Триумф в школе Прескотт

4. Бернадетт Блэкберд

Сара Янг подъехала к дому Аарона. У меня сердце болело от вида всех этих затемненных окон. Бронко и Файерберда не было. Черт, я даже не видела Харлей Виктора. На другой стороне улицы два офицера в форме сидели в тихой машине, наблюдая за домом.

Я не понимала, было ли это для нашей защиты…или чтобы уличить нас во лжи.

— Могу я получить свой телефон назад? — спросила я, поворачиваясь к ней.

Я не знаю, какие были правила для копов, телефонов, обысков и всего этого. Мне было известно только, что у Сары был ордер на обыск, и что ее команда, похоже, столкнулась с трудностями при попытке взломать мой пароль.

Она заглушила машину, оставляя машину тикать и остывать вокруг нас.

—В этот раз нет, — сказала она, и я вздохнула. Звук был настолько тяжелым, что можно было подумать, будто мир вокруг меня рушился. — Не хочешь сказать мне, что значит «бред сивой кобылы»?

Мой рот дернулся.

— Место, состояние, ситуация огромного беспорядка или неразберихи, — сказала я, на ура процитировав словарь Мерриам-Уэбстера. Я перевела взгляд с панели передач на маленькое личико Сары. Она такая…милая. И похожа на пикси. Слишком противоположная мне. Когда я подняла взгляд и посмотрела в зеркало на задней стороне солнцезащитного козырька, то увидела свой пухлый рот и драматический разрез глаз. Без своего обычного макияжа я выглядела слишком молодой. Образ потревожил меня, так что я подняла козырек и отвернулась. — Почему вы спрашиваете?

— Мы должны продолжать играть в эти игры? — спросила Сара, теряя толику своего натренированного терпения. — Ты отправила сообщение «бред сивой кобылы» как раз, когда началась стрельба. Почему? Что это значит? Это кодовое слово?

— У меня есть право хранить молчание, не так ли? — спросила я, смотря на нее в ответ. — Я имею ввиду, что сейчас я не под арестом. Правда, я не сделала ничего неправильного. Каждый мужчина, которого я сегодня убила, получил по заслугам. Нельзя прийти в мою школу и начать партизанскую войну с моей командой.

Сара ничего не сказала, когда я открыла дверь и вылезла. До меня дошло, что если школа Прескотт — очень общественное место, за которым активно следят копы — стала мишенью «Банды грандиозных убийств», тогда дом Аарона более небезопасен.

Нам придется переехать.

Черт.

— Вы не возражаете проводить меня внутрь? — спросила я, поднимая бровь, когда я наклонилась и посмотрела на нее через салон бордового «Субару», за рулем которого она сидела. Эта машина ни черта не ее настоящая машина. Должно быть, взята на прокат. — Я бы не хотела, чтобы меня завалил член «Банды грандиозных убийств».

Я закрыла дверь, прежде чем она смогла ответить, но была удивлена, когда она последовала за мной. Когда я бросила взгляд через плечо, то увидела детектива Константина, сидящим в машине в конце квартала. Он наблюдал за нами, что было не удивительно.

Все, что я отныне делаю, будет тщательно наблюдаться и записываться.

Я поднялась по дорожке и открыла входную дверь, приводя с собой Сару. Уверена, что если у нее нет ордера на обыск этого места, то скоро она его получит. Ее глаза загорелись любопытством, когда дверь распахнула, и я включила лампу возле дивана.

— Не совсем дерьмовая дыра банды, которую вы ожидали, да? — спросила я, поворачиваясь и смотря, как она осматривала простую гостиную, обеденный стол со свежими цветами в вазе, рождественскую елку в углу, которую мы так и не убрали.

— Милый дом, — сказала Сара, ожидая рядом с парадной дверью, пока детектив Константин и оба офицера в униформе не присоединились к ней. Травка была в запертом кабинете в преобразованном гараже, и весь задний угол дома пропах ею. Но технически она легальна в Орегоне, даже если она все еще федерально запрещена. Какая шутка — сделать лекарственное растение наркотиком первого списка. Но я слишком пережила за своих мальчиков, чтобы разразиться одной из моих обычных политических тирад.

Потом я пошла к лестнице, игнорируя Сару, когда она окликнула меня, чтобы подождать.

Когда я была на полпути наверх, то услышала это — звук включенного душа.

Я пробежала последние несколько ступенек так быстро, как могла, пользуясь преимуществом сломанного замка на двери, чтобы распахнуть ее. Она врезалась в стену, и я увидела Виктора Ченнинга под потоком горячей воды, одна рука лежала на стене, глаза закрыты. Он посмотрел на меня, его темный взгляд пронзал меня, словно нож. Я хотела истекать кровью ради него. Я хотела принадлежать ему. Больше всего мне хотелось быть его королевой.

