16



Было что-то зловещее на территории подготовительной академии Оак-Вэлли. Я почувствовала это в последний раз, когда мы были здесь, чтобы поговорить с Дэвидом и Тринити, но не могла нащупать и прикоснуться. Теперь, когда мы приехали сюда, чтобы остаться, вытаскивая сумки из наших машин и бросая их в общую кучу за Камаро Хаэля, я знала, что это было: избыточность.


— Блять, ненавижу это место, — пробормотала я, кладя руки на бедра, пока смотрела на вздымающиеся бока общежития.


Витиеватые узоры из дубовых листьев вокруг окон и дверей, вероятно, говорили о какой-то особой форме архитектуры, но... в школе Прескотта такому не учат, вы понимаете, о чем я?


Тем не менее, я знала, что держать свои ключи между костяшками не самая лучшая тактика самозащиты. Конечно, если ваш нападающий не очень опытный, эти ключи могли ранить, когда вы нанесете удар. Но если они знают толк в этом дерьме, тогда они просто схватят вас за руку и вонзят острые концы ключей в вас.


Вот, чему нас учили в школе Прескотт. А еще тому, как красится, или как напрягать мышцы тазового дна, или как сосать член. Как надрать сука задницу. Угнать машину. Такого рода вещи.


Уверена, здешние преподаватели полюбят нашу шестерку.


Я закурила сигарету, пока мальчики заканчивали разгружать наши вещи. В любом случае, у нас не так уж много физического хлама. В избытке у нас было эмоциональных вещей — это тяжелое, глубокое, ноющее чувство принадлежности, похожее на шип в боку, который вы не хотите вытаскивать, потому что ненавидите любить то, как он причиняет боль.


— Хотя бы мы будем с девочками, — предположил Аарон, тоже закурив свою сигарету. Мерцание пламени купало его слишком красивое лицо в никотине, табаке и дерьме. Мне это нравилось то, как он мог из соседского мальчишки превратиться в человека, который надирает задницу соседскому мальчишке. — Три с половиной месяца. И все. Затем мы покончим со всем…этим, — он обратил свой золотисто-зеленый взгляд к зданию, замерев от звука приближающихся шагов по гравию.


Прежде чем я успела обернуться, мои глаза остановились на Викторе, и я точно знала, кто будет там стоять, когда я, наконец, соизволю обернуться.


Тринити Джейд ждала в сторонке, одетая в свой вересково-серый пиджак и угольную плиссированную юбку, небесно-голубой галстук развивался на ветру. Ее золотистые волосы запутались вокруг лица, пока она изучала нас глазами цвета пыли.


— Когда меняется ветер, это всегда неприятно, не так ли? — спросила она, потянувшись, чтобы заправить прядь светлых волос за ухо. — Иногда, он сдувает помойку из Прескотта в неправильный район.


— О, и это, кажется, пиздец, как плохо, — промурлыкала я в ответ, обожая то, как ее глаза осматривали мои изгибы, мою слишком маленькую красную футболку, которая показывала мой пупок, и нежные локоны моих светлых волос с окрашенными кончиками. Возможно, еще она по моим щекам могла увидеть, что это был вид только что отраханной девушки? Иметь пять парней — настоящее удовольствие, когда ты так же измучена жаждой, как я. — Потому что, если ты не будешь очень, очень приветливой со мной…, — я встала перед ней, радуясь, что решила надеть сегодня туфли на танкетке. Добавьте это дополнительные несколько сантиметров в мой уже рост «выше, чем у других девушек», и я возвышалась над Тринити Джейд. — Я расскажу папочке Сэмуэлю все о твоей дешевой, гангстерской крови.


Я слегка заскрежетала зубами и провела языком по уголку рта, просто чтобы попробовать помаду на вкус и убедиться, что она все еще там. Если вы умны, то украсть красивую помаду не составит труда. Если вы опытны, то можете смешивать, красить и лепить дешевое дерьмо, пока оно не будет выглядеть, как нечто хорошее.


Это то, что я сделала сегодня.


Я назвала этот оттенок «Упущенные возможности». Он был красным и страшным и напоминал мне о крови, не перестающей течь под моими ногами.


Тринити посмотрела мимо меня, в направление Вика.


— Я поговорила со своим дедушкой. Он согласился подыграть в этой игре с аннуляцией ради меня, но ему это не понятно. Он очень прямой и честный человек. Долго это не продлится


Виктор проигнорировал ее, посмотрев на свой Харлей с болезненным выражением лица. Скоро должен прийти парковщик, чтобы переместить наши машины на «Парковку для студентов» Мне не очень нравилась мысль быть разлученными с нашими единственными видами транспорта, но это часть игры, а мы очень хороши в играх.


— Можешь вести дела с моей женой, — сказал Вик, подбородком указывая в мое направление, когда Аарон закрыл Бронко и нежно похлопал по нему.


