Томрин
Я ждал Иса в общей комнате, сидя на низкой скамье у стены. Ни слуг, ни лишних звуков. В доме было тихо — вечер уже давно перешёл в ночь. Рядом никого, кроме меня и пустой чашки, которую я сам себе налил чуть раньше на кухне. Не хотелось спать. Хотелось только дождаться брата.
Дверь тихо скрипнула — и я поднял голову.
Пока он не вошёл, я думал о ней.
О Таше.
Как же я благодарен ей за это.
Не за спасение Иса — хотя за это тоже. А за то, что она не оттолкнула меня, когда могла. Что не выбрала других, когда могла. Что смотрит на меня не как на вещь, не как на слугу — а как на мужчину, которому верят.
Иногда мне кажется, что я всё ещё не до конца понимаю, как она это делает. Как смотрит. Как касается. Как оставляет следы в моей душе — мягко, неслышно, но так, что уже не избавиться.
Моя Таша, мой маленький заботливый мышонок, что угодил в тело злой гадюки и улучшил жизнь в этом доме.
Дверь отворилась, и в проёме появился Ис. Он выглядел немного растерянным, будто не ожидал, что за дверью будет не продолжение странного вечера, а я — с кружкой остывшего чая и выражением лица, которое говорило: «Ну?»
— Как ты? — спросил я.
Он нахмурился, склонив голову вбок. — Она… обнималась с циском на полу. Я имею ввиду, как если бы они были… хм… парой.
Я тихо рассмеялся, не сдержавшись.
Ис уставился на меня, как будто я внезапно сошёл с ума. — Лея ведёт себя довольно странно.
— Что она тебе сказала? — спросил я, подавляя улыбку. — Сказала, что, наверное, я соскучился по тебе. И чтобы я пошёл и провёл с тобой время. Вот и всё.
— Малышка права, — усмехнулся я. — Я по тебе действительно скучал, братец.
Я подошёл, обнял его крепко, по-настоящему. Он расслабился не сразу, но я почувствовал, как со вздохом его плечи немного опустились. Ис вернулся.
— Пойдём, подберём тебе спальню, — предложил я, отступив в сторону.
Мы медленно поднялись по лестнице, а он всё осматривался, как будто не верил, что этот дом принадлежит лее — и при этом здесь нет ни криков, ни кнута, ни унижений. Только тепло и запах выпечки со стороны кухни. Да я и сам едва в это поверил. Что уж там.
— Томрин, — подал он голос, — я слышал, что лея Таша — одна из самых жестоких. Даже моя прежняя хозяйка её побаивалась. Говорила, что она молодая, но совершенно без тормозов.
— Тебе повезло, братец, — усмехнулся я. — Сейчас Таша совсем не такая.
— Но была? — он уставился на меня.
Я кивнул. — Была. Но тебе не стоит переживать.
— Как ты можешь так спокойно об этом говорить? — с подозрением прищурился он. — Если она всю жизнь была кошмаром, с чего ты решил, что всё изменилось?
— Я просто знаю, — тихо ответил я. Слишком многое изменилось в её взгляде. В её прикосновениях. В словах, которые она никогда бы не произнесла прежде.
— Что ты знаешь, Томрин? — раздался голос за спиной, и я напрягся.
Кайрен стоял в дверях, облокотившись о косяк. Как обычно с тенью презрения на губах.
— Может, хочешь поделиться со всеми своим знанием? — продолжил он холодно. — Или только для брата приберёг?
— Тебе-то что? — рыкнул я. — Ты как считал её монстром, так и продолжаешь.
— Потому что я не слеп, — прищурился он. — И в отличие от тебя, не заблуждаюсь. Она — лея. Всё остальное — иллюзия.
— Ты ошибаешься, Кайрен. Она меняется.
— Ага, конечно, — он усмехнулся. — Пока не надоест. Пока не ударит снова. Пока её «милость» не решит, что достаточно быть покладистой кошечкой и не захочет поиграть в настоящую хищницу снова.
