Девственный Член. Он мог надеть для нее белое свадебное платье, учитывая, что сохранил себя для нее и все такое.

— По крайней мере, я знаю, как развлечь даму, — возразил я, потому что мой опыт мне пригодился. Блэкбер оценила это, я знаю. — Не то, чтобы я толкался пять раз, как это делаешь ты.

Оскар рассмеялся надо мной, и этот звук напомнил стук гвоздей по шероховатой поверхности надгробия. Как бы я не находил тему девственности забавной, я бы никогда не стал связываться с этим ублюдком. С Кэлом тоже. Черт, бедный Аарон и я определенно наименее пугающие члены Хавок.

— Заверяю: у меня нет проблем с предоставлением в сексе. Тебе ли не знать, ты видел, — нахмурился Оскар, когда мы свернули на извилистую дорогу, которая вгрызалась в холм, отрезая от него красоту леса. Эти холмы раньше были лесами и были дикими. Теперь, дома прорезали красивый вечнозеленый лес, словно пятна, шрамы, которые невозможно залечить. Все эти ублюдки из Южной Калифорнии переезжали сюда и превращали Орегон в пустыню, усеянную торговыми центрами, которую они оставили после себя. Чертовски меня раздражало.

Не должно быть удивлением, что семья Бриттани переехала сюда из Лас-Вегаса.

Мы припарковались на подъездной дорожке, но вылез только я. Британни не нужно видеть Оскара или не хотела его видеть. По крайней мере, дверь гаража была открыта, так что я смогу увидеть, что Хаммер ее отца не был припаркован внутри. От общения с этим человеком меня просто колотит. Он так отчаянно желает уничтожить меня, что мне нужно быть здесь аккуратным. Если Бриттани обернется против меня, то Форрест Бер приплетет меня в это расследование VGTF и закопает меня.

— Привет, малыш, — всхлипывая, сказала она, когда открыла дверь. Я изо всех сил старался не вздохнуть. Я просто не мог справиться со всей этой драмой другой женщины. Никогда не был поклонником такого. Я либо трахаю девчонку, либо нет. И я определенно покончил с маленькой, хорошенькой Бриттани Берр. — Заходи, — она отвернулась и пошла по коридору, устланному ковром, в направлении обновленной кухни.

Сегодня на Бритт был розовый свитер с длинными рукавами, чтобы скрыть все шрамы на спине и руках. Наша команда хорошо ее поимела в хижине. Они на этом не остановились. После того, как поменял план, чтобы бросить вину на «Банду грандиозных убийств», Кэл решил, что ее лицо было не так уж и неприкосновенно.

Прежде чем открыть холодильник, она повернулась ко мне, ее глаза были слегка покрыты синяками и немного прикрыты, чем в прошлый раз, когда я видел ее. Даже если я испытывал к ней такую неприязнь и обиду, мне было противно видеть ее в таком состоянии. Противно думать о том, что с ней случилось. Смотря, как мой отец постоянно избивал мою мать, читая полицейский отчет о том, что он сделал с проституткой…я просто, не мог выносить вида женской боли.

Это моя великая слабость. Бернадетт говорила, что это еще и сила. Полагаю, что может быть и тем, и другим. Жизнь существует в двойственности и противоречиях, не так ли?

Во время Резни в школе Прескотт — как называли это СМИ — я приставил свой пистолет ко лбу мужчины, нажал на курок и обнаружил себя запятнанным его мозгами. Меня это не волновало так, как, когда я увидел порезы Бриттани и ее лицо, покрытое синяками, ее обожженные запястья, ее беременный живот был скрыт под свитером.

Черт.

Я протер лицо.

— Хочешь соду или чего-то? — спросила она, но я покачал головой.

Было странно играть парня и отца ребенка, особенно, когда меня ждала Бернадетт. Особенно после выкидыша. Забавно, не так ли, как напуган я был, когда узнал о том, что Бриттани беременна, и как я был чертовски рад, когда Берни сказала мне, черт подери, то же самое. Конечно, радость длилась лишь долю секунды, а потом разбилась об молот реальности.

Выкидыш.

Вызванный «Бандой грандиозных убийств».

На территории моей гребанной школы.

Мои руки сжались в кулаки так сильно, что костяшки пальцев выступали сквозь мою татуированную кожу. Бриттани заметила и отвернулась к холодильнику.

— Не важно, — пробормотала она, но я все равно выхватил красную банку колы, вскрывая крышку и выпивая шипучие пузырьки, пока я обеспокоенно глядел ее. Прошло три недели с момента ее посещения хижины, и она была слишком напугана, чтобы просить секса со мной. Но он приближался. Я это чувствовал. Еще немного напомнил я себе, изучая ее, когда она налила себе стакан молока. В конце концов, я расскажу ей, что ее пребывание в хижине было наказанием за предательство Хавок.

Пока что мы использовали ее.

