2. Бернадетт Блэкберд



Блять, клянусь, я изображала своего любовника Каллума Парка, когда меня выводили из здания в наручниках, кровь стекала по моему лицу, а я смеялась, как демон, вырвавшийся прямо из врат ада. Ты истеришь, Берни, успокойся. Но всего, чего я хотела, — это моих мальчиков, только лишь моих мальчиков.


— Бернадетт, — выдохнула Сара, когда мы выпроводили через главный вход и вниз по ступеням.


Я только что проломила голову Джеймса Баррассо долбаным дверным порогом. Конец всегда был таким, трахальщик сестры, подумала я. Убит пустяком из Национального Парка. Этого он заслуживал. От этого ублюдка у меня мурашки по коже.


Я издала пронзительной вой, когда копы грубо потащили меня к задней двери скорой помощи, один из них залез в машину со мной и суетливыми фельдшерами. Виктор завыл в ответ, и серия воя эхом разнеслась по школе. Я увидела своего мужа, но лишь на миг, когда его с жестокостью швырнули в заднюю часть скорой помощи таким образом, что я уверена такого не было в учебнике.


Не мы здесь плохие ребята.


Мы — Хавок.


Мы защитили нашу школу. Мы сражались за наш город. Не мы должны быть в наручниках.


Глаза Вика задержались на моих, два обсидиановых озера, которые, казалось, заключали в себя секреты вселенной. Корона все еще была на моей окровавленной голове, надетая его татуированными пальцами, как символ нашей неразрывной связи. Мы с Виктором до невозможного связаны, мы — знак бесконечности без начала и конца.


Двери его скорой помощи захлопнулись, и из меня вышел вздох из-за недостатка зрительного контакта. Было ощущение, словно меня отбросили назад. Живот свело спазмами, и я облизала губы, чтобы сдержать стон боли. Я не покажу ее, не перед гребанными свиньями, не перед Сарой Янг или детективом Константином.


Где остальные мои мальчики? Мне нужно найти моих мальчиков.


Адреналин выветрился как удар ледяной водой по лицу, и я начала бороться.


— Снимите с меня эти гребанные наручники! — крикнула я, изгибаясь телом против силы металла. — Где остальные мои мальчики? — я повернула голову и обнаружила смотрящую на меня Сару Янг. Константин был рядом с ней, но он лишь выругался и нахмурился, когда я посмотрела в их сторону. — Я не под арестом. Я не сделала ничего неправильно. Отпустите меня, — замолчала я и облизала губы.


Сегодня я чувствовала себя дерзкой. Вообще-то, когда я проснулась этим утром, то нанесла оттенок помады, который напомнил мне о мозговом веществе, который я увидела, когда выстрелила в голову тому ублюдку из «Банды грандиозных убийств» в столовой.


Он назывался «Несчастливые прощания». Кто называет так цвет помады? Это психически нездорово.


— Что случилось, Бернадетт? — спросила Сара, касаясь плеча женщины-офицера в скорой помощи со мной.


Женщина ушла и позволила Саре занять ее место. Все, что я могла, — это смотреть ей в глаза и улыбаться.


— Они пришли за нами, — сказала я, когда корона спала вперед на моей голове.


Я, блять, вся была в крови, но большая часть не была моей. Я поправила свое положение, и наручники на моих запястьях зазвенели. Прямо через плечо Сары я увидела вход в школу Прескотт.


Иногда она казалась тюрьмой. Иногда — убежищем.


Может быть, как и я, если бы у школы были крылья, одно было ангельским, а другое — кожано-черным, как у демона. Двойственность. Жизнь состояла из двойственности.


Люди толпами вылетали из парадной двери, словно стая певчих птиц, которых из дома гнал ястреб. На полпути к кварталу я увидела мисс Китинг с толпой учеников. У нее шла кровь из уже поврежденной руки, но подбородок поднят. На что вы готовы поспорить, что эта сучка совершила сегодня нечто героическое?


Полагаю, в этом вся она. Мисс Бреонна Китинг.


— Где мои мальчики? — повторила я вопрос Саре, мой взгляд на мгновение встретился с чернильно-карими глазами замдиректора.


Двери скорой были закрыты, я издала рык разочарования. Девочка-полицейский уставилась на меня, как на загадку, которую она решила расшифровать.


— Кто ты? — спросила она меня через какое-то время, словно либо не понимала глубину моей ярости, либо просто ей было все равно.


