Глава 12. Разговоры и их последствия.


Дефне затихла, но не отстранялась от него, он также не делал попытки отодвинуться, хотя прекрасно понимал, как это выглядит со стороны. Было очевидно, что сейчас явно не место и не время для таких объятий, но радость от того, что она, наконец, так близко, и он чувствует тепло её худенького тела, отключала доводы рассудка. Бельгин застыла, не зная, как поступить: потихоньку уйти или остаться, ожидая окончания этих нежных прикосновений, становившихся все более чувственными, ведь даже она, несмотря на свой небольшой опыт общения с мужчинами, видела, какой характер они принимали. Но прекратило их совсем другое лицо.

— Как мило... — с иронией пропел женский голос. — Непробиваемый господин Ипликчи утирает слёзы девочке, нянча её детские обиды. В тебе заговорил отцовский инстинкт? — Гюпсе остановилась метрах в пяти и, склонив голову набок, насмешливо разглядывала их. Дефне тот час же отскочила в сторону, вызвав смех женщины. — Не стоит смущаться, девочка! Уж я-то знаю, как легко забываются горести в объятиях этого мужчины.

Его лицо словно затвердело, когда он обернулся к ней.

— Гюпсе, ты перешла все возможные черты. Не в моей привычке говорить женщинам неприятные вещи, но тебе напомню: имей хоть немного женского достоинства.

Не обращая внимания на молчаливо стоявших рядом девушек, а может быть, используя их присутствие, чтобы сильнее уязвить его, она парировала:

— Жаль, что ты вспомнил о нём только сейчас, а не тогда, когда бросил, воспользовавшись мной.

Омер метнул взгляд в сторону Дефне.

— Не переворачивай ситуацию с ног на голову и прекрати излагать свои болезненные фантазии в присутствии лиц, не имеющих к этому никакого отношения. — подошел к ней, взял за локоть и, развернув, подтолкнул вперед, прочь от подруг.

Но Гюпсе не собиралась уходить, не сказав последнее слово девушке, которую застала в объятиях своего бывшего любовника.

— Ты молодая, глупая, наивная девочка... Он очарует тебя и уложит к себе в постель, сначала насытится тобой, а потом начнет отстраняться, сказав, что всё произошло слишком поспешно, и вам лучше остаться друзьями. Господин Омер, так нежно обнимавший тебя, станет вдруг холодным, как айсберг, и выстроит между вами такую стену отчуждения, какую ты при всей твоей очаровательной молодости и свежести преодолеть не сможешь. — последние слова Гюпсе выкрикнула ей, неестественно повернув голову назад, потому что Омер, отбросив всякие церемонии, быстро тащил её за собой.

Раздавленные произошедшим, девушки машинально вернулись к скамье и сидели там в молчании несколько минут. Переживая за подругу, Бельгин не сводила с неё глаз, безвольно положив руки на колени, та смотрела в одну точку, её лицо пылало, а на щеках виднелись дорожки потекшей от слёз туши. «Белая рубашка Омера, наверняка, тоже испачкана», — невпопад подумала девушка. Но вот Дефне встала и, глядя пустыми, невидящими глазами, спокойно произнесла:

— Думаю, нам давно пора домой.

Не согласиться с ней было трудно, чтобы не встречаться с гостями, они, не сговариваясь, обошли здание с обратной стороны и направились к стоянке.


Едва они отошли на приличное расстояние от ошеломленных её ярким выступлением девушек, как Омер отпустил локоть женщины и, не говоря ни слова и даже не взглянув на неё, пошёл вперед. Ускорив шаг, она схватила его за рубашку на спине.

— Куда же ты? Так ничего мне и не скажешь?

Если бы кто-то увидел сейчас мужчину, то просто не узнал бы в нём всегда уравновешенного Омера Ипликчи, единственное чувство читалось на его лице, вытеснив все остальные ‒ ярость. Не оборачиваясь на голос женщины, с которой был когда-то так неосмотрительно близок, он пытался совладать с собой и не показать, насколько её удары достигли цели.

— Гюпсе, прошло столько времени... Что ты хочешь от меня? — его голос звучал необычно глухо.

— Справедливости. — моментально отреагировала она.

Он повернулся к ней, спокойный, как всегда, и удивлённо переспросил:

— Прости, я не ослышался? О какой справедливости идёт речь, и о чём вообще ты толкуешь? — его лицо выражало полное недоумение. — Только зрителей здесь нет, поэтому не мели чушь, выставляя себя жертвой.

— Зачем тогда ты всё испортил? Нам же было хорошо, и мы прекрасно подходили друг другу. — каждый раз Гюпсе начинала разговор с одних и тех же вопросов.

Он глубоко вздохнул, делая над собой явное усилие оставаться в рамках приличия, насколько это казалось возможным.

