Всё началось с поцелуя

Глава 17. Решения Омера.

После ухода Омера Дефне поспешно поднялась в свою комнату, желая избежать встречи с бабушкой, которая с минуты на минуту должна была вернуться, ей требовалось время, чтобы придти в себя после этих поцелуев и объятий. Прикрыв глаза, она вспоминала его прикосновения и близость мужского тела и со смущением осознала, что ей хотелось бы продлить эти моменты. Её спавшая до сих пор сексуальность вдруг резко пробудилась, фантазии уносили девушку так далеко, что у неё останавливалось дыхание, и Дефне шёпотом ругала себя за несдержанность и «распущенность», но через какое-то время мысли текли в прежнем направлении. Разозлившись, наконец, на самоё себя за чересчур разыгравшееся воображение и праздность, тем более непростительную, что прямо перед глазами платье на манекене терпеливо ждало своей очереди, она принялась за работу и посвятила ей все время, с небольшим перерывом на ужин.

За столом она мало говорила, родным казалась рассеянной и странной, невпопад отвечала на вопросы или вообще не слышала их, так что родные просто оставили её в покое, видя, что девушка не в себе. Убирая со стола, бабушка беспрестанно качала головой и кидала на внучку неодобрительные взгляды, но ничего не спрашивала. К чему? С недавнего визита черноглазого красавца, она поняла, что у Селима не осталось никаких шансов склонить подругу детства к браку, ведь тот, невесть откуда взявшийся начальник, полностью овладел мыслями внучки, все признаки её «беспокойного сердца» были ей ясно видны. Когда Тюркан ушла в свою комнату, Сердар, всё ещё сидевший за столом и тоже углублённый в свои размышления, вдруг неожиданно прервал молчание.

— Ты помнишь о нашем договоре? — и когда сестра перевела на него озадаченный взгляд, раздраженно махнул рукой. — Да, что с тобой в самом деле? В каких облаках ты витаешь? Влюбилась что ли?

Она вяло отреагировала на его возмущённую реплику.

— Что ты кипятишься? Если речь идёт о покупке одежды, то я помню. Но не в семь же утра мы туда пойдем... Проснёмся и как-нибудь договоримся. Или у тебя самого планы изменились?

— Нет. — он кашлянул, и взглянув на сестру, глаза которой снова куда-то уплыли, произнес: — Просто я хотел сегодня связаться с Нихан и предложить завтра пойти в кино, а потом посидеть где-нибудь.

— Одобряю! Первая здравая мысль за долгое время. — она оживилась, и в глазах мелькнуло понимание. — А-а-а... Так ты хочешь во всей красе появиться перед ней, так сказать, полностью обновлённый. Так бы сразу и говорил без ненужных предисловий. — Дефне рассмеялась и, взяв его руку, лежавшую на столе, нежно пожала. — Ладно, ладно, давай назначим поход на десять часов. У тебя идеи-то есть насчёт того, что ты хотел бы купить?

Сердар нерешительно пожал плечами и обтекаемо произнес:

— В общем и целом... Но, если честно, я надеялся на тебя. Ты же знаешь мой гардероб, подскажешь, что я должен купить с учётом времени года, чтобы выглядеть достойно и произвести впечатление на девушку.

Дефне хмыкнула.

— Не на Нихан ты должен нацеливаться, а на её мать. От неё зависит судьба ваших отношений. — подумав при этом: «Девушка на тебя любого согласна, балда ты слепая».

Он ничего не ответил на это замечание, только тяжело вздохнул, мужчина знал, что мать избранницы была невысокого мнения о нём, считая его слабовольным типом, пустозвоном и редким бездельником. Не говоря ничего родным, он давно обдумывал, в каком ключе выстроить разговор с этой женщиной, чтобы получить одобрение на помолвку с её единственной дочерью. Однако, для этого следовало, прежде всего, заручиться согласием самой Нихан, а затем уже с ней, а ещё лучше втроём, пригласив в компанию Дефне, обдумать, как завоевать благосклонность будущей родственницы.

— Всё так. — тут же согласился брат. — А учитывая её отношение ко мне, сделать это совсем непросто. — проговорил он, вставая. — Но прежде всего ‒ чувства самой Нихан.

Дефне улыбнулась, представив какая беспокойная ночь ожидает подругу после звонка Сердара, ей также не поздоровится, придётся до мельчайших подробностей несколько раз выслушивать каким голосом, с какой интонацией, в каких словах, с какими паузами её брат приглашал Нихан на первое свидание, о котором она так давно мечтала. Дефне порадовалась за неё ‒ здорово, когда мечты сбываются!

— Не тяни с приглашением. — проговорила она ему вслед. — Я ночью хотела бы поспать, а не слушать сотый пересказ вашего короткого телефонного разговора.

— Я решил сходить к ней и лично пригласить, глядя ей в лицо, ведь так сразу увижу ее реакцию.

Сестра широко улыбнулась, одобрительно кивнув.

— Ты растёшь в моих глазах. Абсолютно правильное решение, таким образом ты проявишь уважение и к ней, и к вашим будущим отношениям. «Вот только для моих ушей это ничего не изменит», — промелькнуло в голове.

Она вышла из кухни вслед за ним и поднялась в комнату, надеясь ещё поработать до того момента, когда счастливая Нихан сообщит ей о долгожданном событии в своей жизни.

