– Видишь меня? Лена, посмотри на меня. Скажи, кто я. Ну, скажи, кто я?
– Милит.
– Узнала. Она меня узнала, – произнес он ликующе. – Ты хорошо меня помнишь? Лена, отвечай.
– Ветка с ядовитыми ягодами… Ты подарил. Ты отдал шуту искру. Ты едва не отнял у него жизнь.
Одни синие глаза сменились другими, в окружении ореола золотых мягких волос. Почему-то ничего, кроме этой синевы и золота не было. Но ведь даже у эльфов должны быть носы и рты.
– Лиасс. Ты меня шантажировал. Ими. Маркусом и шутом. Ты был прав, но я тебе все равно никогда не прощу. Шут. Где шут?
– Здесь. Он здесь, Аиллена. Он немного устал, но он здесь.
– Гарвин! – взвилась она, оттолкнув синие глаза, к которым, оказывается, прилагались широкие плечи под синей курткой. Бзик у него на синем.
Холодная рука привела ее в чувство. Холодная, как в первую встречу. Неживая рука.
– Здесь и Гарвин. Не прыгай. Сейчас я тебя подниму, и ты его увидишь.
– Нет, Владыка, дай я. Мне она больше доверяет, – суховато сказал Милит, отстраняя Лиасса. Он поднял Лену, посадил на кровати, придерживая за спину, и она наконец начала видеть не странные фрагменты, а все: просторную комнату, обшитую светлыми досками, людей… точнее, эльфов, две кровати, на одной полулежал на горе подушек шут с заострившимся носом и смотрел на нее так, как умел смотреть только он. На второй кровати лежал Маркус, над которым хлопотали Ариана и Кайл. На стуле между окнами сидел, ссутулившись и опершись локтями на колени, перемазанный кровью Гарвин и смотрел в пол.
– Пусти меня, Милит, пожалуйста, – попросила Лена.
– Ты на ногах не удержишься, – озабоченно пробормотал Милит, но помог ей встать. Колени действительно подкосились, и железная рука эльфа пришлась очень кстати. Лиасс поставил второй стул. Гарвин не шелохнулся. Милит посадил ее и словно невзначай провел рукой по волосам. Лена протянула руку и с удивлением увидела на ней повязку, через которую проступала кровь. Откуда же? Она, конечно, вся извозюкалась в крови Корина и Гарвина разукрасила. Она обняла эльфа и положила голову ему на плечо, потому что голова не держалась. Гарвин. Гарвин был с ними.
– Ну тихо, тихо, – прикрикнула Ариана, поворачиваясь к столу, и Лена увидела Маркуса с багрово-обожженным плечом. Иссушающий огонь. Незатейливое и эффективное заклинание, доступное даже начинающим магам. Зачем тратить силы на обычного человечка?
– Сейчас больно будет, – виновато предупредил Кайл, особым образом складывая ладони.
– А не было? – удивился Маркус. – Очень интересно. Уйй…
– Я же говорил, больно будет, – повторил Кайл. – Бабушка, помоги мне, пожалуйста.
– Нет, малыш, ты должен сам справиться. Случай нетрудный, а пациент просто замечательный. Впрочем, сейчас немножко помогу.
Она наклонилась и смачно поцеловала Маркуса в губы, а Кайл приступил к исцелению. О, слава богу, исцелят, не будет Маркус мучиться от труднопереносимой боли.
– Прости, – без звука произнес Гарвин. Так тихо, что услышала его только Лена. Или почувствовала. Она потерла кольцо, чтоб никто не слышал – чтоб никто не помешал Гарвину говорить, если ему захочется.
– Ну что за глупости…
– Ты опять не понимаешь? Я чудом не убил его. И это чудо зовут Аиллена, которая такая дура, что полезла в сознание безумца. Я вообще не понимаю, как тебе удалось оттуда выбраться.
– А ей и не удалось, – сообщил шут. – Он с ней.
– Ты слышишь нас, Рош?
– Все слышат. Кольцо не действует. Ничего. Пусть.
Гарвин так и не поднимал головы. Лена хотела коснуться его сознания, но остановилась. А если тот, второй, и правда с ней? Он сможет вернуться?
С улицы раздались крики, достаточно панические, весьма громкие, а через минуту – знакомое мерное хлопанье крыльев, потом грохот чего-то разрушающегося. Мур. Эльфы и правда визжать умеют.
– Пойдем к нему, Гарвин.
