Я замерла — по-настоящему. От шока, от того, как мягко его губы коснулись моих, и от того, что он тут же отстранился, как ни в чём не бывало. В его глазах сверкнула та самая лукавая искра — чертовски дерзкая для раба, который всего пару часов назад был готов сбежать.
— Это приятнее, чем ваши пальчики на метке, — сказал он, с самым невинным видом. — Хотите, я продолжу… проверять?
— Талмер, — я медленно прищурилась, чувствуя, как жар поднимается к щекам. — А ты не слишком обнаглел?
Он даже не попытался отвести взгляд. Наоборот — чуть склонил голову, улыбнулся уголком губ. — Простите, лея, — его голос прозвучал почти насмешливо. — Я ещё не привык к своей новой роли.
И прежде чем я успела ответить хоть словом, он наклонился снова и поцеловал меня — уже совсем иначе. Гораздо глубже. Гораздо более нагло. Так, что мне пришлось ухватиться за простыню, чтобы не раствориться под его губами совсем.
Он будто растворил расстояние между нами за одно-единственное сердцебиение. Просто миг — и вот он уже навис надо мной, тяжёлый, горячий, сильный. Его ладони легли на моё тело так уверенно, будто он изучал каждую линию — не с позиции раба, а как мужчина, наглый, самоуверенный.
Его губы снова нашли мои, и поцелуй уже не был осторожным — он был жадным, требовательным, таким, что кровь загудела в ушах. Его руки скользнули по моим рёбрам, чуть сжимая, будто проверяя, настоящая ли я.
И с каждым этим движением по телу пробегали сотни горячих мурашек — от шеи до колен. Все они отзывались странным, обжигающим теплом, которое копилось где-то внутри, под животом, растекалось в каждую клеточку, сжигало остатки мыслей.
Я застонала, выгнувшись под ним, не в силах больше сдерживать этот вихрь. Что ты со мной делаешь, Талмер… А главное, КАК? С другими было хорошо — сладко, приятно, иногда даже очень вкусно. Но это? Это было похоже на какой-то магический экстаз — как будто сама его кожа питалась моим дыханием. Каждое прикосновение — словно капля огня.
Он не остановился — его руки скользили по мне так, что я едва могла дышать. Он касался меня так жадно, так горячо, что казалось — под кожей вот-вот загорится огонь. Я попыталась отстраниться хоть на секунду, чтобы глотнуть воздуха и прийти в себя. Оторвалась от его губ, приоткрыла глаза — едва соображая, что хотела сказать.
Он встретил мой взгляд — тяжёлый, пьянящий, чуть прищуренный. Его ладони всё ещё гладили меня — то сжимая мою талию, то едва касаясь рёбер и груди, так что по спине тут же катились мурашки.
— Что, лея? — спросил он тихо, голос хриплый от желания. Будто дразнил. Будто знал, что я не скажу ничего внятного.
— Ты хочешь быть наказанным за свою дерзость? — выдохнула я, с трудом собирая слова в голове, пока под моими пальцами напрягались его мускулы.
Он улыбнулся так, что у меня подкосились мысли.
— Я хочу тебя, — сказал он просто.
И прежде чем я смогла хоть что-то ответить, он снова накрыл мои губы поцелуем — таким глубоким, что весь воздух из лёгких вытеснило сладкое, рвущееся на стон. Он уже не дал мне вымолвить ни слова — только тёплое дыхание, обжигающие губы и пальцы, которые уверенно стягивали с меня остатки одежды, оставляя меня полностью обнажённой, пылающей под его прикосновениями.
Он будто опьянялся каждым миллиметром моей кожи. Как только с моих плеч и бёдер соскользнули последние кусочки ткани, он прижался ко мне крепче — горячий, сильный, нетерпеливый. Его губы оторвались от моих только затем, чтобы опуститься ниже.
Он целовал мою шею — медленно, почти лениво, но каждая эта ленивая ласка оставляла за собой огненные следы. Потом прикусил место под ухом, так что я тихо вскрикнула и зажмурилась. Его ладони держали меня крепко, не давая ни отстраниться, ни спрятаться от этой волны жара.
Он опустился ещё ниже — на ключицу, на грудь. Кончик его языка скользнул по коже, и у меня внутри всё сжалось от острого, влажного удовольствия. Я инстинктивно запустила пальцы в его волосы — вцепилась, будто если отпущу, то утону в этом жаре.
Он тянул это намеренно — смаковал каждый поцелуй, каждый миллиметр. Чувствовалось, что ему нравится слушать мои сбивчивые вздохи и срывающиеся стоны, нравилось, что моё тело под ним дрожит, выгибается само. Его ладони спустились к моим бёдрам, сжимая их так, что по спине пробежала дрожь, а губы продолжали оставлять горячие следы на моей груди, животе — всё ниже и ниже.
Его губы скользнули ещё ниже, медленно, почти невыносимо — будто он смаковал мою дрожь, каждый судорожный вдох, каждый тихий стон. Он раздвинул мои бёдра ладонями — легко, но так властно, что у меня перехватило дыхание.
Я не смогла сдержать стон, когда его горячее дыхание коснулось самой чувствительной кожи. Он не спешил — провёл кончиком языка по внутренней стороне бедра, оставляя едва заметные влажные дорожки, от которых всё внутри сжималось сладко и болезненно.