Хаэль выглядел так, будто бы вот-вот заплачет из-за Камаро, но по-настоящему взвинченным он был из-за Эльдорадо. «Я восстановил эту машину для тебя, детка. А не для того, чтобы с ней возился какой-нибудь надутый парковщик».


Полагаю, жертвы необходимы.


— Простите? — спросила Тринити, долго и медленно моргая, что заставило меня поверить в то, что она настоящая психопатка.


Помните, когда я ударила ее голову об бар на ее вечеринке-игре в «Загадочное убийство»? Или заехала пяткой руки ей по носу в галерее? Я едва ли удостоилась реакции от этой суки. Она чертовски безумна.


— Ты не говоришь по-английски? — спросил Хаэль, наклонив голову набок. Или тебе сказать на французском: Tu peux parler avec notre femme. Au passage, va te faire foutre21, — Хаэль натянуто улыбнулся и ушел, когда Тринити пробормотала что-то в ответ, тоже на французском. Это заставило его замереть, и я увидела, как его руки сжались в кулаки.


Я решила не спрашивать про перевод.


Я выгнула бровь.


— Дедушка знает, что ты не ребенок Сэмуэля? — спросила я, и Тринити одарила меня резким взглядом, который совершенно точно говорил не так громко, не здесь.


К счастью для нее, нам тоже не выгодно выдавать этот секрет. Мы намеривались крепко держать его при себе, до подходящего момента, конечно же. Очевидно, в какой-то момент, мы расскажем об том всему гребанному свету.


Просто не сейчас.


— Хорошо, — продолжила я, потому что не то, чтобы у нас здесь была нормальная беседа. Лишь шантаж и угрозы. — Что ж, следующее, что ты сделаешь, это заставишь деда сказать Офелии, что вы с Виком законно женаты. Мы знаем, как заполучить очень убедительное свидетельство о браке, чтобы помочь уловке.


Она лишь продолжала смотреть на меня тем жутким образом, ветер шелестел юбкой по ее бледным бедрам.


— И как я должна его убедить? — огрызнулась она, но я лишь рассмеялась, потому что это, блять, не моя проблема.


— Слушай, тебе это выгодно столько же, сколько и нам. Офелия сдаст твою задницу, если ты не подчинишься, я права? Ты, должно быть, уже поняла, что она — злопамятная психопатка, — я уже поворачивалась, но Тринити издала шипящий звук, который меня остановил.


Ее глаза метнулись к Оскару, когда он остановился рядом со мной в полностью черном костюме, черной рубашке, черном галстуке, словно он пришел на похороны. Вполне возможно. По сути, это конец всему, что я знала. Я старалась быть позитивной, но…просто посмотрите на это место. Посмотрите на него. Напыщенное богатство, построенное на порабощении и оскорблении других людей. А еще половина богатеньких папочек, которые отправляют сюда своих детей, участвуют в педофилийском круге «Банды грандиозных убийств».


Меня чуть не стошнило, но я смогла сдержать свою реакцию, сведя ее к легкому раздражению.


— Я ваш проводник по школе на сегодня, — процедила Тринити, как будто резинка защелкнулась на моей коже. — Идите за мной, и я покажу вашу…комнату, — насмехнулась она над нами, но я лишь ухмыльнулась.


Виктор и Оскар позаботились о том, чтобы поселить нас в одной из свободных квартир для персонала.


Очевидно, наличие доказательств, что жены двух членов школьной комиссии — педофилки, имеет много плюсов. Еще, по словам Вика, наши контакты, казалось, почувствовали облегчение от того, что им удалось засунуть нас в забытый угол, подальше от других учеников. Так что, полагаю, это выгодно всем вовлеченным.


Интересно, что насчет всего это думала Сара Янг? Она правда верила, что мы вшестером просто случайно получили половину из двенадцати стипендий, выделенных школе Прескотт? Не. Она должна знать, что мои оценки — как, скорее всего, Хаэля и Кэла — не достаточно хороши. Но что ж. Не моя проблема.


— Как долго мы должны придерживать этой шарады? — спросила Тринити, пока я смотрела, как мои мальчики взвалили на свои плечи спортивные сумки, а в руках держали коробки.


Я ничего не несла. Я не за тем встречалась с пятью мускулистыми парнями, чтобы таскать всякое дерьмо. Я откинула волосы и последовала за Тринити, заметив, что немногие ученики, вышедшие в столь ранний час, отводили глаза и опускали подбородки.


Им же лучше. Умное решение. Я закурила сигарету, несмотря на то, что Тринити закипала, а по ее коже пробежали мурашки ненависти.


— Курение — грязная привычка, — сказала она, словно она думала, что не похрен.


— Некоторые могут сказать, что трахаться со своим кровным братом — это грязная привычка, но я стараюсь не осуждать, — я пожала плечами, когда ее идеальная челюсть напряглась из-за гнева, и она повела нас по узкой тропинке между общежитиями студентов и квартирами для персонала, подойдя к двери слева, вместо той, что справа.