— Я говорю с тобой на эту тему в последний раз. Поверь, твоя зацикленность на наших прошлых отношениях выглядит не просто странной, но уже совершенно патологической. — Омер внимательно смотрел на женщину, которая, в свою очередь, не спускала с него глаз. — Да, ты права, какое-то время мы хорошо ладили, ты мне нравилась, и я до сих пор, несмотря на все твои выпады в мою сторону, хорошо к тебе отношусь и уважаю тебя. Но... — он прервался, оценивая её состояние, потому что собирался сказать слова, которые она до сих пор упорно отказывалась принимать. — … Но, я быстро понял, что у нас нет будущего. Твой властный характер тяготил меня и убил на корню росток того чувства, которое, возможно, могло бы развиться. Тебе нужен другой мужчина. — Гюпсе сделала шаг к нему, но он тут же отступил назад, выставив вперёд ладонь, словно пытался удержать женщину на месте этим жестом. — Пойми, я не люблю тебя... Ты ничего не добьёшься, провоцирую меня подобным образом, ничего хорошего, хочу сказать. Пожалуйста, прекрати преследовать меня! Не теряй остатки своего достоинства... — Омер следил за выражением её глаз, пытаясь понять, услышала ли она его слова, или, как случалось раньше, они служили просто голосовым фоном для её собственных мыслей.

— Ты влюблен в эту девочку... — вырвавшаяся у неё фраза прозвучала не как вопрос, а, скорее, как утверждение.

Омер взглянул на гостей, некоторые с интересом наблюдали за ними, очередной бесполезный разговор следовало завершать.

— Не смей втягивать в нашу историю людей, не имеющих к ней никакого отношения. Мои чувства, мысли, поступки тебя совершенно не касаются. Займись своей жизнью, роди детей и успокойся уже. — не слушая ответа, он, повернулся к ней спиной и, не торопясь, направился к Синану, который приветственно махал ему рукой. Но когда Омер подошёл ближе, выражение лица его друга изменилось.

— Аллах, Аллах... — пробормотал Синан. — Кто это сделал с тобой? — он указал на мятую, в черных пятнах белую рубашку на груди мужчины. —Она? — и кивнул в сторону, откуда его друг пришел.

— Нет. — коротко ответил тот. — Но каждый раз при встрече эта женщина отравляет меня своим ядом и умудряется осложнить мне жизнь. Честное слово, с меня довольно. — раздражённо добавил он.

Синан с сочувствием слушал его горькие слова.

— Вы шли откуда-то вместе, я очень удивился, увидев вас вдвоем. Опять беседовали о несостоявшейся любви?

Лицо Омера исказила злая ухмылка.

— Уж лучше бы так... Она целый день следила за мной, я везде чувствовал её взгляд. И, наконец, достала меня, когда я был с Дефне. — увидев вопросительный взгляд друга, пробормотал. — Не расспрашивай сейчас, потом расскажу, когда приду в себя. Главное, она наговорила бедной девушке гадостей про меня, так что теперь, похоже, мои дела совсем плохи. Дефне ведь не знает всей истории и вполне может принять эти слова за правду. — он налил себе коньяка из бутылки, стоявшей на столике, выпил залпом один стакан, потом другой.

— Ей, полегче... — предупредил Синан. — Ещё не все разошлись.

Омер кивнул головой.

— Разумеется... Пойду переоденусь. — и неторопливо направился в сторону боковой двери, ведущей в здание.


К восьми вечера Синан порядком устал от шумной, веселящейся толпы, хотя и приехал только к началу официального открытия юбилейного мероприятия. Звонок Ясемин застал его в машине по дороге в институт, всю последнюю неделю она не давала о себе знать, и он, против обыкновения, также не тревожил её звонками.

— Синан, как дела? Давно тебя не слышала. — она редко говорила с ним таким медово-тягучим голосом.

— Много работал, готовились к юбилею, знаешь ли. — он помнил совет Омера отстраниться и не идти у неё на поводу, но сердце уже сладко сжалось.

— Я ждала твоего звонка. — вдруг заявила она. — Мне сказали, что с улицы никого к вам не пропустят, нужно иметь на руках пригласительный билет.

«Теперь понятно, почему ты позвонила», — подумал он про себя, но не нашёлся, что ответить вслух, выдавил из себя только: — … М-м-м. — и замолчал.

— Говорят, там будет много интересных лиц, даже знаменитостей, концерт и фуршет с французскими деликатесами. — продолжила она, не принимая во внимание отсутствие внятного ответа. — Я полагала, что составлю тебе компанию и удивлена твоим молчанием.

— Ясемин, ты появляешься на горизонте только тогда, когда сама того желаешь, не придавая большого значения моим желаниям. Я порядком подустал от бесплодных попыток стать чем-то большим в твоей жизни. — эти слова, долго сдерживаемые его страхом потерять желанную женщину, вылетели сами собой, и, произнеся их, он испытал мгновенное облегчение.

Женщина явно не ожидала их услышать и не нашлась, что ответить, наконец, запинаясь, произнесла.

— Ну... Это глупость... Ты всё неправильно понял... Просто нам нужно время, чтобы понять, что это настоящее чувство и ...

Синан перебил её.

— Тебе, тебе нужно время, оно у тебя есть. Извини, я сейчас очень занят. Удачи. — и дал отбой, довольный тем, что устоял, не раскис, хотя неприятный осадок сожаления от разговора остался.

