Зельеварка

Глава 12. Свадебные хлопоты.

Я не обращала внимания на шепотки и недоброжелательные взгляды. Генерал не отказывался от помолвки, день свадьбы приближался, самые предприимчивые уже смекнули, что дружить со мной будет выгоднее, чем присоединяться к общей травле.

В свадебном салоне мури Фиордан дошивалось платье цвета топленого молока, нежное, как крыло феи. Кружевная накидка-труакар из золотистого паучьего шелка дополняла наряд. Я знала, сколько стоит такой шелк, на эту накидку паутину собирали не меньше пяти лет. Мантию для короля и праздничное облачение высших столпов церкви шили из этого шелка, но для меня генерал расстарался.

От фаты я отказалась, зачем закрывать слоями газа такую роскошь? Пусть все видят, что Тобиас для меня ничего не жалеет. Вполне достаточно заколки, украшенной цветами и короткой символической вуалетки.

Сегодня была последняя примерка, после лекций мы сразу поехали в салон.

Золотистый шелк удивительным образом подчеркивал мои голубые глаза, они казались глубже и ярче. Мури Фиордан углядела где-то залом и спешно поправляла шов, а я любовалась, ощущая себя не собой. Я выглядела такой трогательно-хрупкой, изящной фарфоровой куколкой. Незнакомкой с полотен Освальда Карудо.

Портниха выключила свет в примерочной, оставив освещенным только подиум и само зеркало.

– Неплохо вышло, – одобрительно сказала она. – Очень нежно.

– Да, будто воздушное пирожное на подставке в витрине кондитерской. Кто купил, тот и съест.

– Такие мысли перед свадьбой! – недоуменно ахнула портниха.

– Простите. Мне не по себе.

– Душенька, все невесты не в себе перед свадьбой, это абсолютно нормально! Я, когда выходила замуж, была совершено невменяемая, иголку в руках не могла удержать! Говорила невпопад, все роняла. После обряда все, как рукой снимет.

– Можно снимать? – я бледно улыбнулась.

– Еще минуточку! Куда подевались все булавки? Сейчас, – портниха вышла.

Устала неподвижно стоять на подиуме, спрыгнула с него и прошлась по примерочной. Это была просторная комната с диванами, креслами, чайным столиком для ожидающих. Это я была одна, а нормальные невесты приходят с мамами, тетками, сестрами и подругами, чтоб они разделили такой волнующий момент с нервничающей невестой.

Стукнул дверь, ширкнули кольца портьеры. Но вместо портнихи вошел Кристофер.

– Потрясающе выглядишь! – сказал он.

Я замерла, как кролик перед удавом. Нос ему залечили хорошо, безупречное лицо осталось таким же красивым, как до драки. Зеленые глаза, каштановые кудри…

– Уходи! – опомнилась я. – Как ты попал сюда? Я закричу!

– Кричи, тут полог тишины. Ты не знала? Мури Фи мне кое-чем обязана, и черный ход тут есть. Думаю, отсюда будет самый удачный вид.

– Какой вид? – я отступила в угол.

– Ну как, какой? Вид невесты, изменяющей жениху до свадьбы!

В примерочную просочился неприметный человек с магическим запечатлителем.

– Давайте быстрее! – нервно поторопил он.

– Не станем задерживать занятого человека? – улыбнулся Кристофер и обхватил меня за талию. Я дернулась, драгоценный шелк затрещал.

– Отбиваешься ты или таешь в объятиях, никто не будет разбираться, – прошипел Кристофер. – Главное, чтоб хорошо было видно лицо, искаженное страстью!

Страстью?! Я выхватила швейную булавку, которыми щедро было усыпано платье, и вогнала в тело подлеца по самую головку. Кристофер заорал, выпуская меня, я завалилась назад, взбрыкнув ногами, помещение залила вспышка запечатлителя. Еще одна булавка воткнулась в бедро. Кристофер оттолкнул меня прямо на чайный столик. Забренчала посуда, хлипкий столик затрещал. Под руку попала вазочка с печеньем. Ее я отправила в сторону следующей вспышки. Судя по раздавшейся ругани, удачно.

Раздался топот многих ног, в примерочную ворвалась портниха, ее помощницы, Собрин.

– Что здесь происходит? – фальшиво закричала мури Фиордан.

Подлая баба!

Собрин, как лев, бросился на Кристофера. Помощницы завизжали. Ой, не того надо хватать! Если маг улизнет с запечатлителем, плохо придется и мне, и генералу! Я схватила горячий чайник и вывернула на сбитого с ног мага, стараясь залить прибор. Проклятия, вопли и горячий пар заполнили помещение.

Кажется, пора воспользоваться браслетом? Я нажала на камушек. Он мигнул.

Когда в помещение ворвались военные, Собрин сидел на поверженном Кристофере, в углу корчился стонущий газетчик, кудахтала мури Фи, с бинтами и мазью метались помощницы.

– Я невеста генерала Блейза. Арестуйте этих людей, – слабым голосом сказала я. – Они напали на меня при примерке свадебного платья. Хозяйка салона их впустила, дала возможность сделать компрометирующее фото.