Всю дорогу домой Омер решал, как ему лучше распланировать свой день, первая половина которого, впрочем, уже прошла, растревоженный поцелуями с девушкой, которую так страстно желал видеть рядом с собой, он испытывал сильное раздражение при мысли о том, что ей может что-то угрожать со стороны Гюпсе; да и, в целом, все тяготы жизни, о которых упомянула Бельгин, все те трудности, которые Дефне приходилось тащить на своих худеньких плечиках, казались ему несоразмерно и несправедливо тяжёлыми. Сидя в машине возле своего дома, он ломал голову над тем, что можно сделать, чтобы она так не напрягалась, зарабатывая на хлеб насущный для себя и своей семьи. В этом желании помочь был и элемент здорового эгоизма, мужчина хотел, чтобы они проводили вместе, как можно больше времени, но чтобы высвободить его для встреч, у девушки должен найтись постоянный и хороший доход. Он вспомнил, как Селим пренебрежительно отозвался о швейной машинке, на которой Дефне работала, выполняя все эти оплачиваемые заказы, так может стоит обновить её оборудование и облегчить процесс шитья, чтобы она не уставала и у неё появилось бы больше свободного времени, в том числе, и для отдыха, и для их встреч.

Мысли Омера плавно перетекли к предстоящему отпуску в августе, ему бы очень хотелось провести его вместе с ней, поехать, например, в ту же самую Италию или во Францию, но он понимал, что делать такое предложение сейчас неприлично и опасно, Дефне, наверняка, ответит отказом и оскорбится, сочтя подобные разговоры неуместными. Сопровождать её некому, у бабушки больное сердце, и такую ответственность он на себя не возьмёт, приглашать в поездку её брата, у него не было никакого желания, Бельгин вряд ли поедет, судя по всему, её семья будет не в восторге от путешествия с холостым, одиноким мужчиной. Так что эти планы придётся отложить на будущее, а потом он к ним обязательно вернётся.

Как вариант, он вполне может провести отпуск в горном домике, и вот туда будет возможным пригласить на отдых, дней на пять, всю семью Топал, тогда он сможет видеть свою рыжеволосую фею каждый день. Он повеселел при мысли от такой перспективы, прогулки по лесу полезны для здоровья, и там они найдут возможность остаться наедине с соблюдением всех правил приличия. Омер понимал, что подобное приглашение холостого мужчины семье девушки, к которой он проявлял внимание, говорит о его далеко идущих намерениях, и если сама Дефне на это не обратит внимания, так её родные, особенно бабушка, вполне возможно, расценят это предложение, как знакомство, предваряющее помолвку. Быть влюбленным в прекрасную, чистую девушку ‒ это одно, но привязать её к себе на всю жизнь ‒ совсем другое, они ещё мало знакомы, он старше и до встречи с ней у него была своя жизненная история, о которой Дефне ничего не знает. Впрочем... Он мотнул головой, отгоняя эти мысли, закрыл ворота и двинулся к дверям дома, когда заметил знакомую фигуру женщины, появившуюся со стороны сада.

— Гюпсе... — спокойно произнес мужчина, не выразив никакого удивления и поблагодарив в душе своего друга за предупреждение. — Как ты вошла во двор?

Она усмехнулась, ничего не ответив. Чуть помедлив, он сменил направление движения и прошёл в сад, сел за стол и указал ей на стул напротив, но женщина осталась стоять, мрачно глядя на него.

— Где ты был?

— А по какому праву ты задаёшь мне такие вопросы? — ответил он, но затем смягчил тон, решив не осложнять ситуацию. — Ездил по делам.

— В дом не пригласишь? — спросила она, буравя его глазами.

— Тцц... — цокнул он языком. — Это мы уже проходили. — взглянул на часы. — Ты надолго? Мне пора уезжать.

— Неужели? Ты же только что приехал. — недоверчиво усмехнулась Гюпсе.

Он слегка наклонил голову, разглядывая женщину и оценивая её состояние.

— А теперь снова пора в путь. — порыв ветра донес до него запах спиртного. — Ты пила? — удивлённо спросил он. — Надеюсь, ты не за рулем?

— А тебе какое дело? Разве не все равно, что со мной будет? Может, ты даже втайне желаешь этого... У тебя же теперь есть объект для вожделения.

Омер вздохнул и чуть прикрыл глаза, его тошнило от постоянно повторяющейся ситуации, от этой явно нездоровой женщины, которая с настойчивостью маньяка возвращалась к нему с одними и теми же вопросами. — Мне не всё равно. — устало ответил он. — Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, а это произойдет рано или поздно, если ты не уймёшься. — он окинул долгим взглядом свой начинающий цвести сад и затем перевёл его на напряжённое лицо своей бывшей любовницы, удивляясь ‒ в который раз ‒ тому, что питал к ней какие-то чувства. — Что я должен сделать, чтобы ты успокоилась и прекратила это позорящее тебя преследование?

Она мрачно взглянула на него.

— Признай, что был неправ.

— Я был неправ. — помолчав, произнёс он.

Женщина удовлетворённо усмехнулась и села на стул.

— В чём ты был неправ? — она, похоже, играла роль матери, журящей своего нашкодившего сына.

Он снова прикрыл глаза, чтобы не сорваться и не видеть её лица.

— Во всём, в чём хочешь.

— Молодец... — удовлетворённо произнесла Гюпсе. — Теперь самоё время исправить ошибку. Где кольцо?