Табличка, предупреждающая не занимать места стоянки для машин персонала, полностью игнорировалась в этот день, и после бесплодных попыток куда-то втиснуть свою машину, ему пришлось оставить её на соседней улице, что усугубило и без того испорченное настроение. Проходя в здание и здороваясь со знакомыми, он видел, как преобразился сад, круглые высокие столики на лужайке, накрытые белыми скатертями, выглядели очень живописно среди зелени и цветущих растений. Под натянутым тентом официанты готовили большой стол для фуршета, и некоторые приглашённые заинтересованно их разглядывали, не спеша пройти вовнутрь. «Кое-кто явно пришел не для торжественных речей», — улыбаясь, подумал мужчина, впрочем ничего нового или удивительного в подобной ситуации он не видел. Разве кто-то упустил бы возможность бесплатно отведать отличное угощение и выпивку? Но войдя вовнутрь, Синан удивился количеству собравшихся приглашенных, многие дамы были нарядно одеты, в воздухе витал смешанный аромат дорогих духов, и работающий кондиционер разгонял его по всему зданию.

Он зашёл в свой кабинет проверить электронную почту и засиделся, потеряв счёт времени, а когда посмотрел на часы, увидел, что прошло уже добрых тридцать минут, и официальная часть, наверняка, закончилась. Но так как её задержали из-за опоздания консула, Синан появился в зале в разгар приветственных речей, переводимых Омером. Возле дверей он увидел двух знакомых стажёрок, рыжая Дефне с восторгом смотрела на говоривших, и он от души понадеялся, что это чувство вызывал его друг. Поприветствовав девушек и перекинувшись с ними парой слов, он заметил группу коллег из Измира, Гюль, одетая очень просто, выделялась на фоне нарядных женщин. Мужчина подошел ближе и, оставаясь незамеченным, и окинул её долгим, оценивающим взглядом, внешне она уступала яркой, напористой Ясемин, так что, если бы обе одновременно вошли в зал, она, скорее всего, не привлекла бы его внимания. Но Гюль была прекрасна тихой, неброской красотой, которая очаровывала тем больше, чем дольше ты находился подле неё, карие глаза женщины, опушённые густыми ресницами, смотрели приветливо и мягко и по-доброму светились, когда она улыбалась. Женщина не отличалась ни высоким ростом, ни статью, но держалась прямо и очень выигрывала за счёт высокой посадки головы, она не стремилась подчеркнуть достоинства красивой фигуры, но её простого покроя одежда, шла ей и ничуть не умаляла женской привлекательности. Гюль не походила на тех эффектных красоток, которых он всегда выделял в толпе, но Синана неодолимо влекло к ней, и он вдруг осознал, что эта незаметная, на первый взгляд, женщина была прекрасна, как снаружи, так и внутри, и позавидовал счастливчику, которого она полюбит.

Словно почувствовав его изучающий взгляд, она беспокойно осмотрела окружавших её людей, разочарование промелькнула на лице молодой женщины и, уже отворачиваясь, она вдруг заметила его, карие глаза на мгновение радостно вспыхнули, приветствуя, Гюль улыбнулась и кивнула головой. Синан ответил тем же и, не колеблясь, подошёл к их группе, чтобы поздороваться, не проявляя, однако, явного интереса к женщине, чтобы не вызывать толки и глупые пересуды за её спиной. Всё время пока шёл фильм и концерт он оставался на прежнем месте, пару раз наклон головы Гюль говорил ему, что она хотела обернуться, но, очевидно, не решалась, не желая привлекать внимание коллег, тем более, что рядом с ней стояла Гюпсе, ядовитого языка которой все остерегались.

Синан нашел её в саду, куда все перешли после окончания официальной части, она стояла одна под раскидистым деревом, со стаканом воды.

— А почему вы в одиночестве? Где ваши коллеги?

Гюль махнула в сторону столиков.

— Где-то там... Набрали закусок и наслаждаются французским вином. — проследив, как он посмотрел на её стакан, улыбнулась. — А я, да, пью только воду, в такую жару стараюсь не пить алкоголь.

— А от закусок в жару тоже отказываетесь? — ему нравилось разговаривать с ней и наблюдать, как, прежде чем ответить, она слегка сдвигала брови, отчего между ними проявлялась маленькая морщинка.

— Увы... — вздохнула женщина. — Я просто не смогла пробиться, все как-то дружно ринулись в том направлении.

— Это поправимо... — рассмеялся он. — Ждите здесь, я сейчас принесу вам самое вкусное, то, что вы непременно должны попробовать.

Когда Синан вернулся с двумя тарелками, полными снеди, она широко открыла глаза и произнесла в притворном испуге.

— Вы забрали всё, что там оставалось?

— На столе многое подчистили, но мне повезло, и я пришел в тот момент, когда официанты возобновляли оскудевшие ресурсы. — с серьёзным видом сообщил он и поискал глазами свободный столик, но такового не нашлось. — Послушайте, за зданием столиков нет, но есть тень и место, где можно расположиться и вытянуть ноги. Что скажете?

Женщина замялась и бросила взгляд на своих коллег, Синан заметил это и, улыбаясь, пошутил.

— Я же не в кабинет вас приглашаю, а на открытое место, где каждый желающий может нас увидеть. Со мной вам ничто не грозит.

