Было мне тепло, свежо и мягко. Потом подстилка заерзала и выругалась голосом Собрина. Пришлось слезать с него и осматриваться. Лежали мы на умилительной зеленой полянке посреди густого ельника. Я вытаращила глаза на крупную серую белку, гневно застрекотавшую на меня с ветки. Живописные мухоморы обрамляли полянку, заросшую травой по пояс.
– Было весело! – заявил Собрин, радостно озираясь и хихикая.
– Раздевайся, – хмуро сказала я.
– Ой, нет, ты мне как сестра, Венди, я не могу, – Собрин вцепился в застежку куртки.
– Раздевайся, идиот! – закричала я. – Тебя, похоже, ущельник укусить успел, вот и кроет тебя. Антидот надо принять!
Собрин нехотя скинул куртку, рубашку, штаны. В верхней части задней поверхности бедра я обнаружила две красные точки. Ну точно, тяпнул мелкий поганец, который и ко мне подбирался.
Порылась в сумочке на поясе, опасаясь найти стеклянное крошево. Нет, к счастью, крохотная бутылочка оказалась цела. У меня и горошинки концентратов были, только разводить пока не в чем.
– Пей, горюшко мое, все и залпом, оно на вкус отвратительное.
Собрин глотнул и передернулся. Я потерла ранку смесью спирта и уксуса (отлично помогает даже от укусов медуз), слегка выдавив сукровицу, и с интересом наблюдала смену выражений. С лица постепенно сошла дурашливая улыбка. В глазах мелькнул ужас.
– Мы где? Что я сделал?
– Портал запустил, пустяки, – равнодушно объяснила я. – Не знаю, как, не знаю, куда, не знаю, где мы. Вестника отправила, сообщила, что мы живы, но где мы, сообщить не смогла.
– Поисковиком найдут, – обрадовался Собрин. – У нас маячки под кожу вшиты.
– Главное, чтоб не через неделю, когда мы околеем от голода и холода.
– Ты сегодня особенно жизнерадостна, – Собрин торопливо натянул штаны.
– Зато ты повеселился за двоих! – я поцокала языком. – Устроил огненное шоу и фейерверк!
– Я?! – бедна изумления и непонимания в серых глазах.
Значит, яд ущельника еще и ретроградную амнезию вызывает. Ободряюще похлопала друга по плечу, встала и отряхнулась. Надо найти воду, надо что-то придумать с едой. Не жевать же корни эремуруса! Они, конечно, выделяют клейкую слизь, ею даже подошвы на сапогах можно клеить, но в качестве питательного продукта она никак не годится.
– Да брось ты свои мухоморы!
– Не могу пройти мимо столь замечательных экземпляров!
Мы шли второй час, полмешка заполнили роскошные мухоморы, но ничего съедобного нам не попалось. Ни реки, ни болотца, ни озера. Вороний глаз я другу съесть не позволила, несмотря на его возражение, что в лесу опасны только красные ягоды, а черные – родня смородине и совершенно безопасны. Синие – сплошь полезная и вкусная голубика. Пришлось молча ударить его по руке, потянувшейся за смертельно ядовитой ягодой. И откуда у него такой бред в голове?
– В такой глуши непременно должна проживать ведьма! – Собрин утер пот.
Тут было значительно теплее, чем в горах, мы оба взмокли. Я свою куртку повязала вокруг пояса. Затылок ломило до зеленых кругов перед глазами.
– Ручей! – воскликнул Собрин, рванувшись вперед.
Со стоном облегчения я засунула голову в холодную воду целиком. Зубы заломило от вкуснющей ледяной воды. Я выпила столько, что в животе забулькало.
Мы переглянулись со вспыхнувшим оптимизмом: если идти вниз по ручью, он непременно куда-то нас выведет!
Ручей стал пошире и поспокойнее, появились заводи, где рос сусак и рогоз. Просто отлично! Клубни рогоза вполне питательны, жалко, что сейчас не осень, они еще не набрали крахмала и сахара.