Я повернулась и посмотрела на нее, мое тело тряслось, когда боль на самом деле начала проявляться. Она была повсюду. Сегодня я получил по заднице, не так ли?


— Королева Хавок, — сказала я, а затем откинулась назад и прислонилась к стене, закрывая глаза.


Где вы, мальчики? Гадала я, когда машина скорой помощи выехала на дорогу. Где, блять, вы?


Если одного из них не стало, то Боже помоги этой вселенной.


Я разорву ткань реальности, чтобы почувствовать вкус мести.


Надеюсь, Максвеллу Баррассо понравится, что его сына доставили вогнутой головой и без глаз.


Потому что я только начала, мать вашу.



* * *



— Скажите, что они живы, — повторила я, казалось, в сотый гребанный раз, поднимая руку и проведя по рту.


Я привыкла видеть ярко размазанную помаду на моей бледной коже. А теперь я почти слишком чиста. Измазанная скрабом и пахнущая порошковым мылом.


Но мне нужно было привести себя в порядок, не так ли? После всей этой крови…


Сара Янг посмотрела на меня из-за поверхности своего стола. После того как копы сделали фотографии меня в одежде с пунцовыми пятнами и собрали мою одежду для улик, мне разрешили вернуться сюда и принять душ.


— Как минимум, вы должны мне, — сказала я, мой язык скользил по внутренней поверхности моего рта, как наждачная бумага.


Сара смотрела на меня свежим взглядом, словно тоже сделала поспешный вывод. Как будто она тоже недооценила меня.


Она не совершит этой ошибки снова, к сожалению.


— Знаешь, — начала она, поправляя свое положение за противоположным столом и опустив свой подбородок на грудь. Ее глаза закрыты, но я не сомневалась, что ее уши навострены на каждое мое движение. — Я думала, что разгадала вас всех, Бернадетт, — внезапно Сара подняла взгляд, и ее карие глаза больше не выглядели нежными. — Ты была грустной, я видела это по твоим глазам. Это я знала наверняка.


— Просто скажите, живы ли мои гребанные мальчики, — огрызнулась я в ответ, желая впиться пальцами себе в череп пока не пойдет кровь.


Но только для того, чтобы держать их подальше от нее. Я хотела схватить Сару и встряхнуть ее прямо сейчас. Она знала, что неизвестность убивала меня.


Шесть часов, четыре минуты и тридцать две секунды назад мужчина выстрелил Стейси Лэнгфорд в голову, и в итоге я пролила куда больше крови в школе Прескотт, чем когда-либо за всю жизнь. Полицейские забрал мой телефон, и у меня не было доступа к ноутбуку. Черт, я настолько отчаянна прямо сейчас, что отправилась бы на угол, где тусовались все шлюхи, и воспользовался бы самым последним таксофоном во всем Спрингфилде. Конечно, он принадлежал Прескотту, и его куда чаще использовали для оплаченных трахов, чем для телефонных звонков.


Прямо сейчас я бы с радостью прижала этот грязный приемник к своему уху, если это нужно, чтобы услышать голоса моих мальчиков. Виктор, очевидно, в порядке, но я не видела его с тех пор, как нас поместили в разные машины скорой помощи и увезли подальше от школы.


Последнее, что я видела до того, как фельдшеры закрыли двери, было его лицо, нахмуренное, но решительное.


Я подняла корону, которую дал мне Виктор, и держала ее обеими руками, уставившись на нее с хмурым ртом. Не знаю, почему я здесь, в доме Сары Янг, а не в полицейском участке. Или у Аарона дома. Потому что либо я под арестом, либо…нет.


Но из всех вещей, которые они у меня забрали, по какой-то причине они позволили мне оставить эту чертову корону.


Я снова подняла взгляд, но Сара не теряла сосредоточенности. Она смотрела на меня глазами, похожими на мечи, отточенными и готовыми к правосудию.


— Ты действительно и по-настоящему заинтересована во всем этом, не так ли? — спросила она, ее тон был обвинительным, словно я разорвала на части ее идеальную, маленькую жизнь и разбила ее мечты о скалы реальности. — Ты не искала моей помощи. Я лишь препятствие, которое тебе нужно преодолеть.


Я надела корону себе на голову, просто чтобы почувствовать ее вес. Мои глаза закрылись сами по себе, и я сделала глубокий вдох. Если бы кто-нибудь спросил меня в августе, окажусь ли я здесь в январе, сидя на табурете копа, и с короной, преподнесенной мне одним из самых темных умов, когда-либо посещавших школу Прескотт, я бы рассмеялись им в лицо. Что такое? Что я делала?