Гюль пожала плечами и согласно кивнула головой, проходя мимо столика, мужчина прихватил бутылку воды и две большие полотняные салфетки. Место, куда он привел, действительно, располагало к отдыху и покою, в обрамлении аккуратно подстриженных кустов, образовавших что-то вроде ниши, стояла небольшая деревянная скамейка из тёмного дерева с резной изогнутой спинкой. Они присели, разместив между собой тарелки с едой, стаканам места не нашлось, и их пришлось поставить прямо на землю. Расстелив на коленях салфетку, они молча принялись за трапезу

— Пахнет ужасно, но вкус удивительный. — пробормотала Гюль, отправляя в рот маленькую тартинку. — Что это? Какой -то сыр?

— Ни какой-то, а один из самых лучших мягких сыров, сделанных в Нормандии. Его едят именно так, намазывая на хрустящую корочку хлеба, видите небольшие черные вкрапления? Это молотые трюфеля. — и он отправил в рот очередную тартинку. — Не хватает только бокала бордо, и наслаждение стало бы полным.

Гюль поднесла тартинку к глазам, разглядывая намазанный сверху сыр.

— Так сходите за вином, зачем себе отказывать в удовольствии. — и застенчиво попросила. — Может тогда и мне захватите пару бутербродов с этой вкусной штучкой. — и указала на последний кусок сыровяленой ветчины, красиво свернутый по диагонали и закреплённый маслиной на листике зелёного салата. — Если, конечно, они ещё остались. — улыбнулась она.

— Обязательно найду, не на столе, так где-нибудь ещё. — заверил Синан, поднимая ладонь в шутливом клятвенном жесте.

Женщина посмотрела ему вслед и тяжело вздохнула, он нравился ей, но вряд ли между ними завяжутся какие-то отношения, Гюпсе уже дала подробную характеристику всем коллегам из Стамбула ‒ хотя её об этом никто и не просил ‒ не забыв упомянуть и о влюбчивости главного бухгалтера, и о его многочисленных эффектных подружках. Что из рассказанного соответствовало действительности, понять было трудно, она и об Омере Ипликчи говорила неприятные вещи, а он совсем не производил впечатления бессовестного, прожжённого циника, каким его описывала Гюпсе.


Гюль родилась в Измире в семье учителей, вернее, учительницей работала её мать, а отец руководил небольшой средней школой. Она и брат, равно, как и их родители, родились в Турции и родины своих предков ‒ Албании, никогда не видели, но знали, что там осталась многочисленная родня. Брат был старше её на пять лет, а когда девочке исполнилось три года, в их семье появилась десятилетняя дочь умершей сестры отца, которую родители взяли на воспитание. Дети учились в школе, где работали мать и отец, она находилась довольно далеко от дома, поэтому брат и сестра вставали очень рано, вместе со взрослыми, и возвращались, в лучшем случае, после обеда, отец приходил домой последним, когда уже начинало темнеть.

В детстве Гюль часто болела, поэтому сидела дома с пожилой соседкой, бездетной вдовой Эбру, которой родители оплачивали присмотр за их дочерью. Добродушная, лёгкая на подъём женщина повсюду таскала её за собой, чаще всего на рынок, посещение которого занимало не менее двух часов. Бабушка Эбру, как называла её девочка, виртуозно владела искусством торговаться, находя в этом обыденном деле отдых и развлечение. Наметив подходящие продукты, она заводила беседу с продавцами, расспрашивая о здоровье и благополучии членов семьи, потом, когда ей казалось, что контакт установлен, переходила непосредственно к делу, интересуясь стоимостью облюбованного ею продукта. Одобрительно кивая головой, слушала, как продавец расхваливает свой товар, затем, выждав для порядка несколько минут, начинала свою игру, перебирая овощи или фрукты и указывая на их недостатки, которые удивительным образом умела находить в любом, казалось бы, безупречного качества товаре. Продавец возмущался, доказывая свою правоту и призывая в свидетели других продавцов и покупателей, затем успокаивался, и обе стороны переходили к торгу, каждый держался своей цены, и, если она не устраивала бабушку Эбру, всё начиналось заново. Со стороны маленькой девочке казалось, что взрослые люди играют в весёлую игру, потому что они громко говорили, горячо споря о чём-то, хлопали себя по бокам, тыкали друг в друга пальцами, а потом весело смеялись и обнимались, как хорошие друзья. Став постарше, она начала понимать суть происходившего, и хотя все уловки и приёмы женщины отпечатались у неё в мозгу не хуже таблицы умножения, сама Гюль так и не научилась этому виду искусства, которым, по мнению её старой няни, должна владеть каждая уважающая себя хозяйка.

— Учись, ягнёнок мой. — назидательно говорила она девочке. — Сэкономишь деньги от покупок, сможешь их отложить себе в тайне от мужа. У женщины всегда должно быть что-то припасено на «чёрный» день.

Гюль согласно кивала головой, абсолютно не понимая сути разговора, тем более, что никакого мужа у Эбру и не было, девочка просто радовалась тому, что очередная перепалка между бабушкой и продавцами закончилась, и перед возвращением домой они идут гулять в парк. С тех прошло столько лет, но, встав взрослой, Гюль часто с улыбкой и теплотой вспоминала те моменты, переносясь в беззаботное детство с его незамутненной, чистой радостью от самых простых вещей.

