Глава 24

Я лежала на нём, уткнувшись носом в его грудь. Едва дышала — лёгкие всё ещё не верили, что я могу брать воздух, не срываясь на стон. Сердце билось так сильно, что я слышала, как оно перекликается с его пульсом под кожей.

Его ладонь лениво скользила по моей спине — мягко, чуть притормаживая на изгибах, будто он не хотел отпускать ни единого сантиметра. Иногда он прижимался губами к моим волосам, то к виску, то к шее — так нежно, что внутри всё дрожало от этих крохотных прикосновений.

— Ты ведь не Таша, да? — вдруг сказал он спокойно, почти шёпотом, но каждый звук отозвался во мне ударом.

Я замерла. Лежала, не двигаясь, только вслушивалась, будто этот миг можно было растянуть.

Он не отстранился — наоборот, провёл ладонью выше, к моим лопаткам, погладил медленно, будто успокаивая.

— Ты не ограничила метку со своей стороны, лея, — продолжил он так же тихо. — Я твой. Но не так, как остальные. Наша связь… взаимная. Энергия идёт ко мне и возвращается к тебе. И наоборот.

Я чуть подняла голову, пытаясь поймать его взгляд, но он всё так же целовал меня — в висок, в линию уха, не давая спрятаться от этих слов.

— Или Таша сошла бы с ума, — усмехнулся он мне прямо в кожу. — Или ты просто не умеешь это делать.

Я почувствовала, как внутри меня слипается что-то холодное и горячее сразу — страх и смех, догадка и ужас. Потому что он был прав. И всё это время я даже не подозревала, что надо закрыть нашу связь. Черт!

— Я Таша, — сказала я, собирая остатки твёрдости в голосе. Он замер. Даже дыхание в груди застыло. Медленно поднял на меня свои серые, цепкие глаза.

— Повтори, — выдохнул он, слишком тихо.

— Я Таша, Талмер, — повторила я ровно. Почти уверенно. Почти.

Он смотрел долго, слишком долго — будто считывал каждую клетку моей кожи, каждое слово, которое не сказала. Потом медленно нахмурился. — Ты не лжёшь. Я вскинула бровь, от этой его уверенности внутри кольнуло.

— Откуда знаешь? — спросила я.

Он чуть шевельнул губами, не сводя с меня взгляда. — Мой дар. Я чувствую ложь.

Я кивнула, запоминая. Чёрт. Значит, ещё осторожнее теперь.

— Почему ты не ограничила мою метку? — вдруг сказал он, почти обвиняя. — Я же не буду прибегать каждые пару дней за лаской, как щенок.

Внутри что-то кольнуло больно. Чёрт. С этим было не соврать — всё равно распознает. Я чуть выдохнула и посмотрела ему в глаза.

— Я решила жить по-другому, — сказала я, почти шёпотом.

Он смотрел долго. Опять. Но в этот раз в его взгляде мелькнуло что-то… другое. Почти мягкое. — Как-то резко ты приняла это решение, — хмыкнул он. Глаза прищурились.

— Как-то ты сильно дерзко себя ведёшь для раба, — отозвалась я, пытаясь вернуть себе свой тон.

Он вдруг усмехнулся, губы скользнули в эту лукавую полуулыбку. — Потому что получил недостаточно плетей, — сказал он так спокойно, что у меня внутри всё сжалось. Эта картина — его спина, кожа, хлёсткий звук — никак не выходила из головы.

Я села, выпрямилась и сказала твёрдо: — Покажи спину.

Он растерялся. Чуть приподнял голову. Но не сказал ни слова — лишь медленно отстранился от меня и лёг на живот, подставляя мне своё тело. В полумраке белёсые полосы почти терялись на его коже — едва заметные, но я помнила каждую. И от этого внутри щемило так, что дышать было трудно.

Я медленно провела пальцами по этим следам. Лёгкое прикосновение — но он всё равно вздрогнул. Не от боли. От чего-то другого. Я нагнулась ниже и коснулась губами его спины — осторожно, там, где некогда вонзалась плеть. Поцелуй лёг мягко, как извинение, которое я не могла произнести вслух. Я услышала, как его дыхание сбилось — тихо, чуть неровно, но в нём не было страха. Только что-то горячее.

Мои губы едва оторвались от его кожи — я провела пальцами по белым полосам ещё раз, задержалась на каждой, словно пыталась стереть их теплом. Талмер вздрагивал под моей ладонью, но не отстранялся, наоборот — его дыхание становилось всё глубже, тяжелее, как раскалённый металл под кожей.

