Глава 19

Вечер прошёл в тишине библиотеки. Я листала одну книгу за другой, что-то читала внимательно, что-то бегло — и всё больше поражалась, сколько всего скрыто… и как мало я знала о тех, с кем теперь делила постель, дом и, возможно, судьбу.

Некоторые книги я отложила на потом — слишком научные, перегруженные терминами. Другие — наоборот, читались на одном дыхании. Особенно дневники. Похоже, Таша вела наблюдение, фиксировала реакции, делала выводы. Словно пыталась расшифровать загадку.

И кое-что мне, кажется, удалось понять.

Во-первых, циски действительно не просто «мужчины в ошейниках». У них есть вторая форма. Боевая. И она у каждого — уникальна. Не просто облик зверя, а… отражение характера, сути, внутренней силы. Кто-то — тень, кто-то — огонь, кто-то — металл. Дети от таких родителей не унаследуют форму напрямую, но получат свой вариант — зависящий от силы и магии родителей.

Как оборотни. Только ещё более дикие. И опасные.

Дальше — интереснее. Циски — свободная, но немногочисленная раса. Когда-то они были силой. Умной, организованной, независимой. Но люди испугались. Как обычно.

Вместо диалога выбрали цепи. Цисков начали истреблять, ловить, пытать. И продавать. Некоторые — ушли в тень. Скрылись. Остались дикими.

Но тех, кого поймали…

Поймать циска — это ещё не всё. Они не признают хозяев. Не склоняются. Их держат в магических клетках, и пытают — до тех пор, пока не согласятся принять метку. Потому что без неё — ошейник не спасёт. Циск сбежит, убьёт, сотрёт память, исчезнет. Метка — вот что держит.

Но есть один нюанс: против воли метка не ложится. Даже самые сильные маги не смогли этого изменить. Циск должен сдаться. Сам.

Я замираю.

Талмер…

Он без метки. Но в ошейнике. То есть… если захочет — он может сбежать. И ведь действительно пытать его не хочется. Ни капли. Отпустить? Не вариант. Меня за такое саму в ошейник посадят.

Незадачка…

Записываю этот вопрос в голове как срочный к решению, но пока откладываю.

Дальше — "пары".

Свободные циски мечтают найти свою пару. Не все. Это не обязательно. Но если уж нашли — всё. Это на всю жизнь. Связь нерушимая. Ни снять, ни разорвать. Ни циск, ни его пара, ни даже бог-магистр не смогут этого изменить.

То есть Мей…

Мейлон теперь мой. До конца жизни.

Я представила, как он понял это. Представила его глаза, когда он увидел в Таше свою женщину. Его голос. И ту грусть, с которой он это произнёс.

А потом самое неприятное… Теперь я понимала, почему они так цеплялись за меня. Почему шли на всё. Почему не отстранялись. Метка — как связь. Её нужно питать магией. Если нет — она начнёт питаться жизненной силой самого циска.

Вот чего они так липли ко мне. Без меня — они медленно умирают.

Охренеть.

И это только вечер первого дня чтения.

Я больше не смогла читать. Не потому что устала — просто чувствовала: вечер давно перетёк в ночь, и каждый следующий абзац будто бы просачивался сквозь меня, не оставляя следа. Голова была переполнена. Ощущениями. Знаниями. Вопросами, на которые не хотелось искать ответ прямо сейчас.

Я закрыла последнюю книгу, аккуратно отложила в сторону, потянулась и встала. В животе неприятно заурчало — видимо, мозг так усердно поглощал информацию, что забыл сообщить телу, что пора бы перекусить. Я направилась к кухне — или куда там у нас слуги раскладывают еду по вечерам. Неважно. Главное найти что-нибудь съестное.

Коридоры в это время были пусты и немного зловещи — мягкий полумрак, ползущий по стенам, и приглушённые звуки дома создавали иллюзию тишины, за которой кто-то всё же наблюдает. Но я быстро напомнила себе, что главное зло в этом доме я.

На повороте из полутени вынырнул Томрин.

Остановился мгновенно, будто не ожидал меня встретить. Но спустя миг уверенно склонил голову, как и полагалось. Всё в нём снова было правильным, выверенным, как будто утро — с его жаром, жадностью и стонами — было не более чем сном.

— Как дела, Томрин? — спросила я просто.

