Мы лежим рядом, её дыхание ровное, тёплое на моей груди. Я провожу рукой по её спине — медленно, будто до сих пор не верю, что она действительно здесь. Что это произошло. Что я не разорвал её, не сжёг, а наоборот — держу, как что-то хрупкое и… важное.
Что со мной, чёрт возьми?
— Ну? — спрашивает она негромко, подбородком упираясь в мою грудь. — Как тебе больше нравится? Жестко или вот так?
Я смотрю в потолок. Вдыхаю. Потом выдыхаю.
— Это не мне решать, — говорю. — Ты Лея.
Она тут же дует губы и отстраняется чуть-чуть, обиженно фыркая:
— Опять ты стал вредным. Всё тебе не то. Что опять случилось, что ты снова вредничаешь?
Я не могу не усмехнуться. Тихо. Почти себе.
Она замирает, смотрит на меня с подозрением:
— Что?
Я поворачиваю голову, смотрю на неё, всё ещё с полуулыбкой.
— Ты улыбаешься, — говорит она почти шёпотом, с каким-то странным изумлением. — Я… я никогда не видела, чтоб ты улыбался. А тебе, между прочим, идёт.
И это как удар. Добрый, но неожиданный. Потому что я действительно улыбаюсь. По-настоящему. И не потому, что победил. А потому что рядом она — тёплая, живая, настоящая.
И что теперь с этим делать — я, чёрт возьми, не знаю.
— Это потому что я под завязку наполнен магией, — пробормотал я, чуть приподнявшись на локте и глядя на неё.
Она рассмеялась — звонко, по-настоящему, уткнувшись носом мне в плечо. А я, всё ещё гладя её по спине, задумался. В груди, в животе, в каждой клетке — ощущалось, будто я сияю изнутри. Никогда раньше не было так… полно. Я был как сосуд, доверху налитый энергией. Теплой, родной. Её.
И чем дольше я об этом думал, тем чётче ощущал: нежный секс с ней — будто стал ритуалом. Он наполнил меня полностью. А теперь…
Теперь я вспомнил, как было до этого. Когда мы были втроём с Талмером. Тогда такого не было. Не было этого тепла, волны, прилива силы, ясности.
Я нахмурился.
Почему?
Она делится магией во время близости. Это часть природы и метки. Почему тогда — в ту близость я ничего не получил? Ведь это был секс. С ней. Пусть... через Талмера. Но и я был с ней. Она же...
Нет. Минутку.
Её энергия… Она отдается основному потребителю, если нас больше одного. А через него второму.
А тогда — она была с Талмером, фактически она меня ласкала только ротиком. Так что основной потребитель он.
И вот тут до меня доходит. Резко и четко. До мерзкого холода в груди.
Я резко перевожу взгляд на неё. Она всё ещё улыбается, чуть розовая после смеха, с прикушенной губой и глазами, в которых свет.
— Ты что… сделала Талмера мужем?
Сначала она замирает. Потом в глазах проступает испуг. И неуверенность… видимо в моей реакции.
— Ну… да?.. — выдыхает она и пожимает плечами, будто надеется, что это не прозвучало так, как прозвучало. — Так вышло…
— Так вышло? — повторяю я, хрипло. — Как так вышло, Таша? Как можно случайно сделать Талмера мужем?
Она опускает взгляд. Щёки заливаются румянцем, и она тянется рукой, чтобы прикрыть лицо. Такая милая. Стоп, нельзя отвлекаться.
Я хочу встряхнуть её, выбить из этого наваждения. Хочу, чтобы она снова стала прежней. Суровой. Яркой. Беспощадной. Понятной.
Но вместо этого — просто вдыхаю и прижимаю её к себе, чувствуя, как она замирает.
Потом осторожно поднимаю её подбородок двумя пальцами.
— Таша, — тихо, почти ласково, но с предельной серьёзностью. — Что происходит?
