Забираю вас себе!

Глава 59

Когда карета въехала на территорию фермы, солнце уже стояло высоко, освещая окрестности нежарким светом. Всё выглядело так же спокойно, как всегда: ухоженные дорожки, чистые клумбы, свежий ветер с полей, запах пыли и травы. Будто здесь ничего не происходило, будто этот уголок мира оставался в стороне от боли и страха, что мы привезли с собой.

Но стоило мне выйти из кареты, как Мэй метнулся ко мне, первым, раньше всех.

Он остановился в шаге, будто не верил глазам, а потом резко обнял, прижал к себе так крепко, что у меня перехватило дыхание.

— Ты вернулась, — прошептал он. — Ты по-настоящему здесь…

Я кивнула, прижимаясь к нему. — Да. Но ненадолго. Мы приехали не просто так.

За моей спиной остановились остальные. Мэй оглянулся на них — и по выражениям лиц сразу понял, что что-то случилось.

— Что произошло?

Я глубоко вдохнула и коротко, без лишних деталей, рассказала, что случилось вечером. Про подругу. Про Ташу. Про то, что я потеряла контроль. Про то, как почти не вернулась.

— Нам нужно ускорить всё, — сказала я твёрдо. — Мы должны проверить, можно ли здесь оборачиваться. Это первоочерёдная задача. Пока она не вернулась.

Мэй только кивнул, не отпуская моей руки.

— На ком будем экспериментировать? — спросил он.

— На Кайрене, — сказала я.

Все циски повернулись к нему одновременно, с удивлением, граничащим с потрясением. Даже те, кто не произнёс ни слова, выглядели так, будто этого варианта не ожидал никто.

Я нахмурилась. — Что вы все на него так смотрите? Он сам согласился. Если он не против — значит, всё в порядке.

Никто не спорил. Просто… молча приняли, но я так и не поняла, почему они настолько в шоке.

Мы первым делом разместились. В доме было достаточно комнат, и всё, что требовалось от фермеров — смириться, что хозяйка приехала со своими… спутниками. Игрушками. Слугами. Кем бы они ни считали мужчин — теперь это была реальность, с которой приходилось считаться.

Марису и Иса оставили в доме. Им не нужно было это видеть. Им — ещё рано.

Остальные спустились в подвал.

Он по-прежнему открывался в иной мир, во всяком случае, мы решили его таким считать, раз его нет на карте. Это тот же мир. Наш. Просто… где-то совсем, совсем далеко.

Мы вернулись в подвал, взяли с собой новую, огромную карту, которую мои циски-фермеры успели закончить. Настоящее полотно, охватывающее и основные области, и те, что даже не считались частью материка.

Оказалось, что этот мир действительно есть на карте. Он находился чрезвычайно далеко — в стороне от всех дорог, границ и меток. Добраться до него на карете — неделя пути, если не больше.

— Мы бы могли… — начал Мэй, глядя на карту. — Мы могли бы переехать. Построить там что-то своё. Забрать туда всех. Начать заново. И если что, держать связь через ферму. Она как ворота.

Я смотрела на карту и чувствовала, как внутри что-то сжимается.

— Это… реализуемый план. Но нам нужно торопиться. Я не знаю, когда вернётся она. И если это случится раньше, чем мы всё выясним… — я замолчала, затем продолжила: — Если она вернётся и я не смогу выгнать её обратно, вы должны уйти. Все. Уйдите в этот мир. Начните новую жизнь. Подальше от неё. Без страха.

— Ты что, отправишь нас без тебя? — спросил Кайрен, глядя прямо в глаза.

— Если это будет единственный способ спасти вас — да. Я сглотнула. — Если метки проступят, вы не будете с ней связаны. У вас будет шанс просто… уйти.

— Мы не хотим уходить, — сказал Мэй. — Ни один из нас.

— Я знаю, — прошептала я. — Но я не позволю вам пострадать. Не из-за меня. Не из-за неё.

И хотя никто из них не ответил сразу, я видела по глазам: решение ещё не принято. Но главное — они были со мной. Пока я была с ними.

Эксперимент начался с малого.

Сначала мы выяснили, что все могут заходить в новый мир — портал не ограничивал никого. Он просто… открывался. Тихо, спокойно, словно это не вход в иное измерение, а обычная дверь в погреб. Мы поочерёдно входили и выходили на ту самую поляну, куда вёл подвал. Место казалось всё тем же — свежий воздух, высокие травы, редкие деревья на горизонте, но при этом никто до конца не понимал, где именно мы находимся.

Главное, что дверь не закрывалась сама, но и не была стабильной.

— Мы ни разу не пробовали закрыть её с кем-то внутри, — сказал Мэй, задумчиво глядя на свет, пробивающийся снаружи. — Поэтому не знаем, открывается ли она потом в том же месте или в другом.

Чтобы это проверить, он вернулся внутрь, взял красный цветок в горшке и поставил его прямо посреди поляны. Затем вернулся, закрыл дверь, и через несколько секунд снова её открыл.