Его словно током ударило, он прищурился и бросил на неё холодный взгляд.

— «Она безумна или притворяется?» — мелькнуло в голове. — Зачем тебе кольцо? — Омер тянул время, лихорадочно соображая, как лучше выйти из этой ситуации.

— Сейчас ты сделаешь мне предложение, а через неделю мы поженимся и у нас родится сын. — чётко, словно заученный урок, произнесла она.

— А, ну если так... — протянул мужчина и вдруг решился. — Я не могу жениться на тебе, у меня уже есть возлюбленная, почти жена, я попросил её руки. — поправился он.

— Ты врёшь. — сразу ответила Гюпсе. — Все знают, что ты свободен.

— Я не кричу о своём счастье на каждом углу. Очень суеверен, знаешь ли, боюсь, как бы не сглазили. — он держал в руках телефон, смска Синану ушла, вот только неизвестно, где тот сейчас находился, и сколько времени ему понадобится, чтобы приехать.

— Ладно, я подожду, пока ты разведёшься.

— У меня нет такого намерения, я счастлив и люблю свою женщину.

Её лицо исказила ярость, Омер оглянулся, думая, как её обездвижить, если женщина вдруг начнет крушить все вокруг, но Гюпсе просто бурно зарыдала и уронила голову на сложенные на столе руки. Подобные состояния у неё случались периодически, и в первый раз, став свидетелем такой сцены, он сильно перепугался, сейчас же просто спокойно ждал, ничего не делая и не говоря. Омер привык к этим внезапным приступам, которые начинались и прекращались, словно по чьей-то команде, будто в мозгу женщины работал какой-то хорошо отлаженный механизм. Наконец, слёзы закончились, Гюпсе встала, вынув зеркальце, осторожно вытерла платком глаза и, не посмотрев на него, направилась к выходу, пообещав:

— Я ещё вернусь... Мы не договорили.

А в его голове вертелась только одна мысль: «Какая удача, что она не проследила меня до дома Дефне».

Когда тормоза машины Синана взвизгнули у ворот его дома, он сидел на прежнем месте, внешне очень спокойный.

— Ты перепугал меня до смерти, прислав своё короткое SOS. — нахмурившись и оглядываясь кругом, проговорил Синан. — Что случилось?

— Гюпсе... — ответил его друг. — Случилась Гюпсе... Она, брат, совершенно безумна. Несла здесь такую ахинею, какой я от неё ещё не слышал.

— Омер, не тяни, я мчался к тебе, едва дыша от страха, так объясни, что она выкинула. Пора принять какое-то решение, ведь совершенно ясно, что эту историю давно следует прекратить, и я полагаю, о её выходках мы обязаны поставить в известность Одри и Селен.

Мужчина вздохнул и под пристальным взглядом Синана быстро растер ладонями лицо.

— Она каким-то образом прошла во двор в моё отсутствие, подозреваю, у неё имеется ключ, а стало быть, замок на воротах надо срочно поменять. — сделал паузу и, вздохнув, словно набирал побольше воздуха в лёгкие, произнёс: — Гюпсе потребовала, чтобы я признал, что был неправ. Я согласился, ничего другого мне и не оставалось. После этого она очень воодушевилась и поинтересовалась, где кольцо, оказывается, через неделю мы женимся, потом у нас родится сын.

По мере того, как он говорил, рот Синана открывался всё шире, он два раза звучно сглотнул и прошептал:

— У неё точно с головой беда. Как же тебе удалось её выпроводить?

— Знаешь, брат, я не смог бы, даже если бы захотел. Она ушла сама, пообещав вернуться. Правда, до этого случилась её обычная истерика, а ещё раньше я сказал ей, что жениться не могу, так как сделал предложение своей возлюбленной.

Мужчина покрутил головой.

— Ну, дела... А что мы здесь-то сидим?

Омер поднялся и, открыв входную дверь, пропустил друга вовнутрь.

— Ты проходи, а я быстро съезжу за замком, его следует сегодня же поменять, второго такого сюрприза я могу и не пережить.

— Хочешь, я позвоню Одри и Моник? Мы обязаны предупредить их о случившемся.

Омер колебался, ему не хотелось добивать несчастную женщину, с которой когда-то был близок, но дело принимало непредсказуемый оборот, и следовало обезопасить Дефне, поэтому он кивнул, добавив:

— Говоря с ней, я чувствовал запах алкоголя. Может, у неё здесь кто-то есть, друзья или родственники, следовало бы с ними связаться и объяснить им серьёзность положения. Но нам самим лучше воздержаться от такого вмешательства, пусть Одри решает, что с ней делать, в конце концов, это её сотрудник.

Пока его друг отсутствовал, Синан воспользовался случаем позвонить Гюль, он рассказал о странном визите её коллеги Омеру, указав на признаки крайнего эмоционального возбуждения, упомянув и бессвязную речь, и истерический припадок. Гюль ничего не могла сказать ему касательно знакомых Гюпсе в Стамбуле, она не знала даже, где та остановилась, но пообещала сейчас же доложить о случившемся директору института госпоже Дюмон. Они и сами видели, что состояние женщины ухудшилось в последние дни, и, возможно, имело смысл поставить её семью в известность о странных поступках, свидетелями которых все становились неоднократно. Гюль говорила с ним спокойным, вполне дружелюбным тоном, словно его неосторожное признание никак не разочаровало и не ранило её. Он и сам до сих пор не понимал, зачем сказал те глупые слова, лишив, вероятно, тем самым всякого будущего их зародившуюся взаимную симпатию.