Довольно-таки близко. Старые здание практически находились на расстоянии вытянутой руки друг от друга.


Нужен ключ-карта, чтобы попасть в квартиру, что мне понравилось. Еще, похоже данная система входа была недавно установлена, вероятно благодаря нам и нашему проникновению в студенческие общежития за Дональдом Ашером. Была моя очередь задрожать от ненависти, пока курила сигарету, словно владела этим чертовым местом, идя за Тринити через шикарную гостиную, которая в это время была совершенно пуста. Курение не прокатит перед обычными сотрудниками, они не узнают о маленькой договоренности Хавока со школьным советом.


Мне, как бы, придется притворяться, что я учусь и прочее дерьмо, пока я тут.


— Отвечая на твой прошлый вопрос, мы будем продолжать эту «шараду» до тех пор, пока Виктор и я будем не будем женаты целый год и пока он не получит свое наследство. К счастью, тебе осталось подождать девять месяцев.


— И как я могу быть в этом уверена? Как только вы получите, что хотите, что помешает вам рассказать мой секрет? — Тринити посмотрела через плечо, когда мы остановились перед лифтом. Вау. Здание с лифтом. Определенно такого в Южном Прескотте не найдешь, а если найдешь, то не зайдешь в него, если ума хватает. — Что помешает Офелии? Если она узнает, что я…помогаю вам…, — Трнинити замолчала на мгновение, чтобы испустить резкий, злой вдох. — Тогда она вполне может поговорить с моим отцом. Что потом?


— Боже, какая же ты раздражающая, — пробормотала я, когда открылись дверь лифта и мы вместе потеснились в нем, парни сформировали стену из мышц и чернил спереди. Тринити проинструктировала Кэла нажать кнопку одиннадцатого этажа, и мы поехали. — Послушай, у нас есть планы на Офелию. Так лучше? Я бы не переживала из-за нее.


— Я переживаю из-за тебя, — сказала мне Тринити, когда я обернулась и увидела, что ее жуткие, бледные, карие глаза изучали меня.


Они цвета коричневого отшельника или лужи, разбавленной водой. По крайней мере, я воспринимаю их именно так. Может быть, когда Джеймс Баррассо смотрел в карие глаза своей сестры, которую трахал, он видел нечто совершенно другое. Очень плохо, что пришлось проткнуть ему глаза своими большими пальцами. Знала ли Тринити, как именно он встретил свой конец? Полагаю, нет.


— Как только мы получим свои деньги, нам будет похрен, что случится с тобой, принцесса, — сказала я, выбивая сигарету из ее сумки и наблюдая за тем, как она скрежетала зубами в редком для нее проявлении разочарования.


Тринити с огромным усилием пыталась взять себя в руки.


— Почему бы тебе не продолжать задавать назойливые вопросы? — предложил Оскар, и затем я заметила в зазеркальной стене, как он приставил револьвер к голове Тринити.


Она выдержала его взгляд в том же зеркале, ее тело совершенно замерло. По всей гребанной школе были камеры, но, случайно, их не было внутри лифтов.


Темная зона.


Полезно знать.


Тринити ничего не ответила, и Оскар убрал пистолет как раз, когда двери открылись с приятным звонком. Мы вышли в шикарный коридор, и моя кожа покрылась мурашками от того, как это были неправильно. Мраморные поли, текстурные обои, светильники с витражами. Мне здесь не место, никому из нас.


Но если в чем дети Прескотта и были мастера, так это в адаптации.


Вот, что нам нужно было делать сейчас, — адаптироваться.


Пока что я оставила свои заумные социальные комментарии при себе, а Тринити пробралась между парнями и повела нас по коридору к первой двери справа. Она открыла дверь ключ-картой, которую Оскар тут же выхватил из ее пальцев.


— Откуда нам знать, что у тебя нет других копий ключа? — спросил он, ударяя уголком пластиковой карты о стену, когда Тринити распахнула дверь, ее карие глаза пылали.


Похоже, у нее действительно был предел дозволенного.


— Никак, и я ни за что не заверю вас в этом, так же как вы не можете убедить меня, что не превратитесь в бешенных псов после получения наследства, — Тринити зашла в квартиру, дошла до середины и остановилась, повернувшись к нам с хмурым выражением на губах — которые, как она, вероятно, надеялась, люди приняли бы за накрашенные.


Но мне было виднее. Я знала все про девушек подготовительной школы Оак-Вэлли и про их одержимостью наносить тонну косметики на лицо таким образом, чтобы выглядело будто ее не было вовсе.