Ис молча переводил взгляд с меня на него, растерянный. Я сжал кулаки, но сдержался.
— Она изменилась. И если ты не хочешь видеть этого, это твои проблемы, — твёрдо сказал я.
— Посмотрим, — бросил Кайрен. — Только потом не удивляйся, когда снова окажешься на коленях.
Он развернулся и ушёл, даже не попрощавшись.
Я долго молчал. Ис смотрел на меня, но ничего не спрашивал. Я мог сказать Кайрену, что мой мышонок не поставит никого на колени. Что ее душа светлая и чистая, как слеза младенца. Но, если она не говорит об этом, я тоже должен молчать. И оберегать мою девочку.
Мы оба знали, что этот разговор — не последний. Но сейчас, по крайней мере, я был с братом.
И если кто-то ещё этого не понял, что в нашем доме больше никогда не будет по прежнему, значит, просто не хочет понимать.
— Как она? — спросил я, когда мы сели рядом. — Сестра. Как она там?
Ис провёл ладонью по лицу, будто стирая с него остатки чужой воли, чужого дома, чужой жизни.
— Подросла, — сказал он наконец. — Уже не девочка. Почти женщина. Вот-вот... — он замолчал, стиснув кулаки. — В этом и вся беда. Её собирались подарить сыну хозяйки. На день рождения.
Я даже не сразу нашёл слова. Но в груди уже закипало.
— Я могу терпеть всё, — продолжил Ис. — Смириться с тем, что со мной делали. Что заставляли. Я взрослый. Я мужчина. Но представить, что кто-то… коснётся её… — он замолчал, отвёл взгляд. — Метка не сработала. Я не смог подчиниться. Ни ей, ни приказу. Я чуть не сорвался прямо там.
Я молча кивнул. Понимал. До костей. До дрожи.
Я ведь тоже когда-то думал, что хуже не бывает. А потом представил, как кто-то заставляет мою сестру служить в постели. Срывает с неё платье. Отнимает её первый раз, как товар, как вещь. И в этом грязном акте ломает то, что нельзя вернуть.
Мы с Кайреном тоже попали в плен слишком рано. Совсем мальчишками. До того, как вообще узнали, что такое женщина. Что такое желание. Что такое выбор. Таша была для каждого из нас первой. Собственно, Кайрен для нее тоже. Мы не знали даже, как это — когда тебя хотят не потому, что ты игрушка, а потому что ты нужен.
И даже если я в тот момент не хотел её — ни тела, ни близости — всё равно секс всегда остается сексом. Я получал удовольствие от того, что имел Ташу. Даже какое-то болезненное, что ли. Вряд ли бы сестру могло ждать нечто подобное.
Я смотрю на Иса. Он хмурый, напряжённый. Словно вся сила ушла только в то, чтобы сдержаться.
— Хорошо, что она попадёт сюда, — добавляю. — Здесь она будет в безопасности. Здесь ты будешь рядом. И я тоже. Не дам причинить ей вреда.
Он смотрит на меня уже чуть спокойнее. Но всё равно не отпускает.
— Думаешь… Таша не подарит нашу сестру никому?..
— Уверен, — перебиваю я. — Она не тронет её. — Том, — голос брата звучит глухо. — Можно спросить?
Я смотрю на него. Ис сидит, сцепив пальцы, напряжённый, как струна. Но не гневный. Просто… растерянный.
— Брат… — Ис всё-таки спрашивает. — Что между тобой и Леей?
Он смотрит на меня внимательно, почти исподлобья. — Почему ты её называешь мышонком? Почему так к ней тянешься? Ты... Он замолкает, а потом добавляет, как отрезает: — Ты влюблён в неё?
Я выдыхаю.
— Да. Влюблён.