Цветка не было.

Точнее, на том месте, где он его оставил, его не оказалось. Но если смотреть вдаль, на краю поляны, то в густой траве еле различимо пылал красный силуэт. Значит — место то же, но дверь открылась в другой точке.

— Вывод очевиден, — сказал он. — Дверь привязана к местности, но не к точке. Портал перемещается в пределах поляны. Это значит… если мы закроем его, не факт, что потом найдём вход обратно.

Это делало возвращение рискованным. И мы все это поняли.

— Пока что дверь лучше не закрывать, — подвела я итог. — Когда будем готовы — решим, блокировать её или оставить. Но туда-сюда бегать — плохая идея.

Когда все вышли на свежий воздух, окружённые густой травой, просторным небом и чувством невероятной оторванности от мира, я повернулась к Кайрену.

— Это волнительно, — призналась я, глядя на него. — Сейчас ты обернёшься, и я увижу твоего зверя... Я бы хотела увидеть всех вас в настоящем обличии.

Он засмеялся. Настоящим смехом. Чистым, свободным, искренним. Звонким. Я замерла от неожиданности. И не только я.

— Ты… смеёшься? — спросил один из мужчин. — Я такого Кайрена не помню, — добавил другой.

— Я и сам себя таким не помню, — ответил он, улыбаясь мне. — Но с ней… с ней я чувствую себя живым.

Я протянула к нему руки, коснулась его груди. — Я не знаю, как это сделать. Как выпустить твоего зверя.

— Тебе не нужно знать, — мягко ответил он. — Тебе просто нужно позволить мне это сделать.

Я закрыла глаза, сосредоточилась, прижала ладони к его груди, будто хотела соединиться с ним на уровне магии, энергии, дыхания. И в этот момент мир замер.

Что-то внутри него вспыхнуло — свет мягкий, но яркий, будто его тело начинало растворяться в сиянии. Он сделал шаг назад, его очертания дрогнули — и через секунду вся его фигура рассыпалась в поток теней и огня, и на месте Кайрена стоял дракон.

Огромный, чёрный, с гладкой чешуёй, отливающей в серебро, с горящими глазами и мощными крыльями, складывающимися за спиной, как занавес тьмы.

— Ты… ты… дракон?! — выдохнула я, потрясённая и зачарованная. Он фыркнул, выпуская из ноздрей тёплый пар, и с лёгкостью расправил крылья.

Взлетел.

Он поднялся в воздух стремительно, легко, и закружил над нами, с силой взмахивая крыльями. От них поднималась пыль, волосы развевались. Он парил, скользил, смеялся ветром.

Мы стояли, запрокинув головы, и все молчали.

Никто не прибегал. Ни охотники, ни стража. Мир молчал в ответ. И это было хорошо.

Мэй достал небольшой артефакт, продолговатый, с вращающимися кольцами, и активировал его. — Никакой реакции, — сказал он. — Ни всплеска, ни сигнала. Если бы мы были в зоне, где фиксируются обернувшиеся циски, уже бы тревога сработала.

— Значит, мы действительно за пределами карты, — подтвердила я. — Здесь можно быть собой.

Когда Кайрен наконец приземлился, земля дрогнула под его лапами, трава пригнулась от силы крыльев. Я подбежала к нему, почти не дыша, — и как только он вновь стал человеком, я не удержалась и крепко его обняла, прижалась всем телом, заглядывая в смеющиеся, счастливые глаза.

Он был другой. Свободный. Легкий. Он улыбался.

И пока я смотрела на него, моя рука сама скользнула к метке — привычным, рефлекторным движением. Но метки не было.

Я замерла, а он заметил.

— Поставь обратно, — попросил он негромко.

— Что?

— Поставь свою метку на меня снова, маленькая. Я согласен быть твоим рабом, — говорит он.

Я покачала головой, всё ещё касаясь его кожи. — Пока не нужно. Мы ещё не уезжаем, а ставить её туда-сюда сто раз — нет смысла. Поставлю перед отъездом.

Он немного нахмурился — видно было, что не в восторге, — но, тем не менее, кивнул. — Ладно. Как скажешь.

Рядом уже собрались остальные — кто с лёгкой завистью, кто с искренним интересом.

— Ну как ощущения? — спросил Томрин. — Мы уж давно не выгуливали своих зверей.

— Потрясающе, — ответил Кайрен с лёгкой усмешкой. — Лёгкость, как в юности. Я думал, что никогда больше этого не почувствую. Как будто вынырнул из чужого тела и снова стал собой.

Я посмотрела на остальных.

— Я бы всем вам позволила обернуться. Хочу увидеть вас всех — настоящими.

Но как только я это сказала, сразу трое — Мэй, Томрин и Талмер — фыркнули почти одновременно, словно сговорившись.

— Пока на тебе не будет метки, мы не будем, — сказал Мэй, скрестив руки на груди. — Мой зверь подождет, пока ты станешь его женой, — добавил Томрин. — Мы хотим, чтобы ты стала нашей, — закончил Талмер, глядя мне прямо в глаза.