Дело в том, что теперь у меня есть на это ответы. Вполне уверена, что они были все это время. Но иногда нужно травматичное событие, чтобы встряхнуть вас, вернуть в реальность того, кем вы должны стать.


— Я не сделала ничего неправильного, — сказала я Саре, снова открывая глаза.


Маленькая, хорошенькая коп немного поерзала, словно в моем взгляде было что-то, от чего ей стало некомфортно. Хорошо. Ей следует чувствовать дискомфорт. Ей следует бояться. Хавок. «Банды грандиозных убийств». Факта, что она попала под прицел нашей войны за территорию.


Я убила Джеймса Баррассо. Я разбила его голову порогом двери мистера Дарквуда.


Это не то, что Максвелл Баррассо скорее всего простит в ближайшее время, не смотря на тот факт, что он отправил своих парней в мою гребанную школу.


— Бернадетт, там семнадцать убитых мужчин с татуировками, связывающие их с бандой, которая возглавляет список ФБР с самыми опасными бандами в Америке. Такие мужчины…, — она замолчала, а затем провела обеими руками по лицу, редкая передышка в ее геройстве белого рыцаря. — Почему эту мужчины были в твоей школе? Хмм? Потому что единственная причина, которая мне видеться, заключается в том, что они пришли за тобой.


— Они пришли за Стейси Лэнгфорд, — сказала я, у меня защемило в груди, когда я вспомнила о дерзкой блондинке с верной командой.


Ее девочки должно быть опустошены. Не успела эта мысль прийти мне в голову, как меня осенила еще одна: нам нужно принять ее девочек в ряды Хавок. Это меньшее, что мы могли бы сделать, учитывая все происходящее. Кроме того, Стейси хорошо обучила своих девочек. Они будут нам полезны.


— Стейси Лэнгфорд, — сказала Сара Янг, беря телефон со стола и листая его, пока, вероятно, она не нашла какого-то рода файла на Стейси. — Восемнадцать лет, отец с серьезной судимостью, мать пропала при загадочных обстоятельствах, и…


— Стейси была хорошим человеком, — сказала я, чувствуя, как злость поднималась на поверхность, слово пузырьки в бурлящей воде.


Я могла ошпариться, если Сара слишком сильно надавит на меня сегодня. У меня не было терпения до ее привилегированной задницы, не когда судьба моих мальчиков неизвестна.


Хаэль, Аарон, Оскар или Каллум могли быть мертвы.


Блять.


Теперь я дрожала. Я ничего не могла с этим поделать. Мало вещей в мире, которые теперь могли заставить меня трястись. Это одна из них. Не смейте оставлять меня с разбитым сердцем, вы, ублюдки. Даже, блять, не смейте.


— Стейси была хорошим человеком, — повторила я, положив ладонь на блестящую, гранитную поверхность столешницы. Она была цвета песка, но куда менее интереснее. Надеюсь, ради Сары, что это на самом деле арендовано через систему Airbnb, а не ее настоящий дом. Он настолько невероятно скучный. — Она была больше, чем просто файл в вашем телефоне, — я покачала головой.


В голове я переживала тот момент в коридоре уже несколько раз. Хоть я и знала, что никак не смогла бы спасти Стейси, я хотела бы, чтобы все вышло по-другому.


— Послушай, Бернадетт, — начала Сара, утопая во вздохе, который она так долго держала в себе, что я боялась, что она могла отключиться. Наконец она выдохнула, когда сделала шаг вперед, положив свои руки на столешницу, лишь в трехстах миллиметрах от моих. Все мое тело болело, словно меня пустили через цикл стирки или что-то в этом роде. Все болело. По крайней мере, во время обследования в больнице имени Генерала Джозефа я узнала, что кашляла кровью только потому, что сломала зуб и прикусила язык от побоев. Могло быть в разы хуже, вроде внутреннее кровотечение или подобное дерьмо. Они настояли на том, чтобы взять кровь и провести несколько анализов, хотя я не совсем понимала, зачем это было нужно. — На этот раз ты не под арестом. Тем не менее…, — и тут она замолчала, чтобы подчеркнуть эти слова в немного угрожающей манере, — ты — заинтересованное лицо.