– Поклеп! – завизжала хозяйка, поняв, что ее салону и репутации пришел конец.

– Ясно, – кивнул старший патруля и наступил на запечатлитель блестящим сапогом. Артефакт хрустнул, а газетчик взвыл громче, чем когда на него попал кипяток. – Пакуйте всех!

Мне хотелось вернуться в свою комнату и всласть поплакать, но Собрин повез меня к генералу, сделать отчет из первых рук. Генерал распорядился отвезти меня в госпиталь, где меня досконально обследовали и описали каждую царапину.

– Больше Ланце не отвертится, – довольно сказал Собрин.

– Почему он вообще на свободе? – хмуро спросила я.

– Ему было нечего вменить, кроме клеветы. Отделался бы штрафом. Но теперь найдется, чем его прижать. Нападение, избиение, попытка нанести ущерб репутации. Хватит на тюремный срок!

Да уж, от моей репутации и так немного осталось. Только снимков не хватало! Правильно генерал настаивал на смене фамилии. Не хочется быть «той самой, скандально известной Хайнц».

– Зачем он ко мне прицепился? В любовь я не верю.

– Правильно делаешь. Ланце – племянник супруги канцлера и привык, что от него млеют придворные шлю… – Собрин смущенно кашлянул. – То есть, привык к безотказным дамам. Скорее всего, он пытался тебя охмурить по поручению дядюшки. Может, твой отец ему варил что-то?

«Шлюхи», «охмурить», слова-то какие мерзкие. Поступки, впрочем, не лучше. Что им всем от меня надо?

Замуж нельзя выйти спокойно! Как будто я первая девушка, решившая спрятаться за сильным плечом статусного пожилого человека. Да о таком муже мечтать можно! Защищает, денег дает неограниченно, доучиться позволил, дал людей для исследования действия препаратов. Чего еще желать? Сам согласился участвовать в программе. Глупости все эти охи-вздохи, Тони мне бы и половины этого не смог дать. Четверти! Десятушки! А Кристофер морально уничтожил бы, стоило бы мне им хоть чуть-чуть увлечься. Со сказочных принцев быстро слезает позолота. Стать одной из длинной вереницы его любовниц… ужас какой!

Нет, нет, в лабораторию! К не делающим пакости пробиркам, не подставляющей горелке, к молчаливым реактивам! Я наскоро поговорила с Тобиасом насчет Марка Коренхайма, но не была уверена в решении генерала. Неудачное время выбрала, генерал ужасно злился, минут пятнадцать орал на телохранителя. Плевать, что я голая была в примерочной! Не имел права меня оставить одну! Хорошо, что наручниками вместе не сковал, но очень хотел.

С Марком я увиделась в лабораторном корпусе. Собрин с удрученным видом сел в углу.

– Ты не представляешь, что со мной случилось, – пожаловалась Марку. От него у меня не было секретов.

Марк внимательно выслушал меня, медленно помаргивая ресницами за стеклами дешевых уродливых очков. Он всегда меня слушал, и я была ему благодарна.

– Понимаешь, Венди, мы с тобой идеальные объекты для эксплуатации, – грустно сказал он, когда я окончила свой эмоциональный рассказ.

– Субъекты, – педантично поправила я, выгружая колбочки с зельями.

– Субьекты – это те, кто будет нами управлять. Канцлер, например, подославший к тебе этого жиголо. Он просто не учел, что ты особенная. А для него мы – объекты. Ресурс. Ценные кадры.

– В каком смысле?

– В том, что дай нам возможность работать, кормежку, обеспечь домик и садик, и нам больше ничего не надо.

– Так и другим больше ничего не надо! Домик с садиком, знаешь ли, мечта многих! – возразила я. – И кормежка – дело важное!

– Мы хотим заниматься тем, что нам интересно.

– Этого все хотят. Я тебя не понимаю, Марк.

– Нам предоставят все, кроме свободы. Мы рабски инертны, нас не интересуют настроения в обществе, политика, экономика…

– И что?

– То, что ты будешь создавать новые зелья, я собирать артефакты, и мы не будем знать, для чего их приспособит военное ведомство. Мы станем заниматься новыми проектами, не задумываясь о судьбе старых.

– Ну, приспособит для обороны и безопасности страны, наверное, – неуверенно предположила я.

– Или для убийства мирных граждан другой страны, – ответил Марк.

– Да ты что?! Как можно зельем для похудения убить?

– Думаешь, твой диплом пропал просто так? – прошептал Марк. – Уверен, его продал твой бывший куратор. И продал очень дорого! «Недреманное око» позволяет быть умнее, сильнее, выносливее других людей. Военные это обожают.

– Ты говоришь ужасные вещи!

– Я даже думаю, что все это, – Марк обвел рукой полки, заполненный разными артефактами и деталями. – Не стоит жизней других людей. В чем они виноваты? И мы с тобой не самые умные, а самые большие идиоты в академии. Отборные кретины. Элитные! Мэдди с краской для бровей и Ойра с кремом для эпиляцией хотя бы вреда никому не нанесут. Даже если брови вылезут после окрашивания, а шерсть начнет колоситься в три раза гуще.

