Две недели пролетели, как один миг. Генерал ходил с костылем и наотрез отказался уезжать и ложиться в королевский госпиталь. В чем-то он был прав, на перевале собрался цвет целительской науки, куда там госпиталю.
Всем целителям-практикантам зачли экзамены по специальности. Многие уже уехали. Жаниль в числе первых. Ко мне она больше не зашла, и я беспокоилась, зная ее импульсивность.
Горы больше не трясло, искать живых больше смысла было. Месяц под завалами никто не выдержал бы. Надо было думать о спасенных, строить новые деревни, пристраивать сирот, налаживать жизнь. Разведчики и боевые маги заменялись каменотесами и строителями. Корона выплатила пособия пострадавшим.
Я собиралась домой, срок моей практики тоже подошел к концу.
То есть, мы вместе собирались домой. Генерала отправили в отпуск для поправки здоровья. За эти дни мы много общались, моя тревога разжала когти. Муж оказался вполне дружелюбен, ироничен, и разговаривать с ним оказалось не труднее, чем с Марком. А уж сколько он знал и повидал! Я готова была его слушать, открыв рот.
Должен был на днях приехать бригадир15 для налаживания транспортного сообщения через перевал, маги земли и воды, дорожники, портальщики. И следователи. Будут искать следы магического воздействия. Так встряхнуть горы даже мощным взрывным артефактом было невозможно.
Ну и пусть. Мне надо сдать последний экзамен по фармацевтической алхимии и получить вожделенный сертификат и лицензию на работу. Уровень отражается в дипломе, так что я могла двери любого работодателя распахивать ногой. Десятого уровня последние пять, даже шесть лет, не получал ни один выпускник зельеварного! Я звезда!
И, как звезду, меня ждут горная камнеломка, черная фиалка, эдельвейсы, эремурус и голубые карамайнские маки! Лаванде я тоже буду рада, жаль, что анемоны уже отцвели. Я собрала уже много трав, но она же никогда не бывает лишней! Переплачивать за оранжевый эремурус не собираюсь!
Как раз вчера приметила куртинку на пологом склоне и совсем недалеко от лагеря. Двухметровые мощные побеги ласкали взгляд и заставляли трепетать каждую жилочку зельевара. Корни пойдут в слабительное и мочегонное, настойка из плодов и цветов лечит глазные болезни и помогает при укусе скорпиона, спиртовой экстракт великий древний ученый Аль Састраветта применял при суставных болях и артрите. Вооружившись ножом, мешком и лопаткой, двинулась в путь.
– Мури? – укоризненно покачал головой Собрин. – Вам все мало?
– Мало, – покаянно вздохнула я. – Жадность обуяла. Отбываем через полтора часа, успеем выкопать пару десятков корней.
Уйти без охранника даже не пыталась, генерал шкуру бы с него спустил, проще было подчиниться, чем подставлять друга. Да, друга! Иначе я его не воспринимала. И потом, кто потащит мешок? То-то же. Я слабая мури, я таскаю мешки с сырьем, только когда никто не видит.
Проклятые корни вгрызались в скальник так, что лопатка потерпела полное фиаско. Ей просто некуда было втыкаться. Тут бы подошел штык. Или вилы. Если бывают однозубые. Тончайший слой прошлогодней травы, чуть привядшая прикорневая розетка листьев, немного желтозема, песка и камни. Вот как оно тут выросло-то? Жить хотело, да.
– Венди! – крикнул Собрин, но поздно. Нога заскользила, а уцепиться, кроме как за стебель эремуруса, оказалось не за что.
Сочный стебель хрустнул, и я полетела вниз, прижимая к груди длинную цветочную кисть, мимоходом вспоминая, что подсемейство асфоделовых, куда относится эремурус, считается любимыми цветами потустороннего мира. Богиню смерти изображают с асфоделью в руке.
Спины коснулось что-то упругое, и я неожиданно подлетела вверх, нелепо взмахнув руками. Повезло, уцепилась за сухой корень, и даже ногу смогла поставить на подобие карниза. Одну.
Посмотрела вниз. Ущельный паук свирепо тряс передними ногами, обнаружив вместо летучей мыши в ловчей сети бесполезный и невкусный цветок. Укус ущельника болезненный, но не смертельный. Зато из его яда можно сварить совершенно восхитительное зелье, способное поднять на ноги мага с истощением и в кратчайшие сроки наполнить резерв. Зелье называется «Хлопушка». Потому что ударяет в голову и вызывает кратковременную, но сильную эйфорию.
– Извини! – крикнула пауку.