— Почему я у вас дома? — спросила я, уставившись на нее и желая, чтобы этот день просто, блять, закончился. Я вымоталась. — Это стандартная процедура: приводить заинтересованное лицо в дом ФБРовца?


— Я пытаюсь помочь тебе, Бернадетт, — сказала она, розовый рот вытянут в линию и мрачный, глаза затенены так, как не были до того, как она вошла в это здание сегодня и увидела резню, разбросанную по ветхой школе, словно это был гребаный конец света. — Я привезла тебя сюда, потому что хочу заключить с тобой сделку.


Сара отвернулась, взяла стопку бумаг и положила их передо мной. Мгновение я смотрела на них, а затем переместила свой взгляд на нее.


— Простите, но я не понимаю юридическое дерьмо. Что это?


— Полный иммунитет для тебя, — сказала Сара, постукивая пальцами по страницам. — В обмен на информацию…и твои показания.


— Показания о чем? — спросила я, чувствуя, как покрываюсь мурашками.


Я хотела домой. Хотела увидеть своих мальчиков. Черт, это единственное, о чем я могла сейчас думать: пойти домой и свернуться калачиком в постели вместе с ними. Если я очень мило попрошу, думаете, они все бы легли в обнимку вместе со мной? Случались вещи и страннее.


— Против Памелы, — сказала Сара, снова скрестив руки.


По мне, все эти скрещивания рук выглядело, как защитный механизм. Как потирание подбородка Вика, капюшон Кэла, iPad Оскара…и то, как Стейс Лэнгфорд смотрела в свой телефон с пустым, отдаленным взглядом. Черт, твою мать. Мы должны были защитить ее.


Это на нашей совести.


Тот день в столовой, когда она отозвала свою сделку с Хавок, будет преследовать меня вечно.


— Моей матери? — спросила я, выгибая бровь.


Я не глупа и слышала, что сказали мальчики. Их план заключался в том, чтобы повесить убийство Найла на Памелу. Если Сара просила меня дать показания, значит, она раскопала улики, подкрепляющие эту мысль.


— Да, — сказала Сара с долгим вздохом.


Спустя мгновение она вышла из комнаты и оставила меня смотреть на бумаги перед собой. Я бы ни за что не стала информатором или свидетелем для копов. Это социальный суицид. Кроме того, как бы это выглядело, если бы жена Хавок сделала нечто подобное? Я оттолкнула бумаги и запустила пальцы в волосы.


Когда Сара вернулась, то держала знакомую коробку. Она поставила ее на столешницу рядом со мной. Я не прикоснулась к ней, совсем. Я не хотела, чтобы она знала, насколько мне важна эта коробка. «Старые домашки и сочинения» уставились на меня в ответ петляющим, женским почерком.


— Мы оставили при себе из вещей Пенелопы то, что было нужно, — сказала Сара, положив руку мне на плечо. Этот знак должен был быть успокаивающим, но моя кожа зудела потребностью скинуть ее руку. Я не хочу, чтобы меня сейчас утешали. Я хочу вернуть свой телефон. Хочу увидеть Хавок. — Ты можешь забрать то, что осталось.


— Я могу идти? — спросила я, зная, того, что произошло в школе, будет недостаточным, чтобы повесть на меня какое-либо обвинение.


Это была самозащита. Конечно, «Банда грандиозных убийств» в первую очередь заявились в школу Прескотт, чтобы обратить пристальный взгляд Сары на Хавок. Но меня не могу обвинить за то, что я защищала себя против сторонников превосходства белой расы в лыжных масках и с оружием с глушителями.


— Можешь идти, — осторожно сказала Сара, но я была уверена, в этом было гораздо больше. Она со мной еще не закончила, отнюдь нет. — Но я хотела, чтобы ты обдумала это предложение. Оно разовое, Бернадетт. Окружной прокурор не даст тебе такую возможность снова.


— Пожалуйста, отвезите меня домой, — настояла я.


Какое-то мгновение Сара уставилась на меня, а потом кивнула, забирая бумаги для сделки и аккуратно складывая их в папку из манилы. Я взяла коробку с вещами Пен и вышла за дверь.


В воздухе витало беспокойство, которое говорило мне, что наш город стоял на пороге перемен.


Какими будут эти перемены, зависело от нас.


Сара хотела информатора в помощи очистить город?


Пошла она.


Мы сами о себе позаботимся в Прескотт.


А «Банда грандиозных убийств»…теперь они — проблема Хавок.


Загрузка...