Он покорно встал вместе с ней – она просто повисла на его плече, обнял за талию и, шаркая босыми ногами, направился к выходу. Ладно хоть в штанах был. Лиасс и Лумис, стоявшие у двери, синхронно расступились, и под взглядами, которые они не сочли нужным скрывать, Гарвин поник еще больше. Лена вцепилась в него, не обращая внимания не то что на уничтожающие взгляды, но даже и на растущую боль в руке. Гарвин?
– Что у меня с рукой? Или ты не помнишь?
– Помню, – с трудом ответил он. – Я у тебя нож отобрал.
– Ты собирался меня зарезать?
– Маркуса. А ты за лезвие схватилась. Откуда у тебя вообще столько силы взялось, не знаю… Я справиться не мог.
– Ты не мог? – хихикнула Лена. Очень, надо признать, глупо хихикнула. – Нет, дорогой мой, не так уж хотел справиться, раз не мог. Ты ему мешал.
– Он это и есть я.
– Кто тебя остановил?
– Ты. Ты меня хватала за руки. И когда твоя кровь попала на меня… – Он замолчал, открыл дверь и по-стариковски выбрел на крыльцо. Мур нервно топтался по двору, довершая разрушения, причиненные его приземлением. Завидев Лену, он ринулся к ней рысцой и почти мгновенно оказался рядом.
– Ты испугался за меня, Мур. Испугался и потому прилетел.
Жуткая, но очень выразительная морда дракона выглядела смущенной. Очевидно драконье смущение было отражено в каком-нибудь мультике, и Мур выкопал этот образ у нее же в подсознании, потому что смущение вряд ли было свойственно негуманоидам.
– Трогательную сцену замнем, – проворчал он. – Что случилось, кто рассказывать будет?
– Сам смотри, – сказал Гарвин, опускаясь на ступеньку вместе с Леной. Мур нахмурился: сдвинул нечто вроде бровей и уставился Лене в душу. Буквально через секунду он выпалил:
– Дура! Впереться в сознание психа – это кем надо быть?
– Психом, – согласилась Лена.
– Ох, не могу я дать тебе как следует, боюсь, силу не рассчитаю. Поддай ей за меня ты!
– Мур, чем орать, посмотри…
– Заткнись, идиотка. И вообще, расслабься и получай удовольствие… Я тебя щас насиловать буду. Ментально. Ох, девочка, нельзя же быть такой опрометчивой… расслабляйся давай. Ну представь себе, что не я тут, а твой остроухий, и что не по мозгам бродить, а пальчиками по телу… Ладно, не хочешь добром, будет силой.
Свет померк и тут же появился, словно кто-то щелкнул туда-сюда выключателем. Мур сидел напротив, обвившись хвостом.
– Ясно. Более-менее ясно. Потом слетаю на прудик посмотреть. Эльф твой впал в апатию и уныние, а также самоуничижение. Выдай ему плетку поувесистее, пусть самобичеванием займется или еще как плоть умерщвляет, потому что духом он пока и так слабоват. Будет страдать, превратится из параноика в ипохондрика депрессивного, и что хуже, еще большой вопрос.
– Она забрала…
– Знаю, – оборвал тихий голос Гарвина драконий рык. – Достал ты меня, провидец закомплексованный! Ботаник! Учить он меня будет! Скажи спасибо, что разгребаю, дерьмо, которое ты наворотил.
Гарвин смолчал. Лена кое-как встала, не сразу отпустив руку эльфа, а когда отпустила, она упала, как неживая. Обнимать дракона было сложно, поэтому Лена просто приникла в мощной лапе, погладила чешуйки, будто он мог это почувствовать, и вздохнула:
– Спасибо, Мур. Ты прилетел.
– И все немедленно стало хорошо, – прогудел он. Очевидно, это был драконий шепот. – Ладно. Не бойся. С тем, кого ты забрала, я разделался, это было нетрудно, потому что ничего более чуждого твоему разуму… нет, имеется и более чуждое, только такое ты спасать не кинешься. Так что тебе раздвоение личности не грозит. Значит, опять этот недоделанный борец за народное дело напакостил… Ведь сожру я его когда-нибудь, честное драконье. И даже жарить предварительно не стану. Этот твой… Ну этот нуждается в приведении в порядок. Займешься на досуге.
– Он же не виноват.
– Если бы он был виноват, я был бы сыт. Афоризм. Можешь мне поверить. Ладно. Что я тебе объясняю. У него стрессы, афганский синдром и все такое прочее. Комплекс вины. И все это накладывается на титанические усилия по подавлению собственного Дара. Который он справедливо называет проклятием.
– Я правильно поняла Кристиана?
– В основном. Не приставай, уточнять не буду. А что про остроухого не спрашиваешь? Ты знаешь, что именно он вытащил тебя оттуда… откуда ты вытащила параноика?