Он дергается, будто я его ударил, а я понимаю, что только что признался не только ему, но и себе самому. Да, я влюблен в эту малышку по уши. Может, потому что никто никогда не был со мной так нежен, как эта девочка, а может, потому что она ответ на все мои молитвы.
— Как ты можешь? Она… Том, она столько лет…
— Она изменилась, — перебиваю я, глядя ему прямо в глаза. — Она изменилась, Ис. Сильно.
Он качает головой:
— Ты хочешь сказать, что Лея Таша, та самая, о которой ходят легенды, стала доброй?
Я поджимаю губы.
— Она другая. Но она больше не та, о которой ты слышал. Она никого не наказывает. Пытается понять нас. Она лучик света в моей тьме.
Он хмурится. Не верит. Но не перебивает. А я продолжаю, потому что если не скажу — взорвусь от того, что скопилось внутри.
— Я видел, как она плакала, думая, что никто не видит и как болела ее душа. Она не играет. Я чувствую это.
Он медленно выдыхает. Но видно — сомнения гложут его.
— Может, ты просто хочешь верить в это, — говорит он. — Может, ты сам придумал её такой. Ты же знаешь, Леи не любят своих рабов. Они владеют. Используют. Но не любят.
Я молчу. Несколько секунд. Потом:
— Возможно. Может, я действительно дурак. Может, возомнил о себе слишком много. Но я знаю, что чувствую. И знаю, что она ко мне не равнодушна.
Ис хмурится. Но в его взгляде уже нет прежней злости.
— Доверься мне, — прошу я. — Просто доверься. Она стоит того, чтобы её любить.
Он долго не отвечает. Потом лишь кивает. — Посмотрим.
— А как она вела себя с тобой? — спросил я, чуть наклоняясь вперёд. — Ты же с ней виделся до того, как мы вернулись. Что было?
Ис на секунду замялся, потом отвёл взгляд.
— Я должен был пройти проверку. Как и все подержанные. Мы пошли в комнату. С этими... игрушками, кнутами. Я знал, что ждёт и не боялся. Я был готов на все, что она захочет, лишь бы она забрала нашу сестру вместе со мной и не разлучала нас.
Он глотнул воздух, явно заново переживая воспоминания.
— Но она… не стала ни приказывать, ни причинять боль. Сначала просто смотрела. Потом подошла ближе. Спросила, был ли я с женщиной до того, как стал рабом. — Я сказал — был. Тогда она… попросила показать, как именно.
Он резко замолк. Я хмуро смотрю на него.
— Ты хочешь сказать...
— Да. Она легла со мной в кровать. Но не как хозяйка. Не как Лея. Это было… — он сжал кулаки. — Нежно, страстно и совершенно неожиданно. Она не издевалась, Том. Она позволила мне быть собой и мы оба получили удовольствие.
— Что за поза была? — это я уже спросил чисто для себя. Может мы с малышкой тоже попробуем, если ей понравилось…
Он вздохнул.
— Взаимных ласк. Я думал, она будет в ярости, когда поймет, что я ей предлагаю сделать, но она… наоборот. Приняла это. Как будто ей важно было, что я чувствую.
Я опустил голову и выдохнул.
— Да. Вот такая она теперь. Не как раньше. Совсем не та.
Он смотрит на меня — напряжённый, сбитый с толку.
— Что с ней случилось, Том?
— Сложный вопрос, — сказал я честно. — Но она теперь не та Лея, что была. И, наверное… именно поэтому я не могу не любить ее.
Кайрен
Я просто не понимал, что происходит в этом доме.
С каждым днём вокруг неё становилось всё больше… поклонников. Почитателей. Фанатов, блин. И это не просто измена логике — это будто все слепли. Томрин, Талмер... Мэй, понятное дело. Каждый из них говорил об одном и том же: милая, нежная, добрая, светлая. Хотелось встряхнуть их, заставить очнуться.