В то время как знакомые, озабоченные состоянием Гюпсе, решали, что следует предпринять и нужно ли ставить её семью в известность о состоянии женщины, сама виновница переполоха уже гнала машину обратно в Измир. «А он перепугался, когда я стала разыгрывать из себя умалишённую. Готов был признаться в чем угодно, лишь бы спровадить меня. Ничего, дружок, покоя ты не увидишь и счастлив со своей возлюбленной не будешь», — думала она, весело улыбаясь.

Гюпсе была младшим ребенком в семье, где всем заправляла властная и решительная мать, они жили в собственном, довольно большом доме, занимая третий, верхний этаж, два первых сдавали жильцам, получая неплохую арендную плату, позволявшую им жить безбедно. Сколько Гюпсе себя помнила, мать всегда верховодила в их маленьком сообществе, она решала буквально все вопросы, начиная от воспитания и обучения детей и заканчивая вопросами делового или бытового характера, будь то заселение жильцов и получение арендной платы, или ремонтные работы в доме. Женщина контролировала буквально всё, она полностью подчинила себе мужа, мягкого и доброго по характеру человека, постепенно отстранив его от дел и учитывая его точку зрения только из приличия. Он не противоречил жене, немного побаиваясь её внезапных вспышек ярости, если что-то шло не так, как она задумывала. Однако, больше всего доставалось троим детям-погодкам, их жизнь подчинялась строгим правилам, установленным матерью, и отступление от них всегда жёстко пресекалось либо физическими наказаниями, которые были для них обычным делом с раннего возраста, либо иными ограничениями, воспринимавшимися детьми намного болезненнее. У старшей сестры был покладистый характер отца, и вплоть до своего раннего замужества девушка находилась под полным контролем матери, выйдя замуж, она с мужем уехала на другой конец страны и потеряла почти полностью связь с родительской семьёй. Брат, второй ребёнок в семье, выпорхнул из гнезда, едва закончив школу, уже несколько лет он жил в доме тётки, сестры отца, и хотя до «родного гнезда» было всего два часа езды, они виделись крайне редко, обычно сын ограничивался короткими звонками по телефону.

Гюпсе задержалась возле родителей дольше всех, казалось бы, имея характер матери и конфликтуя с ней по любому поводу, она должна была бы уйти из дома намного раньше сестры и брата и поначалу, действительно, после бурных ссор с матерью девушка подумывала об этом, но однажды поняла, что у этой женщины есть чему поучиться. Дочь приноровилась к её тяжелому характеру, научилась купировать её вспышки недовольства неожиданно бурными слезами раскаяния, показного, впрочем, как и согласие со словами и делами матери. В конечном итоге, повзрослев, она не только стала продуктом воспитания чрезмерно властной и, временами, даже жестокой женщины, но и уверенно шла по её стопам, хотя долгие годы, проведённые бок о бок с нею, ненавидела и презирала мать за унижения и притеснения, которым она подвергала мужа и детей.

А внешне их семья выглядела вполне благополучной... Девушка часто задавалась вопросом, почему её мать стала такой, пыталась узнать, в каких условиях та воспитывалась, и что послужило причиной их отдалённости от родни. Но толком добиться ничего не смогла, дед и бабушка уже умерли, а немногочисленные родственники, едва она заводила разговор на эту тему, тут же замыкались, так что тайна ‒ а она несомненна существовала ‒ так и осталась нераскрытой. Однажды, улучив момент, когда мать находилась в добром расположении духа, Гюпсе попыталась задать ей пару невинных вопросов о детстве, но получила в ответ такой мрачный взгляд, что вовремя благополучно ретировалась из пределов досягаемости её тяжелой руки.

Как только у повзрослевшей девушки появилась возможность оплачивать съёмное жилье, она тут же уехала от родителей и хотя жила от них недалеко, навещала не чаще одного раза в два месяца и то только из-за отца, болевшего уже длительное время. Правда, она давно поняла, каким неоценимым благом в выстраивании отношений с другими людьми стал для неё опыт общения с матерью. Гюпсе научилась интуитивно, с первого взгляда определять настроение собеседника и его характер, мягкому и ведомому человеку хватало виртуозного, ненавязчивого управления, если же он демонстрировал твёрдый и упрямый характер, весьма похожий на тот, с которым она имела дело в течение многих лет, ей не составляло труда лавировать, менять тактику и приноравливаться, постепенно приручая и подстраивая человека под себя. Практиковалась она, в основном, на особях мужского пола, так как подруг у неё почти не осталось, несколько одногруппниц, с которыми девушка поддерживала отношения, теперь демонстративно держались на расстоянии, отстранившись после пары неприятных сцен, впрочем, Гюпсе это не особенно расстраивало.