– Ну а кто бы еще? – вздохнула Лена. – Я тебя все-таки люблю, Мур.
– Сегодня не за что. С этим пришельцем ты и сама бы справилась, потому как чужд. Он бы там сам помер от отсутствия пищи духовной. Ты же не умеешь ненавидеть, а он жив только ненавистью. Если бы, конечно, тебе хватило ума не лезть снова в сознание своего провидца. В чем я ну очень сомневаюсь. А чего этот зеленоглазый так на меня таращится, будто драконов никогда не видел?
– Не видел.
– А я думаю, чего это тут эльфы такие нервные, визжат, суетятся…
– Он тоже Владыка?
– Нет. Не он Владыка. Он не Владыка. То есть Владыку зовут Лиасс. А этот… ну тоже хорош, в общем. Эльфы его слушаются, потому что он прав, а не потому что верят каждому его движению. И вообще. Отцепись от моей лапы и сделай пару шагов назад.
Лена послушалась, и Мур лизнул ее щеку своим кошачьим языком.
– Трудный у тебя был день. Отдохни как следует. А потом уж решишь, что тебе желать. Гарвин! Подойди. – Еле волоча ноги, эльф приблизился, посмотрел в янтарные глаза дракона. В один глаз. – Глупостей не наделай, потому что твоих глупостей она вовек не простит себе. Для разнообразия подумай о ком-нибудь другом. О ней хотя бы. Тебя не что-то привело в сознание, а кровь Приносящей надежду. Подумай над этим тоже. Если бы ты не был ей нужен, она не стала бы так суетиться из-за тебя.
– На что ж я ей? – усмехнулся Гарвин. Не улыбка. Гримаса боли. Печать смерти.
– Ты кого спрашиваешь – меня? Не знаю. Я б тебя….
– Сделай милость.
– Суицидальные наклонности, – сообщил Мур толпившимся в дверях свидетелям. – В комнатку его, где стенки мягоньким обиты. Слабак ты, эльф. А мне домой пора. С приветом к вам ар-дракон Мур. Порушил сараи маленько, да ничего, почините.
Он повернулся задом, вышел на улицу, разбежался и взмыл в небо.
Как ты понимаешь, я его дразнил. А ты утешать будешь. Как меня слышишь?
Как обычно.
И славно. Чмок. Все будет хорошо, девочка.
Гарвин так и стоял, только глаза снова упер в землю. Лена взяла его за руку и повела обратно в дом. Эльфы расступились, но взгляды Лиасса и Лумиса были все те же. Гарвин чуть заметно поежился. Эти взгляды его жгли.
– Ты видишь, Аиллена, какая тонкая грань? – спросил вслед ей Лиасс. – Видишь, как легко она рвется?
– Иди за мной, Владыка, – сказала Лена, – и повтори это остальным моим спутникам. Я устала тебе отвечать, так послушай, что они скажут.
Гарвин казался безучастным. Лена села на кровать рядом с Маркусом, потянула и Гарвина, но он опустился на пол. Исцеление уже закончилось, от жуткого ожога остался только слабый красноватый след, зато появился новый шрам – узкая линия, перечеркивавшая всю грудь. Наотмашь полоснул. Ничего. Исцелили. Лена вытащила платок, вытерла пот на измученном лице Маркуса. Проводник улыбнулся весьма оживленно.
Комната наполнилась. Кайл присел на кровать шута, Ариана и Милит – на свободную кровать, Лиасс и Лумис культурно сели на стулья.
– Повтори, Владыка, – попросила Лена. – Слово в слово.
Владыка повторил слово в слово. Лена положила вторую руку на плечо Гарвина. Никакой реакции. Он то ли был погружен в себя, то ли собрал остатки сил и воли, чтобы оставаться таким вот: делайте со мной что хотите, я приму все.
Лена чувствовала взгляды спутников, но сама демонстративно не сводила глаз с Лиасса. Хоть ты тресни. Спокоен. Внешне? Лена чуть прищурилась, и Лиасс ее понял, по невозмутимому лицу прошлась тень неудовольствия – ответ на прищур: не надо лезть в мое сознание, чтобы узнать, что я чувствую на самом деле, это неважно. Да. Владыка, неважно.
– И что ты хочешь, Владыка? – не выдержал первым главный пострадавший, то есть Маркус. – Ты не оставил намерений затянуть петлю на его шее?
Лумис собрался падать в обморок. Вслед за Кайлом. Что делать, дорогие, мы любим Владыку Лиасса, но не считаем его полномочным представителем господа бога на земле. Плечо Гарвина напряглось.