Оскар швырнул карточку на каменную столешницу, а мальчики бросили коробки и сумки по середине комнаты, и Хаэль, Кэл и Аарон пошли в прилегающие комнаты, чтобы осмотреться. Это «семейная квартира», предназначенная для сотрудников, с которыми проживают дети, супруги или другие родственники. Она была размером с дом Аарона, только была одноэтажной и обставлена бежевой, серой, льняной и кожаной мебелью. Окна напротив двери выходили на кампус Оак-Вэлли. Слева от меня была мини-кухня с техникой, которая выглядит слишком причудливо, чтобы ею пользоваться. Помимо этого был еще короткий коридор, в котором только что исчез Аарон, и две двери — одна выглядела как ванная, а другая — как спальня.


— У вас час, чтобы обустроиться и переодеться в униформу, — Тринити указала тоненьким пальцем на груду пакетов с одеждой на меньшем из двух диванов. — Если нужно поправить что-то в размерах, портной кампуса…


Я фыркнула, и ее злобные глаза перешли на меня, когда Вик прислонился плечом к окну от потолка до пола.


— Портной кампуса, — повторила я с грубым, издевающимся смехом, когда Оскар подошел к груде униформ и проверил размеры на каждом пакете, прежде чем разделить их на кучки. — Конечно. Продолжай.


— Ты грубая и необразованная, — огрызнулась на меня в ответ Тринити, откинув свои золотистые волосы через плечо и закрывая глаза, словно она отчаянно нуждалась в минутке, чтобы взять себя в руки. — Ты никогда не впишешься здесь.


Я приложила руку к сердцу и сделала слащавую гримасу притворного разочарования.


— О, ты так считаешь? — съязвила я, сопротивляясь яростному и непреодолимому желанию схватить в кулак эти ее прекрасные золотистые волосы и швырнуть в стену, пока она не окрасится кровью. — Это так мило.


С очередным вздохом злости, Тринити развернулась и направилась к двери.


— Встретимся внизу в лобби через час, — усмехнулась она, распахивая дверь и исчезая в коридоре.


Она захлопнулась сама по себе, и Оскар подошел, чтобы изучить замки.


— С карточками очень легко обращаться, — сказал он, пробуя засов. — Мы поставим собственные замки, которые сложно будет взломать. Комбинацию, которую не подобрать.


Хаэль и Каллум появились из другого коридора, прямо противоположному тому, откуда вышел Аарон.


— У нас все чисто, — подтвердил Хаэль, и Аарон, соглашаясь, кивнул.


— Тоже.


Затем Оскар обернулся, и мы все просто стояли в свободном круге и смотрели друг на друга.


— О, да бросьте, — с ухмылкой сказал Вик, оттолкнувшись от своего места у окна.


Он закинул руки мне на плечи, что должно было выглядеть абсолютно товарищеским жестом, но вместо этого вышло смесью собственничества и нужды. Фантазии о том, чтобы быть трахнутой у окна, с голой задницей и видом на кампус, пока мои мальчики трахали меня по очереди, заполонили мою голову, и внезапно мне стало тяжело дышать.


О, еще лучше — если я буду одета в свою униформу, а моя плиссированная юбка задралась на бедрах…


— Не видите себя так, словно кто-то, блять, умер, — продолжил Вик, прижимаясь обжигающим поцелуем к моей голове, который никак не заглушил внезапный прилив жара между бедер. — Мы живем в роскошной квартире на одиннадцатом этаже. У нас круглосуточная охрана. Девочки в безопасности. Мейсон мертв, — Виктор замолчал, когда завибрировал его телефон, и посмотрел на экран с обеспокоенной улыбкой на губах.


— Офелия? — предположил Оскар, скрестив руки на груди.


Видеть его в униформе Оак-Вэлли не будет сильно отличаться от вида его в обычных костюмах, если только цветом. Увидеть кого-либо из остальных парней в пиджаке и галстуке…это встряхнет мой мир. Сначала я, скорее всего, возненавижу это, затем, вероятно, буду получать от этого удовольствием, а потом…кто знает?


— Офелия, — подтвердил Вик, отвечая на звонок и в тот же момент поставив его на громкую связь. — Мама.


— Ты — злобный, маленький монстр, — прошипела Офелия, и, в то время как я сказала бы нечто подобное в качестве комплимента, я была вполне уверена, что Офелия Марс вкладывала в это оскорбление. — Мейсон Миллер? Из всех мест, в клубе? А теперь, как ты умудрился такое провернуть?


Вик сел на большой диван и положил телефон на кофейный столик, что было странным моментом дежавю, когда я вспомнила, как он сидел в гостиной Аарона и разговаривал с Митчем Картером в такой же манере. Замкнутый круг, детка. Но это смешно пытаться сравнить Офелию с Митчем, они даже не одного ранга.


— Мейсон Миллер? — спросил Вик, а затем рассмеялся, когда его мать с досадой вздохнула. Тем временем, Хаэль подошел к холодильнику, тщательно замаскированному под один из шкафов, и открыл его в поисках чего-нибудь съестного. Очевидно, что он был пуст, и Хаэль захлопнул его с болезненным вздохом. — О точно. Тот извращенец, которого мы убили в пятницу. Скажи мне вот что, в любой из разов, когда ты объезжала член Максвелла Баррассо, ты не подумала, что мы ответим за то, что случилось с нашей школой?