— Бернадетт, — выдохнул он, смотря мимо меня, туда, где теперь стояла Сара.

Я обернулась к ней и увидела, как покраснело ее лицо, когда она выругалась и отвернулась. Хах. Полагаю, что даже закоренелые агенты ФБР — это обычные женщины, в конце концов. Вику, может, и восемнадцать, но он мужчина во всех смыслах этого слова.

— Ты не возражаешь что-нибудь надеть? — спросила Сара после того, как снова повернулась к нам.

Насколько она доверяет королеве и королю Хавок, чтобы поворачиваться к нам спиной.

— Предпочту не надевать, спасибо, — сказал Вик, ухмыляясь мне полуулыбкой.

Это ведь хороший знак, верно? Остальные мальчики могут быть в порядке. Они просто должны, так? Потому что моя история будет неполной без них. Опять-таки, я лучше кого-либо знала, что реальная жизнь не имела никакого смысла.

Не все можно завязать красивым бантиком.

Иногда случаются плохие вещи. Иногда случаются очень плохие вещи.

— Ты здесь один? — спросила Сара, когда Вик нехотя задергивает занавеску в душе.

— Только я, — сказал он, что вновь пробудило во мне это ужасное тонущее чувство.

Словно…все эти бабочки, вырвавшиеся из своих коконов и взлетевшие из-за мальчиков, умерли. Хрупкие крылышки сломались. Красивая пыль их чешуи отслоилась, и ее унес ветер.

— Ты знаешь местонахождение Каллума Парка?

Следующий вопрос Сары заставил меня замереть.

— Что вы имеете ввиду? — спросила я, из-за тревоги мой голос прозвучал на октаву выше, чем должен.

Мой темный мститель, мой сломленный сказочный принц с короной, сделанной из костей. Почему, блять, спрашивала именно о нем?

— Он был сегодня в школе, не так ли? — спросила Сара, оборачиваясь, чтобы посмотреть на меня. — Он — всего лишь один из вашей...команды, так? Как бы там не было, он — единственный, чье местонахождение мы не смогли определить.

Я лишь уставилась на нее в ответ.

— Хотите сказать, что держите оставшуюся мою семью под стражей? — спросил Вик, отодвигая занавески и хватая полотенце с вешалки.

Он обернул его вокруг своей талии, после чего встал позади меня, уперев предплечье в дверь над моей головой. Я чувствовала его так, как кто-то мог почувствовать адское пламя. По спине разливается жар, угрожающий обжечь, но каким же приятным он был в холодную, зимнюю ночь. У меня перехватило в горле, во рту пересохло, и я не могла остановить поток отчаянного желания, который завладел моим центром.

— Это значит, что остальные ваши парни у нас на счету, и нам о них известно, — осторожно сказала Сара, и у меня упало сердце. У нас на счету с легкостью могло означать мертвы. Я слегка подавилась от этой мысли. — Полагаю, вы тоже не знаете, где Каллум?

Я никогда не забуду выражение лица этой женщины. Она выглядела…грустной. Не так, какой была бы, если бы Каллума не стало, это было бы сродни открывающейся внутри меня черной дыры, разрыв настолько драматичный и сильный, что целые галактики могли быть унесены вдаль. Она была похожа на того, кто ненавидел сообщать о плохих новостях, но была чрезвычайно в этом хороша.

ФБР не знали, где Кэл.

— Вы можете, пожалуйста, уйти? — попросила я. — Я бы хотела побыть наедине со своим мужем.

— Мужем…, — начала Сара, резко выдохнув.

Было что-то в том, как она смотрела на меня, что сказало мне, что она знала про аннуляцию. Мне было все равно. Это не официально во всех смыслах. Мы лишь заполнили бумаги, чтобы начать процесс. Все еще оставалось постановление об аннулировании. Все еще нужно было пойти в суд.

Я не пройду ни через что из этого.

Виктор хотел обезопасить меня. Я это понимала. Черт, я бы сделала то же самое для него.

Обстоятельства изменились.

И я чувствовала, что у меня наконец-то выросла пара яичников.

— Я буду на связи, — наконец сказала Сара, спускаясь по лестнице.

Мы с Виктором проигнорировали ее, будучи слишком увлеченными, друг другом, чтобы уделить ей много внимания. Сердце бешено колотилось в груди и мои ноздри пылали запахом Вика. Его дыхание сбилось, словно он чувствовал, что я вдыхала его. Подготавливалась. Он подвинул свое большое тело, пар поднимался от его татуированной плоти.

Я украдкой взглянула на лестницу, когда Сара остановилась в гостиной, чтобы поговорить с Константином. Затем, наконец, они оба ушли. Звук захлопнувшейся входной двери прозвучал так же зловеще, как тихое, аккуратное закрытие крышки гроба, ставящее точку на наследии жизни.