– Что ты имеешь в виду? – осведомился Лиасс.
– А непонятно? Ну прости, я, может, невнятно выражаюсь. Вот сейчас ты чего добиваешься? Чтобы Гарвин взял веревку и пошел в лес вешаться?
Шут задумчиво смотрел на всех поочередно. Задержавшись на Лене, взгляд потеплел.
– Ты разве не осознал, что едва не случилось?
– Я не осознал? Гарвин едва меня не убил. То ли как некое олицетворение человека, то ли просто как человека. Не Маркуса Гарата, если ты понимаешь, о чем я. Он же ни меня не узнал, ни ее.
– Прости, Маркус Гарат, но если бы он убил тебя, в мире мало бы что изменилось. А если бы он убил ее? А если бы он убил вас обоих и вышел в город?
– А и вышел бы? Тут одни эльфы, да маги нехилые, поди, справились бы. А Делиену он не убил бы.
– Ты не можешь быть уверен.
– Это ты не можешь, Владыка. А я могу. Гарвин мне друг, брат, так что я не могу спокойно смотреть, куда ты его подталкиваешь из-за своего страха.
Похоже, в наличии страха Лиасса еще не обвиняли, поэтому он даже не обиделся, а удивился. Шут рассудительно произнес:
– Он не убил бы Лену, Владыка.
– Ты тоже уверен?
– И я, – решился наконец Милит. – Я тоже уверен… почти. Но это «почти» связано с давней привычкой считать всякого некроманта абсолютным злом.
– Владыка, если бы Гарвин захотел убить Лену, он бы сделал это. Ее легко убить. Жизнь женщины хрупка. Вот просто свернул бы ей шею. Или отобрал кинжал и перерезал горло. А то, что он на Маркуса кинжалом махал, тебе ни о чем не говорит?
– Говорит. Он его готов…
– Владыка! – перебил шут с улыбкой. – Зачем Гарвину кинжал?
– Вот именно! – обрадовался Маркус. – Он бы меня магией за миг или быстрее… того. А не стал же. И Делиену ведь не тронул. Она даже порезалась сама. Ты хоть понимаешь почему? Шут, ну скажи ты ему!
– Ему мешал Гарвин. Даже в том жутком состоянии, в каком он оказался, когда его разбудил Корин.
– В следующий раз я Корину не задницу попорчу, – пообещал Маркус многозначительно.
– Перестаньте вы, – равнодушно сказал Гарвин. – Владыка совершенно прав. А вы неправы. Вот дракона надо было спросить, на что способен безумный некромант.
– Тю! Тебя бы Лумис остановил.
Гарвин поднял голову и холодно улыбнулся.
– Никакой Лумис не остановил бы меня. И даже Владыка мог не справиться. Я получил силу солнца, еще не будучи некромантом, и уничтожил целую армию. Сейчас же я стал намного сильнее, к тому же я не просто маг, я некромант, это другой уровень магии. Более высокий.
– Мы уже боимся, – сказал шут, – трепещем. Разве не видно? Вот, дрожу, – он поднял руку и потряс ею. – Да, Гарвин, возможно, сильнее тебя здесь никого и нет, ты можешь разметать весь этот город, разнести нас на мелкие части и даже уйти в другие миры и продолжать разнесение и разметывание. Можешь. Но не сделаешь. Тебя не Лумис сегодня остановил и не Владыка. И даже не Лена. Тебя остановил Гарвин. Или, если угодно, ты остановился сам.
– Гарвин болен, – очень тихо произнес Кайл. – Наихудшее, что только может случиться с магом, – душевная болезнь.
– Если собака хозяина за ногу тяпнула, ее надо пристрелить, – кивнул Маркус. – Хороший подход. Кайл приболел – дадим ему питье, чтоб спокойно ушел. Гарвин не в порядке – дадим ему веревку, пусть вешается. Или что у эльфов больше в ходу – вены резать? Что ж ты ему напрямую не предлагаешь это питье для спокойного ухода, Владыка?
– Я предлагаю тебе, Гарвин, это питье.
– Благодарю, Владыка, – спокойно кивнул Гарвин.
– А меня спросить не желаете?
– Я – нет, – отозвался Гарвин. – Ты не понимаешь опасности, Аиллена, и по доброте душевной стараешься помочь там, где помощь невозможна. Ты уверена, что завтра или через год это не повторится?
– Завтра или через год мы с этим снова справимся, – негромко пообещал шут. – Если не сами, то призовем дракона. Ты нужен ей, Гарвин. И мне. И Маркусу. И Милиту. Ты даже Гару нужен, хотя вечно жадничаешь и не даешь ему пряников.