— Твое сообщение было получено четко и ясно, — затем Офелия замолчала, и, клянусь, я услышала цоканье ее каблуков. — Том мертв.


— Не от нашей руки, — сказал Виктор, откидываясь на своем месте, когда я опустилась рядом с ним, Кэл сел на руку, а Хаэль и Аарон взяли кучу пакетов с одеждой, которые передавал им Оскар. — Это сделал Мейсон. А ты ужасно опечалена? О, подожди, у тебя же нет сердца. Это практически невозможно.


— Сынок, не испытывай сейчас мое терпение, — Офелия перестала ходить. Я почти видела ее в своем воображении, разрывающуюся между удовлетворением от прогресса с аннуляцией и яростью из-за смертей Мейсона и Тома, в обеих она обвинит нас, вне зависимости от того, что на самом деле произошло. — Как новая школа? Знаешь, я много о чем сожалела в жизни, и не отправить тебя в частную школу Оак-Вэлли было одним из таких сожалений. Там твое место, Виктор. У тебя голубая кровь, как у любого ученика там.


— Мм, ты, что думаешь, что мне есть дело до чего-то из этого. Я не золотистый ретривер, Офелия, не собака, которую вы вывели ради ее кудрявой шерсти и красивых глаз. Я — твой сын, сын, который расхаживал перед извращенными мужчинами, когда Руби перестала давать тебе деньги.


— Не будь таким драматичным, Виктор, — сказала Офелия, и тогда-то я и увидела это.


Впервые. Настоящую, истинную и искреннюю трещину в самоконтроле Вика. Он схватил телефон со стола, его костяшки побелели, когда он сжал его слишком сильно, достаточно сильно, чтобы треснул экран.


— Драматичным? — прошептал он в ответ, его голос был низким и мрачным, что я даже задрожала в ответ. Оскар замер в процессе рассортировки униформы, чтобы посмотреть на Вика, обменявшись быстрым взглядом с Каллумом, как он обычно делал. — Ты называешь меня драматичным, потому что мне не нравилось, когда взрослые мужчины трогали меня, когда я был ребенком? Думаешь, это забавно?


— Не думай, что я не знаю, что ты не живешь у отца, — продолжила Офелия, бросая правила трастового фонда своему сыну в лицо. — И что это я слышу про квартиру в кампусе? Ты хочешь вот так просто все потерять, Вик?


— Ты — грязная сука, — огрызнулся в ответ Виктор, поднимаясь и все еще сжимая телефон. Его левая рука сжималась и разжималась, когда он стиснул зубы. — Ты на самом деле думаешь, что можешь уличить меня в формальностях? Ты знаешь так же хорошо, как и я, что трастовый фонд Руби позволяет мне жить в кампусе образовательного учреждения. Я выиграю эту игру, и выиграю с моими руками, обхватывающими твое гребанное горло.


Вик швырнул свой телефон в стену насколько мог сильно, разбив его на кусочки, когда устремился прочь с дивана, а я поплелась за ним.


— Вик, — начала я, когда он толкнул парадную дверь, словно собирался уйти из квартиры.


Я шла позади него, неуверенная должна ли вообще прикоснуться к нему или нет. Сейчас он пылал. Он был в огне. Он…разваливался на части, что, скорее всего, было полезно, но еще немного пугало. Овладей им как оружием. Такое ощущение, что после всех этих лет сдерживания своего характера, сохранения его на будущее, сбор всего этого огня в пламя, Виктор был готов спустить его с поводка.


— Мне нужно прогуляться, — сказал он, его темные глаза быстро пробежались по мне.


Выражение его лица достаточно смягчилось, что я поняла: сегодня не тот день, когда он слетит с катушек. Не сегодня. Пока нет. Но скоро.


— Я нужна тебе? — спросила я, и Виктор заметно вздрогнул от этих слов, проведя рукой вниз по лицу.


Прямо сейчас мне не хотелось ничего большего, кроме как помочь ему пройти через это, таким способом, как он не раз помогал мне справиться с моим чрезмерным темпераментом.


Его обсидиановые взгляд остановился у моих ног и поднялся по моему телу, вбирая его, заставляя меня задрожать и трещать, словно моя кожа сделана из углей, а его глаза — пламя, которое наконец разгорелось. Я не знала, про исключения его трастового фонда, которые разрешали ему брать деньги на образования, которые разрешали ему жить здесь, не нарушая при этом условия, согласно которому он будет жить с отцом до окончания школы.