Я не знала, сколько ещё могла бы так сидеть, целуя его спину и чувствуя, как странным образом наполняется он — и что-то внутри меня вместе с ним. Но в какой-то миг он сорвался.

Он резко скинул меня, приподнялся на локтях и развернулся ко мне, почти рывком нависая надо мной. Его глаза были тёмными, горящими, и от этого взгляда по спине пробежал ток. Он склонился ближе — так, что наши носы почти соприкоснулись. Задержал дыхание, будто искал во мне что-то, что я сама бы не смогла назвать.

А потом его губы обрушились на мои — жадно, резко, без всякого разрешения. Поцелуй срывался с губ горячими волнами, будто он хотел выпить из меня всё до последней капли.

Он отстранился на миг — ровно настолько, чтобы снова встретиться со мной взглядом. Глаза горели почти диким огнём. — Ты не можешь быть одной и той же женщиной, — хрипло выдохнул он. — Ты… ты совершенно другая.

Я хотела ответить — хоть что-то. Но он не дал мне шанса. Его рот снова накрыл мой, язык властно раздвинул губы, и всё остальное снова исчезло. Я успела только застонать ему в губы, когда его ладони скользнули по моему телу — такими сильными, уверенными движениями, будто он знал меня всегда.

Он опустил меня обратно на постель, прижимая бедрами к себе, и уже не дал ни вздохнуть, ни вырваться из этой сладкой власти. Его тело снова вошло в моё, крепко, медленно, но неумолимо — и мир вокруг меня захлебнулся в этом ритме, где были только мы двое.

И в этот раз я почувствовала это сразу — как только он вошёл в меня, будто невидимая нить натянулась между нами и не просто связала — переплела до самой глубины.

Чувства разлились напополам, неумолимо смешиваясь. Я чувствовала не только своё: жар, дрожь, сладкую тянущую боль желания внизу живота — но и его. Волнами, тяжёлыми, плотными, густыми. Словно каждая капля моего удовольствия тут же отдавала отголоском в его тело — и возвращалась ко мне ещё сильнее.

Он двигался во мне всё глубже, всё смелее, а я слышала в каждом рывке не только собственный стон — но и его удовольствие, и это было… невероятно. Будто он был не надо мной, а во мне — под кожей, в костях, в крови. Я выгнулась, цепляясь за его спину ногтями, не в силах ни скрыться, ни остановить этот ритм. Он поймал мой взгляд, стиснул пальцами мои бёдра и склонился к уху. И не нужны были слова — потому что в этот миг мы были единым дыханием, единым телом, единым сладким, пульсирующим безумием, от которого невозможно было ни сбежать, ни насытиться.

— Значит, всё-таки ты сошла с ума, Таша, — выдохнул он, глядя на меня так близко, что его тёплое дыхание щекотало губы. — Раз решилась слиться с рабом.

Я лишь тихо усмехнулась и, не открывая глаз, провела кончиками пальцев по его груди — влажной, горячей от недавней близости. Мы оба ещё сбивались в дыхании, но его слова пробирали под кожу почти так же сильно, как его руки.

— Думаешь, не стоило? — спросила я с ленивой улыбкой, чуть прикусив губу, когда почувствовала, как напрягаются его мышцы под моими ладонями.

Вместо ответа он резко склонился и впился в мои губы коротким, таким же жадным поцелуем, как и всё, что только что между нами было. Поцелуй вышел не о власти — он был о чём-то большем. О том, что он не собирался отпускать.

— Это твоя ошибка… и подарок судьбы для меня, Таша, — сказал он хрипло, когда отстранился, не убирая рук с моих бёдер. — Я и подумать не мог, что ты такая… чувствительная.

Он провёл пальцами по моему бедру, лениво, но с той самой властной нежностью, от которой внутри снова что-то отозвалось.

— Не понимаю, как это возможно, — продолжил он, чуть склоняя голову, будто и сам искал ответ. — Всё то, что я ощутил… Ты растворяешься во мне так глубоко, что я не понимаю, как ты могла делать всё это — бить, ломать, мучить… и при этом вот так пульсировать нежностью и желанием во мне. Это сбивает с толку.

Его голос дрогнул на последнем слове — и я вдруг поняла, что для него это откровение было не меньшим шоком, чем для меня.

Загрузка...