Я повернулась к Вику.

Наши взгляды встретились.

Мои руки нашли его полотенце.

Ткань упала на пол, когда он поднял меня и посадил на столешницу в ванной. Его губы, как и всегда, несли угрозу, но под ними скрывалось что-то более мягкое, что-то, что говорило со мной как с первобытным, сексуальным существом, так и с духовной сущностью. Я чувствовала его на каждом уровне. Он — прекрасный образец мужественности, идеальное довершение к моей женственности. Еще он был моей родственной душой во всех смыслах.

Виктор злобно рыкнул, вцепившись в мои одолженные штаны, и с легкостью разорвал шов на промежности, будто для него это не составляло никакого труда. На мне не было нижнего белья — мои трусики были испачканы кровью, и, спасибо, но нет, я не собиралась надевать одолженные у полицейской трусы.

— Блять, ты на вкус, как кровь, — сказал Вик, но не так, словно это было плохо.

Его рот перешел от моих губ к моей шее, чтобы он мог прикусить в то же время, когда толкнулся, обладая мной, помечая меня прямо так, как мне в данный момент было нужно. Нам нужно было воссоединиться снова, перенастроиться, переосмыслить все заново. Вот такое соединение наших тел вызвало огненный шторм, который сжег замешательство и страх, разочарование и беспокойство.

Мы найдем Каллума.

Мы отвоюем этот город.

Мы не позволит им победить.

Мои руки обвились вокруг шеи Виктора, пока он вдавливался в меня, руками сжимая мою задницу, двигаясь бедрами вперед, пока не достигал конца меня, и я вскрикнула. Он пах, как то дорогое персиковое мыло из Франции, которое я стащила из шикарного бутика в Оак-Парке, и его кожа была живой и горячей от брызгов душа. Я впилась ногтями в его мышцы, кончиками пальцев впитывая его силу, крадя его душу, словно темная ведьма с остроконечной шляпой, домиком в лесу и ногтями, пропитанными ядом.

Вик кончил, когда я ему сказала, шепча ужасные вещи ему на ухо, которые заставили его содрогнуться и сжать меня, словно он падал. На этот раз была моя очередь ловить его. И я поймала. И меня это устраивало.

Я не видела призрака Кали.

Не думаю, что вообще когда-либо снова увижу.

Нет, я знала, что не увижу.

Потому что с меня хватит позволять другим людям забираться в мою голову. С меня хватит соглашаться вести себя так, словно я не полноценна.

Пошло оно все.

Я — королева Хавок, и мы только начали.

* * *

— Думаешь «Банда грандиозных убийств» забрали Кэла, когда уходили? — спросила я Виктора, сидя на табурете на кухне в темноте, ожидая возвращения остальных парней.

Время перевалило за шесть вечера, а их все еще не было.

Наша команда — что от нее осталось — прочесывала город, крадясь в тени, но держа ухо востро с приходящими и уходящими копами и «Бандой грандиозных убийств».

Виктор положил ладони на столешницу и устремил на меня взгляд через ее поверхность. Время от времени в одну из дверей стучали, и за ней оказывался кто-то из команды. Виктор разговаривал с ними тихим, сдержанным тоном, после чего они возвращались на свои места.

Пока что не было никаких дальнейших действий от «Банды грандиозных убийств».

Только полные идиоты могли бы сунуться сюда сейчас, когда вокруг столько полицейских. Хотя, конечно, такие отморозки, как «Банда грандиозных убийств», обычно не парились бы из-за копов. Но если подключилось VGTF — значит, тут уже ФБР копается. А это гарантированная шумиха в прессе.

В наше время, когда коррупция процветала настолько, что запятнала все аспекты повседневной жизни, внимание — это настоящий кошмар андерграунда. Пролейте свет на что-то и смотрите, как восстают люди.

Я откусила от подгоревшего оладушка, хмурясь от вкуса пепла на языке. Виктор не так хорош на кухне, как Хаэль или Аарон. Черт, он почти так же плох в этом, как и я.

— Дерьмово на вкус, да? — спросил он, вздыхая, когда он пальцем щелкнул пальцами по стопке черных блинчиков.

Он явно уходил от ответов. Вик потянулся к пачке сигарет на столе, ловко зажал одну в зубах и прикурил, не отрывая от меня настороженного взгляда. Его темные глаза будто говорили: да, мы были откровенны там, наверху, но теперь — снова в доспехах, и каждый за своей стеной.

Это было ожиданием.

Нам нужно было увидеть возвращение остальных парней из участка, а потом нам надо было найти Каллума раньше федералов. Или «Банды грандиозных убийств». Это если он уже не у них.

