Он не говорил ничего. Просто сидел рядом, пока мои рыдания не утихли хотя бы до ровного дыхания — но и это было иллюзией. Стоило вдохнуть чуть глубже, и внутри снова всё сжималось. Боль будто пульсировала в груди, отдавала в горло, в висок, в самые кончики пальцев. Я не могла остановиться. Не могла дышать.
Он обнял крепче. И начал укачивать. Осторожно, как ребёнка, прижав меня к себе, чуть покачивая, как будто пытался выровнять во мне разбушевавшуюся бурю. Пальцы его были в моих волосах, дыхание — у моего виска. Он не знал, что сказать. Или знал — и понимал, что сейчас это бесполезно.
И я плакала.
Снова.
Словно мир кончился, и я осталась одна на его обломках.
Он не пытался меня прервать. Просто терпеливо держал, покачивал, укачивал. Пока я не начала медленно проваливаться — не в покой, но в усталость. Эмоции выжгли всё.
Он поднял меня на руки, будто я почти ничего не весила. Осторожно, не разжимая объятий. Я прижалась к нему, уткнувшись в шею. Меня не трясло — но внутри всё было так хрупко, что я боялась, если он отпустит — я просто рассыплюсь.
Он отнёс меня в спальню. Уложил на кровать. И, не спрашивая, лёг рядом, не покидая меня даже на мгновение. Рука легла мне на спину. Второй он прикрыл мои волосы, будто боялся, что сквозняк ранит меня.
Я лежала к нему лицом. С закрытыми глазами.
Томрин.
Он вернулся.
— Я не мог уйти, — прошептал он. — Ты... Ты горишь этой болью так ярко, что невозможно отвернуться. Она прожигает насквозь, лея.
Он коснулся моего лица, тыльной стороной ладони.
— Я хочу помочь. Что я могу сделать, чтобы тебе стало легче? Скажи.
А я только крепче вжалась в него.
И заплакала снова.
Я лежала, вжимаясь в подушку, пока дыхание постепенно не выровнялось. Глаза горели от слёз, горло саднило. Руки дрожали. Но я хотя бы дышала.
— Томрин... — прошептала я, — позови Кайрена.
Он напрягся.
— Лея... не думаю, что это хорошая идея.
Я зажмурилась, стараясь не закричать. Всё внутри будто вспухло, ныло, выламывалось изнутри.
— Пожалуйста... — голос сорвался. — Позови Кайрена, слышишь?
Он посмотрел на меня. Молчал. А потом кивнул.
— Хорошо. Я приведу его. Но это плохая идея. Он сделает тебе только хуже.
Я ничего не ответила. Просто отвернулась к стене.
Время тянулось слишком долго. Я слышала, как тихо открылась дверь. Услышала их шаги.
— Она звала тебя, — коротко бросил Томрин.
— Я тут, лея, — отозвался Кайрен. Голос был привычно колючим, раздражённым, будто я снова сделала нечто недопустимое.
Я повернулась на бок. Медленно приподнялась, села. Томрин всё ещё стоял на пороге, не желая уходить.
— Уйди, — сказала я ему.
— Я... не хочу оставлять тебя одну с ним. Ты...
— Томрин, — я посмотрела на него с упрямством. — Уйди. Я не хочу тебя заставлять.
Он медлил ещё мгновение, потом нехотя отступил, бросив взгляд на Кайрена. Тот, как обычно, не отвёл глаз, встретив его взгляд в упор. И только когда дверь за Томрином закрылась — мы остались вдвоём.
Я смотрела на Кайрена. Он стоял, будто в ожидании удара. Взгляд злой, губы сжаты. Руки скрещены на груди. Всё в нём кричало: «Зачем я здесь?» Но сейчас только он мог меня спасти.
— Возьми плеть, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Кайрен медленно поднял бровь, и уголки его губ дернулись в знакомой, кривоватой усмешке.
— Я так и знал, — протянул он. — Не изменилась. Такая же, как и была. Всё же решила поиграть?
Я смотрела на него, и даже не знаю, что отразилось у меня в глазах, но он рассмеялся. Глухо, немного зло.
Я выдержала паузу.
— Делай, что я тебя прошу, Кайрен.
Он продолжал улыбаться, но уже без веселья — одними уголками губ.
— Это не просьба, — сказал он. — Или у меня есть выбор?
Я не ответила.
— Возьми плеть, — повторила я.
Он медленно подошёл к стойке, снял её и протянул мне.
Я покачала головой.
— Нет. Сейчас... я хочу поиграть иначе.
Он нахмурился. Внимательно вгляделся в моё заплаканное лицо.
— Не похоже, что ты в настроении играть, — сказал он. — Что это за игра?
Я опустила взгляд.
— Я хочу... снова сыграть в пятнадцать минут. Помнишь?
Он замер.
Его пальцы медленно сжались вокруг рукояти плети, а потом разжались. Он смотрел на меня так, будто пытался прочесть между слов.
— Нет, — сказал он наконец.
— Что значит — нет?
— Я не буду этого делать.
Он произнёс это не грубо, но жёстко. Как точку. Как удар.
Я смотрела на него, ничего не понимая.
— Кайрен, чёрт возьми! — сорвалось с моих губ. — Ты же меня ненавидишь! Возьми плеть и играй!
Он не шелохнулся. Только посмотрел на меня из-под бровей — мрачно, упрямо.
— Я не буду бить женщину, которая и так уже на грани, — сказал он тихо, глухо. — Даже несмотря на то, что это ты. Даже несмотря на то, что ты — Лея, которую я ненавижу.
Я рассмеялась. Нервно. Резко. Будто надломилась внутри.
Подошла ближе и слабо ударила его кулаками в грудь. Один раз. Второй. Он даже не шелохнулся.
— Я хочу, чтобы ты это сделал, — прошептала я. — Мне это нужно… Не заставляй меня просить.
Он смотрел на меня так, будто видел в первый раз. Будто не мог понять, кто перед ним: Лея, палач, или просто разбитая женщина, заплутавшая в своей боли.
— Нет, — сказал он. — Я не ударю тебя.
Слёзы сами вырвались из глаз. Боль нахлынула с новой силой. Я снова ударила кулаками в его грудь. Сильнее. Резче. Без смысла. Без цели. Просто чтобы хоть как-то выдохнуть то, что копилось слишком долго.
Он не отступил.
И вдруг — резко. Неожиданно. Словно больше не мог терпеть — он схватил меня. Сжал в объятиях и впился в мои губы.
Глухо. Глубоко. Взахлёб.
Я захлебнулась в этом поцелуе. В нём было всё: злость, отчаяние, жажда, которую не признают даже себе. Он целовал так, будто этим мог спасти меня. Или себя. Или нас обоих.
Он оторвался от моих губ, дыхание сбилось, взгляд пылал.
— Хочешь боли? — прошипел. — Позвала меня, потому что знаешь, что мне тебя не жаль? Думаешь, боль спасёт тебя от того, кто ты есть?
— Я хочу это выяснить, — ответила я, не отводя взгляда.
На долю секунды в его глазах мелькнуло что-то — неуверенность, может быть. Или понимание. Но затем он снова шагнул ко мне, притянул за волосы и впился в мои губы уже по-другому — грубо, жадно, яростно. Его поцелуй был огнём, болью, криком, и я ответила с тем же безумием, будто наконец встретила равного себе по этой боли.
Он рывком подхватил меня, швырнул на кровать, словно больше не хотел сдерживаться.
— Ты сама просила, Лея, — хрипло выдохнул он.