– Венди, ты жива? – над краем пакостного склона показалась голова Собрина. Перед носом закачалась веревочная петля.
Я быстро просунула в нее руку по локоть и перехватила веревку.
– Держишь?
– Держу! Ты там кирпичей наелась?
При попытке упереться в стену выступ, на котором я стояла, оборвался, и я заскользила вниз.
Собрин заорал и полетел вслед за мной.
Паутина все-таки порвалась, но слегка замедлила падение. Собственно, благодаря толстым липким нитям мы не разбились.
– Ты не знаешь, что там внизу? – светским тоном осведомилась я у Собрина, когда мы шлепнулись на покатый склон. Я была легче и сейчас распласталась, как лягушка, выше него на плоской скале.
– Попрощаться успеем, – выдохнул он, проваливаясь по пояс за край уступа. На его лице вдруг отразилось облегчение.
– Я на чем-то стою.
– Правда?
– Правда! Тут карниз, он заворачивает за угол. Сползай, я подхвачу.
Выступ оказался неплохим, шириной с метр, с чуть приподнятым краем. Только от верха, четко выделяющегося на фоне синего неба, до нас оставались сущие пустяки, метров пять-шесть. Не допрыгнешь и не долезешь.
– Нас начнут искать и сразу найдут.
– Не найдут! – я кивнула на семейство гигантских пауков, заботливо восстанавливающих паутину. – Никто не поймет, что мы внизу, смотри, как плотно плетут. Нас просто не увидят в этом колодце.
– Свистка у тебя, случайно, нет?
– Издеваешься? – я отправила огненный шарик в морду нахальному паучонку, решившему полюбопытствовать, нельзя ли нами закусить. – Давай пульсар верх запустим?
– Ага, и наши доблестные вояки сначала выжгут эту дыру до блеска, а потом будут причитать над копчеными трупами, – скептически отозвался Собрин. – Они сначала делают, потом думают! Представляю, как генерал выпорет тебя своим собственным ремнем! А я добавлю.
– Это непедагогично, пороть мага десятого уровня. Сам мог бы озаботиться защитными артефактами.
– А мага меньшего уровня пороть можно? – полюбопытствовал Собрин, вдруг исчезая за краем скалы. – Защитные у меня есть, а вот левитирующих нет.
– Да и у меня с левитацией не очень, – призналась я, боязливо поглядывая вниз. Там что-то шуршало и хрипело, ползало и царапалось. Вдруг мы наткнулись на гнездо нервной мантикоры, ожидающей прибавления семейства? Или клубок брачующихся виверн? Собственно, меня и завалящая гадюка тоже не обрадовала бы.
Сверху закапало. О, да, только дождя не хватало! Для полноты впечатлений.
– Тут расселина и пещера. Искать нас начнут только через час, переждем дождь, – предложил Собрин. – Потом вернемся и покричим.
– Маги, мать их, «покричим», – передразнила я. – Неужели ничего не придумали на такой случай?
– Придумай сама ход, от которого наши служивые не возбудятся? – миролюбиво предложил Собрин, подавая мне руку. – Вестник не пройдет, – он постучал по скале.
Я уставилась на черную поверхность, испещренную серыми прожилками и мелкими, чуть светящимися крапинками. Неужели легендарный адриний, магоемкий минерал? Им лаборатории облицовывают. И тюремные камеры для особо опасных магов. Совсем нехорошо. Значит, ни мы сообщить не можем, и до нас магией не достучаться. Остается, действительно, только кричать.
Я знала о том, что есть люди, которых не корми пирожными, а дай залезть в черное, мрачное нутро горы. Которых завораживают неизведанные запутанные переходы и медленные подземные реки. Которые совсем не похожи на меня! Мне пожалуйста, теплую ванну с пеной и жасминовым маслом, горячие булочки и крепкий кофе! И кисейные занавески! А еще свет и тепло! Что они находят в промозглых темных шахтах, эти странные потомки гномов? Я тащилась медленно, осторожно ставя ноги, страшась отпустить руку товарища, и проклинала свою жадность. Купила бы в лавке редких растений этот эремурус, не разорилась бы!
– Однако, – вдруг сказал Собрин.
Пол под ногами нежиданно оказался гладким. Не было больше затхлости и стесненности, наоборот, гулял легкий прохладный сквознячок.
Я соорудила светляк и запустила в пещеру. Магия тут отзывалась, хотя неохотно. Еще два светляка разлетелись по сторонам. Видно, жилу адриния мы миновали.