— Если Каллум у «Банды грандиозных убийств», — начала я, наблюдая, как Вик приблизил свой одолженный телефон (он принадлежал одному из членов нашей команды) и нажал на приложение доставки еды. Это напомнило мне о последней ночи, которую мы провели вместе, после того, как наговорили много ободряющих речей в его печально известном шкафу. Мы с Виком были так похожи. Я продолжала притворяться, что не понимала его и его мотивов, но на самом деле это лишь потому, что я была слишком упряма — или слишком боялась — чтобы понять себя. — Тогда мы бы знали, так? То есть, они бы попытались связаться с нами, чтобы каким-то образом мы не забывали об этом?

Вик уставился на меня таким взглядом — долгим, тяжелым, ледяным, — что у меня по спине побежали мурашки. Потому что я знала: если бы я так смотрела на человека, это означало бы только одно... Прости меня.

— Это то, что ты предположил, когда Аарон…

— Это было то, что я думал случилось с Аароном, когда Офелия была всего лишь коварной сукой с шестеркой в виде команды Картера. Но «Банда грандиозных убийств»…, — Виктор замолчал и на мгновение закрыл глаза, проводя рукой по лицу.

Я не шевельнулась, лишь пристально смотрела на него, потом медленно достала сигарету из той же пачки и жестом велела ему дать огня. Он щелкнул зажигалкой, не отводя глаз, и на мгновение вспыхнувшее пламя высветило его резкие скулы, тяжелый взгляд, квадратную линию подбородка. В этом свете он казался еще более массивным, грубым, опасным — будто не Вик Ченнинг передо мной, а сама первобытная сила, облеченная в кожу и мышцы.

Я удерживала на нем свой взгляд, пока кончик моей сигареты не потрескивал от жара.

— Я заказал пиццу, — сказал Вик, и я чувствовала его взгляд на себе, даже когда отвернулась.

Мы оба замерли от звука ключей, вставленных в замок, и обменялись взглядами. Если здесь и был кто-то и никто из нашей команды не потрудился нам об этом сообщить…

То это могло означать лишь одно: Хавок.

Но какая буква? Какая, блять, буква?

Я встала с табуретки, сердце билось так яростно, что если бы я перерезала свою сонную артерию так же, как мы перерезали сонную артерию Дэнни... вся эта комната была бы залита кровью.

Входная дверь открылась, и вошел Оскар, оставляя дверь распахнутой позади него. Мне потребовалась секунда, чтобы узнать его, так как на нем уже не было костюма. Думаю, копы взяли его одежду, как сделали со мной и Виком.

Он потянулся назад и задвинул засов. А потом, когда его серые глаза были обращены на меня, клянусь, его внимание прорезалось сквозь тени, как призрак. Погружаясь в меня. Овладевая мной.

У меня перехватило дыхание, и я мне пришлось откинуться назад и сжать пальцы вокруг края столешницы, просто чтобы стоять прямо.

— Черт, они и тебя подвергли самому тщательному досмотру? — спросил Вик, и Оскар очень медленно повернул голову, чтобы посмотреть на своего босса.

Моего мужа. Его друга в течение долго времени. Так много, блять, всего. Мои глаза прошлись по телу Оскара, вбирая длинные, стройные черты, мириады татуировок на его обнаженных руках, над вырезом белой майки, в которую он был одет. Треники, которые были на нем, — они выглядели так, словно могли быть частью спортивной формы Прескотта — свисали так низко, что я почти могла разглядеть полоса чернил между нижней частью живота и поясом.

— Они знают слишком много всего, — сказал Оскар, снова поворачиваясь ко мне и очень, очень медленно передвигаясь по гостиной в сторону кухни.

Пока он шел, то взял наполовину пустую пачку сигарет и закурил одну сверху, щелкнув колесиком зажигалки и поджигая конец сигареты. К тому моменту, когда он дошел до меня, он сделал длинную затяжку, а затем выдохнул довольно белый дым в окружающую меня темноту.

Оскар тоже портит ее. Он грязно портит ее, и мне в нем нравилось все: то, как он отравляет воздух, то, что его взгляд — яд, а сердце — лед, его травма так глубока, что может проделать каньоны в его душе. Вот, что мне нравилось, — все это.

— Но недостаточно, чтобы удерживать меня, — наконец закончил Оскар, швыряя пачку сигарет на стол, а затем двумя пальцами убирая сигарету из своего резкого и опасного рта. Он уставился на меня, и я чувствовала, будто слышала биение его сердца. Его опознавательный запах корицы схватил меня за горло, этакий каламбур. — Нам нужно предпринять какие-то действия…и быстро.

— Ты знаешь, где Каллум? — спросила я, и Оскар замер намертво, как вампир, который забыл, как дышать.

Это было страшно лицезреть: смотреть, как кто-то превращается в статую из чернил, крови и дерьма.