Она смотрела на меня — глаза распахнуты, полны неожиданных слёз, губы дрожат. Я даже не успел ничего сказать, как первая слезинка скатилась по её щеке.
— Таша?.. — выдохнул я, окончательно потеряв опору под ногами, хотя я и сидел. — Ты... ты плачешь?
Она не ответила. Только всхлипнула и уткнулась лбом мне в грудь, будто пряталась.
А я застыл. Полностью.
Никогда. Никогда раньше я не видел, чтобы Таша плакала. Она могла орать, швыряться вещами, бить плёткой. Но плакать?
А теперь... вот она — маленькая, хрупкая, дрожащая, и ревёт у меня на груди, как ребёнок.
Я не знал, что делать.
Надо было встать и уйти. Надо. Я повторял это про себя снова и снова: оставь её и уходи, оставь её и уходи, уходи сейчас же.
Но вместо этого я поглаживал её по волосам. И губами собирал её слёзы с щёк. Я совсем не понимал, что делаю, но не мог иначе.
Когда она немного успокоилась, я поднял её лицо ладонями. Заплаканное, покрасневшее, растерянное.
— Пришло время рассказать мне правду, Таша, — сказал я. Тихо. Почти ласково.
Она долго смотрела мне в глаза. Казалось, борется сама с собой. В каждой черте её лица было что-то невыносимо уязвимое. И всё равно она говорила:
— Сегодня какой-то день правды… — выдохнула она. — Всем от меня нужна правда.
Я молчал. Ждал. Что-то внутри уже готовилось к худшему.
— Я… — её голос стал совсем тихим. — Я не совсем Таша.
И весь воздух вылетел из моих лёгких. Будто по-настоящему.
— Что? — хриплю. — Что значит — не совсем?
Она дрожит. Но не отворачивается.
— Я… как бы… тоже Таша. Просто… не та. Не совсем та.
Я замираю, вглядываясь в её лицо. А потом вдруг, к собственному ужасу, ощущаю… облегчение.
Потому что если она не та, значит, всё, что происходило, хоть как-то объясняется. Хоть что-то в этом всём имеет смысл.
— Когда? — спрашиваю. — Когда ты… стала не той?
Она сглатывает.
— Когда она пытала Талмера. Тогда… мы поменялись.
Я киваю. Словно всё складывается в голове.
— Теперь ясно, — выдыхаю. — Ладно.
Но потом во мне вскипает новая волна.
— А если она вернётся?
Она смотрит на меня, как будто сжимается внутрь.
— Я не знаю. Правда. Я просто… пытаюсь делать всё, что могу. Пока я здесь.
— Это еще хуже, — говорю я глухо. — Мы привыкнем. К добру. К теплу. А потом ты исчезнешь. И всё вернётся. Это — хуже. В сотни раз, Таша.
Она обхватывает себя руками. Такая маленькая. Такая потерянная.
— Я не знаю, что мне делать… Я надеюсь, что она не вернётся. Потому что я не выдержу снова видеть, как она…
— Ты видела? — перебиваю. — Всё? Как?
Она кивает.
— Не всё. Но много. Моменты. И то, как она обращалась с тобой… Я не могу на это больше смотреть. Я словна пленница, котурю вынуждают наслаждаться чужими страданиями. Ее эмоции просто убивают меня.
Я тянусь к ней. Обнимаю. Целую в висок, в щёку, в уголок губ.
— Теперь понятно. Всё понятно.
Она смотрит на меня снизу вверх, заплаканная, с красными глазами.
— Ты… ты не хочешь меня убить?
Я усмехаюсь. Коротко, устало.
— Ты единственная версия Таши, которую я не хочу убить.
— Расскажи, — тихо прошептал я. — Почему ты сделала Талмера мужем?
Она, кажется, снова смутилась. Прикусила губу, отвела взгляд.