– Я запрещаю тебе, Гарвин, – резюмировала Лена, – никаких самоубийств. Никаких веревок, резания вен и питья качественного яда.
– Я не клялся тебе в вечной верности, – возразил Гарвин. – Как видишь, я предусмотрителен.
– Значит, поклянешься сейчас, – пожал плечами шут. – Да и причем тут клятвы? Мы выбрали этот путь сами, нас никто не вынуждал, и разве она уговаривала тебя присоединиться? Эта дорога навсегда, Гарвин. С нее нельзя свернуть. Ты хочешь ее бросить? На полпути? На полпути к твоей надежде?
Запал кончился, и Гарвин снова сник.
– Я опасен для нее в первую очередь.
– Нет. Она забрала другого тебя из твоего сознания.
– Вот именно. Забрала себе.
– Фу ты, делов-то! – фыркнул Маркус и начал цитировать дракона. – Да другой ты в ее создании просто помрет своей смертью. Питаться-то там нечем. Ненависти-то нет. Совсем нет. А он живет только ненавистью.
– Ну опасен, – пробурчал Милит неохотно, – только не так, как тебе кажется. Потому что она сделала тебя таким, каким ты никогда не был. Она отучила тебя от ненависти, приучила к любви. Это ты всегда будешь понимать. Любой ты. Ты не должен вынуждать его, Владыка. Он давно не твой. Не гни свою линию. Это путь Лены.
Гарвин шевельнулся, словно собирался встать, но Лена пригнула его голову к своим коленям, и Гарвин сник.
– Возможно, это моя ошибка, Владыка, – сказала Лена. – Но это моя ошибка. Мне нужен Гарвин, я его люблю, я не представляю уже, что в моей жизни его нет. Прости, что обратилась к тебе за помощью. Постараюсь больше этого не делать.
Он был сильно задет. Очень сильно. Ну что ж, Гарвину тоже больно. А помочь может и…
Чмок еще раз. Ты умница. Учить их надо, Владыков этих. А то возомнили себя невесть чем… Ты не боись, раскается и сам начнет помощь предлагать.
Разве я боюсь?
Хм… Нет. Ты стала самостоятельной.
Чревычайно. Среди четверых мужчин.
Женщина и должна быть среди мужчин.
Кто это у нас тут? Ух ты! Второй эльф прорезался! Детка, поздравляю, твой верзила тоже научился встревать в разговор без приглашения.
Спасибо, ар-дракон.
Мне? Не за что. Или в зеленый прудик окунись, может, еще чему полезному научишься. Ага. Некий источник… Вообще, я б его спустил, этот пруд. Соблазн очень большой. Для Корина Умо, например.
А разве он понял?
Пока – нет. А потом?
Мы больше не вернемся в этот мир, а он следует за нами.
лена. вернись. пока не надо.
Со мной можно, остроухий. Я нормальный.
Зато я нет.
Ага. Комплексующий эльф. Маниакально-депрессивный синдром. Слушай сюда, некромант недоделанный. Болезнь купирована, наступила ремиссия. Очередной приступ они тебе точно так же снимут. Купируют, если что, так вместе с головой. Если он случится, в чем я не уверен. Совет дать? Перестань давить в себе Дар. Все равно он никуда не денется. Если тебе суждено быть пророком – будь им. Можешь даже рассказывать о своих видениях вечером у костра вместо сказок на ночь. Она все равно тебе не поверит. А мужа дочери нельзя было убивать превентивно, потому что она не стала бы без него жить. Понятно?
Что? Откуда…
От верблюда. То есть от Лены. Все. Хватит трепаться в присутствии великих эльфов, которые только глазами лупают и завидуют. Покедова.
Лена наклонилась и поцеловала Гарвина в макушку.
– Решай сам, раз не давал никаких клятв. Хочешь пойти на поводу Владыки – иди. Он уже ошибался в тебе не раз, а ты все уверен, что он никогда не ошибается. Ты свободен, Гарвин.
– Он не свободен, Лена.
– Тогда я его освобождаю, Рош.
Стало очень тихо. Маркус пальцем гладил ее руки, шут глазами ерошил волосы, как тогда на площади, Милит старался не смотреть на Лиасса. А Лена ничего, смотрела. Лиасс хранил обычное бесстрастное выражение лица, у Лумиса к этому добавлялось истинно эльфийское высокомерие. Кайл был растерян. Ариана осуждала. Ну конечно. Брата не жалко. То есть жалко, но целесообразнее гуманно предложить ему выпить яд.
– Ты знаешь, как я решу, – глухо сказал Гарвин.