– Марк, ну не надо этого! – жалобно сказала я. – Все и так хуже некуда, а ты добавляешь! Давай лучше работать!

Марк вздохнул и достал из бокса свой усилитель.

Сегодня мы планировали выяснить, насколько можно умножить и разогнать поток силы и сконцентрировать им зелье, и можно ли его потом разбавить, получив те же свойства. Не везти громоздкие коробки флаконов и бутылок, а прислать пробирку порошка, который можно развести водой до нужного количества.

Мури Эванс выслушала отчет и благосклонно кивнула. Его руководитель тоже был доволен. Нам обоим сотрудничество было на пользу, Марк проверял прибор в действии, я изучала свойства зелий.

Слова Марка вызвали тревогу, разбередили мои сомнения.

Я продолжала над ними думать вечером, и ночью вертелась в кровати, пытаясь уснуть. Может, папу пытались заставить сделать какое-нибудь убойное зелье? Но зачем? В военной лаборатории наверняка работают не самые бесталанные зельевары и артефакторы. И уж наверняка у них самое лучшее сырье для работы! Им не приходится избавляться от плесени или уничтожать мушек, заводящихся в подгнивающей траве.

Встала поздно, злая и невыспавшаяся, с синяками под глазами. Да и только потому, что Собрин настойчиво скребся в дверь. С него станется дверь выломать.

– Проспала первую лекцию! – жизнерадостно сообщил Собрин. – И завтрак!

– Сегодня день самоподготовки, – зевнула я.

У дипломников есть свои преимущества: один лишний выходной в неделю. Библиотечный день. Как будто кто-то из нас действительно его тратит в библиотеке! В основном стараются отоспаться и погулять. Навестить родителей.

Сердце привычно кольнула тупая боль. Мне было некого навещать «Как бы» подруги после того, как я стала бездомной, забыли о моем существовании. И о мамином тоже. Ее нигде не приняли, ни одна из многочисленных приятельниц, посещавших наши музыкальные вечера и объедавшихся пирожными мури Сильвы. Маму это подкосило больше, чем пропажа дома. В конце концов, новый бы сняли или купили.

– Я буду готова через десять минут, сходим в кафе?

– Выход в город? – нахмурился Собрин.

– Здешнее кафе, для преподавателей и богатеньких студентов. На территории академии. Раз уж мы пропустили завтрак, то угощу тебя пирожным. С ягодами.

– Лучше отбивной, – поправил Собрин.

– Хорошо, отбивной с ягодами, – повторила машинально, воображая спелую малину на взбитых сливках. Фыркнула. – С брусничным соусом!

Собрин дернул углом рта, обозначая улыбку. Досталось ему вчера. Впрочем, у меня тоже был нелегкий день.

Новое утро имею право встретить свежей ватрушкой и кофе! И омлетом, высоким и пышным, с поджаристой корочкой, зеленью и грибами! Для Собрина нашлись отбивные и печеный картофель по-деревенски. И никакой серой замазки, именуемой кашей! Полезной. И гадкой до невозможности!

Мы почти расправились с завтраком, когда к столу без разрешения подсела Мэдди. Ну, она-то тут завсегдатай, где еще можно встретить холостого перспективного преподавателя, как не в местном кафе? А получают они не меньше офицеров. Я последний раз тут была, когда у меня еще был дом и родители. Это в студенческой столовой кормят по жетону, а в кафе за полновесные фоллисы.

– Твой подопечный иностранный студент знает, с какой аморальной особой он вынужден контактировать? – ехидно спросила она. – Если ты отказалась от такого красавчика, как Кристофер, значит, предпочитаешь уродов?

– Люблю темпераментных, а красоты ночью не видно, – закатила глаза. – Всю ночь сегодня не спала, развратничала. Прости, глаза слипаются.

Мэдди оторопела. Я же скромница-ромашка, краснеющая от намеков на это самое!

– Врешь, ты все время торчишь с этим задохликом-артефактором! Как попугайчики-неразлучники!

– Ты уж определись, то ли я аморальная особа, то ли синий чулок. И Марк не задохлик, а будущий блестящий ученый! Если я отказалась от Кристофера, значит, есть вариант получше. Подумай сама, если есть, чем.

– Как мне его увидеть? – вполне мирно спросила Мэдди, не обратив внимания на подколку. – Дай номер его кристалла.

Ах, вот зачем она к нам подсела! Только врожденная вздорность помешала ей начать разговор спокойно и вежливо.

– В тюрьме ему не дадут кристаллофон, извини. Его арестовали вчера, – с удовольствием сказала я.

Глаза Мэдди расширились. Шевельнув пальцами, направила иллюзорную красную сороконожку к локтю Мэдлин. Та взвизгнула и слетела со стула.

– Ты просто бесчувственное чудовище, Венди!

Я согласно кивнула. Чудовищам и жить легче, и вообще, они устраиваются в жизни лучше, чем добрые, мягкие и пушистые.