Ей хотелось мужского внимания и сильных чувств, но, к сожалению, первая, большая любовь закончилась трагедией, парень погиб в автомобильной аварии, она также пострадала, потому что находилась рядом с ним, с серьёзной травмой головы её привезли в больницу, и три дня она находилась в коме, но выжила. Девушка тяжело переживала потерю любимого человека, с которым планировала связать жизнь, и по странному стечению обстоятельств именно с того момента начался отсчёт неудач в личной жизни. С карьерой, наоборот, дела пошли в гору, закончив университет в Измире, Гюпсе почти сразу нашла работу в недавно открывшемся Французском институте, языком на разговорном уровне она владела и, обладая деловой хваткой, быстро вошла в курс дела, став помощницей директора. Работа ей нравилась, к ней приложились и авторитет, и заслуженное уважение коллег, но червь точил её изнутри, она чувствовала себя обойдённой обычным женским счастьем: ей не хватало семьи, мужа и детишек. Не всякий назвал бы Гюпсе красивой, но хороший рост, стройная фигура, красивые глаза делали из неё эффектную женщину, которая всегда обращала на себя внимание мужчин. И увлечения случались, вот только длились они недолго... Годы шли, не внося больших изменений в её устоявшийся быт, как вдруг мужчина, с которым она жила почти год и рассчитывала в скором времени одеть помолвочное кольцо, неожиданно ушёл, объяснив невозможность оставаться с ней дальше её властным характером и тотальным контролем его жизни. Конечно, она сочла его объяснения надуманными, но, тем не менее, часто возвращалась мыслями к ним, проанализировала другие похожие ситуации и честно призналась сама себе, что доля истины в словах бывшего любовника была, сама не замечая как, она шла по стопам своей матери ‒ доминировать в отношениях с людьми стало её второй натурой. Хотя женщина делала это, скорее неосознанно и с, казалось бы, благим посылом, ей хотелось привязать партнёра, окружить вниманием и заботой, угадывая и предупреждая его желания. Однако, все её действия имели обратный эффект, мужчины уходили, не сказав её даже слов благодарности, под тем надуманным предлогом, что она ограничивала их свободу, «душила» их.

Встретив Омера, Гюпсе сразу влюбилась в красивого, умного мужчину со спокойным, уравновешенным характером и первое время была очень осторожна в словах и поступках, аккуратно дозируя свою страсть и нерастраченный запас нежности пылкой тридцатипятилетней женщины. Она честно пыталась переломить себя, помня о горьком опыте прошлых отношений, и какое-то время это ей, действительно, удавалось, но в глубине души сидел застарелый страх оказаться недостаточно интересной, внимательной, предусмотрительной, искусной в любовных ласках, и как следствие ‒ вновь остаться одной. Гюпсе видела, что несмотря на все её усилия, Омер не разделяет в той же мере её чувств и стремлений, и начинала терять над собой контроль, хотя это всё равно произошло бы рано или поздно. Её внимание становилось навязчивым, смутно понимая, что следует остановиться, сделать этого не смогла, и он отдалился от неё, правда, более деликатно, чем другие.

Достойно принять удар ‒ а он оказался очень болезненным ‒ ей оказалось не под силу, она инициировала бесконечные выяснения отношений, обвиняя ушедшего возлюбленного в том, что он просто воспользовался ею, начались истерики, сначала искусственно вызванные, призванные прощупать его реакцию, а потом Гюпсе вошла во вкус и уже сама не могла понять, играет ли она на публику или у неё, и правда, случаются психические сбои. Женщина зациклилась на Омере Ипликчи, желая во что бы то ни стало вернуть его, начала преследовать, отказываясь принять очевидное: их пути разошлись навсегда, и никакие отношения между ними не возможны. Увидев на юбилее с какой нежностью он обнимает рыжую девчонку, она вышла из себя, но самое неприятное заключалось в том, что свидетелей этой сцены нашлось предостаточно, всё это дошло до ушей её непосредственной начальницы, и Гюпсе получила предупреждение, устное на первый раз, о недопустимости такого поведения. Госпожа Дюмон прямо сказала своей помощнице, что подобные истории позорят репутацию Французского института, и хотя она сама будет очень сожалеть о потере опытного специалиста, незаменимых сотрудников нет. Это замечание обеспокоило Гюпсе, она никак не предполагала, что события её личной жизни могут принять неприятный для карьеры оборот. Однако предупреждение отрезвило её лишь на короткое время, то ли, она не приняла его всерьёз, то ли, настолько вжилась в созданную ею самой роль брошенной и жаждущей мщения женщины, только она продолжила катиться по проторенной дорожке, путаясь в границах событий реальных и созданных её воображением.

Почти всё воскресенье Дефне посвятила брату и его начинающимся отношениям с Нихан, она была права, предполагая, что подруга полночи станет рассказывать ей о предложении Сердара, причем для Нихан ценность заключалась в самом рассказе, множество раз повторённом, она просто упивалась своими ощущениями, заново переживая незабываемые моменты, которых так долго ждала, а реакция на них Дефне оказывалась вторичной. В воскресенье ситуация обострилась ещё больше, с утра девушка отставила все дела и отправилась с братом в магазин за покупками, предварительно объявив радостную весть Тюркан, остававшейся в неведении до сего момента. Решимость внука упорядочить, наконец, свою жизнь в давно ожидаемом ею направлении, так вдохновила женщину, что она не смогла усидеть на месте и в ожидании их возвращения, не нашла ничего лучшего, как затеять генеральную уборку в квартире, словно помолвка и свадьба должны были состояться на следующий день, и дом ожидал большого наплыва гостей. Возвратившись, Дефне обнаружила комнаты в беспорядке, брат устранился от всякой работы под предлогом, что ему скоро выходить, и, забрав покупки, отправился в свою комнату, а ей пришлось заканчивать уборку, попутно отвечая на многочисленные вопросы бабушки. Обед получился очень поздним и, практически, занял место ужина. Сердар давно ушёл на своё первое свидание с Нихан, и Тюркан говорила не умолкая, строя планы и делая предположения о грядущем сватовстве.