Что угодно, чтобы обезопасить нашу семью.

— Где твой отец? — спросил я, потому что эта причина моего нахождения здесь.

Из-за информации. Она уже рассказала мне все виды забавных вещей, так как я солгал про результаты ДНК-теста у школы Фуллера: Найл был грязным копом, который работал на «Банду грандиозных убийств», Специальный отряд по борьбе с бандами VGTF планировал рейд, ее отец думал, привлечь Максвелла Баррассо к ответственности, согласно закону RICO^[18], за стрельбу в школе.

Бритт фыркнула на меня и нахмурилась, перебросив через плечо свои светлые волосы, когда посмотрела на меня взглядом, с которым я был хорошо знаком: ты жалок. Я хочу тебя лишь потому, что мой отец ненавидит тебя, и ты — плохой парень, и ты умеешь трахаться. В действительности, я хочу выйти замуж за куклу Кена за 401.000, который может дать мне белый забор и золотистого ретривера.

— Тебе нужно будет забыть о своем дерьме с моим папочкой, — сказала она в своей раздражающей манере, которая заставила меня удивиться, как я вообще набрался сил, чтобы трахнуть ее. Я сделал глоток газировки и подождал, пока она вздыхала и скользнула на один из табуретов у островка. С темными волосами, которые у нее были на Хэллоуин, она выглядела лучше — не то, чтобы это имело значение — но она выглядела менее привлекательно для меня, чем раньше. Или, может, дело в том, что я влюблен и единственная девушка, которая имела значение на всем бело свете, — Блэкберд? — Он работает, — она сделала глоток своего молока, когда я стиснул зубы, а затем заставил себя выдохнуть от облегчения.

Чем больше я вел себя, как мудак, тем сильнее она зажималась

— Над чем работает?

Ее карие глаза метнулись в мою сторону, и она снова нахмурилась.

— Я не какой-то там информатор, которого можно трясти, Хаэль, Я — мать твоего ребенка, — лишь в твоих фантазиях, сука — так что лучше научись хорошо ко мне относиться.

— Бритт, если ты что-то знаешь, то стоит мне сказать. Я не особо буду папочкой малыша, если буду мертвым или в тюрьме, — я встал перед островком, напротив Бриттани, положив свои локти на плитку столешницы. — Ты знаешь, что мы никогда не навредим твоему отцу, — Только если нам не придется, слишком рискованно. — Что происходит?

— Я не стукачка, Хаэль, — проворчала Бриттани, отворачиваясь в сторону, где по телевизору шел сериал. «Гамбит королевы», какая-то драма про шахматы про чудо-девушку, которой Бернадетт была одержима последние несколько дней. Я посмотрел лишь, около, половины серии прошлой ночью, прежде чем достать свой член и скользнуть им в шелковистый жар киски моей девочки. — Ах, этот сериал нелепый. Рассказывает про то, как впихнуть в глотку культуру просвещения. Это не что иное, как феминистско-нацистский беспорядок.

У меня дрогнул глаз, но мне удалось сдержать свои мысли на этот счет при себе. Берни обожала «Гамбит королевы». Бриттани выглядела так, будто хотела блевануть. Полярные противоположности. И только к одной меня тянуло.

Бриттани использовала приложение на своем телефоне, чтобы выключить телевизор, а затем снова посмотрела на меня.

— Папа обеспокоен. Около тонны пропавших детей Прескотта, — Бриттани открыла контейнер вытащила посыпанный сахарной пудрой пончик, хмуро смотря на него несколько секунд, прежде, чем откусила его. У нее всегда были пищевые расстройства, но, полагаю, беременность заставляет тебя голодать немого сильнее. Я взял себе пончик, ожидая, пока она продолжить мысль. В конце концов, у нас было ограниченное время, пока не закончится спектакль. Как только родиться ребенок, она узнает, что он не мой. Рич Пратт, настоящий отец ребенка, которого она вынашивала, — черный. Я мог быть и не быть белым, как свадебное платье девственницы, как Бернадетт, но Бриттани узнает, что ребенок не мой после того, как посмотрит на него в первый раз. — Он сказал, что мне повезет, если ты доживешь до рождения ребенка. Очевидно, нацистская банда из Портланда убивает всю твою, что-там, команду? Так ты их называешь? Команда? — Бриттани еще откусила от своего пончика, а затем отложила его в сторону, сильно нахмурившись. — На следующей неделе они привлекут трупных собак, чтобы обыскать участок возле Венеты.

По мне пробежала дрожь, но я скрыл ее, попивая колу.

Участок возле Венеты…значит участок Тома Мюллера.

Что означало, что наши тела будут выкопаны и вытащены на дневной свет. Единственное, что я могу сказать на этот счет, — это, что мы были очень осторожны, оставляя какие-либо доказательства после себя. Если VGTF обнаружит в лесах наших похороненных друзей, то свяжет их с «Бандой грандиозных убийств». На самом деле, это может быть нам на руку, шанс смыть с себя грехи и начать с чистого листа.