Что она с ними делает? Очаровывает? Колдует? Может, это какой-то новый, хитроумный вид пытки, о котором я пока не знаю. Тонкая психологическая дестабилизация. Такая, что сносит башню подчистую.
И всё это значит одно — меня это тоже ждёт. Вопрос лишь во времени.
Поверить в то, что Таша, которая годами измывалась надо мной, которая холодно, расчетливо ломала всё, что во мне было, теперь просто… милая девочка? Нет. Нет, я не готов в это верить.
Даже несмотря на то, как она смотрит на меня. Несмотря на то, как держится. Несмотря на ту ночь, которую я до сих пор не могу выбросить из головы.
Может, она и правда изменилась. Может, в ней проснулось что-то человеческое. Но… я не хочу этого. Не хочу её такой.
Старая Таша была понятна. Жестокая, хладнокровная, я знал, что от неё ждать. А сейчас — нет. Сейчас она каждый раз ломает мои ожидания, рушит привычные реакции.
Я ничего не понимаю.
И именно это пугает меня больше всего.
Я не знал, что, чёрт побери, происходит в этом доме. Но я знал точно: мне нужна понятная Таша. Та, что могла врезать плетью, а не смотреть, как будто я человек. Мне нужен был её гнев — знакомый, предсказуемый. А не вся эта… нежность.
Поэтому я пошёл к ней.
Без стука. Без разрешения. Как вызов. Надеясь нарваться на ее истинное я и получить, как следует, чтобы все сомнения развеялись плетью.
И застыл.
Потому что в комнате Талмер держал её за лицо и целовал так, как будто она — самое дорогое, что у него есть. Уверенно, жадно, с какой-то трогательной бережностью, которая резала глаза. И она не сопротивлялась. Нет. Она мягко прижималась к нему, глухо постанывая, как будто это ей… нравилось.
Нравилось?! Ей?!
Я не ушёл. Не мог. Просто смотрел.
И когда они наконец оторвались друг от друга, она повернулась ко мне. Щёки румяные, губы припухшие, глаза чуть затуманенные — и ни намёка на страх у него, ни следа злобы у нее.
— Что ты хотел? — спокойно спросила она.
Что я хотел?
Где угроза? Где приказ встать на колени, где крик, где ярость?
— Я… хотел убедиться, что с Талмером всё в порядке, — выдавил я.
Даже сам понял, как это звучит. Абсурдно. Потому что он выглядел… счастливым. Он ей улыбался. Чёрт, да он рядом с ней улыбался.
Она вскинула брови. Слегка. Удивлённо. Я не винил её.
— Убедился? — спросила она.
Я молчал. Потому что нет, не убедился. Я только сильнее запутался. А Талмер… Талмер всё ещё улыбался. С ней. С этой ведьмой.
— Ты хочешь что-то ещё? — спросила она, чуть наклонив голову.
Я… хочу понять. Хочу кричать. Хочу, чтобы всё снова стало логичным.
— Остаться, — вырвалось у меня.
Она моргнула, чуть приподняв брови:
— Ты хочешь остаться?
Хочу ли? Нет. Да. Не знаю. Хочу просто понять. Защитить Талмера, если нужно. Себя. Нас.
— Да.
— Хорошо, — кивнула она, как ни в чём не бывало. Повернулась к Талмеру: — Ты же не против?
Ты, черт возьми, не против?! Она спросила это у раба?
И он… усмехнулся. Мягко. Почти ласково. И покачал головой:
— Нет.
Нет.
Они оба сошли с ума.
Я закрыл за собой дверь. Остался в комнате. Разрешение ведь было, верно? Сказала — можешь остаться.
Вот только… что дальше?
Обычно я приходил, когда она приказывала. Когда вызывала. Когда хотела что-то от меня — боли, подчинения, покоя, силы. Я знал, зачем. Знал своё место. А сейчас — сам. И это всё сбивало с толку до одури.