Едва поев, Дефне закрылась в своей комнате, планируя закончить платье для Дерьи, почти готовое, оно красиво облегало манекен, оставалось поправить только некоторые детали и приступить к выполнению двух других заказов. Но бабушка заглянула к ней в комнату с теми же разговорами, отвлекая от работы, Дефне уже давно пожалела об отсутствии Пчёлки, та, по крайней мере, отвлекала на себя внимание пожилой женщины и охотно поддерживала подобные разговоры, испытывая к ним неподдельный девичий интерес. Вернувшийся к вечеру Сердар, к счастью, ни о чем пространно не распространялся, сообщив в двух словах, какой фильм они смотрели и в каком кафе сидели. А вот позвонившая следом Нихан была намного разговорчивее, как только Дефне ответила на звонок, она тут же задала вопрос.

— Он что-нибудь рассказывал тебе?

Вздохнув, девушка поняла, что если и сможет вернуться к работе, то только ночью.

— В двух словах, сказал какой фильм вы смотрели, в каком кафе посидели. И это всё.

В голосе подруги послышалось разочарование.

— Что, даже впечатлениями не поделился?

— Полагаю, эту приятную обязанность он оставил тебе. — рассмеялась Дефне. — Нихан, ну ты что, в самом деле? Ты знаешь его сто лет и до сих пор не смогла понять, что из моего брата слово клещами не вытащишь.

Она услышала, как будущая родственница тяжело вздохнула.

— Да, он и со мной был не слишком разговорчив. Я-то ждала нежных слов, может, пару поцелуев...

— С первого раза? — девушка искренне удивилась. — Разве непонятно, что для него ваш совместный выход ‒ это уже большой шаг вперёд. Он, наверняка, всё это до сих пор пережёвывает. Будь терпеливее, подожди немного и, главное, не форсируй события.

— Опять ждать!? — возмутилась Нихан. — Да, уже надоело, сколько можно!

— Послушай, если ты хочешь быстрых объятий и всего, что за этим следует, то найти для этого парня совсем не проблема, их много крутится вокруг тебя, вот только замуж за них ты вряд ли выйдешь. А если планируешь стать женой, да ещё и Сердара, придётся идти маленькими шагами. — она включила громкую связь, поняв, что разговор затянется, и начала доделывать платье.

— Ты куда-то пропала. — тот час отреагировала подруга.

— Я никуда не делась, только телефон поставила на громкую связь. Сегодня мне нужно обязательно дошить платье для Дерьи, чтобы сдать его завтра. — ответила она, прикидывая, как лучше заколоть оборку.

— Ну, вообще-то, он брал меня за руку, когда мы шли в кафе. — вдруг начала Нихан, фраза прозвучала неожиданно, но Дефне знала склад её ума и готовилась принимать новые порции откровений. — Он классно выглядел в новом пуловере... Это вы сегодня купили? Сердар сказал мне, что вы ходили в магазин. Я заметила, многие девушки на него посматривали, некоторые так открыто, что просто хотелось подойди и сказать, что пялиться на чужих мужчин некрасиво.

— На Сердара пялились? — недоверчиво переспросила Дефне и хмыкнула. — Тебе, наверное, показалось.

— С чего бы? Я не слепая! — бурно отреагировала подруга. — Мы держались за руки, когда смотрели кино. Фильм, кстати, был дурацкий, мне вообще не понравился, лучше бы в парке погуляли.

— Ну, так и сказала бы ему.

— Ага. Он-то смотрел с интересом всю эту драку и стрельбу. А я надеялась, что фильм будет про любовь. Но... — последовал глубокий вздох. — Пришлось соврать, сказав, что фильм мне понравился.

Дефне засмеялась.

— Вот видишь, уже в мелочах идешь на жертвы, а дальше ‒ больше.

— Вообще-то, я кое-что преувеличила... — вдруг начала Нихан, это означало, что сейчас последует очередная порция новостей. — На самом деле, он поцеловал меня, когда мы прощались, но очень быстро, сначала чмокнул в щеку, а потом нерешительно в губы. Может, подумал, что я отвернусь или ударю его... Как ты считаешь?

— Возможно. — неопределенно ответила Дефне, тут же вспомнив поцелуй с Омером, и сердце ускорило свой бег при мысли о том, что завтра она снова увидит его. Он звонил ей вчера поздно вечером и сегодня днём, узнать, как она себя чувствует, но встретиться не предлагал.

— Я не думала, что он такой робкий. — продолжала будущая родственница. — Но, полагаю, с этим делом торопить его не стоит, а то ещё неправильно поймет. Как по-твоему?

— Угу... — пробормотала Дефне, вспомнив о своём навязчивом желании сесть Омеру на колени и обнять его за шею. Сейчас она устыдилась этого и слегка покраснела, представив, как бы отреагировали обе её подруги, если бы она обмолвилась об этом.

— Интересно, когда он соберётся говорить с матерью? — продолжала размышлять Нихан.

— А с тобой-то он говорил о планах на будущее?