Я захватила простыню пальцами так сильно, что ногти впились в ткань. Он подался ближе, пальцами сжал мою талию, будто напоминая: ты никуда не денешься. А я и не хотела — пусть всё остальное сгорит.
Его губы нашли мою точку наслаждения, и он коснулся её языком — мягко, но уверенно. Волна удовольствия прошла по телу так резко, что я чуть не закричала. Но он лишь сильнее прижал меня ладонями к кровати, не давая отстраниться от этого огня. Его язык был осторожным, играющим и мучительно точным.
Каждый новый медленный круг, каждый крошечный поцелуй были как новая вспышка магии под кожей. Я чувствовала, как тепло скапливается внизу живота, готовое взорваться. Он поднимал голову лишь для того, чтобы поймать мой взгляд снизу — дерзкий, властный, с этой своей полузвериной улыбкой. Будто говорил: Я знаю, чего ты хочешь. И не отпущу, пока ты не сорвёшься полностью.
Он оторвался от меня всего на секунду — и этой секунды хватило, чтобы я успела вдохнуть и посмотреть на него сверху вниз, вся пылающая, горящая, сбитая с толку. Его взгляд был жадным, и от этой жадности в серых глазах у меня внизу всё снова обожгло.
— Знаешь, лея… — его голос был низким, почти мурлыкающим. Он провёл горячим дыханием по внутренней стороне бедра, так близко, что я вся дрогнула. — Поцелуй твоих нижних губок отзывается внутри ещё приятнее, чем твои губы здесь… — он скользнул пальцами по моим приоткрытым губам, чуть касаясь.
Я хотела что-то сказать, но язык будто прирос к нёбу.
— Я хочу продолжить этот эксперимент, — лениво продолжил он, а кончик его языка уже снова почти касался меня там, где горело сильнее всего. — Хочу рассказать тебе, что я почувствую… когда ты кончишь для меня.
— Талмер… — попыталась я что-то выдавить. Что? Запретить? Остановить? Смешно.
Он чуть хищно усмехнулся. — Что, лея?
Я раскрыла рот, чтобы хоть что-то сказать, но в тот же миг он снова накрыл меня своими губами — так резко, так жадно, что вместо слов из меня вырвался только рваный стон. И я вся прогнулась под ним, чувствуя, как волны сладкой дрожи снова накатывают, собираясь взорваться с каждым его влажным, умелым движением.
Я уже почти не дышала — всё внутри дрожало от той грани, на которой он держал меня своими жадными ласками. Ещё чуть-чуть — и я бы сорвалась окончательно. Моё тело уже подрагивало, пальцы сжимали простыню так, что затекли кисти, а стоны срывались сами, без стыда.
Но в следующий миг он резко отстранился. Я даже всхлипнула от обрыва удовольствия — глаза распахнулись, а он уже поднимался надо мной, поднимаясь по моему телу лёгкими, но властными поцелуями. Его руки раздвинули мои бёдра ещё шире, и я едва успела вдохнуть — за этот миг он поймал мой взгляд и опустился к моим губам.
Он поцеловал меня — горячо, глубоко, дерзко. Этот поцелуй сжёг остаток контроля.
А в тот же миг я ощутила, как он резко, жадно входит в меня — полностью, сильно, так что моё тело отозвалось взрывом. Крик удовольствия застрял между нашими губами — он поглотил его, прижимая меня к себе ещё сильнее. Волна экстаза накрыла меня целиком — я кончила на этом рывке, на его твердом, плотном вторжении, сгорая в его руках и теряясь в этом поцелуе, в его грубом, сладком ритме.
Он не дал мне отдышаться — наоборот, поймал мой стон новым поцелуем, и его толчки стали ещё глубже, сильнее, будто он хотел забраться в меня до самого сердца. Я вцепилась в его плечи, едва удерживаясь на грани, но он был таким горячим, таким твёрдым внутри меня, что эта грань таяла прямо под его руками.
Он оторвался от моих губ, его дыхание сбивалось и билось мне в ухо, горячее, влажное. Его голос был хриплым, низким, совсем не таким послушным, каким должен быть голос раба. — Знаешь… когда ты кончаешь… — шепнул он, почти рыча мне в шею, — у меня внутри будто взрывается шар, наполненный твоим удовольствием. Я чувствую каждый твой стон под кожей, сладкой волной… Твоё удовольствие — моё удовольствие.
Его слова резанули меня по нервам так сладко, что я сама едва не сорвалась снова. Каждый его толчок был таким глубоким, что всё внутри откликалось, будто я чувствовала и его, и себя разом. И тогда я поняла — я действительно чувствую его удовольствие. Каждая эта тяжёлая, рваная волна в его теле словно отзывалась во мне — горячо, обжигающе.
Я застонала, не в силах это сдерживать, когда он резко рванул бёдрами вперёд ещё раз. — Я твой, лея… — выдохнул он, сжимая мои бёдра так, что на коже наверняка останутся следы. И в следующий миг он кончил — горячо, сильно, с низким стоном у меня над ухом. Его оргазм взорвался волной внутри, и эта волна с таким же жаром накрыла меня, пробивая новый крик из горла. Его удовольствие стало моим — таким же острым, таким же всё сжигающим. И я снова кончила, растворяясь в нём — в его руках, в его ритме, в его голосе, которым он стонал моё имя.