– Решай.
Он помолчал еще.
– Я пойду с тобой, Владыка.
– Дурак, – заключил Маркус. – Она не вернется в Сайбию.
– Не заткнешься, я тебя и в здравом уме убью.
– Валяй. Хоть магией, хоть чем. Только все равно ты дурак, а она все равно не вернется в Сайбию. Слышал такое неприятное слово – никогда?
Гарвин встал.
– Открывай проход, Владыка, пока я не передумал.
– Погодите, – сказала Лена, – минутка ничего не изменит. Я сейчас.
Она торопливо сходила в свою комнату, порылась в аптечке, выбрала травы. Из многих лекарств можно сделать отличный яд. Прихватив заодно и кружку с водой, она вернулась ко всем.
– Сделай мне кипяток, Милит, – бросила она, и Милит почти рефлекторно послушался а дошло до него только потом. Все взгляды сфокусировались на ней, но она видела, причем затылком, только расширенные светло-голубые глаза. Я убила на него столько времени, сил и души, так я его и убью. По заветам Тараса Бульбы. Я ему не мать, но жизнью он мне обязан как минимум один раз. Она ссыпала травы, стараясь не спутать дозировку, перемешала смесь, накрыла поплотнее и попросила шута, у которого лучше всех было развито чувство времени:
– Скажешь, когда пройдет четверть часа.
Он молча кивнул. Лена села рядом с ним. Ну надо же, как в прицеле. Аж не моргают.
Аиллена…
Она не ответила. Разговоры кончились. Шут нашел ее руку, взял в свои и начал развлекаться тем, что гладил пальцами повязку. А больно – жуть, вдруг поняла Лена. Глубокий порез, который почему-то никто не ломанулся исцелять. Аж стреляет. И бинт основательно промок. Вот кончится все, надо будет кровохлебку с огоньками смешать, в кашицу растереть, смолки добавить и потом диким голосом орать, потому что щиплет, но крайне эффективно. А потом чесаться будет так, что придется просить Гарвина ее за руку держать и не выпускать… Нет. Гарвина просить не придется.
– Четверть часа, – сказал шут, и его негромкий голос прозвучал в этой тишине, как набатный колокол. Лена высвободила руку, процедила отвар – цвет он имел совершенно неприличный, как содержимое ночного горшка, отлила в чистую кружку примерно половину и подошла в Гарвину.
– Пей. Не ваш рецепт, а результат должен всем понравиться – просто уснешь. Но не проснешься. Никогда.
Он смотрел снизу вверх, не мигал и не дышал, смотрел в глаза, не реагируя на протянутую кружку, и длилось это целую вечность.
– Ты потом этого себе не простишь, – заметил Лиасс.
– Тебе-то что за печаль, – дернула плечом Лена, едва не расплескав отвар.
– Аиллена, ты не должна. Ты не простишь этого себе.
– Владыка, а если она просто отпустит его с тобой, то простит себе это? – глухо спросил Милит. Гарвин медленно, опершись на кровать, встал, и взгляд сразу оказался сверху вниз, но такой же непонятный. За голубым стеклом что-то бурлило и кипело, не порываясь наружу, ни один мускул на лице не дрогнул. Гарвин взял из ее руки кружку, подержал секунду и передал Маркусу, а сам обнял Лену так, что она пискнула.
– Прости. Я буду предан тебе, моя надежда, я пойду за тобой любыми путями света или тьмы, моя вера, я выполню любое твое пожелание, моя любовь, и приму любое твое решение, моя мудрость.
«А если я нарушу эту священную клятву, то пусть покарает меня суровая рука моих товарищей», – продолжила Лена про себя. Сцена получилась более чем мелодраматичная, только в бразильский сериал, но ведь это, похоже, была какая-то древняя и нерушимая клятва, потому что переглянулись Лиасс и Лумис. Воздух словно сгустился, и глаза Гарвина облили ее тяжелым серебром. Ахнул эмоциональный Кайл и вытаращил глаза Милит. Лена обхватила руками талию Гарвина. Так-то лучше.
– Я не понял, мне это пить или как? – прервал тишину Маркус. Ариана выхватила у него кружку.
– Хочешь уснуть и не проснуться? Или ты решил, что она так шутит? Это яд, Проводник. Настоящий. От него нет противоядия.
– Я думаю, – задушенно сказала Лена, – нам стоит покинуть этот мир.
– С тремя больными? – как ни в чем не бывало удивился Лиасс. – Гарвин держится на ногах только потому, что опирается на тебя, полукровка вообще не держится, Проводнику необходимы несколько дней, чтобы встать на ноги. Если хотите уходить, то лучше в Тауларм.