— Пока нет... — растерялась она. — То есть, ты думаешь, что всё это просто так? Что он просто приглядывается ко мне без намерения жениться?

— Нет, нет, я так не думаю. — поспешила возразить Дефне, чувствуя в голосе девушки нарастающие нотки отчаяния. — Он мне сам совершенно конкретно изложил свои планы: сначала твоё согласие, потом разговор с твоей матерью. Он-то не знает, что ты давно готова выслушать и принять его предложение. — и так как подруга не отреагировала, она снова сделала ещё одну попытку её приободрить. — Возможно, он боится твоего отказа, а может, решил ухаживать за тобой по всем правилам. В любом случае, если брат пошёл на такой шаг, свернуть с пути мы теперь ему не дадим.

Нихан всхлипнула.

— Ну, да... Насильно мил не будешь...

Дефне чертыхнулась и продолжила успокаивать подругу, проговорив в таком режиме не меньше часа, она успела пристрочить оборки и отпарить платье на манекене, подготовив его к сдаче заказчице.

Утром в понедельник с рассеянным видом Омер сидел в кабинете госпожи Селен, обсуждавшей итоги проведённого мероприятия.

— Полагаю, все прошло более чем успешно, консул остался доволен количеством участвовавших и одобрил нашу инициативу с привлечением студентов для языковой стажировки.

— Да, он говорил мне тоже самое. — согласился её заместитель. — Эта неделя станет для них последней, намерены ли вы каким-то образом подводить итоги их работы?

Моник внимательно посмотрела на него.

— Но разве мы не обговорили это заранее? Вы же знаете, заплатить мы им не сможем, по крайней мере, не в этом году. Сделаем благодарственное письмо каждому и общее на кафедру. — она увидела, как Омер приподнял левую бровь и улыбнулась. — Интуиция шепчет мне, что у вас есть какое-то тайное намерение и вы зондируете почву, чтобы мне его озвучить. — Моник вздохнула, предполагая о чём пойдет речь, она никогда не встревала в личные дела сотрудников, но Омеру симпатизировала, считала его ценной находкой для института, поэтому проявляла невиданное доселе снисхождение к проблемам своего ближайшего помощника. Впрочем, мужчина никогда не выходил за рамки корректности и не злоупотреблял её хорошим отношением.

— Август ‒ почти для всех месяц отпуска, вы уезжаете на родину. Я хотел бы сократить свой отпуск в этом месяце, чтобы позднее забрать оставшиеся дни, когда они мне понадобятся.

— Да, ради бога, я не возражаю. Что-то ещё?

— Да... И очень многое. — уверенно произнес он. — Я хотел бы привлечь к оплачиваемой работе одну из стажёрок.

— Понятно. — кивнула Моник. — Я знаю, о ком вы говорите. Но, Омер, дорогой, это очень похоже на протекционизм, а такие вещи я не приветствую. К тому же, вы знаете про наш бюджет: дополнительные расходы на оплату работы ненужного нам, по сути, сотрудника не предусмотрены.

— Я не покушаюсь на бюджет института. — живо возразил он. — Деньги на оплату её труда пойдут из моей зарплаты.

— Что?! — от удивления женщина повысила голос. — Вы в здравом уме? Как вы себе это представляете? Ну, ладно вы, вам деньги не нужны, и с вашим сердцем, похоже, приключилась беда... Но как всё это проведет бухгалтерия? Вы с другом советовались?

— Нет, пока нет. — спокойно ответил мужчина. — Мне необходимо для начала заручиться вашим согласием, чтобы обсуждать подобные вопросы с Синаном. По официальным документам эта операция проходить никак не будет, я примерно прикинул, как это можно было бы сделать.

Склонив голову на бок, женщина с интересом разглядывала его.

— Девушка так сильно вас зацепила?

Чуть поколебавшись, Омер молча кивнул.

— Дело не только в этом, госпожа Селен. Я ещё не встречал таких целеустремленных, талантливых, упорных и трудолюбивых девушек, как она. — Моник улыбнулась, слушая эти восторженные эпитеты. — Очень хочется ей помочь. — и не спеша, он поведал своей начальнице непростую ситуацию, в которой Дефне живет уже много лет, рассказал о её гипертрофированном чувстве ответственности за благополучие семьи, её подработках, которые ей удаётся совмещать с отличной учебой, упомянул и о разноплановых, иногда противоречащих друг другу мечтах.

Она с интересом слушала мужчину, несомненно, Омер был хорошим, сострадательным человеком, но чувство совсем другого характера руководило сейчас его горячим желанием помочь молоденькой студентке, возможно, он и сам пока не осознавал того, что происходило с ним, зато она ясно читала это в выражении его чёрных глаз, мимике обычно спокойного лица, его сбивчивой речи, нежности, с которой он произносил её имя. Чувство, заполнившее его сердце, называлось любовью...

Она вздохнула, вспомнив своего бывшего мужа.

— Скажите мне вот что: девушка знает, какие чувства вы испытываете к ней?

— Полагаю, догадывается.

— Конечно. — согласилась Моник. — Только слепой не догадался бы, видя вас вместе. Она знает, что вы планируете помогать ей?

— Разумеется, нет! — поспешно возразил Омер. — Насколько я успел её понять, она ни за что не согласилась бы принять помощь от кого бы то ни было просто так, тем более от меня.

Госпожа Селен с одобрением поджала губы.