– Ты так умильно смотришь на камыш! – усмехнулся Собрин.
– Это рогоз! – возразила я.
Вслед за ручьем мы прошли еще пару часов. Хмурый ельник сменился березками и осинками, лесные травы пахли упоительно. Если бы не голод и усталость, я бы не возражала против подобной прогулки.
– Все, не могу больше! – почти упала на поваленное дерево. – Вымоталась. Я девушка из приличной семьи, а не лесник!
– Темнеть начинает, – вздохнул Собрин. – Ночевка в лесу на голой земле тебе точно не понравится! Костер я разожгу, но у нас даже одеяла нет!
– Вот там цикорий растет, видишь голубенькие цветочки? – я указала пальцем. – Надо выкопать несколько корневищ.
– Зачем?
– Я вскипячу измельченные корни в твоей фляге и получится эрзац-кофе. Кстати, листья можно есть!
– Еще я подножную траву не ел, – проворчал Собрин.
Я промыла корни в ручье, измельчила ножом, расстелила корни на своем платке и греющим пассом подсушила. Насыпать их во флягу и вскипятить в ней воду было делом двух минут.
Собин прихватил платком горячую фляжку и открутил крышку, плеснув в нее коричневатой жидкости.
– После вас, мури!
– Не боись, не отравлю, – я вытянула ноги, смакуя горячий напиток. – Совсем не плохо!
– А когда мы будем есть мухоморы? – Собин с вожделением посмотрел на пухлый мешок.
– Мухоморы есть нельзя, ты же не лось, – сказала наставительно. – Пей и пойдем.
– Вкусно! – удивленно причмокнул Собрин, отведав цикория.
– Венди Хайнц плохого не приготовит! – я со стоном поднялась с бревна, чтоб тут же замереть и поднять руки от повелительного окрика:
– Стоять, маги! Руки вверх! Не двигайтесь, иначе изрешечу болтами! – гаркнул хриплый голос.
– Мы стоим! – жалобно крикнула я. – Мы заблудились! Помогите, дяденька!
– Девчонка, тебя как звать? – решил уточнить голос.
– Венди Хайнц. То есть Блейз. Недавно замуж вышла.
– Лоренсу Хайнцу не родня?
Я ощутила комок в горле.
– Это мой папа.
– О как, – отозвался голос с удивлением. – Ну идите, голубки, внизу охотничья избушка, потолкуем за жизнь.
– Дяденька, а мы где?
– Где надо! Это еще посмотреть, как вы тут очутились, – проворчал голос. – Идите, да без глупостей!
Собрин медленно вынул руку из кармана. Пустую. Что у него там, боевой артефакт? Не удивилась бы.
«Избушка» оказалась трехэтажным могучим строением. Первый этаж сложен из дикого камня, остальное из неохватных почерневших бревен. Широкая крытая веранда и галереи, опоясывающие верхние этажи, наклонная крыша с козырьком… где-то я такое видела. На картинке, не в живую.
Перед домом зеленая, слегка вытоптанная лужайка, столб с дырявой корзиной для игры в мяч, коновязь. Позади дома теснятся какие-то постройки, заборы самого крестьянского вида, и неожиданно – каменная крепостная стена с башенкой дозорного наверху.
– Мы в Ванаге, – прошептал Собрин.
Чуть не хлопнула себя по лбу. Точно! Ванага – страна лесов, тут и дворцы знати из дерева строят. Камень везти издалека надо, а деревья рядом растут. И расположена Ванага как раз по другую сторону Туманного хребта, за Карамайной. В неделе пути примерно. Мы с ужасом переглянулись.
Стрекочут кузнечики, все такое мирное и солнечное. Хочется лечь в траву и любоваться пушистыми облаками, подложив руки под голову.
– Ты с уловом, Саул? – из-за стола на веранде поднялся человек и выглянул во двор, блеснув стеклами очков.