Он чуть удивился, глаза расширились. Видимо, не привык, что у него это спрашивают. Потом, спустя пару секунд, на губах появилась лёгкая, растерянная улыбка.

— Я… исцелил нескольких слуг. Тех, кого вы позволили, лея.

Я кивнула.

— Можешь исцелять всех. Без разрешения. Думаю, что целые слуги полезнее в хозяйстве, чем покалеченные.

Он замер, словно обдумывал услышанное, а потом медленно кивнул.

— Могу ли я чем-то помочь вам? — спросил он тихо, чуть наклонившись вперёд.

Я усмехнулась, чуть пожала плечами:

— Если ты тоже ещё не ел, можешь составить мне компанию.

Он снова чуть удивился — на этот раз мягко, без растерянности.

— Не успел, — признался он. — Конечно, лея.

Мы пошли вместе в кладовую — своего рода местный холодильник. Я растерянно осмотрела полки. Продуктов было много. Всё аккуратно разложено. Но я понятия не имела, с чего начать.

Томрин без слов подошёл, легко скользнув мимо меня, и уверенно показал, где что лежит. В итоге мы выбрали несколько блюд, он сразу же снял их с полок и отнёс на ближайший стол.

Я заметила тарелки в сторонке и, не задумываясь, подошла и взяла их.

Он хмыкнул. Я нашла столовые приборы и накрыла на двоих, пока он ловко нарезал мясо. Выглядело это почти… нормально. Почти по-домашнему.

Я села за стол, отломила кусочек хлеба и начала есть, с удивлением понимая, как сильно проголодалась. Томрин стоял рядом, всё ещё не притронувшись к еде, хотя тарелка перед ним уже была полна.

— Ешь, — сказала я, бросив на него взгляд. — Ты же за этим пришёл.

Он кивнул и сел, но потянулся к вилке с заметной задержкой, будто всё ещё сомневался в праве на это действие.

— Простите, лея. Ещё не привык, — пробормотал он.

— К чему именно? — спросила я, глядя на него поверх бокала.

Он на миг замер, потом поднял глаза:

— К вашим новым предпочтениям.

Я чуть приподняла бровь. Вариант, надо признать, звучал разумно. Лучше, чем правда.

В голове мелькнула мысль: да, возможно, пусть так и будет. Удобное прикрытие. И для них, и для меня.

— Можно я задам тебе личный вопрос? — произнесла я, когда тишина между нами стала почти уютной.

Он замер, удивлённо вскинул брови — и тут же склонил голову:

— Я ваш раб, Лея. Вы в своём праве.

Я поморщилась.

— И всё же?

Он чуть поднял взгляд. В голосе появилась осторожность:

— Что вы хотите знать?

— Сколько тебе было, когда тебя пленили?

Долгая пауза. Он смотрел на меня, будто взвешивал — не вопрос, а меня саму. Потом всё же ответил:

— Пятнадцать. Он опустил глаза. — Через год, когда я перестал вырываться, меня подарили вам. На десятилетие.

Мурашки побежали по коже. Я опустила вилку, потеряла вкус ко всему.

— А твои родные?

— Мне неизвестна их судьба, — тихо сказал он. — Скорее всего… они уже мертвы.

Мне стало стыдно. За вопрос. За то, что сижу с ним вот так, будто мы просто двое за ужином, а не... всё это.

— Прости. Я не хотела бередить старое.

Он смотрел на меня так, будто я упала с неба. Или лишилась рассудка.

— Лея Таша… вы сильно изменили своё поведение.

— Я знаю, — коротко бросила я.

Он колебался. Потом тихо, почти не дыша:

— Могу я спросить, почему?

— Не можешь, Том, — ответила я, вставая из-за стола и подходя ближе.

Он не шелохнулся. Но я чувствовала, как напрягся.

Мне вдруг до боли захотелось коснуться шрама, пересекающего его бровь. След, который я раньше будто не замечала. Или не хотела замечать.

Я протянула руку, провела пальцами по рубцу — кожа под ним вздрогнула. Томрин перехватил мою руку за запястье. Я замерла, удивлённо уставившись на его пальцы. Он… не должен был этого делать.

— Это я с тобой сделала? — прошептала я.

— Нет, — его голос был тихим, но твёрдым. — Это был мой брат. Много лет назад. Пока я ещё был свободным.

Я посмотрела на его руку, крепко сжимающую мою. А потом — в глаза.

Загрузка...