— Говорите, она сирота?

— Мать исчезла в неизвестном направлении, у отца другая семья, их воспитывала бабушка, но из слов подруги, именно Дефне, по большей части, обеспечивает жизнь своих родных.

— Грустно. — женщина повертела в руках ручку и сочувственно произнесла. — Я хочу поговорить с ней, полагаю, у неё сегодня есть дежурные часы?

— Да, после обеда, с трёх до шести вечера.

— Вот и хорошо. В четыре часа проводите её в мой кабинет. А потом уже я решу, проигнорировать мне вашу авантюру, или уволить вас. — пряча улыбку, она махнула ему рукой, это был её обычный способ сказать: «Освободите меня от вашего присутствия!»

Омер слегка поклонился и вышел, женщина смотрела ему вслед, думая, как прекрасно быть молодым и любить, и надеется на то, что любимый человек навсегда разделит твою жизнь.

Едва Дефне и Бельгин появились в холле института, как дежурная девушка тут же сообщила им, что место работы стажёров ‒ медиатека, но сначала мадемуазель Топал должна пройти в кабинет господин Ипликчи для консультации. Скомкав улыбку на своём лице, Бельгин махнула подруге рукой, и Дефне с гулко бьющимся сердцем и пылающими от волнения щеками, не спеша, поднялась на второй этаж. Пытаясь немного успокоиться, вновь задержалась у фотографии замка Шенонсо, парадный фасад и великолепный парк, здесь были совсем не видны, но она часто рассматривала виды замка, поэтому хорошо их себе представляла. Девушка вздохнула, подумав, как было бы здорово увидеть однажды всё это великолепие своими глазами, впрочем, в мире существовало много мест, которые она желала бы посетить и, пообещав себе приложить для этого все усилия, постучала в кабинет, на двери которого висела табличка с именем Омера Ипликчи. Едва Дефне открыла дверь, как он тут же встал из-за стола и направился к ней, они улыбались, глядя друг другу в глаза, подойдя, он, не колеблясь, притянул её к себе.

— Рад видеть тебя, надеюсь, ты поправилась? — он чуть отстранил девушку от себя, вглядываясь в зарумянившееся лицо. — Сожалею, что мы не смогли увидеться в воскресенье, наверное, ты опять много работала?

Чуть склонив голову на бок, она смотрела, как двигаются его губы, мужчина заметил это, улыбнулся и наклонился к её лицу, Дефне прикрыла глаза, ожидая поцелуя, но его не последовало, он провел пальцем по нежным полураскрытым губам и прошептал в них, вызвав мурашки по всему телу:

— Так что ты делала вчера?

— Занималась всем понемногу. — девушка отступила от него на два шага назад, раз поцелуя не последовало, ждать его она не станет. — Ты хотел мне что-то сказать? —она лишь мельком взглянула на него и перевела взгляд на постер, боясь выдать своё разочарование.

Омер чуть помедлил и вдруг задал неожиданный вопрос:

— Как ты смотришь на то, чтобы поработать здесь в августе? Естественно, не полный день и не бесплатно.

— Но... — Дефне немного растерялась. — Мне кто-то говорил, что вы все уходите в отпуск в августе.

— Да, большинство. Но медиатека и кампус продолжат работать. Ты могла бы стать очень полезной, помогая в медиатеке, там останется только одна Чичек. Что скажешь?

— Это неожиданно, мне надо подумать. Я набрала заказы в расчёте на свободное время в августе. На какой период вы планировали бы занять меня в медиатеке?

— Часа на четыре, вы с Чичек могли бы решить этот вопрос между собой. — ответил он, ожидая, что она спросит об оплате, но девушка промолчала.

— А кого ещё из наших вы собираетесь задействовать?

— Никого. — ответил он и с намёком произнес. — Я также не ухожу в отпуск, остаюсь работать, во второй половине августа возьму, возможно, неделю или десять дней, чтобы провести их в домике матери. — мужчина подошёл ближе и снова притянул её к себе. — Мы виделись бы каждый день, разве для нас это не шанс побыть вместе?

Дефне сглотнула, глядя, как заворожённая в его приближающееся лицо. — Шанс, да. — пробормотала она и закрыла глаза, почувствовав его губы на своих.

Не разрывая поцелуя и наступая на неё, он заставил девушку пятиться, пока она не уперлась о стену, просунув одну руку под спину, а вторую положив на талию, он буквально вдавил её в себя, нежный поцелуй стал властным, его язык метался во рту, купируя ей дыхание. Ноги Дефне вдруг стали ватными, задрожали, и она вцепилась в его плечи, поняв, что только стена и руки Омера держат её. Поцелуй закончился так же внезапно, как начался, открыв глаза, она увидела напряжённое выражение его лица, показавшегося ей даже суровым. На самом деле, Омер пытался справиться с нахлынувшей страстью, тело жаждало невозможного продолжения, не совсем владея собой, он вернулся к столу, увеличив тем самым расстояние между ними. Дефне осталась стоять у стены, слегка растрёпанная с густым румянцем на щеках, беспомощно глядя на него, она выглядела так мило, что он не удержался от улыбки и спросил:

— Так ты согласна работать со мной в августе?

Девушка закивала головой, сейчас она согласилась бы на что угодно, и когда он сказал ей, что они обсудят детали позднее, вышла, не чувствуя под собой ног.