— Нет, — мрачно выдохнул Оскар, и Вик вздохнул, потянувшись, чтобы взять сигарету из пальцев Оскара. Словно одна из хореографий Каллума, руки Оскара потянулись к моим бедрам. Через мгновение его дыхание шевелит мои волосы, а глаза закрылись сами собой. — Последний раз, когда я видел его, он был снаружи школы и погнался за кем-то.

— Черт, — процедила я, потому мне не понравилось сказанное. Совсем, блять, не понравилось. — За кем?

Оскар медленно и просто покачал головой, и я стиснула зубы от злости. Не на него. На себя. На Прескотт. На мир в целом. Каллум Парк должен быть в гребанном Джуллиарде или что-то вроде этого, а не гнаться за нацистом во время обстрела школы.

Посмотрим, вернуться ли остальные парни домой, Берни. Затем позвони Офелии. Заставь ее связать тебя с Максвеллом. Если Каллум у него или он знает, что с ним случилось, он тебе скажет. Он это сделает, потому что он — монстр, а монстры всегда узнают других монстров.

И их слабости.

Парни Хавок — моя сила, но еще они — моя слабость. Моя жизненная сила и моя погибель. Мой взлет и падение. Блять.

— Я беспокоился о тебе, — сказала Оскар, и язвительная фраза долетела до моих обнаженных губ, тех, которые казались чужими, потому что не были покрыты ярким тональным воском, блестящими драгоценными камнями краденого цвета, которые представляли столько разных вещей.

Это все — часть моих доспехов: помада, цвет, эти показные мнения. Потому что если я не готова сказать вам, какой оттенок помады на моих губах и почему — то уж тем более не стану отвечать на куда более навязчивые вопросы. «Кто ты?», «Чем занимаешься?», «Ради чего живешь?»… Нет, спасибо.

— Я тоже беспокоилась, — сказала я, у меня затрепетали ресницы, когда Оскар прикоснулась своими татуированными пальцами до моего лица, а потом быстро опустился своим ртом на мои губы, на вкус он был как мята и вода с огурцом.

Готова поспорить, что они дали ему это, чтобы смягчить его и заставить его почувствовать себя не совсем заключенным, а больше другом. Но такие люди, как мы, им не друзья. И им лучше бы помнить об этом.

Оскар слегка отстранился от меня, смотря прямо мне в глаза с близкого расстояния, как в физическом, так и в эмоциональных планах. Прямо сейчас, в данный момент, я знала, что он видел каждую частичку меня: и все плохое, и все хорошее.

— Нам нужно позвонить Офелии, — сказал Оскар, резко отворачивая голову, словно уровень близости между нами на кухне был для него перебором.

Он продолжал касаться меня, и я вспомнила свой вопрос в лыжном домике: хочешь, чтобы я продолжала касаться тебя?

Он ответил утвердительно.

Смотрите, отдаю должное, когда это необходимо: после той ночи ему стало немного лучше. Травма, конечно же, все усиливала. Эмоции. Доверие. Эти крепкие узы, которые держали вас собранным, когда весь мир отчаянно пыталась разорвать вас на части.

Его власть надо мной бесконечна и вечна. Она не нерушима, потому что возможность быть сломленным никогда не была опцией. Она просто есть. Это факт. Такой же, как появление луны.

Я провела рукой по лицу, чтобы прогнать стихи. Господи, дайте мне травмирующий момент, мои пальцы, протыкающие глаза трахальщика сестры, и бесконечное количество крови, и я готова весь день думать в стиле фиолетовой прозы. Что я пытаюсь сказать: я рада, что Оскар вернулся. Потому что я люблю его. И я знала, что в его особенном, тайном стиле, он тоже меня любит.

— Я навещал Офелию, — сказал Вик, удивив меня. Он не упоминал об этом до сих пор. Если честно, мы не так долго здесь. Два или три часа, от силы. Большую часть из них прошли за разговорами с нашей командой через сообщения или по телефону…о и еще тот быстрый трах в ванной. — Она была с Тринити в ресторане в одном из этих гребанных районов с деревьями.

Я улыбнулась, но улыбка была грустной. Она останется такой до тех пор, пока я не увижу остальных мальчиков. В частности, Каллума. Как так получилось, что мы только вернули Аарона, а теперь пропал Каллум? Это не честно, не так ли? В книжках, фильмах и прочем дерьме разве не девушку всегда похищают и увозят? Патриархальный бред, это точно, но я бы вмиг променяла бы свою жизнь на одного из этих парней.

Уверена, они бы разозлись, если бы узнали об этом. Вероятно, еще бы и отшлепали меня.

Лучше расскажу им, как только мы снова все будем вместе.

— И? — спросил Оскар, от нотки раздражения одно слово прозвучало резко, как разбитое стекло. — Что они сказали об…инциденте?

Резня в школе Прескотт.