— Это случайно вышло, — пробормотала. — Я не знала, как правильно ставить метку. Просто… я не знала, что она сработает так.
Я застыл на пару секунд, а потом расхохотался. Настоящим, нервным, немного истеричным смехом. Она глянула на меня с недоумением, но я только покачал головой:
— Чёрт, Таша… Ты случайно сделала раба мужем? Просто... офигеть.
— Я и Мэйю поменяла метку, — добавила она тише. — Потому что он заслуживает быть рядом со мной… с ней на равных. Я так думаю.
— Я… — я замолк, осмысливая. — Честно? Я с этим согласен. Он достоин. Но всё равно… ты понимаешь, насколько всё это безумно звучит?
Она посмотрела на меня снизу вверх, виновато.
— А меня, значит, ты хотела отпустить? — спросил я, всё ещё не до конца веря.
— Ты меня ненавидишь, — просто сказала она.
— Логично. Немножко. Совсем. — Я усмехнулся без радости. — И как ты собиралась это сделать?
— Я… запомнила, как Талмер говорил, что если он обернётся до проявления метки, то станет свободным. Я подумала… вдруг это сработает. Вдруг вы все можете…
— Да, — кивнул я. — Так и будет. Только если кто-то из нас обернётся, это сразу узнают. Цискам запрещено оборачиваться. Это отслеживается. Понимаешь?
— Я… — она прикусила губу. — Я не подумала. Прости. Я вообще о многом не думаю. Я ничего не знаю об этом мире. Только отрывки, обрывки памяти. Очень тяжело думать стратегически, когда ты в этом не вырос.
— Понимаю, — выдохнул я. — И знаешь… с одной стороны, это даже хорошо, что ты — не она. А с другой — это чертовски плохо. Потому что я не знаю, вернётся ли та Таша, и что будет, если вернётся. И что ты хочешь с этим делать?
— Я не хочу ничего плохого, — искренне сказала она.
Я кивнул. Без слов. А потом подался вперёд и поцеловал её. Легко, быстро, почти утешительно.
Она рассмеялась сквозь слёзы.
— Что смешного?
— Ты… добрый. Это не похоже на тебя, Кайрен.
Я покачал головой.
— Теперь я понимаю, почему Талмер и Томрин говорят, что ты — милая. Почему настаивают на этом.
— И Томрин тоже? — удивилась она.
Мы посмотрели друг на друга. И вдруг оба поняли.
— Ты не говорила ему? — уточнил я.
— Нет. Никому, кроме Талмера. Теперь ты вот знаешь... Больше — никто.
— Тогда… Томрин сам понял. Потому что ведёт себя, будто всё знает.
— Он стал другим в какой-то момент. Просто… проснулся рядом и стал другим. Совсем.
— Я поговорю с ним. — Я вздохнул. — Но тебе не о чем беспокоиться. Томрин тебя не тронет. Он в тебя влюблён. Очевидно.
— Я и не думала, что он мне навредит.
Я прищурился:
— А про меня так думала?
— Ну… да, — честно призналась она.
— И правильно думала. Я с радостью бы навредил Таше. Но тебя я не трону.
Она замирает. Лицо снова становится серьёзным.
— А если… если она вернётся?
Я приподнял бровь:
— Что?
— Пообещай мне, — прошептала она, — пообещай, что ты убьёшь её, если она вернётся.
Я замер. Внутри всё похолодело.
— Я не могу её убить, — сказал я после долгой паузы. — Из-за метки. Я физическм не смогу.
— Если у тебя появится такой шанс. Обещай мне.
— Ты серьёзно? — Я не мог поверить.
— Да, — сказала она тихо. — Я не хочу, чтобы она вернулась. Я не могу смотреть, как она делает вам больно.
Я смотрел на неё. Словно впервые.
— Хорошо, — сказал я наконец. — Я обещаю. Если у меня будет хоть один шанс убить ее, я им воспользуюсь.