Неделя шла за неделей. Лена не оставляла попыток уговорить магов и короля, но и измором их взять не удавалось. Они отлично понимали, что она не уйдет из Сайбии навсегда – именно потому, что у них теперь имелся заложник. Маркус умудрился переругаться с Верховными магами. Милит ходил как в воду опущенный, один только шут держался, разве что реплики его стали вовсе не безобидны, а злы и язвительны – таким, верно, он и был последний год перед собственной казнью. О Гарвине даже слухов никаких не ходило: маги строго блюли репутацию Лены – не может же Светлая быть связанной с некромантом. На гвардейцев, охранявших Гильдию, естественно, были наложены соответствующие заклятия, так что утечки информации не предвиделось. А главный чекист честно признал, что любая утечка происходит исключительно по его распоряжениям, так что Лена на этот счет может не волноваться.
Первое время Гарвином интересовались. Правда, ее не спрашивали, приставали к мужчинам, но даже снег еще не начал таять, как об эльфе забыли. Он не был ни мил, ни обаятелен, друзьями или приятелями не обзавелся и не собирался, а подруги на одну ночь утешились с другими. Лена сильно предполагала, что и в постели Гарвин не был ни ласков, ни любезен больше, чем это требовалось для достижения необходимого обоим результата. Он попросту никого особенно и не интересовал – эльф и эльф, один из многих, из тех, что смотрят свысока и посмеиваются над человеческими проблемами. Ушел, наверное, в свой Тауларм.
Верховные маги начали избегать Лену. То есть убегать от нее. Ни один не рискнул отказаться принять ее, если она приходила, или поговорить при случайной встрече, но вот завидев ее в конце коридора или на улице, они спешно вспоминали о куче неотложных дел и резко меняли маршрут. Это даже могло показаться смешным. Родаг тоже уперся: нет, ни за что, король может отменить решение Гильдии магов только в особо исключительном случае, каковых за последние лет сто не обнаруживалось, и он тоже не видит ничегошеньки сверхъестественного в изоляции некроманта. Тем более что сам некромант принял это как должное. Короля еще можно было понять: он не знал на своей шкуре, как действует клетка. Но вот магов понимать Лена отказывалась категорически и на уговоры Кариса не поддавалась. А Карис уговаривал. Он, конечно, смолчал в свое время и впредь молчал бы, но действия Гильдии понимал и, что было особенно обидно, одобрял, хотя не скрывал своей симпатии к Гарвину. И в то же время он понимал Лену.
Мужчины навещали Гарвина. Достоверно Лена не знала, потому что они в лучшем случае отмалчивались, а задавать прямые вопросы она просто боялась. То есть боялась услышать ответы. Большую часть дня Лена проводила в комнатах, старалась ни с кем не встречаться, шут и Маркус вытаскивали ее на прогулки чуть не силой, а с ней творилось нечто невнятное. Постоянная тяжесть давила, постоянно снились потерявшие голубизну глаза. Она ловила себя на том, что ищет Гарвина, зовет, но он, конечно, не откликался: клетка не позволяла применить магию. Диалоги с драконом привели только к тому, что он орал на нее и ругался вполне родными исконно русскими словами, однако потом снова находил ее – и снова орал и ругался. Язвительно предложил свои услуги по разметанию башни магов на мелкие камешки и принудительному спасанию некроманта, согласившегося с наказанием. Очень, сказал, поспособствует уважению к Светлой. А потом грустно и как-то сурово сказал:
На нем печать. Я не зря не поверил, что он выжил после иссушающего огня. Судьба это, или предначертание, или еще какая философская белиберда, но его неприятностям я не удивляюсь. Спроси его папеньку об ауре сыночка и вытекающих из этого последствиях. Прими это в конце концов. Ты не можешь удержать того, кто готов умереть. Собственно, кто уже умер.
Печать на нем есть. Только это не его смерть, ар-Мур. Он принял на себя часть смерти брата.
Псих. Если даже маги вдруг решат его выпустить, я его лучше сам убью. Потому что псих с такой сильной магией опасен… для тебя, дура.
Для меня Гарвин не опасен.
У-тю-тю. Какие мы уверенные. И какие мы наивные. Дура ты и есть. Тьфу. Как тебе, кретинке клинической, втолковать, что печать смерти неизгладима?
А ты не старайся. Мне Гарвин не опасен. Он мой друг.
Ладно. Не опасен. Друг. Друзья особенно вкусны на завтрак, после хорошего сна. И что ты собираешься делать? Изводиться, пока он там не загнется, а потом изводиться из-за того, что он таки загнулся, а ты ничем не смогла помешать? Пора взрослеть, девочка. Смерть – неизбежная спутница жизни, приобретений не бывает без потерь, вечно живут только в раю… и то после смерти вообще-то.
Ты веришь в рай?
Похоже? Нет, конечно, не верю. Вера и всякие прочие эмоции не свойственны нашей расе. То есть вообще. Совсем. Абсолютно. Медицински. То, что мы думаем и делаем, основано только на знании. С визитом из рая к нам еще никто не приходил, потому есть он или нет его, я сказать не могу. Но ты способна верить в банальности. Вот я их и говорю.
В банальности вроде любви и дружбы?
Ага. В том числе. В отличие от тех, кто рядом, я знаю, что делается в твоем сознании, подсознании и подподсознании. И мне это не нравится категорически.
мне тоже. разве это изменить.
Подслушивает, щенок!
ты громко кричишь, уж с крыльями. даже маркус уже ворочается от твоих воплей.
Наглый парень! А по заднице? Хочешь? Я могу и виртуально.
странное пристрастие к мужским задницам. ты извращенец?
Ну держись!
ой. лена, он мне и правда пинка дал.
Нет, Рош, он заставил тебя почувствовать пинок.
Умная, надо же…
Нет, я клиническая кретинка, не различающая печатей на ауре.
Ты стала злая, Аиллена.
Нет, меня сделали злой. Лишив друга. И даже возможности ему помочь.
Никто ничего с тобой сделать не может. Кроме тебя самой. Ты сделала себя злой, потому что никаких аргументов, кроме своих собственных, слышать не желаешь и не желаешь признавать правды своих оппонентов. Ты, конечно, Светлая и все такое, но и ты бываешь неправа.
Не в этом случае.
И в этом тоже. Истина всегда где-то рядом. Верно, шут?
она права. именно в этом случае. бросать друзей нельзя. потеряв друга, теряешь малую часть себя. бросив друга, теряешь себя целиком.
Философ, блин! Нет, с вами совершенно невозможно разговаривать. Подите к чертям свинячьим.
Шут улыбнулся. Совсем чуть-чуть, только для Лены.
– Он тебя понимает, только не знает, как утешить.
Нашел утешителя, щенок остроухий!
ты, кажется, собрался с нами к свинячьим чертям, крылатая ящерица?
Тьфу!
– Ладно еще, не заставил почувствовать плевок, – задумчиво произнес шут. – Боюсь, можно было бы захлебнуться.
Ты у меня дождешься!
– Перестаньте меня развлекать. Мне от вашего веселья плакать хочется.
Шут обнял ее и поцеловал в макушку.
– У тебя стало больше седых волос, – грустно сообщил он. – Или мне мерещится. Лена, что бы ни было, как бы ни было, я с тобой.