Я чуть улыбаюсь, глядя на них — упрямых, преданных, моих.

— Хорошо, — сказала я. — Я поняла.

Они ещё какое-то время бродили по местности, осматривали территорию, измеряли расстояния, обсуждали, где можно было бы построить жильё, как проводить воду и как скрыть вход. Некоторые ушли в сторону, чтобы испытать магию — безопасно ли колдовать здесь, фиксируются ли выбросы. Всё казалось тихо, безопасно, укрыто от внешнего мира.

Когда солнце начало клониться к горизонту, мы вернулись в дом. Все были уставшие, но в хорошем, тёплом смысле — как после тяжёлого, насыщенного дня, где случилось многое, но всё прошло без бед.

Кайрен уснул почти сразу, едва коснулся подушки. Перевоплощение забрало много сил — драконы после этого всегда нуждаются в восстановлении, как я выяснила.

А меня Талмер и Мэй оттащили в отдельную спальню, с почти детской настойчивостью.

— Мы очень соскучились, — шепнул Мэй, целуя меня в висок. — Остальные подождут, — добавил Талмер, закрывая за нами дверь.

И я заснула в объятиях двух любимых мужчин.

Утром я проснулась от лёгкого жжения на коже.

Ощущение было странным, не больно — скорее как пощипывание, как будто магия нашёптывала что-то, касаясь нервов. Я медленно откинула одеяло, спустила рубашку чуть ниже — и замерла.

На животе, чуть ниже рёбер, начала проявляться метка.

Не полная — тусклая, неоформленная, словно ещё не дозревшая. Но она уже была.

И главное — не на плече, как у женщин. А там же, где у них.

Я замерла. Смотрела на неё, как на откровение. Метка не была однородной — в ней сверкали три разных цвета, как драгоценные камни, встроенные в кожу. Один пульсировал мягким янтарным светом, другой — синим, третий — зелёным.

Три цвета. Три связи.

Мэй. Томрин. Талмер.

Мои мужья.

Я ещё не успела осознать до конца, что это действительно моя метка, как мою тревогу уже ощутили два циска и взволнованно смотрели на меня.

— Что-то произошло? — почти одновременно спросили они, разглядывая меня, будто хотели убедиться, что я цела.

Я молча стянула край рубашки, открывая живот. Они замерли.

— Она появилась, — прошептал Талмер, и в его голосе зазвенела такая радость, что у меня защемило в груди.

Мэй опустился на колени передо мной, провёл пальцами по тусклой метке, осторожно, будто боялся спугнуть. — Три цвета… Он прищурился. — Вот этот мой, — указал он на янтарный. — Я чувствую отклик.

— Этот — мой, — добавил Талмер, касаясь зелёного. — Он тёплый.

Они переглянулись, и оба коснулись последнего, синего, в унисон выдохнув: — Томрин.

Я удивлённо моргнула: — А как вы это определяете? Они же просто… цвета.

Мэй усмехнулся, подняв на меня глаза: — Мы просто знаем. Это как отклик внутри. Ты почти наша жена. Осталось совсем чуть-чуть.

— Совсем немного, — подтвердил Талмер. — Метка должна полностью сформироваться за несколько дней. Это… необратимый процесс. Боюсь, детка, ты больше не можешь передумать.

Я улыбнулась, опускаясь к ним на колени. — Разве я когда-то говорила обратное?

Следующие дни прошли неожиданно спокойно.

Мы оставались на ферме, не торопясь никуда уезжать. Мужчины занимались изучением местности: кто-то измерял границы магической зоны, кто-то пытался понять структуру портала. Кайрен оборачивался почти каждый день — он летал над лесом, исследуя новые участки, в воздухе он казался по-настоящему свободным.

Мы много говорили, строили планы, мечтали. Я чувствовала себя частью чего-то настоящего. Среди людей, которых выбирала — и которые выбрали меня.

На третий день, когда солнце клонилось к закату, и все были заняты своими делами, ко мне подошёл Ис.

Он появился неожиданно, как всегда, с этой своей полусдержанной улыбкой и нахмуренными бровями. — Можно с тобой поговорить?

Я подняла голову от записей и улыбнулась: — Конечно. Ты, наверное, уже нуждаешься в энергии. Ты ведь единственный, кто ко мне так и не подошёл за эти дни.

Он усмехнулся, но в глазах промелькнуло лёгкое смущение. — Возле тебя… такая конкуренция. Четыре влюблённых циска. Как я мог подойти?

Я рассмеялась. — Ты знаешь, это ведь всё взаимно. И ты мне тоже нравишься, Ис.

Он взглянул на меня чуть дольше, чем обычно, а потом кивнул, чуть сбивчиво: — Спасибо.

Я мягко подтолкнула его плечом: — Хочешь, прогуляемся? Здесь рядом река. Я недавно там была — красиво и спокойно.

Он кивнул. — Пойдём.