— Грустные воспоминания? — голос подошедшего Синана заставил её вздрогнуть, заметив это, он поспешил извиниться.

— Вам не за что извиняться... Я задумалась и слегка выпала из действительности. — улыбаясь, она приняла от него тарелку с понравившимися бутербродами. — О, спасибо, догадываюсь, что вам их по знакомству дали.

— Почти угадали. — мужчина решил вернуться к первому вопросу, ответ на который не получил. — У вас какие-то неприятности?

— Нет, наоборот, светлые воспоминания детства, связанные с няней. — не глядя на него, ответила женщина.

Он не стал больше расспрашивать, и оба надолго замолчали, тишина и отгороженность от внешнего мира нравилась обоим, и никого из них не стесняла.

— Вы не будете возражать против нескольких вопросов личного порядка? — он внезапно прервал их уютное молчание.

Она, как ему показалось, несколько тревожно взглянула на него.

— А что вы хотели бы узнать?

— Я заметил, что вы не носите колец, вообще никаких, это так необычно. Вы помолвлены?

— Нет, не замужем и не помолвлена. — женщина сделала паузу и произнесла неожиданно окрепшим голосом. — У меня есть сын, ему три года, и отца у него нет.

Мужчина растерялся, не зная, как реагировать на неожиданную откровенность.

— Понятно. — проговорил он. Женщина сидела, глядя прямо перед собой, сжав губы. — Отец знает о рождении ребенка?

— Конечно, ведь он бросил меня перед самыми родами. — Гюль усмехнулась и грустно посмотрела на собеседника. — На работе о сыне знает только госпожа Дюмон, больше никто, ну, теперь ещё вы. Малыш живет с моими родителями, а я приезжаю к ним на выходные. — она ничего больше не добавила, но словно замкнулась, мужчина почувствовал её отстраненность и растерянно молчал, не зная, что сказать, чтобы не ранить расспросами. Посидев еще немного, она встала. — Спасибо за компанию, я прекрасно провела время, но пожалуй, вернусь в гостиницу.

— Я подвезу вас.

— Спасибо, я прогуляюсь, ведь здесь недалеко. — прощаясь, женщина протянула ему руку, он взял её тонкие пальчики и неожиданно для них обоих быстро поцеловал их.

Вернувшись, заметил, что в саду остались только самые стойкие из гостей и большие любители французского кинематографа и фейерверков, налил коньяка из бутылки, оставленной кем-то на столе, и, заметив появившегося на тропинке Омера, помахал ему рукой.


Всю дорогу домой девушки молчали, Бельгин пыталась пару раз начать разговор, но при виде Дефне, отрешённо смотревшей в боковое окно, не находила нужных слов и только, когда подруга собралась выходить из машины, напомнила ей:

— Завтра наша смена начинается в два, я заезду в половину второго. А хочешь выедем пораньше, посидим где-нибудь, мороженое поедим?

Девушка отрицательно мотнула головой.

— Нет, завтра не получится, болтливая соседка придёт на примерку. Хорошо бы хоть к этому времени успеть с ней.

Бельгин сделала попытку втянуть её в разговор.

— Дефне, пожалуйста, не додумывай несуществующее. Я уверена, на самом деле всё не так, как та ненормальная сказала. — подруга жестом попыталась остановить её, но она продолжила говорить. — Нет, послушай меня... Их отношения закончились, а она явно хочет его вернуть и говорит всякие глупости, чтобы уязвить и его, и тебя. Не случайно она застала вас вместе.

Дефне взглянула на неё сухими воспаленными глазами, дорожки от подтёкшей туши всё ещё виднелись на бледном личике.

— Я понимаю это. Ну, а вдруг та женщина права? Я влюблюсь в него, а он поступит именно так, как она сказала.

— О, Аллах! Ну, нельзя же всю жизнь бегать от любви, потому что боишься разочарований. Знаешь, как говорят: «Пока ореха не расколешь ‒ ядра не съешь». Дефне, я видела, как он обнимал тебя, поверь между вами есть что-то, какое-то очень сильное притяжение, я не знаю даже, как точнее это назвать.

— Забавно слышать от тебя такие вещи. Ты сама-то давно влюблялась в кого-то? Насколько я помню, только на первом курсе увлеклась ненадолго тем кудрявым старшекурсником, да и то, обожала его издали.

Бельгин пожала плечами.

— Ну и что? Причем здесь я? Мы сейчас о тебе говорим. А может, это судьба столкнула вас в том кафе... — увидев, как подруга насмешливо подняла левую бровь, поторопилась объяснить. — Ну, да, первая встреча вышла комом,.. А то, что произошло потом? Самолёт, Рим, эта стажировка... Какие ещё знаки тебе нужны, чтобы понять, что это не случайность? Он не исчезает из твоей жизни, чтобы ты ни делала. — взглянула на девушку и обречённо махнула рукой. — С тобой всё понятно... Пусть мне будет хуже, но я упрусь рогом. — прокомментировала она упрямое выражение её лица.

Дефне улыбнулась, услышав такую характеристику.

— Да, не переживай ты так! Ерунда всё это... — и чмокнув её в щёку, вышла из машины.