– Тебе плюнь в глаза – божья роса, – буркнула Лена. – Всерьез считаешь, что мне доставит удовольствие видеть тебя?
– Поживите на отдаленной ферме, – пожал плечами Лиасс. – В Сайбе. В Гарате. Да где угодно.
– Почему не здесь? – спросил Лумис. – Есть заброшенный дом в двух днях пути отсюда. Я открою проход. Живите сколько угодно, и не придется иметь удовольствие видеть меня.
– А здесь, в этой комнате, мы можем ненадолго остаться одни? – спросил шут. – Голова очень болит. Мне сейчас не до путешествий.
Ариана выплеснула в окно отвар, высыпала мокрую траву. Ну да, только они за дверь, мы кинемся травиться. Коллективно. От Гарвина заразились.
Эльфы вышли. Лумис даже не позволил себе удивиться, почему слово Владыки не воспринимается как закон. Решит, что Владыка неправильный, а тот не сочтет нужным напоминать, что над Светлыми нет ни королей, ни магов. Ни Владык. Ни законов. А что есть? Только Путь?
– Ты ее задушишь, – озабоченно сказал Маркус, – отпустил бы.
Гарвин очень неохотно разжал руки. Его немедленно шатнуло, Милит поддержал, посадил на кровать и решил:
– Я воды принесу. Его хоть от крови отмыть надо. Вдруг у Умо кровь ядовитая?
– Тонкий юмор Милита, – пробормотал шут. – Лена, тебе тоже стоит прилечь. Лучше всего здесь. Я самый худой. И подвинусь. А ты дашь мне силу, хорошо? Не пугайся, не так уж у меня болит голова, но устал я и правда сильно.
– Как ты вытащил ее?
– Гарвин, ты можешь спокойно смотреть мне в глаза. В том, что случилось, ты не виноват. Ты и так продержался, сколько никто бы не смог.
– Могу? – усмехнулся Гарвин. – Мне так не кажется.
– Ну и дурак, – засмеялся Маркус. – Мне тоже не можешь?
– Тем более тебе.
– А почему я считаю, что можешь? Я не Делиена, не всех на свете люблю, жалею и понимаю, однако… Это был не ты. Я видел тебя в Трехмирье, не забыл? Так что могу сравнить. Это было твое безумие… Или как хочешь назови. Сам посуди, ведь ты действительно мог меня… очень быстро.
– Ты нужен нам, Гарвин. Мы тебя любим. Не только я. Все мы.
– Не нравится мне твой голос, – озаботился Маркус. – Кто там кому еще силу давать будет…
Голос ему не нравится…. Как может нравиться то, чего нет… Лену затрясло, и чтоб не свалиться с кровати, она прижалась к шуту, и он обнял ее покрепче. Если бы он взял и выпил, что было бы? Господи, что со мной было бы?
То же самое, что было бы, если бы он пошел с Владыкой и взял кружку с ядом у него из рук. Потому что отпустить на смерть и дать смерть самой – все равно.
– Ты можешь спокойно смотреть мне в глаза. Я вообще не вижу твоей вины. Не знаю, в чем тут дело: в этой зеленой воде, или в том, что ты открыл проход, или в том, что ты открыл проход, стоя в этой воде, в том, что ты некромант, или в том, что ты утром стукнулся о притолоку. Со временем мы это выясним. Или нет. Но человек или эльф не виноват, если болен.
– А Корину Умо я яйца отрежу, – мечтательно сказал Маркус. – Если бы он тебя не разбудил... О, ты бы ее видел! Рванулась так, что я даже и не заметил: вроде только что сидела, смирненькая такая, спокойная, даже не испуганная – и уже около этого ножом машет! Она ж его всего исполосовала, крови было, что из барана.
– Полосовать – это жестоко, – наставительно изрек шут. – Один раз – но в сердце.
– Лучше в кишки, – не согласился Маркус, – и два раза. Для надежности. Но он ее просто удержал… Нет. Не удержал. Вырвалась. Он только и успевал, что ее отталкивать. Лена, ты его и правда основательно истыкала, Гарвин, это надо было видеть!
– Я видел. Ты не понял, Маркус. Я – это я. Нет одного Гарвина или другого. Я все помню.
– Ну помнишь, помнишь, ладно. Но на меня это все равно впечатление произвело ого-го какое. Чтоб Лена – с кинжалом! А хорош ножик, правда, девочка?
– Ххоррош, – выстучала зубами Лена. Милит, притащивший ведро воды, решительно вышел. Маркус с надеждой произнес:
– Чаю принесет. Почему так: исцелили, а все равно пить хочется?