Мы шли вдоль пологого склона, под ногами мягко шуршала трава, тени от деревьев вытягивались, будто тянулись за нами. Воздух был влажный и прохладный, пахло водой и солнцем. Вдали уже виднелась река — широкая, с гладкой поверхностью, отражающей свет уходящего дня.

— Прости, — сказала я, когда мы вышли к воде. — За всё это время… я почти не уделяла тебе внимания. Я была слишком занята. И… жаль, что так вышло.

Он остановился рядом, глядя на воду.

— Мне тоже жаль, — сказал он тихо. — Но теперь мы здесь. И время есть.

Мы сидели на берегу, рядом, босые ноги в траве, солнце уже почти коснулось горизонта. В воздухе висела нежная, звенящая тишина. Не та, от которой неловко, а та, в которой можно быть собой.

Я посмотрела на Иса и тихо спросила:

— Как ты жил всё это время?

Он повернул голову, приподнял бровь:

— Как и все. Был пленником.

Я кивнула, слегка улыбаясь.

— Я знаю. Глупый вопрос. Но, может… расскажешь, как ты жил до этого? До всего. Потому что… Я знаю, что у Тома от тебя шрам.

Он рассмеялся, искренне и немного виновато.

— Ох, да он наябедничал. Я уверен, он специально рассказал, чтобы выставить меня злым старшим братом. — Нет, — качаю я головой, смеясь в ответ. — Я просто спросила, откуда шрам. И он сказал, что это ты. Без подробностей.

— Ну ладно, признаю, — усмехнулся Ис. — Мы с ним много дрались в детстве. Он был младше, противный, приставучий. Всё время лез, куда не звали.

— Не похоже на Тома, — фыркнула я.

— Ага, только тогда у него был меч из дерева, — фыркнул в ответ Ис. — Мы тогда всё время носились по ограде, воровали фрукты у соседей, бросались грязью, прятались от женщин. А потом наказывали нас тоже всех разом, потому что непонятно было, кто начал.

— Не ты ли случайно?

— Я почти всегда, — с улыбкой признался он. — Но мне удавалось вывернуться. Томрин чаще получал.

Мы рассмеялись, я представила их маленькими и свободными мальчиками. Хорошо, что у них был хотя бы тот момент.

— Знаешь… — я повернулась к нему и посмотрела в глаза. — Я думала… Хотела спросить… чего бы ты хотел?

Он приподнял бровь.

— Что ты имеешь в виду?

— Я могу тебя отпустить. — Я говорила это неуверенно, медленно. — Ты не связан со мной, и если хочешь уйти… я не остановлю. Но… — я замерла, потому что даже само предложение отдавалось болью. — Но если… если бы ты хотел остаться…

Он немного наклонился ко мне, выражение лица смягчилось.

— Я ведь правильно понимаю… — его голос стал тише, почти интимным. — Я могу вести себя с тобой как с девушкой, а не как с госпожой?

Я кивнула. — Да. Можешь.

Он подошёл ближе, взял мои руки в свои. Его пальцы были тёплыми, немного шероховатыми, уверенными.

— Тогда я скажу прямо. Я бы хотел узнать тебя поближе. Он смотрел прямо в глаза, без тени шутки. — Потому что таких эмоций, как с тобой, с того момента, как ты купила меня… я не испытывал очень давно. Может, никогда. Я вижу, какая ты. Не только сильная. Не только справедливая. Ты настоящая. И меня к тебе… очень тянет.

Моё сердце забилось сильнее. Я опустила взгляд, но он легко сжал мои пальцы и добавил с лукавой улыбкой:

— Я, конечно, понимаю, что там уже четверо других цисков, которые очень хотят быть с тобой. Он подался вперёд и шепнул: — Но с Томрином я справлюсь.

Я рассмеялась, не сдержавшись. И в этом смехе было всё: и благодарность, и нежность, и странное предчувствие, что что-то новое только начинается.

После разговора Ис не отпустил моей руки.

Он держал её, как будто не хотел отпускать ни на секунду, словно это что-то важное, что нельзя терять, и от этого прикосновения мне становилось уютно, спокойно. Мы шли по мягкой траве, по берегу, где вода лениво плескалась о камни, и он время от времени поглаживал мои пальцы, то большим, то средним — как будто хотел запомнить меня на ощупь.

Он расспрашивал меня о самом простом: что мне нравится, какой запах я люблю, какая еда вызывает у меня улыбку, где я чувствую себя в безопасности. А я, сначала немного смущённая, потом всё свободнее, рассказывала — и про книги, и про чай с корицей, и про то, как люблю, когда кто-то трёт носом о мою шею, хоть это и глупо. Он слушал внимательно, чуть улыбающийся, и даже не пытался перебивать, только кивал и запоминал.

Потом мы дошли до воды, и, разумеется, я не удержалась — брызнула в него. Он отплатил тем же, и в следующую секунду мы уже смеялись, как дети, играя в воде, забыв обо всём. Я была вся мокрая, платье прилипло к телу, волосы растрепались, но мне было всё равно — потому что рядом был он, и потому что мне было с ним хорошо.