Таким был заголовок статьи, которую я прочитала и которая была написана журналисткой по имени Эмма Джин. Самое фальшивое гребанное имя, которое я когда-либо слышала в жизни, но, черт, может она в бегах или что-то такое? Кто, блять, знает? Причина, по которой я узнала ее имя, была в том, что она печально известна тем, что смогла заставить Скарлетт Форс, местную знаменитую гонщицу с тремя парнями, дать ей эксклюзивное интервью.

Я покачала головой, потянувшись, чтобы потереть двумя пальцами висок. Сегодня из меня выбили все дерьмо, и в доказательство тому я получила синяки. Мое тело пестрое и пурпурное, как у трупа, когда кровь оседает и обесцвечивает кожу. Дрожь. Черт, теперь мне даже самой от себя страшно. Кэл бы гордился.

У меня перехватило в горле, когда я подняла бровь, смотря на Вика.

Он смотрел на меня горящим взглядом — темным, пронзительным, как у хищной птицы. Его дыхание обжигало, а каждое движение мышц под кожей заставляло мое тело отзываться низким, животным гулом — будто вся моя женская сущность млела и выгибалась, как кошка под ладонью хозяина.

— Эти педантичные сучки вели себя так, будто ни черта не знали об этом, — сказал Виктор Оскару, посмотрев на него, а не на меня. Оскар оставался на месте, прижатым ко мне, его пальцы обхватывали мое бедро за правую ягодицу. Такое ощущение…будто мы снова замерли в шкафу, словно он застрял здесь, приклеенный ко мне против своей воли. Я знаю, что сейчас мы проживаем наш момент. Я бы больше его оценила, будь обстоятельства другими. — Они говорят, что Джеймс сам все организовал. Тринити выглядел так, будто могла обделаться, когда я сказал ей, что ее брат — или ее ебырь? — мертв, — Вик сделал шаг вперед и вытащил очередную сигарету. Непрерывное курение, он всегда так делал, когда нервничал.

— Джеймс Баррассо, умер по прибытии, — промурлыкал Оскар, и затем снова посмотрел на меня, словно ему тоже было сложно перевести дыхание.

Затем, и Богом клянусь, это не было запланировано, я почувствовала теплую струйку, стекающую по моему бедру, и посмотрела вниз, чтобы разглядеть немного красного в темноте, вытекающего из-под шортов Каллума, которые я одолжила. У меня привычка одалживать одежду мужчин.

Приятно ли это — укрывать себя их запахом? Полагаю, это первобытно, а я могу быть первобытной сукой.

— Какое идеальное время, — выдавила я, когда Оскар закрыл глаза и отпустил меня. — И все же, Джеймс Баррассо мертв. Максвелл никогда этого просто так не оставит, даже если в этом изначально виновата его банда.

Кровь стекала на пол ярко-красными пятнами, заметными даже на темной кухне. Сумерки проникали сквозь раздвижную стеклянную дверь, их серебристого блеска достаточно, чтобы пронзить холод январского вечера.

— Ты можешь помыться, — сказал мне Оскар, открывая глаза и уставившись на меня — Обещаю, что на этот раз не трахну тебя, а потом уйду.

Я ощущала на себе пристальный взгляд Вика, но демонстративно отвернулась и двинулась в ванную наверху, чертыхаясь.

Конечно, мои месячные должны были начаться именно сегодня, из всех дней. Нерегулярные, как и всегда. Это знак того, как работают мои силы, да? Словно они связаны с луной, кровью и непреодолимой силой женского начала?

Я хлопнула ладонями по столешнице и на мгновение уставилась на себя в зеркале.

Завладей контролем, Бернадетт. Кровь месячных — это ознаменование магии.

Я уставилась на себя, в глаза вечнозеленого леса, навсегда застрявшего изумрудном оттенке. Моя кожа была бледной, как плоть призрака, который никогда не видел солнца. Мои щеки были слишком розовыми, живот сводило от спазмов. Блять, больно. Такое ощущение, будто…ну, будто меня пнули в живот. А так и было. Несколько часов назад.

Со стоном я включила воду и плеснула в уже чистое лицо, стараясь смыть жестокое чувство паники. «Последний раз, когда я видел его, он был снаружи школы и погнался за кем-то то». За кем погнался? Куда?

Если он где-то рядом со школой, Сара и ее отряд федералов выследят его.

Но я в этом сомневаюсь.

Потому что если бы Каллум был жив и здоров, то уже связался бы с нами. Это значит, что, где бы он ни был, ему нужна наша помощь.

Я почистила себя, вставила менструальную чашу — такую, которую можно оставить, пока трахаешься — а затем направилась обратно в коридор. Я замерла от звука открывающейся входной двери и обнаружила, что застыла на верхних ступенях, ожидая. Затаив дыхание. Ну же, давай.