Дождалась, когда Бельгин отъедет, и присела на крыльцо дома, оттягивая время встречи с близкими, она совсем пала духом и не хотела, чтобы кто-то видел её в таком состоянии. Подняла глаза к небу, на улице было уже темно, и яркие звёзды мерцали, подмигивая ей с высоты. Когда в последний раз она сидела вот так, никуда не торопясь и глядя на всю эту далекую красоту? Ей вспомнилось, как в детстве, когда их семья ещё жила в родовом доме под Манисой, они спасались от ночной духоты в комнатах, уходя спать на воздух, во двор, тогда ей казалось, что эти мерцающие в вышине звёзды смотрят прямо на них и, перемигиваясь, разговаривают с ними. Каждый выбирал себе одну звездочку, давал ей имя и придумывал для неё историю. Как же звалась её любимая, маленькая, но очень яркая звёзда? Девушка нахмурилась, вспоминая имя... Гюмюшь! Она называла её Гюмюшь, что означало серебро, потому что своим сиянием она напоминала блеск серебряного подсвечника, который бабушка заставляла её чистить каждую неделю.

Девушка поискала глазами и, не найдя свою «подружку» детства, расстроилась. «А может это не я придумывала для тебя истории, а ты сочиняла для меня жизнь», — вздохнув, подумала она. Осторожно повернув ключ в замке, чуть приоткрыла входную дверь и бесшумно проскользнула вовнутрь, в доме было темно, скрипучую лестницу на второй этаж она изучила досконально и, выбирая нужные места, благополучно добралась до своей комнаты. Не включая свет, разделась и присела на кровать, обдумывая прошедший, такой насыщенный событиями день, однако, быстро поняла, что все мысли и переживания, как радостные, так и огорчительные, крутятся, в конечно итоге, вокруг одного человека ‒ Омера Ипликчи. Два противоречивых чувства раздирали её неопытное девичье сердце, она стремилась быть с ним, одновременно пытаясь убежать от зарождавшегося чувства к нему.

Дефне стала засыпать, когда ей пришло сообщение, не открывая глаз, она нащупала рукой сотовый и, поднеся к лицу, прочитала сообщение от Омера: «Мы должны поговорить». Сон тут же пропал, сев в кровати, она возмущённо пробормотала:

— И как только совести хватает после всего будить меня среди ночи.

А пальцы, между тем, словно они принадлежали другому человеку, или жили своей, отдельной от мыслей жизнью, уже печатали ответ: «Когда?» «Когда хотите. Сейчас я возле вашего дома в машине». Прочитав это, она вскочила, как ужаленная, и, всплеснув руками, бросилась к окну, но ничего не увидела, лихорадочно мечась по комнате, девушка думала, как ей поступить. От мысли о том, что он рядом, сердце сладко замирало, и все её недавние решения о необходимости избегать встреч и разговоров с ним пронеслись в голове, не останавливаясь, и пропали в неизвестном направлении. «Ни за что не выйду... Что он о себе думает? Что можно вот так приехать и просить меня пойти к нему среди ночи? Если меня застукает бабушка, скандала не избежать», — твердила она себе, лихорадочно одеваясь и бесшумно спускаясь по лестнице. Странно, но ни одна половица не скрипнула под ногами, словно она не касалась их вовсе, а незримо парила на крыльях.

Однако, оказавшись у входной двери, Дефне словно очнулась от наваждения: «Что я делаю? Забыв обо всем всем на свете, несусь в ночи к совершенно незнакомому мужчине! Какой позор!». В этот момент в доме послышался звук открываемой двери, не желая быть застигнутой у выхода на улицу, она метнулась на кухню. Зевая и что-то бормоча себе под нос, Тюркан прошла туда же и, включив свет, обнаружила внучку, сидящую на стуле у пустого стола.

— Ты что тут делаешь? — удивлённо посмотрела на её одежду. — Уходила вроде в другом платье... А я хотела подняться к тебе и посмотреть, спишь ли. Ты, верно, тихо вошла, я даже не услышала как.

— Я давно дома. Устала и не могу заснуть, вышла водички попить. — в это время сотовый в её руке предательски пискнул.

— Кто это тебе в ночи послания шлёт? — насторожилась Тюркан.

Дефне посмотрела на экран.

— Это предупреждение о грядущем ливне. — не моргнув глазом, придумала она на ходу.

— Ливне? Предупреждение? — удивилась бабушка. — Странно, по телевизору ничего не говорили. Как у тебя там праздник прошёл?

— Всё было очень интересно. — коротко ответила внучка и, желая избежать расспросов, встала из-за стола. — Завтра расскажу подробнее, пойду к себе, что-то в сон клонит.

Тюркан опять широко зевнула.

— Иди, иди, моя красавица, отдыхай. Завтра с утра дома будешь?

Выходя, Дефне обняла бабушку и поцеловала её в щёку.

— Часов в одиннадцать Дерья придёт на примерку, а после часа заедет Бельгин.

— Ну и ладно. — пробормотала пожилая женщина. — Не забудь, в воскресенье придет Селим.