Мы выбрались на берег, вытирая руки о траву, и пошли обратно к дому, босиком, не торопясь.

И тут на крыльце появилась Мариса.

Она заметила нас, и её взгляд сразу опустился вниз — на наши сцепленные руки. Я почувствовала, как Ис чуть сильнее сжал мою ладонь. Мы остановились, и она — тоже. Несколько секунд смотрела, молча, странно скривившись, будто что-то разрывалось внутри, а потом резко развернулась и убежала в дом.

Я нахмурилась и повернулась к Ису:

— Что с ней?

Он выдохнул, медленно, чуть опустив плечи:

— Ей непривычно видеть меня с кем-то. Он посмотрел в сторону, где исчезла Мариса. — И Томрин тоже последнее время не уделяет ей много внимания. Она привыкла, что с ней все носятся, что она «наша маленькая девочка». А я… я всё детство её оберегал. Понимаешь?

Я кивнула.

— Наверное, я немного перестарался, — продолжил он. — Она стала воспринимать это как должное. И теперь… ведёт себя не всегда хорошо.

— Ревнует?

— Возможно. Или просто… растерялась. Впервые в жизни она не в центре внимания. И не знает, что с этим делать.

Я сжала его руку чуть крепче.

— Поговоришь с ней?

Он кивнул, но глаза его всё ещё были устремлены туда, где скрылась Мариса.

— Поговорю. Только чуть позже. А сейчас… можно я просто побуду с тобой?

Я улыбнулась. — Конечно можно.

И мы пошли дальше — медленно, в тишине, и только ветер играл в наших переплетённых пальцах.

Мы шли обратно к дому неспешно, рука в руке. Ис всё ещё держал мою ладонь, иногда мягко поглаживая большим пальцем, будто не хотел отпускать. И, если честно, я не хотела, чтобы отпускал.

У двери он остановился, на секунду замешкался, потом чуть наклонился, как будто собирался что-то сказать, но передумал. Его взгляд скользнул по моим губам, и я почувствовала, как внутри всё сжалось от предвкушения.

— Можно?.. — пробормотал он, и в этом одном слове было столько неуверенности, что я улыбнулась уже только от этого.

Но он не стал ждать. Просто осторожно потянулся и поцеловал меня. Медленно, мягко, с таким вниманием, будто боялся меня спугнуть. Я не отстранилась. Мне было хорошо. Это действительно было похоже на настоящее свидание. Настоящее чувство.

Я едва успела открыть глаза, как за моей спиной послышался голос:

— Милота какая.

Я резко повернулась. В проёме стоял Томрин — руки скрещены на груди, выражение лица выдержанно-саркастичное.

— Но, боюсь, — сказал он, не отводя от меня взгляда, — свою жену я забираю.

Он кивнул Ису, улыбнувшись с наигранной вежливостью:

— Пока-пока. Увидитесь завтра.

Я рассмеялась, потому что невозможно было не рассмеяться. Это было… по-домашнему. Тепло. Ис слегка поклонился и тоже улыбнулся:

— Спокойной ночи.

Томрин проводил меня до спальни, закрыл за нами дверь и развернулся с видом человека, который только что выиграл войну.

— Сегодня моя очередь. Я всех растолкал. И это не подлежит обсуждению.

Он подошёл ближе, коснулся моего лица, и я почувствовала, как с меня сползают остатки напряжения, оставшиеся после всего пережитого. Мы легли в постель, и он сразу же обнял меня, уткнулся в волосы и тяжело выдохнул. Я закрыла глаза, прижавшись к его груди, и с этим ощущением — тепла, безопасности, нежности — заснула.

И уже на грани сна подумала, что, наверное, в моей жизни начался светлый период. Очень тихий. Очень тёплый. И что-то внутри меня впервые за долгое время позволило себе радоваться.

Прошло ещё несколько дней. Я всё больше чувствовала, как между мной и Исом что-то складывается.

Он подходил ближе, чем раньше. Обнимал сзади, легко касался плеча, задерживал руку на талии, когда я что-то говорила. Он уже не спрашивал, можно ли поцеловать меня — просто делал это. И я ему не мешала. Более того — я ждала каждый новый поцелуй.

Это было естественно. Мягко. Ласково. Как настоящие отношения. И не важно, что начались они с секса.

Я видела, как остальные это замечают. Кто-то подшучивал. Кто-то фыркал. Но никто не лез.

Прошло несколько дней, и я вдруг поймала себя на мысли, что мы сделали гораздо больше, чем могли мечтать.

Во-первых, мужчины наконец-то определили радиус, в котором открывается портал. Они часами возились с картой, чертили, замеряли, рисковали, закрывали дверь, снова открывали — и с каждым разом приближались к разгадке. Портал был нестабилен, но не хаотичен. Он открывался в пределах одной местности, просто каждый раз — чуть в другом месте. Это было важное открытие. Пусть не полное, но уже давшее нам свободу.

Во-вторых… моя метка.