Я стоял посреди комнаты, как дурак. И вдруг услышал её голос:
— Чего стоишь? Иди к нам. Садись, — сказала она и чуть сдвинулась, освобождая место на кровати.
Я подошёл. Механически. Сел. Рядом с ними. С ней. С этим Талмером, который всё ещё держал её руку.
— Раз уж ты пришёл, значит, вредничать не будешь? — весело, почти лениво протянула она, глядя на меня.
Вредничать? Что за…?
Я даже не успел сформулировать это в голове, как она потянулась ко мне. Рука скользнула к вороту рубашки. Потянула на себя. И прежде чем я понял, что происходит, она… поцеловала меня.
Я замер. Внутри всё сжалось. Сердце грохнуло. Я не понимал, что это. Зачем. Почему. Это была она. Она. Моя палач, моя тень, мой страх. И она… нежно касалась моих губ.
Она отстранилась. Смотрела прямо в глаза.
— Или всё-таки будешь вредничать? — прошептала, с искрой, с вызовом. И, не дожидаясь ответа, повернулась к Талмеру — и поцеловала его. Глубоко. Долго. Сладко.
А я сидел и смотрел.
В груди всё дрожало. В голове пульсировал один вопрос: что, чёрт побери, происходит?!
Когда она наконец отстранилась от Талмера, её взгляд снова лёг на меня. Тихий, спокойный. Мягкий. Ждущий.
И я не выдержал.
Чёрт с ним.
— Да чтоб тебя, — прошипел я себе под нос, наклонился и поцеловал её.
Слишком жадно. Слишком резко. Слишком по-настоящему.
И на этот раз — она не отстранилась. Нет.
Она подалась ко мне, плавно, будто не сомневаясь ни секунды, и села прямо на мои бедра. Ее ноги оказались по обе стороны от меня, и от близости у меня перехватило дыхание. Она продолжала целовать — мягко, но уверенно, с тем самым нарастающим жаром, в котором было слишком много доверия, слишком много игры … и слишком мало того страха, к которому я привык.
Когда наши губы разомкнулись, она посмотрела на меня — и в этом взгляде была озорная искра.
— Мы с Талмером, — произнесла она, наклоняясь ближе, почти касаясь моих губ, — собирались немного пошалить… когда ты пришёл. Так что… участвуй или уходи.
И она… поёрзала. Медленно, вызывающе. Прокатившись движением бёдер по тому, что я едва удерживал под контролем.
Я выдохнул, чувствуя, как в груди всё закручивается в тугой, непонятный узел. Смотрел на неё, не веря. Не веря, что это происходит. Что это она. Что это я. Её глаза светились. Мягко. Тепло. Абсолютно искренне. Ни капли привычной ледяной ярости. Ни капли боли. Просто… она.
Её ладонь легла на мою щеку. Большой палец скользнул к уголку губ, и от этого простого жеста по телу прошёл жар.
И я снова… поцеловал её.
Сам. Потому что… хотел.
Пока её губы были на моих, руки сами собой потянулись к завязкам на её платье. Один рывок — и ткань сдалась, плавно соскользнув с её плеч, оголив спину, бока и изгиб талии. Я провёл ладонями по обнажённым рёбрам, по её спине, чувствуя под пальцами тепло кожи, дрожь дыхания, ритм сердца.
Она была рядом. Здесь. Со мной.
Но в следующий миг её отняли.
Талмер.
Он наклонился, забрал её к себе, впился в её губы. И она… не сопротивлялась.
Я застыл. Нет, не потому что это было неожиданно — они в целом планировали развлечься и до меня. Но теперь… теперь она была у меня на коленях. И я не хотел, чтобы она уходила. Не хотел отпускать. А он… отнял.
Злость пронеслась по мне, быстрая, неуправляемая. Глупая, но настоящая. Я не имел на неё права. Я это знал. Но… всё равно злился.