— Что-нибудь еще? — спросил я, и Бриттани посмотрела на меня взглядом, который был настолько ядовитым, что я встал и отложил банку с газировкой.

— Если ты приперся сюда только чтобы вытрясти из меня все дерьмо о банде, то можешь идти, — она встала и устремилась вниз по коридору.

Используя свою хорошо приспособленную чуйку мужчины-шлюхи, я знал, что она хотела, чтобы я пошел за ней, схватил за плечо, прижал к стене и поцеловал.

Скорее я врежу директору Вану, если понимаешь, о чем я.

Я повернулся, чтобы пойти к двери, когда она прокричала мне с другого конца коридора.

— Не позволяй двери ударить тебя по заднице при выходе! — завизжала она, когда я закатил глаза и захлопнул за собой дверь.

Как во время, чтобы увидеть отца Бриттани Форреста, который встал на подъездной дорожке рядом с Камаро.

Блять.

— Ты, — огрызнулся он, что было самым максимумом, что он когда-либо мне говорил.

Его глаза-бусинки опустились на Оскара, сидящего на пассажирском сидении Камаро с опущенным окном. По лицу Форреста я понял, что он вспоминал, как выводил нас по коридорам школы Прескотта, словно одержал в чем-то победу.

Когда-то был мужчина из мафии Нью-Йорка, его звали Джон Готти. Он был известен как Дон Тефлон, потому что власти никак не могли повесить на него никаких обвинений. Что ж, это Хавок. Дерьмо к нам просто не липнет.

— Я, — ответил я, открывая дверь водительского сиденья и замирая, когда Форрест, глава местного отделения VGTF и бывшей шериф полиции, закрыл мою дверь, чуть не оторвав мне пальцы. Внутри я чувствовал ту же знакомую тьму, ту мою извращенную внутреннюю сторону, которая обещала, что я никогда не смогу стать хорошим парнем, как бы сильно я этого ни хотел.

Все, что я мог, — это надеть плащ ради Бернадетт. И все.

— Если ты и твои дружки-бандиты знаете, что для вас лучше, то будете держать носы чистыми и выйдете из тени. Максвелл Баррассо не тот человек, которого вы хотите злить. Как бы сильно я не хотел посадить тебя за муки моей малышки, ты — отец ее малыша. Я ожидаю видеть тебя по близости, — наклонился он ко мне, его ноздри раздувались, лысая голова блестела на слабом, февральском солнце. — Я буду следить за тобой, маленький, жалкий паршивец.

Форрест развернулся и зашагал по дорожке, в то время как я снова открыл дверь водительского сиденья Камаро и залез на кожаное место, где мы с Берни трахались в первый раз. Мой рот изогнулся, и я не смог подавить желание достать телефона и выбрать песню New Medicine — «Fire Up the Night». Ах, сладкие-сладкие воспоминания.

— Есть чего интересного доложить? — спросил Оскар, серебряный взгляд сосредоточен на iPad, пока он создавал план, схемы и просчитывал риски в своем стиле.

Я находил это чертовски раздражающим, но у Берни практически намокали трусики, когда он шипел оскорблениями в ее сторону. Полагаю, ненавистный секс должен быть довольно-таки горячим, да?

— VGTF задействуют собак-ищеек на участке Тома, — сказал я, и Оскар замер.

Через мгновение он пожал плечами и вернулся к своему iPad. Когда я обернулся, то увидел, что он работал над нашими заявками в подготовительную школу Оак-Вэлли.

Агх.

Подготовительная школа?

Засуньте мне в рот гребанную ложку.

От мысли ходить в это престижное дерьмо мне хотелось тошнить, но я видел выгоды этого. Во-первых, защита, и в месте куда приятнее, чем наше арендованное в Прескотте. Во-вторых, диплом, который нужен Вику куда больше, чем кому-либо из нас. Я бы сказал, что он мог пойти один, но мы не могли позволить себе быть порознь, не сейчас. И, в-третьих, мы могли бы следить за этой сукой Тринити.

Кажется, в конце концов Блэкберд увидит меня в одной из этих опрятных униформ.

— Это может быть нам на руку, — сказал Оскар, эхом отзываясь на мои мысли.

Я кивнул и завел мотор, оборачиваясь через плечо, когда выезжал с подъездной дорожки. Сосед из дома рядом смотрел на меня, словно я только что вышел из расистского романа Лавкрафта. Парень был чокнутым, но он придумал несколько странных вещей.

Проезжая мимо, я отмахнулся от женщины.

— Если нас не казнят до выпуска, то да, я бы сказал, что это может быть нам на руку.

Я направился вниз по склону и поехал обратно к безопасному дому, машина полицейских медленно следовала за мной.