Зеркало перемен. 3. Приносящая надежду

* * *

Времени, которого, казалось бы, было полно (на службу ходить не надо!), не хватало. Слушая Ариану, Лена с тоской думала, что ей точно не хватит жизни, чтобы стать нормальной лекаршей. Тоска, правда, не мешала все запоминать, а руки в это время автоматически смешивали травы в должном количестве, добавляли выварки из корней ровно столько, сколько требовалось, замешивали мазь необходимой консистенции. Ариана не стеснялась одергивать Лену при ошибках, могла и по рукам шлепнуть назидательно – и, в общем, правильно, это не бумажки перекладывать, тут ошибаться нельзя. И в то же время Ариана легко оставляла больницу на Лену, и Лена справлялась там, где вообще можно было справиться без магии или без хирургии. Вот этого она боялась до дрожи в животе. Зашить – это она еще могла. Но вот разрезать – никогда и ни на что. И Ариана не настаивала, хотя сама вполне могла взять в руки хирургический нож.

Кроме больницы ее постоянно мордовали Маркус и близнецы. Лена каждодневно либо ножи бросала в мишень, либо кинжалом махала, либо с видом Артемиды натягивала лук… А проку-то? Если мишень отодвигали на пять шагов, ножи ложились кучно. В радиусе метра от нее. Кинжал у нее был самый настоящий, тот, стеклянный, а у тренеров – вообще ничего, но ей ни разу не удавалось даже поблизости от них лезвием чиркнуть. Причем ничего не менялось, если вместо острого кинжала ей давали просто палочку. И не лень же им было учить такую бездарь. В книжках герои становились Мастерами клинка через полгода тренировок (что вызывало презрительный смешок у Маркуса), из лука (или пистолета. без разницы) через неделю садили в одну точку, а у Лены день, когда из десяти стрел три попадали близко к центру мишени, за праздник считался.

А еще она учила эльфийский. Правда, не в школе – была в Тауларме такая специальная школа для людей, которые изучали эльфийский, учеников было не так чтоб много, но люди никогда не рвались учить этот язык. Нужды не было – все эльфы знали язык людей, а эльфийский – сложный. Жутко сложный. Лена училась хотя бы понимать – воспроизвести это она не могла за полным отсутствием слуха и музыкальной памяти, а интонация там значила куда больше, чем в русском.

В итоге получалось, что она весь день крутилась так, что порой поесть было некогда, но за этим свято следил Маркус. Он обязательно собирал их за столом, если не всех пятерых то хотя бы троих, порой присоединялся кто-то еще, и это были лучшие часы за целый день.

Здоровье последних эмигрантов из Трехмирья, вопреки опасениям дракона, было вроде и ничего, в здоровом воздухе, с чистейшей водой и отличным питанием они еще до нового года потеряли облик аскетов. Даже глаза повеселели. Адаптироваться у них еще не получалось, хотя человеку не мешали эльфы, а эльфа не раздражали люди. Ничего. У Паира и Вианы тоже не получалось, а теперь даже Виана оттаяла, специально приезжала с фермы, чтобы с Леной поздороваться, и Лена ее чуть узнала – в юной девушке мало что осталось от маленького звереныша. Даже Гарвин попривык к отсутствию войны и присутствию людей. Эвин Суват устроился помогать в кузнице, решив, что солдатской службы с него точно хватит. Кармин взялся писать историю Трехмирья. Может, она никому и не нужна была, а рабочие руки пригодились бы скорее, но никому не пришло в голову попрекнуть его в «безделье». Он был менестрелем, потерявшим желание петь, и это было для эльфов чем-то страшным.