– Нарушители! – пропыхтел наш конвоир.
– Откуда бы? – человек таким знакомым жестом почесал всклокоченную седую голову.
Этого не может быть! Мир стал мутным из-за внезапно хлынувшего потока слез. Я всхлипываю и пытаюсь засунуть кулак себе в рот, чтоб не завыть.
– Венди, ты что? – испугался Собрин.
– Стоять, руками не дергать! – крикнул конвоир.
– П-папа? – пискнула я. – Папа!
Человек на веранде озадаченно моргнул, затем расплылся в широкой улыбке, и не долго думая, перемахнул через ограждение.
– Венди, девочка моя!
– Папа! – я бросилась к нему. Меня приняли знакомые объятия.
Это он, точно он! Его усмешка, его седина, его знакомый запах, даже его любимый пиджак полувоенного образца, который он носил вне лаборатории…
– Хайнц, с тебя причитается! – довольно сказал конвоир.
Разумеется, успокоилась я не сразу, а через довольно продолжительное время. Глаза щипало от слез, лицо опухло, отцовский носовой платок в клеточку промок насквозь. Хотя я уже умылась дважды ледяной водой в пристройке и даже выпила чая, в котором валерианы было больше, чем чайного листа.
Собрин успел заправиться кашей с мясом, а моя миска так и стыла на столе, покрываясь кружочками застывающего масла. Кусок в горло не лез. Я протягивала руку и трогала то рукав, то плечо, то край пиджака, пытаясь убедиться, что глаза меня не обманывают.
– Когда ты стала такой нервной? – ворчливо спросил папа. – Я ждал тебя через две недели, как окончишь академию. Не оставлять же тебя без диплома! Недоученная Хайнц никуда не годится.
– Ждал? – я глупо захлопала глазами. – Но как?
– Лоренс, она брякнула, что замуж вышла, – вставил Саул, вовсю наслаждающийся представлением.
Мужчина оказался чуть моложе моего отца, в удобной одежде следопыта и охотника. Его куртка была разрисована желто-зелеными пятнами и полосами, неудивительно, что мы его не заметили.
– Значит, разведется, делов-то, – недовольно буркнул папа. – Нашла время глупостями заниматься, когда тут такое творится! Венди, как ты тут оказалась и почему так рано?
Собрин смущенно хмыкнул. Саул пригладил седые виски и подпер подбородок рукой, ожидая рассказа.
– Мы собирали траву и провалились в ущелье. Там портал оказался. Очутились тут. Шли долго, нашли ручей, пошли вниз, – максимально кратко изложила я.
– Какую траву? – деловито спросил папа.
Саул просто поднял мой мешок, развязал и вытряхнул на пол веранды.
– О! Горный эремурус! – в голосе папы послышалось восхищение. – Но откуда?
– С перевала Карамайна, сегодня возвращаться надо было, а мы вот… увлеклись. Нас наверняка ищут!
– Увлеченные наукой студенты – это хорошо, – глубокомысленно сказал Саул, пристально разглядывая мухоморы.
– Папа, как ты оказался жив после взрыва? – я задала, наконец, вопрос, который меня мучил больше всего.
– Какого взрыва? – удивился отец.
Я открыла рот и уставилась на него круглыми глазами.
– Лоренс Хайнс считается погибшим при взрыве, уничтожившим весь дом, –негромко произнес Собрин. – Венди, ты уверена? Иллюзии, личина…
– Глупости, это мой папа! – мне ли его не узнать!
– Венди, детка, – папа задумчиво пожевал губами, как всегда делал, поглощенным какой-либо задачей. – Я же тебе все написал! Денег оставил, артефакт переноса.
Так густо я не краснела с тех пор, как наша экономка, мури Сильва, поймала меня на краже малинового варенья из буфета.
Папа уставился на меня, как на привидение, а Саул вдруг глухо захохотал, утирая выступившие слезы кулаком.