Она оформилась почти полностью — на восемьдесят процентов, по словам Талмера. Ещё чуть-чуть тускловатая, не до конца насыщенная, но связь с мужчинами уже ощущалась ясно, пронзительно, глубоко. Я чувствовала их эмоции, как свои — и, кажется, они чувствовали моё сердце тоже.

Кайрен просто расцвёл. Он летал каждый день. Парил над лесом, взмывал к облакам, крутился в небе с радостным рыком, от которого дрожали стёкла. Пару раз он даже рискнул — просил закрыть за ним дверь, чтобы проверить, насколько далеко может быть точка выхода. Он оказывался в разных частях той же местности, но всегда возвращался, довольный и сильный. Он — дракон. Ему море по колено. Или небо — по чешую.

Ферма стала нашим временным убежищем. И, что особенно ценно, здесь никто не чувствовал себя рабом. Слуги держались на расстоянии. В доме были только мы. Мужчины вели себя иначе. Легче. Открытей. Смеялись чаще. Обнимали крепче. Смотрели… так, как будто я была не их хозяйкой, а их смыслом жизни.

Мы продолжали эксперименты с порталом, с артефактами, с магией. Но в промежутках — просто жили. Проводили вечера на веранде. Готовили еду. Спорили, кто из них умеет готовить лучше. Я смеялась до слёз, когда Томрин и Мэй устроили битву за сковородку. И всё это — рядом со мной. Для меня. Ради меня.

Я впервые почувствовала, что заслужила всё это.

Единственная, кто ходила с лицом кислым, как забродившее молоко, — это Мариса. Она не любила моё присутствие. Точнее, не любила, что всё внимание больше не принадлежит ей. Раньше она была «маленькой девочкой», которую оберегали. Сейчас… ну, сейчас её брат был занят. И все остальные тоже.

Я понимала её. Но не могла извиняться за то, что впервые в жизни не одна.

К счастью, Мариса в итоге немного успокоилась. Томрин сказал, что она переключилась на фермеров, и я старалась не задавать лишних вопросов, особенно после его короткого «она уже не ребёнок». Он даже закрыл глаза на её новые увлечения, хотя я заметила, как напрягся, когда увидел её флиртующей с одним из помощников. — Пусть, — только и сказал он, — может, тогда хоть отстанет от тебя. Я кивнула. И старалась не думать о том, что это — его сестра.

Мариса всё равно ходила надутая, будто съела лимон, но теперь хотя бы не мешала. Её настроение висело в воздухе, но мы научились просто не реагировать.

А потом, в один из солнечных, почти ленивых дней — когда даже ветер шевелил траву так, будто знал, что нам некуда спешить, — я подняла тему, которая давно крутилась у меня в голове:

— А давайте вообще переедем жить сюда?

Мужчины, сидевшие на веранде с чашками чего-то тёплого, сначала переглянулись. Потом Мэй прыснул:

— Ты серьёзно?

Я пожала плечами:

— Ну, у нас всё есть. Дом, еда, крыша над головой, магия работает. Никого лишнего. Зачем нам тот огромный замок, если… здесь лучше?

Кайрен рассмеялся. Он лежал прямо на траве, полуобернувшись — хвостом лениво хлопая по земле. — Здесь можно выгуливать зверя без страха, что с неба прилетит метка. Я за, — сказал он, щурясь от солнца.

Мэй поддержал:

— И никто не спрашивает, кто ты, чей ты и куда ты идёшь. Я тоже за. А Талмер добавил:

— Мы можем оборудовать комнаты, построить ещё одно крыло, если нужно. У нас всё есть.

Все были удивительно согласны. И мне стало так легко. Пока не прозвучала одна фраза:

— Только вот… Таша бы сюда не переехала.

И всё снова потяжелело.

Я знала. И они знали. Что её возвращение может всё перечеркнуть. Её характер, её привычки, её власть — всё было чуждо этому месту. Она бы захотела пыточную и ездить на торги, а я хотела… вот этого. Простоты. Тепла. И мужчин, которые смеются, потому что могут, а не потому что должны.

— Вот именно поэтому, — тихо сказала я, — нам нужно ускориться. Если метки завершатся — мы сможем уйти раньше. А если нет, и она вернётся раньше, чем мы закончим…

Я не договорила. Они поняли.

Мы уже жили как семья. Осталось только завершить обряд. И найти способ навсегда оставить Ташу в прошлом.

— Я вот о чём думала, — проговорила я, глядя в огонь, вокруг которого мы все собрались вечером. — Может, стоит начать создавать видимость, что я... увлеклась фермой. Что мне тут всё стало вдруг интересно — поля, скот, урожай, вот это всё. Чтобы потом медленно перенести свою жизнь сюда. Без резких шагов, без громких заявлений. Просто потихоньку. Встретиться с матерью, с остальными... И чтобы они решили, что я просто немного тронулась. Или влюбилась в деревенский воздух. Что угодно. Лишь бы не задавали вопросов.

Мужчины переглянулись, и я почувствовала, как стало теплее. Это было одобрение. Без слов, но ясное.