Это значило…все это время…Виктор мог уйти из школы Прескотт и от его отца-пьяницы и оставить все это дерьмо позади. У него были хорошие оценки и связи, чтобы попасть сюда. Даже Офелия заявила, что всегда хотела, чтобы он ходил в эту школу (не совсем уверена, что верю это, но, полагаю, это помогло бы ей поддерживать провальный образ аристократки).


В любом случае, мне не нужно было спрашивать, почему Вик не ушел.


Это чертовски очевидно: из-за меня.


Его любовь шла дальше эгоистичности. А если и была такой, то была куда больше, чем эгоистичной.


Виктор очень аккуратно закрыл дверь и повернулся, чтобы посмотреть на меня, темный взгляд пылал таким образом, что я, казалось, не смогла сдержать нежный вздох, сорвавшийся с моих губ. Сейчас я не была такой сукой, не так ли? Столкнувшись с неумолимым великодушием его взгляда.


— Надень свою униформу, — сказал он мне, и я не могла помешать той дрожи, что охватила меня, моя кожа пульсировала и болела то изнывала, от головы до кончиков пальцев.


Виктор пошел по короткому коридору в направлении ванной, а потом исчез внутри, я испустила долгий выдох, хотя даже не собиралась задерживать дыхание.


— Господи, — пробормотал Аарон, когда я посмотрела в его сторону, изучая резкую мужественность его лица, которое когда-то было мальчишеским и милым, а теперь черты его лица лишь иногда касались этой грани при правильном освещении.


Тогда до меня дошло несколько вещей.


Дом Аарона находился на самой окраине Прескотта, на пересечении официальной границы с районом Фуллер. Готова поспорить, он мог пойти в школу Фуллера, если бы хотел. А Кэл был достаточно талантлив, что он мог сбежать отсюда, оставить этот кошмарный город позади. Хаэль мог бросить школу, чтобы работать с машинами. Оскар был слишком умным, чтобы застрять в Прескотте. Скорее всего он мог бы занять одно и единственное место по стипендии, которое Оак-Вэлли открывает каждый год (просто каждый год не происходил обстрел школы).


Единственный человек, который по-настоящему и окончательно застрял в школе Прескотта, была…я.


— Простите, — выдавила я, схватив кучу пакетов и единственную коробку из-под обуви, которые Оскар сложил в аккуратную стопку на кофейном столике, и побежала в самую близкую к ванной спальню. Я захлопнула за собой дверь, прислонившись к ней спиной, и на мгновение закрыла глаза.


Мое сердце колотилось, мой дух разгорелся, и этой энергии некуда было деваться, кроме как в мои руки и пальцы, когда я бросила все вещи в своих руках на двуспальную кровать кинг-сайз у дальней стены. Она была застелена белыми простынями, белыми подушками и соответствующим одеялом. Было ли это неправильно, что моя первая мысль звучала так: поместимся ли мы все на этой штуке? Потому что от мысли быть разлученной с кем-либо из моих мальчиков на любой промежуток времени мне физически становилось плохо.


Я сбросила одежду так быстро, как только смогла, натянула серую плиссированную юбку и белую рубашку на пуговицах, небесно-голубой атласный галстук и носки, доходящие мне до колен. Обувь надела в последую очередь. Это было черные лакированные туфли «Мэри Джейн», которые напомнили мне о тех, что Памела заставляла меня и Пен надевать по праздникам, когда мы все еще были богаты, а она все еще притворялась, что ей на нас не плевать, когда папа был жив, а Тинг был будущим кошмаром, который я даже не могла себе вообразить.


Как только я оделась, то вылетела из этой комнаты, как летучая мышь из ада, и врезалась прямо в сильную, мокрую грудь Виктора. Очевидно, что он только что вышел из душа, капли припли к его покрытой чернилами коже, когда он положил ладони по обе стороны коридора, его обсидиановый взгляд пронзал меня.


— Бернадетт, — пробормотал он, а затем затолкнул меня обратно в комнату и прижал меня к стене.


Губы Виктора опустились на мои, и этот кусочек горячей ярости обжигал меня, одновременно успокаивая всю мою боль, все мои вопросы, любые оставшиеся сомнения, которые могли у меня быть.


Его язык раскрыл мои губы, словно приказ, словно он на самом деле был королем, а я — верным объектом, отчаянно желающий подчиниться. Я не знала, почему чувствовала себя так рядом с ним, но мне нравилось. Когда я с Виктором, мне не приходиться беспокоиться или гадать. Он позаботится обо мне, о нас, обо всем. В его руках я чувствовала себя безопаснее всего.


— Тебе что-то нужно? — прошептала я, дрожа, когда он обхватил мои плечи своими сильными пальцами, оставляя вмятины на рукавах пиджака из серого вереска.


Виктор сделал глубокий вдох, закрыл глаза, а затем снова открыл их, спуская на меня ураган силы своего взгляда.


— Ты.