Я смотрел, как он её целует, и внутренне сжимался от раздражения. Я хотел забрать её обратно. В свои руки. Прижать к себе, вернуть то, что только что почти было моим.
Я положил руки ей на спину и замер. Только скользнул ладонями по коже, гладя, касаясь, позволяя себе то немногое, что можно.
— Порадуй его, маленькая, — сказал Талмер, отрываясь от её губ.
И она… развернулась ко мне. Снова. И потянулась за новым поцелуем. Я не ждал. Не колебался. Я ответил. С жадностью. С тоской.
Её пальцы нетерпеливо растягивают пуговицы на моей рубашке. Каждое прикосновение обжигает, каждое движение — будто обещание. Она целует мою шею, медленно, нежно, чуть ниже — туда, где всё внутри уже горит. Я прикрываю глаза, позволяю себе раствориться в этих ощущениях, в её губах, в этом странном, незнакомом, но желанном внимании.
Я чувствую, как она наклоняется, как её дыхание касается кожи. И в этот момент краем взгляда замечаю, как Талмер устраивается позади неё, будто подбирая идеальный момент. Его руки нежно скользят по её бёдрам, успокаивающе, властно. Он наклоняется, касается губами её плеча, а я всё смотрю и не могу отвести глаз. Странное чувство скручивает внутри — не ревность, нет… Что-то другое. Как будто она принадлежит нам обоим, и каждому по-своему.
Мои руки ложатся на её спину. Я не могу не коснуться. Просто гладить. Просто чувствовать, что она здесь. С нами. Со мной.
Сцена словно растворяется в дыхании, прикосновениях, взглядах. И я впервые за долгое время не думаю, что это ошибка. Я просто хочу быть здесь. С ней. Сейчас.
Его пальчики скользят мне в штаны и легко вытаскивают оттуда мой каменный член. Она проводит по стволу рукой, а я смотрю на это как завороженный. И на то, как Талмер поддевает трусики на ее оттопыренной попке и тащит их вниз. Не снимает полностью, просто приспускает, давая себе доступ к ее, наверняка уже намокшим складочкам.
Она берет головку в рот и я не сдерживаю стон. Рука сама ложится ей на макушку и чуть надавливает, заставляя принять его глубже и она подчиняется. Сосет его с таким рвением, что у меня перед глазами мутнеет от удовольствия. Я вижу только как Талмер входит в нее и она тихо стонет не выпуская меня изо рта. Это возбуждает и я делаю бедрами толчок.
Талмер начинает ее раскачивать, ускоряя темп, она стонет громче, но не забывает, что она делает ротиком, выбивая из меня все остатки сознания и здравого смысла. Мы имеем ее вдвоем и одновременно. Она стонет под нами и послушно принимает все, что мы творим.
Я не ожидал, что это будет так. Я не знал, что могу чувствовать такое. Как будто каждая клетка оживает, вибрирует, плавится. Она между нами — теплая, живая, настоящая. Такая послушная и в то же время сильная. Движения Талмера становятся глубже, отчего она выгибается, и мне кажется, я слышу, как срывается с её губ тихий, глухой стон. Он будто проходит сквозь меня током.
Я стараюсь дышать ровно, но дыхание всё равно сбивается. Пальцы скользят по её спине, сжимая, гладя, хватаясь, как будто только так могу убедиться, что всё это реально. В какой-то момент она поднимает на меня глаза — и я тонy в этом взгляде. Там нет страха, нет лжи, нет былой злости. Только желание, тепло и то странное доверие, которого я никак не могу понять, но хочу, черт побери, хочу его сохранить.
Я не знаю, что мы творим. Не уверен, как назвать то, что происходит. Но мне хорошо. Не просто хорошо — божественно. Я забываю, кто я, кем был. Становится неважно, раб ли я, наказан или помилован. Я просто один из тех, кто сейчас с ней. И кажется, я не хочу быть никем другим.