— А знаешь... — заговорил Мэй, усмехнувшись, — а давай устроим вылазку. На озеро. Побудем вместе. Развлечёмся. Всё равно мы теперь часто бываем на той поляне. Рядом же озеро — чистое, прохладное. Пойдём туда?

— Хорошая идея, — поддержала я. — Нужно иногда отдыхать.

На следующий день вещи собирали быстро, слаженно. Даже Мариса вдруг оживилась, впервые за последние дни искренне улыбнувшись. И пусть это немного насторожило меня, я всё равно порадовалась — ей ведь тяжело было со всем этим. Особенно рядом со мной.

Мы шли к озеру в лёгком шуме шагов, смеха и разговоров. Там, у воды, мужчины разожгли костёр, кто-то начал готовить еду, кто-то резвился у воды, а я наблюдала за ними с ощущением почти домашнего уюта. Почти счастья.

Мариса подошла ко мне с сияющими глазами.

— Лея Таша, а можешь мне помочь? Я придумала игру. Развлечём всех.

— Конечно, — кивнула я с улыбкой. — Что делать?

— Там, в корзине, палки. Нужно их правильно расставить, и мы будем в них камнями кидать. Кто больше собьет — победит. Весело будет.

Мы немного отошли от всех, ближе к деревьям. Я послушно начала доставать палки, расставлять по её указаниям. Одну, вторую... взяла третью — и всё внутри меня сжалось. Это была не палка.

Это была рукоять плети.

Холод прошёл по спине. Пальцы сжались сами собой, взгляд застыл. Я подняла глаза на Марису — она смотрела на меня с пугающей смесью торжества и обиды.

— Они все тебя так любят, — сказала она почти шепотом, будто боясь, что кто-то услышит. — Они должны увидеть, кто ты на самом деле.

Я не успела ничего сказать. Волна внутри меня сорвалась с цепи. Я почувствовала, как что-то тяжёлое и тёмное поднимается во мне, как дрожит кожа, как исчезает почва под ногами. Паника? Нет... нечто древнее, злобное, хищное. Я пыталась удержаться, цеплялась за себя — за ту, которая была я, за своё тело, за голос, за мужчин у костра, за Марису, даже за чёртову плеть... Но было поздно.

Я — исчезла. Осталась только она.

Та, кто не улыбается. Кто не прощает.

Я повернулась к костру.

Все уже смотрели на меня. Их взгляды — испуганные, тревожные, растерянные. Томрин встал. Талмер шепнул моё имя. Кайрен напрягся, словно в ожидании удара. А Мариса — Мариса уже громко говорила, почти выкрикивала:

— Вот! Я говорила! Она не та, кем кажется! Это она на самом деле!

И тут Томрин, сжав челюсти, резко обернулся к ней:

— Что ты наделала?..

А я... Я просто смотрела на них. И знала: уже поздно. Мы не успели. Мало того, мы привели ее сюда.

Я смотрела на них — на своих мужчин. Нет… не на моих. Не сейчас.

Это была не я. Но я была внутри. Я кричала, царапалась, молила. Бесполезно. Всё, что раньше помогало вырваться — тепло, голос, метка, прикосновения — будто кто-то вычеркнул. Погасил. Я как пленница внутри собственного тела, запертого в бесконечной тишине. Мои руки — не мои. Мой голос — чужой.

— Томрин, — сказала она моими губами. Голос был твёрдым, властным. Без капли тепла. Без любви. — Подойди.

Он дёрнулся. Я видела, как тело сопротивлялось. Но метка вспыхнула. И он пошёл. Шаг за шагом — словно сквозь боль, словно ломая себя.

— На колени, — приказала она.

Он опустился.

— Нет… нет, прошу… — я кричала изнутри, но никто не слышал. Только пустота. Только холод.

Я чувствовала, как внутри всё рвётся. Боль и ярость. Отвращение к себе. К той, что сейчас говорила от моего лица. А она уже смотрела на Талмера.

— Ты следующий, — спокойно, уверенно.

И он подошёл.

Я видела, как он борется. Как не хочет. Как губы сжимаются в тонкую линию. Но и он опустился на колени. Метка сработала. Опять. Как кандалы.

Потом Кайрен.

Мой Кайрен. Он медлил. Очень долго. Казалось, не поддастся. Но и он не смог. Медленно, как зверь, израненный до костей, он сделал шаг. Потом ещё один. И стал на колени рядом с остальными.

Сердце рвало на части.

Я же знала, как это должно было быть. Знала, сколько в каждом из них было силы и желания быть свободным. Знала, как я сама обещала, что они никогда больше не станут рабами.

И вот — они передо мной. Склонённые.

Нет, не мной… не мной…

А она… она даже не смотрела на Марису. Как будто та была пустым местом. Как будто не стояла в стороне, растерянно сжав кулаки, не понимая, что происходит. Не звала, не пыталась вмешаться. Для неё её не существовало.