— Дорогая, я дома, — сказал Хаэль, входя в дом и закрывая дверь ботинком.

Он прислонился плечом к шкафу, медленно проведя ладонью по лицу, пока я, перепрыгивая через ступени, оказывалась перед ним — близко, слишком близко, с прерывистым дыханием и колотящимся сердцем.

Мои пальцы зудели от желания коснуться его, но я ждала, осматривая его взъерошенные рыжие волосы, толстовку-оверсайз и свободные треники. Он тоже сменил одежду, которую надел эти утром в школу.

Хаэль улыбнулся мне, но это определенно была усталая улыбка. Нам бы всем не помешало бы, блять, поспать. Черт, мы заслужили считать овец, покурить немного травки и вырубиться как убитые. Но этого не случится, пока каждый член нашей семьи не будет в безопасности, а его местоположение известно.

— Те взрывы были вовремя, — прошептала я, и улыбка Хаэля стала немного милее, немного более настоящей.

— У нас уставлены маленькие взрывчатки во всех машинах нашей команды, не знала? То тут, то там, так на случай, — он наклонился и коснулся моего лица, очень нежно потираясь своей щетинистой щекой об мою кожу. — Кстати, пожалуйста.

Хаэль замер, словно бережно удерживая хрупкость этого мгновения, пока я, зажмурившись, не выдохнула — резко, сдавленно, выпуская наружу клокочущую внутри бурю. Лишь тогда он двинулся: поворот, стремительный, как удар тока, его горячие губы на моих, железная хватка на талии, рывок вперед — так резко, что мир опрокинулся в головокружении.

Мои пальцы впились в его кроваво-рыжие волосы, когда его язык проникал глубже в меня, используя секс в привычном ему стиле: как оружие, как щит, как механизм преодоления трудностей. Я не возражала. Единственная женщина, с которой отныне он будет использовать его, — это ваша покорная слуга. Мой язык бросал вызов его, крадя жар из его рта и пробуя слабейший вкус вишневой колы.

Я простонала от боли, когда накатил очередной ужасный спазм, и Хаэль отстранился достаточно, чтобы взглянуть на меня.

— Прости, у меня только начались месячные, — пробормотала я, когда он выпрямился и положил руку мне на макушку.

Другая его рука все еще обнимала меня за талию, от него пахло кокосом и надеждой.

— Не извиняйся за то, что ты женщина, ладно? — он посмотрел на Вика, когда тот вышел из кухни, остановившись позади Оскара. Простое движение еще было и явным приказом: расскажи мне все. Сейчас же. — Аарон должен быть прямо за мной. Он был с Константином, насколько я знаю.

Хаэль закатил глаза, а затем отпустил меня, потеря его тепла была ощутимой, и меня передернуло из-за этого. Только что я обвила его талию руками и прижалась щекой к его твердой груди. В нем не было никакого сопротивления, когда он вздрогнул, выдохнул, а затем пальцами гладил меня по волосам.

— Аарон, — прошептала я, и это слово прозвучало как обещание, словно в трех слогах содержалась целая жизнь связи и потребности. Аарон в порядке. Он в безопасности. Я уже знала, какого это — потерять его. Однажды, я потеряла его из-за Хавок. Затем, я чуть не потеряла его из-за Кали.

Я больше этого не переживу.

Нет, сейчас либо Хавок, либо крах. Никто никогда не говорил, что наши отношения были здоровыми или нормальными, но в одержимости есть что-то восхитительно декадентское. Даже когда вы знаете, что не должны хотеть этого, даже когда вы знаете, что это неправильно. Это часть веселья — отпивать по глотку яда, который однажды вполне сможет вас убить.

Опять-таки, в конце концов мы все умрем. Я бы предпочла умереть, охваченная черным пламенем, чтобы моя голова была наполнена головокружительным ядом настоящей любви, а тело насыщали и гладили пять великолепных мужчин с татуированными телами и темными сердцами, которые бились только для меня.

— Хорошо, — наконец сказал Вик, замолчав, когда завибрировал его телефон. Он достал его из кармана и посмотрел на экран. — Пицца приехала.

— О, слава богу, — простонал Хаэль, все еще прижимая меня к себе. Если я закрою глаза, то услышу быстрое биение его сердца. Внешне он был таким же спокойным, самодовольным парнем-шлюхой, каким всегда был. Внутри он нервничал. Каким и должен быть. Сегодняшний день был ничем иным, как пиздецом эпического масштаба с дополнительной порцией ебанутости. — Умираю с голода, — он посмотрел на меня сверху-вниз, а потом снова на Вика и Оскара. — Где Кэл?

Я отстранилась от Хаэля, потому что, казалось, он одним, простым вопросом вылил на меня ведро ледяной воды. Ругаясь про себя, я схватила заряженный пистолет, лежавший на соседнем декоративном столике, спрятав его, когда посмотрела в дверной глазок, а потом открыла дверь.