– Исцеление – это только ускорение естественного… – начал объяснять Гарвин, но махнул рукой. – Какая разница… Главное, ты… Прости, Маркус.
– Простить? Тебя? Чтоб ты у меня опять начал пряники в карты выигрывать? Вот! Лена, он хочет быть наказанным, а я придумал наказание: пусть мне все пряники отдает!
В веселье Маркуса нормального было тоже мало, но Лене было ясно: он рад, просто феерически рад, что все кончилось, что они остались впятером, что они вместе, все живы. Милит принес большой чайник, налил кружку Маркусу, потом начал поить Лену. Чай обжигал небо, два дня потом придется только тепленькое есть и ни в коем случае не брать в рот ни кислых яблок, ни хрусткого печенья.
– Не отравлено? – мрачно пошутил Гарвин. Или спросил всерьез. И Милит всерьез ответил:
– Нет, я проверил.
Шут заинтересовался и начал выспрашивать, как же можно проверить еду или напиток на наличие яда. Милит не очень вразумительно отвечал. Он не мог объяснить слепому, чем бежевое отличается от кремового. Гарвин тоже попросил чаю. Кружку он держал обеими руками, то ли грея их, то ли не имея достаточно сил, чтобы донести ее до губ. Выглядел он даже не жутко, а намного хуже. Милит намочил полотенце и начал отмывать его от крови, а тот даже и не реагировал, словно не его вместе с кружкой Милит вертел и тер. Потом он тихо попросил:
– Усыпи меня, Милит. Сам не засну, а надо бы. И когда будить будешь, держи у горла кинжал.
Милит кивнул, положил руку на глаза Гарвина. и у того мгновенно ослабла рука, пустая кружка выпала и начала кататься по полу, мерно стукая ручкой. Милит занялся хозяйством: тем же полотенцем смыл кровь с пола, вынес воду, забрал кружки. Гарвин спал.
– Тяжело ему, – тихо сказал Маркус. – Не хотел бы я оказаться на его месте.
– Справимся. Ты сам-то как?
– В раю. По сравнению с тем, что было. Как ты выдержал столько, а? У тебя ж вся рожа была спалена, и плечо…
– Я полуэльф. Мы гораздо выносливее, Маркус, это не слова.
– Не очень понимаю. Я силой воли вроде тоже не обижен.
– Организм крепче. Может, даже менее чувствительны к боли. Но это было… Даже вспоминать не хочется. Так что я тебя очень хорошо понимаю.
– А она вот не верит. Делиена, ну правда. Вполне нормально. То есть болит, но очень терпимо. Голова кружится, так это от исцеления.
– Ты прислушайся к нему, – вдруг посоветовал шут. – Ты ведь и его чувствуешь. А лучше поверь на слово. И ему не плохо, и мне тоже. У меня даже почти не болит голова, просто слабость. И с Гарвином все будет хорошо.
– Ты так говоришь, будто точно знаешь, – заметил Маркус, смачно зевая. – Ох, поспать, что ли?
И почти мгновенно тихонько захрапел. Фантастическая способность Маркуса засыпать в любом месте, в любое время и в любой позе приводила в восторг не только Лену, но и Милита с шутом, тоже не страдавших бессонницей. Шут поцеловал ее в щеку и удивленно протянул:
– А я ведь точно знаю. Странно.
– Расскажи, что было, Рош. Как ты меня вытащил?
– Я тебя не вытаскивал. Просто видел… там. Тебя и Гарвина. А они не видели почему-то… Лена, скажи, вот когда было Кольцо… Ты… тебе не показалось, что это похоже… на океан?
– Первое, что я подумала. Сурово как-то. Может, жестко… Но все равно похоже. То есть у нас все-таки – магия?
– Видно, да. Не бойся за Гарвина. Даже если это случится еще раз, ты его снова вытащишь. Тебе это не опасно, мне кажется. Ты совсем не умеешь ненавидеть, как… тот. Ты можешь возненавидеть на пять минут… ну на час. А постоянная холодная и расчетливая ненависть – нет. Ты на это не способна совсем.
– Можно подумать, что ты способен.
– Не знаю. Мне кажется, что нет, но я просто не оказывался в положении, когда ничего, кроме ненависти, не остается. Вот как Гарвин.
– И я не оказывалась.
– Не сравнивай. Я не знаю, что буду чувствовать, если вдруг потеряю тебя. Может быть, именно это.
– Рош…
– Не спорь, а? Ты – не будешь. Ты другая. Ты будешь оплакивать, а не мстить миру. Ты бы поспала.
– И ты.
– И я.