Глупая девчонка даже не поняла, кого будит. Видно решила, что все снова закончится хорошо, но я уже понимала, что нет. Что-то изменилось внутри меня. Словно Таша не спала все это время, а тоже искала выход, блокируя тем временем все мои тропинки. Потому что она шла через боль, а я через любовь. Почему я не догадалась заблокировать ее изнутри?

Я попыталась ещё раз вырваться. Как раньше. Через свет, через любовь. Ничего.

Я даже не чувствовала метки. Будто их отрезали. Я не знала, как выйти. Не знала, что делать.

Я была заложницей.

А она — хозяйкой.

Все пятеро стояли на коленях. Томрин. Талмер. Мэй. Ис. И Кайрен.

Я не могла пошевелиться. Даже вдохнуть, моргнуть — ничего. Я просто наблюдала. Изнутри. Как изнутри стеклянного саркофага. Всё происходило наяву, а я лишь зритель.

— Сильные мужчины, говоришь? — усмехнулась я. Не я. Та, другая. Та, что вышла на свободу. — Вот и смотри, как они ползают, Мариса. Ты помогла мне и я не стану тебя наказывать сегодня. Ты будешь просто смотреть, как я наказываю их.

— Остановите её! — закричала Мариса. — Вы же не рабы, чёрт возьми! Вы же циски!

— Глупая маленькая цискочка не поняла, что натворила? — улыбается ей Таша. — Ты отняла их единственный шанс на свободу, когда дала мне в руки плеть. Я заблокировала ту безвольную тряпку не способную принимать правильные решения навсегда. Они больше никогда не увидят свою пару. Но не переживай, они все еще неоднократно порадуют тебя. Ведь ты этого хотела? Разделить с ними постель? Я подарю тебе это, Мариса. Как награду за твою преданность мне. А потом ты родишь мне цисков. И я воспитаю идеальных рабов.

Её голос звучал будто сквозь вату. Я не хотела ее слушать и смотреть на боль в глазах Марисы. Я медленно повернула голову. Моя голова повернулась. Я оглядела всех мужчин. И остановилась. На Кайрене.

Он смотрел прямо на меня. Его глаза не дрожали. Его плечи — не были сжаты. А потом я поняла.

На нём… не было метки.

Моя душа внутри взвыла. Он мог не стоять. Он мог уйти. Но он стоял. На коленях. Добровольно. Для чего?

Я изо всех сил ударилась о ту пустоту, что держала меня взаперти. Я закричала. Я рыдала. Я умоляла. Я рвалась. Я звала его — мысленно. Со всей силы. Кайрен, ты мне нужен. Сейчас. Только ты.

А снаружи Таша — не я — подошла к корзине, где лежало оружие. Маленький, остро отточенный кинжал. Блестящий, как зеркало. Я видела, как он ложится в её ладонь. В мою ладонь.

— За непослушание, — холодно сказала она. Голосом, что будто сорвался с чужого языка. — Я накажу вас всех.

Она шла медленно. Не торопясь. Между мужчинами. Проводила лезвием по их груди — по очереди. Без крови. Пока просто предупреждение. Власть. Контроль. Боль.

Я металась внутри. Я молила, умоляла, взрывалась.

И вдруг…

На мгновение.

Щелчок.

Воздух ворвался в лёгкие.

Тело стало моим.

Кинжал — в руке.

Я резко перевернула его остриём вниз, развернулась, вложила в ладонь Кайрену и, глядя ему в глаза, выдохнула:

— Ты мне обещал.

Это все на что мне хватило сил и, я почти уверена, что он тоже это понял.

Мир качнулся.

Я исчезла снова.

Старая Таша вернулась. Злое лицо. Гнев. Раздражение.

Но Кайрен… он встал. Смотрел на кинжал. На меня. В его глазах вспыхнула боль. Понимание. Решимость.

— Нет! — услышала я голос Томрина. Хриплый, отчаянный. — Не смей!

Он догадался. Он знал. Он понял, как всегда. Мой умный, любимый Том.

Но уже было поздно.

Медленно. Молча. Мой дракон сделал шаг вперёд. И — не отводя взгляда — пронзил мою грудь лезвием кинжала.

Боль была… странной.

Боль — моя. Боль — её.

И вместе с этой болью невероятное облегчение. И счастье, потому что они будут в безопасности. Все они. А меня поглотила пустота.

Без звука. Без цвета. Без боли.

Я будто падаю. Или парю. Или просто… исчезаю. Всё вокруг — ни свет, ни тьма. Ни мысли, ни тела. Только… тишина.

Я не чувствую боли. Я не чувствую рук. Я не чувствую себя. Я — ничто.

Вот оно, — понимаю я. — Это смерть.

Тихая. Честная. Забирающая всё.

И с ней уходит Таша. Не только та, что жила внутри меня, но и та, что была до меня. Всё исчезает. Все мысли. Все воспоминания. Вся ярость. Все страхи.

Мы обе умираем.

И даже слёзы не текут.

Потому что нечем плакать.

Нет глаз. Нет дыхания. Нет сердца.

Только осознание того, что… меня больше нет.