Так как снаружи были копы, я потрудилась держать его за спиной, пока осматривала район на предмет угроз. К счастью, все, что я нашла, — это стопка коробок с пиццей, пакет с двумя литрами газировки и парня из доставки, уже возвращающегося к своей машине. Этот коронавирус, который случился несколько лет назад, вызвал некоторые интересные изменения. Никакой контактной доставки, чему я была рада, что мир решил придерживаться.

Я взяла стопку и занесла ее, ставя ее на стол. Это казалось невероятно…нормальным. Типо, что за чертовщина сегодня случилось?

— Сара Янг, кажется, тоже не знает, где Каллум, — вот, как, в конце концов, ответил Вик, как обычно осторожничая в словах. — Значит, он не лежит мертвым в морге с Джеймсом Баррассо. И он не в участке, где отвечает на кучу тупых вопросов. Еще он не звонил домой, — Вик рассеяно указал на стационарный телефон по близости, который Хавок используют в чрезвычайных случаях. Скажем, например, если бы федералы забрали все наши чертовы телефоны. — Наша команда прочесывает улицы, но его и след простыл.

— Я работаю над этим сейчас, — сказал Оскар, его iPad стоял у него на коленях. Не удивлена, что он все еще у него. Мы очень осторожны в своих действиях и словах по телефону, но Оскар не осторожничает со своим чертовым iPad. Это хранилище всего, чем мы занимаемся. Еще, я уверена, он влюблен в него. Женщина пониже уровнем могла бы и приревновать. — Отслеживаю его телефон.

Хаэль поднес пакет с газировкой и поставил его рядом с горой коробок с пиццей. Одна проблема жизни с пятью парнями-подростками заключается в том, что они едят, и едят, и, блять, едят. Словно, это постоянный поток — поставить какое-то дерьмо в их гребанные рты. За исключением Оскара. Я редко видела, как он вообще что-то ел.

И, как всегда, больше всех ест Кэл. Вечный любитель перекусить, он тем не менее нарочно не притрагивается к еде в школе. Вместо этого его поднос ломится от банок «Пепси» и пачек сигарет — словно он и впрямь тот самый монстр, что питается лишь кровью да чужой тревогой. Такой образ он тщательно культивирует, чтобы каждый ученик школы Прескотт дрожал при одном его виде.

— Сколько времени это займет? — спросила я, сжимая живот, когда села за стол.

В этот раз мои спазмы надрывали мою гребанную задницу, почти так же сильно, как сделали «Банда грандиозных убийств» снаружи у школы. Все болело. Я бы на полном серьезе могла воспользоваться горячим джакузи или, на совсем худой конец, теплой ванной.

Оскар поднял на меня свои серебристые глаза, похожие на две полные луны на испорченном лице сломленного аристократа.

— Около двух секунд, — сказал он, поворачивая iPad, чтобы я могла увидеть экран. — Его телефон в трех кварталах от школы.

Я открыла верхнюю коробку, выхватила кусок пиццы с сыром и поместила ее в свой рот.

— Пойдемте, — пробормотала с куском во рту, вставая со стула и направляясь к розовой куртке Хавок, которая висела у двери.

Я не в форме и не в том состоянии, чтобы куда-то идти, вся в синяках и истекающая кровь между бедер, но я бы перелезла через море разбитого стекла, чтобы добраться до Кэла. Спазмы? Федералы? Банда приверженцев превосходства белых? Все это дерьмо — ничто.

— Они последуют за нами туда, — предупредил Вик, подбородком указывая на переднюю часть дома. — Те копы.

— Лучше, чем «Банда грандиозных убийств», — сказала я, стиснув зубы. Кто знает, сколько офицеров в кармане у «Банды грандиозны убийств»? И я не удивлена, что Найл был одним из них. Уверена, Памела тоже знала обо всем этом. — Пойдемте искать нашего мальчика.

Я остановилась у входной двери, когда моя чашка буквально переполнилась, а мои новые пижамные штаны стали красными от крови в промежности. Твою ж мать. Нерегулярные, обильные месячные со спазмами. Именно то, что мне не доставало в этом дне. Вечере? Я уже даже не знала, сколько времени.

— Позаботься об этом, — сказал Вик, кивая. — И мы соберемся. Я дам команде знать, чтобы они перенаправили Аарона в нашу сторону, когда он выйдет.

Он закурил очередную сигарету, когда я поднялась на вверх, мое сердце билось в быстром темпе.

То, о чем мы все думали, но никто не произнес: странно, что телефон Кэла был так близко к школе, а от него ничего не было слышно.

Сегодня я убила Джеймса Баррассо.

Если Кэл у «Банды грандиозных убийств», то черта с два они его отпустят.

Если он у них…то он уже мертв.