Но девушка никак не отреагировала и, уже не таясь, медленно поднялась по «музыкальным» ступеням наверх. В комнате открыла смску Омера: «Я надеюсь увидеть вас завтра. Нам нужно обязательно поговорить», поколебалась, взвешивая, отвечать или промолчать, но всё-таки отправила одно слово: «Хорошо». Ответ пришел быстро: «Спокойной ночи», «И вам», — ответила она.


Вымотанная событиями дня и своим внезапным, безрассудным порывом выбежать к мужчине, о котором у неё сложилось противоречивое мнение, она быстро уснула, спала без сновидений, но наутро проснулась совершенно разбитой и едва поднялась с постели. Голова казалась чугунной, стучало в висках, тело ныло, казалось, болели даже кости, но первая мысль, пришедшая ей в голову была о том, что в таком состоянии в институт она не попадет, Омера, стало быть, не увидит и выслушать его не сможет. Застонав, Дефне снова легла в кровать, до прихода заказчицы оставалось ещё три часа, готовое к примерке платье висело на раздвижном портновском манекене, возможно, ей станет лучше, если она ещё поспит и, выставив нужное время на сотовом, девушка тут же забылась тревожным сном.

Обеспокоенная тем, что внучка не вышла к завтраку, Тюркан поднялась к ней в комнату, Дефне спала, тяжело дыша, на скулах явственно проступили красные пятна, так случалось каждый раз, когда у неё поднималась температура. Бабушка подошла ближе, как в детстве, прикоснулась губами ко лбу и сразу поняла, что у внучки жар.

— О, Аллах... Вот ещё напасть на нашу голову. — бормотала она, качая головой, с жалостью глядя на девушку. — Пойду заварю траву, заболела моя красавица, а всё потому что много работает, совсем нет времени на отдых. — продолжая разговаривать сама с собой, женщина спустилась на кухню.

В дверь постучали, увидев Нихан, стоявшую на крыльце, Тюркан обрадовалась.

— Проходи, дочка, Как ты кстати!

— А что случилось? — насторожилась девушка.

— Дефне наша заболела! Всё потому, что измучила себя работой. Вчера допоздна в институте этом была, я не слышала даже, когда она вернулась. — открыв шкафчик, Тюркан пыталась достать стеклянную банку, но не могла её ухватить. — Помоги-ка мне, Нихан, сейчас травку эту заварю ей. Пусть сегодня сидит дома, я позвоню Селиму, он придёт пораньше и послушает её.

— А я думала, Дефне мне расскажет, как прошёл вчерашний юбилей, наверное, много интересного увидела. — разочарованно сказала Нихан. — Она вам что-то говорила?

— Откуда!? — возразила Тюркан. — Девочка моя пришла поздно сама не своя, я её в кухне случайно застала, сидит за пустым столом, словно напуганная чем-то. — бабушка вздохнула. — Верно, уже тогда ей нездоровилось... Сказала, что сегодня у неё примерка, а потом Бельгин должна за ней заехать. Да только я её никуда не пущу, ещё не хватало, чтобы она больной работала.

— Я поднимусь к ней? — спросила подруга, и когда Тюркан махнула рукой, быстро взбежала по лестнице.

Дефне не спала и понуро сидела на кровати, глядя на манекен, войдя, Нихан обошла его вокруг, разглядывая платье.

— Симпатичная вещица, только уж очень цветастая на мой вкус.

— Дерья любит такие вещи. — хрипло проговорила девушка.

— Так ты заболела? — Нихан подошла чуть ближе, но держала расстояние между ними, опасаясь подхватить вирус. — А я вот хотела узнать, как прошёл вечер, и как там поживает твой поклонник.

Не меняя позы и выражения лица, она покорно ответила.

— Вечер был очень насыщенным, наслушалась вдоволь французского языка, так что к концу дня родную речь едва воспринимала на слух. Увидела вживую французского консула в Турции и Фредерика Шартэ, попробовала французских деликатесов, а ещё бывшая любовница господина Ипликчи предупредила, что Омер бросит меня и соблазнит, как и её. — она слегка нахмурилась и поправилась. — Нет, не так... Сначала соблазнит, а потом бросит. Вот...

— Да ты что... — восхищённо протянула подруга. — Как интересно... Давай по-порядку, кто такой Фредерик как-то там?

— Фредерик Шартэ? — устало переспросила Дефне. — Певец из мюзикла «Ромео и Джульетта», он исполнял одну из моих любимых песен.

— А почему я не слышала? — Нихан явно огорчилась.

— У меня есть запись, но на французском, если хочешь, послушай.

— Да, ладно... — махнула рукой посетительница. — Ты мне лучше в мельчайших подробностях, ничего не упуская, расскажи про откровения любовницы твоего воздыхателя. — в её глазах уже горело любопытство.

— Давай потом... Я что-то устала... — она снова легла в кровать.

— Ну вот, всегда так... Сначала скажешь, потом идешь на попятную. — обиженно буркнула подруга.

— Да, никуда я не иду. — устало возразила Дефне. — Эта женщина застала нас, когда я расплакалась, а Омер утешал, начала насмехаться и заявила мне, что он, в конечном итоге, бросит меня после того... — она замолчала, подыскивая слово, — после того, как я ему уступлю, станет холодным и всё такое...

— Тцц... — сочувственно поцокала языком Нихан. — Вот змея... А чего ты плакала?