– А пещерка-то обжитая и вполне цивилизованная, – сказала я, помолчав. Пол из шлифованных плит, явно обработанные стены, узкие выходы, белые пучки сталагмитов и сталагмитов, образующие стройные колонны. Больше всего мне не понравился плоский камень у стены. Очень похож на алтарь или жертвенник, да и крепления подозрительные. Вокруг алтаря змеились узоры, выбитые прямо в каменных плитах пола. Очень удобно, ничего рисовать не надо, плеснул масла или горючей жидкости и твори черное колдовство.
А что черное и злое, ни на секунду не засомневалась. Светлое и доброе-то к чему прятать? Вон в Королевском госпитале каждый день добрые чудеса творятся, им скрываться незачем.
– Это ритуальный зал, – сказал Собрин.
Я закатила глаза. Великое мужское мнение прозвучало! Ну, а чем еще может быть зал с жертвенником и пента-, гекса- и октограммами и звездами?
– К сожалению, я не занимался ритуалистикой, тут профильный маг нужен, – Собрин с ожиданием уставился на меня.
А я что? Я не некромант, не стихийник, мне ритуалы ни к чему.
– Слушай, когда мы познакомились, ты сказал, что дара у тебя нет. А когда о детстве рассказывал, говорил, что дар открылся. И какой же у тебя дар, что позволяет служить генералу, но не позволяет послать простейший вестник?
– Совершенно бесполезный! – быстро отозвался Собрин, делая вид, что страшно заинтересовался рисунком на полу.
– Тут проводили ритуал достаточно давно, пару недель, может, месяц. Кровь давно свернулась, высохла и осыпалась, – я потерла алтарь пальцем и понюхала.
– Да как ты можешь так спокойно говорить? Ты же девушка!
– Я зельевар, а кровь и ее компоненты часто входят в зелья, – отмахнулась я. Да нам приходилось и ядовитую слизь улиток со стенок террариума собирать, и железистые фолликулы из кишок морских червей вырезать, и гуано вываривать. Всего и не упомнишь! Напрасно считать, что зельевары только цветочки и росу используют. Мы не чистоплюи, как менталисты! Что-то, а в брезгливости нас не упрекнешь, в таком приходится возиться, такое видеть и собирать, что нежного мага жизни стошнит!
– А почему не год назад? – скепсис в голосе так и сквозит. Не на ту напал!
– Ты цвет видишь? Порфирин с железом дает красный, ритуал проводили с живой кровью. Шоколадный цвет у полностью окисленного железа. Он даже не ржаво-коричневый, а более темный.
– Ничего не понял, но поверю на слово, – сдался Собрин. – Я понял, на зельевара учиться не просто сложно, а очень сложно. И противно. Надо проверить, куда ведут ходы. Пыли нет, ими пользуются.
Мы вошли в левый ход, чтоб через полчаса вернуться в зал из правого хода. Все остальные коридоры вели в тупики или небольшие округлые пещерки.
– Не понял, – почесал голову Собрин.
– Это не просто ритуальный зал. Это портальный зал, – объяснила тугодуму. –Люди явно не нашим путем сюда добираются. А нам бы пойти наружу выбраться, а? Нас уже наверняка ищут.
– Портальная магия очень сложная, – вдруг заявил Собрин.
– Вот пусть ею занимаются специалисты.
– Но если, допустим, активировать рисунок, что будет?
– Как ты его активируешь?
Собин потряс флягой.
– Нальем, подожжем, скажешь что-нибудь умное и…
– Все взорвется, – продолжила я. Когда у Марка возникало такое настроение, я его откровенно боялась. Надеялась, Собрин лишен таких недостатков. Зря.
– Да что мы теряем?
– Жизнь, например. Я бы не стала лезть в неизвестную фигуру.
– Да ладно, попробовать-то можно! Сообрази какое-нибудь заклинание с рунами «выход», «путь», «свобода», «шаг»…
– «Тьма», «невежество» и «переход в иной мир», – едко продолжила я вдохновенные фантазии.
– Ты скучная! – надулся Собрин.
– А с тобой явно что-то не так. Ты ведешь себя, как глупый мальчишка! Стой!
Собрин, не слушая меня, вылил из фляги остро пахнущую жидкость на пол и зажег спичку. С радостной улыбкой кинул спичку в центр пентаграммы.
– Да ты идиот! – заорала я. – Остановись!
Линии засветились, переплелись и мерцая.
– Кровь, говоришь? – Собрин кольнул палец и стряхнул несколько капель.
– Куда тебя несет?! – я ухватилась за рукав шагнувшего в это безобразие напарника. Он внезапно крепко ухватил меня за пояс.
В ушах засвистело, свет померк, а желудок подскочил к горлу.