Полотенце вокруг его бедер упало на пол, когда он отошел назад, чтобы изучить меня в униформе, проведя рукой по лицу и выругавшись. Сейчас он едва сдерживал свой нрав. Я видела, как он проступал в венах на его руках и шее, как двигался мускул на его челюсти, пока он пытался сдержать этого зверя.


Пока что.


При первой же возможности, когда он сможет пустить его на Офелию, она не выйдет из этого города с наличием пульса.


— Униформа действительно решает все, не правда ли? — прошептал он, его глаза блестели, и я не могла понять: он попросил меня надеть это просто потому, что он гребаный извращенец, который хотел трахнуть меня у стены в том, что, по сути, было униформой школьницы католической школы (хотя подготовительная школа Оак-Вэлли не имела религиозной принадлежности), или же было что-то еще, что-то большее. Доказательство, что он мог позаботиться обо мне. Доказательство, что он мог возвысить всех нас. Доказательство, что в конце все это будет того стоить. — Ты выглядишь настолько же аристократично, как и Тринити Джейд. Или Офелия. Вообще-то, даже больше.


— Мне добавить корону к образу? — прошептала я в ответ, чувствуя, как напряжение между нами растягивалось, дрожало и тянулось, моя одержимость подпитывала его, пока мы просто не оказались бесконечным циклом нужды, желания и обладания. Виктор Ченнинг мой, и мне плевать на шараду с подставной невестой, которую мы должны разыгрывать. При каждой возможности я собираясь напомнить каждому ученику в этом кампусе, что я могла поцеловать Вика, трахнуть Вика и обладать Виком, когда мне, черт возьми, заблагорассудится.


Тринити возненавидит меня за это.


— Корона, безусловно, добавит привлекательности, — прорычал Виктор, делая шаг вперед и проводя руками вверх и вниз под мою юбку, чтобы обхватить мою задницу. — Но я не собираюсь отпускать тебя, чтобы найти ее. Ты спросила нужна ли ты мне? Что ж, нужна.


Он опустил одну свою большую руку между моими бедрами, слегка поглаживая по щели моей киски. Он с легкостью нащупал ее, даже с барьером в виде моих трусиков между нами. Я уже была влажная, намочив ткань и заставляя его рычать от удовольствия из-за ощущения влаги на его мозолистых пальцах. Потому что он — животное, потому что он — основной, первобытный самец для дикой, необузданной женщины внутри меня, он не мог сопротивляться желанию оттянуть ткань мои трусиков, чтобы добраться до моей голой киски.


Виктор впитывал меня тяжелым взглядом, провел пальцем между моих складок и застонал, когда почувствовал, какая я горячая и скользкая между бедер. Его член пульсировал от нужды заполнить меня, завоевать это пространство и сделать меня своей. Казалось, я не могла отвести взгляд, когда он скользнул в меня двумя пальцами, заставляя мои губы раскрыться в удовлетворенном вздохе, когда моя голова откинулась назад к стене.


Это на самом деле непристойно трахаться в униформе до того, как я посещу хоть одно занятие, но что я могла поделать? Мой босс нуждался во мне, не так ли? Мой муж. Король для моей королевы.


Когда Виктор вытащил руку из моих трусиков, я почти что закричала. Он ухмыльнулся мне, словно точно чувствовал, что я чувствовала, когда сместил свою хватку с наиболее личных частей меня к своим, используя мою смазку, чтобы кулаком погладить вверх-вниз по длине его вздымающегося члена.


— Я знаю все, что ты обо мне говорила, — сказал он, словно это был вызов, ухмылка проросла на его губах, когда он снова вернул этот контроль, обвивая им себя, как одеялом.


Наблюдать за тем, как это происходит, — не что иное, как чудо.


— Что? — спросила я в ответ, мои щеки покраснели, мои соски были настолько твердыми, что кружево моего лифчика внезапно стало ощущаться устройством пыток.


— Что я — основной, — прорычал он, сначала опустившись на одно колено, затем на другое, все еще поглаживая свой член и играя с ним. — Что я — животное, что все, что я умею делать, это спариваться, как собака в течке.


— Я никогда не имела это в виду дословно, — возразила я, но было слишком поздно.


Виктор должен был доказать, что все еще сохраняет контроль над собой, несмотря на реакцию насмешки Офелии. Он неохотно отпустил свой член, чтобы стянуть трусики по моим ногами, а затем снял их, отбросив в сторону, и подначивал меня раздвинуть ноги.


Его руки обхватили мою задницу, когда его лицо опустилось между моими бедрами, его язык горячо и злобно скользил по моей киске таким образом, что у меня подкосились колени. Черт, блять, сукин сын. Он поедал меня, словно это было удовольствием, обрядом посвящения, чем-то, что нужно смаковать и чем нужно наслаждаться. Это определенно не было чем-то рутинным, судя по тому, как Вик к этому подходил.


Мои веки опустились, но я заставляла себя держать их открытыми, чтобы могла смотреть на корону темно-фиолетовых волос. Когда мои пальцы нашли ее и вцепились, он зарычал, его лицо все еще было тесно прижато ко мне, посасывая, облизывая и кусая мой клитор и складочки.