Но тут вошла Тюркан с кружкой, над которой вился парок. — На-ка вот, выпей, я травы тебе заварила. И сразу в постель... Укутаться и спать. А ты, дочка, или вечерком забеги, или завтра, будет у вас ещё время посекретничать. — и она легонько подтолкнула девушку к выходу.

— Ладно, я пойду. — с сожалением проговорила та. — Зайду завтра. Ты дома будешь?

— Дома, дома. — проворчала бабушка. — Не убиться же на этой работе, тем более денег за неё все равно не заплатят.

Дефне хотела возразить, но сил не осталось даже на это, едва допив пахучую, горьковатую жидкость, она снова уснула и даже не услышала, как бабушка отправила назад пришедшую на примерку Дерью. Зная время приезда Бельгин, женщина ждала её на крыльце, увидев Тюркан, та сразу поняла, что с подругой что-то случилось, она вышла из машины и направилась к дому Дефне.

— Не поедет она, дочка, не поедет, заболела, лежит с температурой. Где она умудрилась простудиться, не знаешь? — заговорила бабушка, едва Бельгин подошла к ней.

— Простудиться... — озабоченно повторила та. — Да, вроде негде было, мы с ней везде вместе ходили. А может, это вирус? Их сейчас развелось столько, что и не уследишь.

— Может. — согласилась Тюркан. — Селиму вот позвонила, сегодня забежит после работы. — она понизила голос. — В воскресенье хотел придти, но так даже лучше, пусть внучка увидит, как он заботится о ней.

«О, бабушка, если бы вы только знали... Его внимание уже вряд ли родит чувство в её сердце». — подумала она. — Можно, я поднимусь к ней?

— Поднимись, если хочешь. — посторонилась женщина. — Только наша больная спит уж часа четыре как, даже не просыпалась ни разу.

Бельгин заколебалась.

— Ну, тогда я лучше заеду после института, передайте ей, когда проснётся, что я снова приеду после шести вечера.

— Передам, передам, дочка. — заверила Тюркан и заторопилась в дом.


Сменив испачканную рубашку, Омер вернулся в сад, где гости ждали обещанного фейерверка, но красивые гроздья эффектно рассыпавшихся огней не привлекли его внимания, он искал Дефне, хотя и понимал, что вряд ли после той неприятной сцены девушки ещё оставались на территории института. Чтобы убедиться в их отсутствии, прошел к стоянке, машины Бельгин не нашёл и вернулся к гостям. Оживлённая, улыбающаяся Моник бросила на него быстрый взгляд и, любезно кивая головой приглашённым, увлечённо обсуждавшим закончившийся фейерверк, подошла к нему.

— Слава богу, день закончился. Ключевые фигуры разъехались, кажется, все остались довольны.

— Все прошло на высоком уровне, но ведь вы умеете это организовать. Честно, я в этом даже не сомневался.

Госпожа Селен снисходительно улыбнулась.

— Я бы подумала, что вы мне льстите, если бы сама не знала, что это правда. Но слышать всё равно приятно. Спасибо. — она поискала глазами коллег из Измира. — Говорят, у вас состоялся неприятный разговор.

— Моник, вы удивительная женщина. — усмехнулся её заместитель.

— Я считаю ‒ ответ положительный. Мне следует вмешаться и поговорить с Одри? — она впервые позволила себе заговорить о его личной жизни. — По моим наблюдениям, все ваши осторожные манёвры не оказывают на эту женщину абсолютно никакого воздействия. Пора принимать более кардинальные меры, иначе ситуация может навредить вашим новым гипотетическим отношениям.

Он с удивлением взглянул на неё.

— Вы впервые говорите со мной так открыто.

— Я не хочу, чтобы однажды вы положили мне на стол заявление об уходе. Лечить застарелый нарыв смысла нет, его следует просто вскрыть хирургическим путем.

Помедлив, Омер кивнул.

— Пожалуй...

Он покинул здание института последним, но, сев в машину, медлил с отъездом, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза, вспоминал, как беспомощно, совсем по-детски Дефне комкала его рубашку на груди, как от всхлипываний вздрагивала под руками её спина, как чарующе пахла её рыжая грива... Мужчина глубоко вздохнул и попытался успокоиться, на ум пришли слова Гюпсе об отцовском инстинкте, эта сумасшедшая женщина была права в одном, он сделал бы что угодно, чтобы огородить эту девочку от бед внешнего мира, защитить от людей, стремившихся воспользоваться её наивностью и чистотой. Теперь, благодаря Бельгин, Омер немного знал о трудностях её жизни и раздумывал, как бы помочь, не обижая своим вмешательством и не ущемляя её достоинства и гордости. Его глаза потеплели, когда он вспомнил выражение упрямства на бледном личике, возможно, он и, правда, начал стареть, если умиляется подобной черте характера молоденькой девушки. Желание увидеть Дефне, рассказать правду об отношениях с той женщиной, страх потерять её расположение из-за ложных обвинений росли в нём с каждой секундой, не раздумывая больше, он вырулил со стоянки и поехал к дому семьи Топал, благодаря в душе своего приятеля, так предусмотрительного собравшего полную информацию о студентке стамбульского университета.


Загрузка...