Виктор обхватил рукой мой живот, когда я начала падать, эффективно прижимая меня к стене. Невероятно, насколько он был силен, как мускулы на его руке удерживали меня на месте, даже когда я толкнула его своей рукой, мои ногти прорезали бороздки на его татуировках.


— Вик, — пробормотала я, пока его голова была под моей юбкой, его рот работал над моим телом, как изголодавшийся мужчина. Его язык, горячий и порочный, прорезал впадины в моей плоти, заставляя мои веки трепетать. Мои руки болели, впиваясь в ткань моей юбки и, наоборот, в макушку его головы. — Блять, я не могу.


Я пыталась контролировать вышедший звук, эхом разлетевшийся по пустой спальне, когда я еще сильнее впилась пальцами, оргазм овладел мной таким образом, как, я уверена, Виктору хотелось, но он не позволил себе этого сделать. Не в эту самую секунду, не когда он чувствовал себя вот так. Даже если мысль о том, как он объезжал меня в диком, безудержном порыве, так возбуждала меня, что я едва ли могла дышать при этой мысли.


— Может, я могу…, я могу лечь…, — задыхалась я, но он проигнорировал меня.


Черт подери, если я могла остановить его, когда он получал то, что хотел.


С его рукой, все еще обхватывающей мой живот, Виктор запустил пальцы левой руки в обжигающий жар моего центра. В то же время он не забывал вращать языком вокруг моего клитора, нежно всасывая затвердевший узелок в рот, а затем перебирая его зубами. Мои бедра упирались в его лицо, но он держал меня неподвижно, прижимая к себе, пока кульминация не охватила меня, как пламя, которое я видела в его глазах всего несколько минут назад.


Мое тело болело в его руках, стон, который я не могла контролировать, сорвался с моих губ. Но нечестивым определенно не было покоя, когда он встал на ноги, схватил меня за юбку, и потянул меня вперед. Я лицом упала на кровать, а затем Вик сделал именно то, что хотел, трахая меня сзади.


Его член обжигал и был слишком толстым при таком угле, от чего я закричала, когда он вошел в меня быстро и жестко. Вот тогда-то его контроль, наконец, достиг критической точки, и он схватил мои волосы в кулак, потянув меня назад и трахая меня с толикой той жестокой, неослабевающей ярости.


Это настойчивое трение его члена, погружающегося в меня, и диких, мужских звуков, которые он издавал, снова запрокинули меня на край, а затем я кончила, сжимаясь вокруг него, мои мышцы работали над его телом, пока он не излил свое семя внутрь меня.


С последним толчком и последним, мучительным стоном Виктор рухнул на меня, тяжело дыша и переплетая свои пальцы с моими на обеих руках.


— Лучше? — прошептала я, и он издал темный смешок, его огромное тело вдавливало меня в матрас, прямо как я любила.


Я могла бы прожить в этой позиции с ним все еще внутри меня, прижимающего меня как бабочку, которая не желала сбегать.


— Ты всегда заставляешь меня чувствовать себя лучше, миссис Ченнинг, — пробормотал он, потираясь носом об одну сторону моей головы, а потом слез и встал на ноги, оставляя меня чувствовать холод, нужду и раздражение одновременно. Насколько честно, что я должна завоевать сегодня целую новую школу, когда я только что стала королевой своей? Насколько честно, что я не могла провести весь день в постели с этими мальчиками, когда это единственная вещь в мире, которую мне хотелось сейчас делать? — Давай, женушка. Я помогу тебе смыть сперму, чтобы она не стекала по твоим ногам в первый день занятий.


— Иногда, правда, я чертовски сильно тебя ненавижу, — проворчала я, когда оттолкнулась, встала и обнаружила себя, стоящей перед Виктором Ченнингом, как тогда в коридоре в первый день школы, когда он назвал меня дерзкой сукой, а я огрызнулась в ответ.


Он взял меня за подбородок и уставился на меня сверху вниз с таким искренним взглядом любви и нежности, что было невозможно сказать что-то язвительное или ворчливое или характерное натуре южного Прескотта.


— Что ж, я чертовски люблю тебя все время, — сказал он, и я застонала, позволяя своим векам закрыться, потому что я просто знала, что не выйду из этой комнаты не сказав этого в ответ.


— Я тоже люблю тебя, гребанныйпридурок, — проворчала я, и он рассмеялся, оставив последний поцелуй на моих разгоряченных губах, прежде чем отправить меня встретиться с целой школой избалованных, прогнивших отпрысков из подготовительной школы.


Потому что я настолько была шлюхой из Южного Прескотта, что решила вставить тампон вместо того, что принять душ, чтобы я могла нести с собой маленькую частичку Виктора Ченнинга весь чертов день.

Загрузка...